— Твоя подозрительность насчет сильных мира сего, — заметил я, — заметно уменьшается, когда они платят тебе за добро.
— Да, это так! — заносчиво воскликнул Элиас. — Многие вельможи сочли бы ниже своего достоинства заплатить хирургу, который был послан им самой судьбой. Блотвейт — хороший человек, утверждаю я.
Несмотря на то, — прибавил он, помолчав, — что облечен властью и, возможно, бесчестен и безнравственен.
— Мне явно придется нанести визит этому чертовски хорошему, бесчестному и безнравственному больному, — пробормотал я, — поскольку он давнишний враг моего отца.
— Ты простишь меня, если я не составлю тебе компанию? Не хочу, чтобы такой могущественный человек плохо обо мне говорил в высшем обществе.
— Я тебя понимаю, — сказал я. — Возможно, ты посвятишь это время дополнительной шлифовке «Доверчивого любовника».
— Великолепная мысль. Может быть, послушаешь несколько особенно пикантных сцен?
Я допил кофе и встал.
— Мне бы очень этого хотелось, но дело не терпит отлагательства.
Я расплатился и вышел, а Элиас остался сидеть за столом, склонившись над пьесой.
Глава 14
Aргументы Элиаса, основывающиеся на вероятности, показались мне и удивительными и соблазнительными, и мне не терпелось найти им применение. Ожидая такого случая, я решил все же использовать более проверенные средства, которые служили мне верой и правдой долгое время.
Мне было известно, что Герберт Фенн — негодяй, переехавший моего отца и, как я полагал, пытавшийся также переехать меня, — работал в пивоварне «Якорь». Поэтому именно туда я и отправился в поисках злодея. Сидя в экипаже, я думал, что проезжаю не мимо различных районов города, а мимо разных миров, которые вместе составляли этот великий город, — миров, где обитали богатые и привилегированные, бедняки и преступники, ремесленники и попрошайки, модники и модницы, иностранцы и британцы и, разумеется, биржевые дельцы.
За последние два дня я близко познакомился с миром биржевых дельцов, пытаясь разгадать, кто убил моего отца и старика Бальфура, и размышляя о том, каковы могли быть мотивы этих убийств. Элиас во главу угла ставил заговор и интриги. Я считал его идеи слишком фантастическими, но тем не менее собирался встретиться с человеком, который переехал на улице моего отца. Нельзя сказать, что я ждал этой встречи с нетерпением, а после посещения кофейни «У Джонатана» я чувствовал себя раздраженным и сердитым, не уверенный, что смогу сдерживать эмоции.
Трудно сказать, что я почувствовал, когда начальник над извозчиками уверил меня, что Берти Фенн уже давно не работает в их пивоварне.
— Он переехал какого-то старого еврея, — объяснил он. — Как он мне сказал — случайно, и почему бы ему не поверить. На кой только мне держать парня, который давит людей, и не важно, случайно или нет. Евреев или нет. — Помолчав, он добавил: — Давить людей насмерть — не годится, и я прогнал его. Именно так я и сделал, не заплатив ему ни пенни.
— Ты знаешь, где найти Фенна? Он покачал головой:
— Не могу сказать. Думаю, где-нибудь, где более снисходительно относятся к тому, когда переезжают старых евреев. Вы судебный пристав? Нет, едва ли, от вас пахнет не так противно. Кроме того, никто не позