Значит, Стрельцов хотел знать, с кем разговаривает Шубарин? – появился первый вопрос. Да, да, только Шубарин – подтвердил он свою догадку, ибо о его возвращении КГБ еще не могло знать: решение лететь рейсом Москва-Дели пришло случайно, в последний момент, в аэропорту, и домой, В Ташкент, чтобы встречали, позвонить не успели, и сделали это за них московские адвокаты. Впрочем, интересуйся Стрельцов им кон­кретно, не отбыл бы он тут же прямым рейсом на Гамбург. А не спелся ли Японец и с КГБ, ведь Ферганец ходит на Ленинградскую как к себе домой и оттуда набрал целый отдел по борьбе с ор­ганизованной преступностью?
Спокойно, спокойно – не может так просто выпасть большая удача, решил он и поспешил вниз, в холл международного аэро­порта. Откуда-то появились богато накрытые столы, куда бес­прерывно подавали роскошный коньяк «Узбекистан» и золотое шампанское, уже то и дело вспыхивали блицы появившихся не­весть откуда репортеров. Вот этот миг упускать не следовало, и он, бесцеремонно растолкав окружающих хана Акмаля, встал с ним рядом. Арипов, опьяненный не только помпезной встречей, но и полными бокалами коньяка, по-братски обнял его и, понимая, что их снимают журналисты и телевизионщики, поворачивался вместе с Сенатором в разные стороны. В аэропорту торжества продолжались больше часа, и когда кавалькада машин направи­лась в центр города, к гостинице «Узбекистан», где хану Акмалю и его родственникам зарезервировали целый этаж. Сенатор отвел в сторону Миршаба и сказал:
– Давай, поднимемся в зал отлетающих, дело есть.
Несмотря на шум-гам внизу, Сенатор слышал о том, что само­лет на Гамбург поднялся в воздух. В зале регистрации Миршаб предъявил свое служебное удостоверение дежурной, а Сенатор спросил:
– Извините, мы опоздали к рейсу и не знаем, улетел ли в Гам­бург наш друг Стрельцов Сергей Юрьевич?
– Сейчас, одну минуту, – ответила девушка, раньше работав­шая в депутатской комнате и знавшая в лицо обоих мужчин. – Да, не беспокойтесь, улетел. Но он в Гамбурге делает только пересад­ку, а место в Милан мы ему тоже забронировали.
Миршаб, ничего не понимая, стоял рядом.
– Значит, предчувствие меня не обмануло. Какой я молодец! – воскликнул Сенатор, как только они вышли из здания аэропор­та.
– Да объясни ты толком, что произошло? Бросил хана Акмаля, выясняешь – улетел, не улетел какой-то Стрельцов, – спросил раздраженный Миршаб.
Сенатор повернул к нему возбужденное лицо и, не замечая недовольства своего приятеля, ответил:
– Ты даже не представляешь, как нам повезло, если я не ошибаюсь. Помнишь, когда Газанфар сообщил нам, что Камалов помог Шубарину освободить американского гостя, мы оба, не сговариваясь, подумали – а не спелся ли за нашей спиной Японец с Ферганцем? Развивая эту тему, можно утверждать, если спелся с прокурором, то спелся и с КГБ, о связях, влиянии Камалова на нынешних руководителей службы безопасности республики знает каждый. Логично?
– Вполне, – подтвердил ничего не понимающий Миршаб.
– Я не знаю, что могло бы послужить причиной их единения, но Шубарин со своей гипертрофированной порядочностью всегда хо­тел жить по закону и по совести. – Я не раз слышал это от него сам. Вот сегодня Шубарин неизвестно почему вылетел в Италию, на юбилей какого-то банка, словно у него здесь дел мало. Опять же я чувствую, что за этой поездкой что-то кроется. Не исключено, что визит в Европу имеет какое-то отношение к Талибу. Если это так, то через вора в законе, через уголовку, как обычно, мы решим все свои проблемы.
– Не понял. Каким образом? – опять удивился Миршаб.
– Дело в том, что Стрельцов Сергей Юрьевич, о котором мы наводили справки, служил в бывшем КГБ, и я его хорошо знал. Его, на моей памяти, никогда по мелочам не использовали, а се­годня они вместе вылетели в Гамбург одним рейсом, дальше Шубарин летит в Милан, кэгэбешник туда же. Наверняка он едет подстраховать его по какому-то делу.
Тут Миршаб откровенно захохотал.
– Тоже мне Шерлок Холмс! А не думаешь ли ты, что бывшее КГБ само пасет Шубарина за какие-то грехи? Вон ведь на презен­тацию сколько иностранцев подвалило, а может, кто из них связан с ЦРУ, ФБР или с «Моссад», или с тем, с кем Штирлиц воевал?
– А мне все равно, я выигрываю в любом случае, с ним ли КГБ или против него.
Миршаб, привыкший к парадоксальности друга, к его цинизму, на этот раз остолбенел.
– Как так все равно? В одном случае получается измена, в другом – попал в беду.
– В любом случае мне нужно только доказать, что между ними есть какая-то связь, контакт, и Шубарину – конец.
– Кого ты должен убедить и кто организует этот самый «ко­нец» всесильному Шубарину?
– Уголовный мир. Талиб. Уверен, у них на банкире завязаны какие-то интересы, и им смертельно опасно, если он якшается с людьми генерала Саматова.
– Я начинаю что-то понимать и чувствую логику, правда жестокую и циничную. Не пойму одного – зачем уголовникам нужен банк Шубарина.
– Сначала о циничности. Мы ведь вместе решили Японцу ничего не отдавать и ни в чем не каяться, значит, он по приезде натравит на нас пол-Ташкента, представляю одного Тулкуна Назировича, дрожь берет. Так что, дорогой, или он нас, или мы его. Как говаривал частенько Горбачев – альтернативы перестройке нет… А уголовка… Почему нужен банкир? Я этим тоже две недели в Москве маялся, но ответ нашел… в газетах. Читал про фаль­шивые чеченские авизо? Там гуляют суммы только в сотнях мил­лионов и миллиардах, а ведь таким же образом можно нагреть и на валюту, на Западе до такого еще не додумались. Представь, если одновременно провести операцию в нескольких странах Ев­ропы и снять несколько сот миллионов, но не рублей, а долларов? Каково?
– Да, убедил. Тебя бы в «Интерпол», – польстил Миршаб возбужденному от удачи другу и, глянув на часы, продолжил:
– А теперь поспешим в «Узбекистан», пока ты отсутствовал, хан Акмаль распорядился снять зал, он дает банкет по случаю своего возвращения, пригласил всех, кто пришел его встречать.
Но Сенатор отмахнулся от предложения, как от чего-то несуще­ственного, вздорного, и сказал с раздражением:
– Ты ничего не понял. У нас считанные дни, а вернее часы, мы ведь не знаем, сколько он точно пробудет в Италии. Необходимо немедленно связаться с Талибом, не важно, находится ли тот в Ташкенте или в Германии. А он должен передать нашу информа­цию своим подельщикам за рубежом, чтобы те, в Милане, взяли под микроскоп связку Шубарин-Стрельцов. Для них, я чувствую, это так же жизненно важно, как и для нас. А сейчас – на поиски Газанфара, мы должны найти его хоть из-под земли, и если останется время, заглянем в «Узбекистан», если уж загуляют, то до утра, я знаю привычки хана Акмаля.
Газанфара дома не оказалось, тогда они стали объезжать один за другим знакомые катраны, но Почтальона в них не было, и Сенатор занервничал. В последнем знакомый содержатель под­сказал адрес нового катрана, где собираются представители бизнеса, новая для Ташкента элита, там они и отыскали Рустамова. Видимо, Газанфару шла масть, и он никак не хотел покидать игру, но Сенатор вдруг, наклонившись, что-то зло сказал ему на ухо, и тот стал поспешно собираться. Как только Почтальон сел в ма­шину, Сенатор объявил непререкаемым тоном:
– А теперь слушай внимательно и не перебивай. Талиб, возле которого ты крутишься по нашему заданию, затеял какую-то крупную финансовую операцию с Шубариным, деталей которой мы не знаем. Афера, на наш взгляд, связана с деньгами из Европы или с банками, не зря сам Талиб дважды слетал в Германию, да и Шубарин час назад вылетел в Италию, но тоже через Германию. Мы думаем так, потому что на сегодня банк Японца – единствен­ный частный банк в Узбекистане, имеющий правительственную лицензию на валютные операции. У нас неожиданно появились доказательства, что банкир связан и с прокуратурой республики, и с КГБ. И мы немедленно должны поставить в известность об этом Талиба, где бы он ни находился.
– А вы же с Артуром Александровичем старые друзья! – с опаской выдавал из себя растерянный Газанфар.
– Все течет, все меняется, – философски изрек долго молчав­ший Миршаб.
– Мы не можем быть в компании с человеком, сотрудничаю­щим за нашей спиной с КГБ, – заметил Сенатор, словно всю жизнь, с рождения, был вором в законе, а не человеком, курировав­шим все правовые органы в республике, и спросил: – Куда ехать?
– В Рабочий городок. Радиальная, 12, дом с голубыми ворота­ми. Но он вряд ли вернулся из Гамбурга, я на днях видел кое-кого, с кем он общается, но ждут его со дня на день, – ответил Газанфар без особого энтузиазма, понимая, что влип еще в ка­кую-то опасную историю и наживает очередного врага – Японца. «А если эти двое по привычке блефуют и затевают что-то против Талиба?» – мелькнула у Рустамова внезапная мысль, от которой вмиг похолодело все внутри, а вслух спросил неожиданно для себя:
– Нет ли у вас чего-нибудь выпить?
Сенатор приоткрыл «бардачок» машины Миршаба и нашарил в нем фляжку, они имели одинаковую привычку возить с собой спиртное, особенно с тех пор, как оно стало дефицитным.
– Если Талиб не вернулся, дело осложняется, но ты должен будешь обязательно найти людей, с кем он крутится, тех, кто стоит над ним или под ним, желательно первых. Мы им передадим информацию, а они пусть срочно свяжутся с Германией, – сказал Сенатор, передавая хромированную фляжку с коньяком.
Въехали в Рабочий городок уже в темноте, улицы, как и повсюду в нынешнее время, не освещались, лишь на Радиальной, возле дома Талиба, с высоких фонарных столбов ярко горели огни. У высоких кованных железом ворот было в беспорядке припар­ковано с десяток новеньких автомобилей модных расцветок: «мок­рый асфальт», «брызги шампанского», «сирень», «металлик», в ос­новном последняя модификация «девятки», но среди престижных «Жигулей» затесались и два «Мерседеса» строгих, не бросающих­ся в глаза цветов. У некоторых машин стекла оказались приспуще­ны, хотя ни в кабинах, ни возле лимузинов никого не было, но это особый воровской шик – мол, у меня никто не посмеет угнать тачку. Впрочем, у дома Талиба такого действительно не могло случиться.
Когда машина остановилась, Сенатор попытался выйти вместе с Газанфаром, но тот усадил его на место, сказав не без издевки:
– Не в ЦК приехали, тут ждать придется. Хорошо, если со­гласится принять сразу после дороги.
Он направился к калитке в высоком заборе, которую тотчас приоткрыли со двора, словно ждали, и за Рустамовым раздался лязг задвигаемого засова. «Как в тюрьме», – почему-то успел подумать Сенатор. Прождали больше часа, к дому никто не подъ­езжал и никто не выходил. В сердцах они допили вдвоем остав­шийся во фляжке коньяк. Сенатор уже порывался уехать, но Миршаб вполне логично урезонил:
– Ты думаешь, после такого сообщения тебе дадут спокойно уснуть?
– Обнаглела шпана, обнаглела, – запалился вдруг злобой Сенатор, – что он себе позволяет, вор несчастный!
Миршаб, сидевший за рулем машины, бесстрастно покачивал головой в такт ритму, раздававшемуся из магнитофона, он обожал горячие танцевальные мелодии.
Через некоторое время, когда начал терять терпение и невоз­мутимый Миршаб, дверь скрипнула, из нее бочком вывалился Газанфар, вид у него был довольно-таки безрадостный, и чуть ли не бегом бросился к машине.
– Почему так долго? – первое, что спросил Сенатор.
– Я же сказал, что это не ЦК, и я не вор в законе, чтобы меня принимали с почестями. У богатых свои причуды – кажется, есть такая поэтическая строка, вот и у воров свои традиции, свой ритуал, особенно для ментов, – остудил он Сенатора и устало откинулся на спинку «Волги».
– Что он сказал, как среагировал? – вмешался Миршаб.
– А никак. Я не знаю ваших дел и знать не хочу. Я только передал, кто вы, и что у вас есть к нему срочное, неотложное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59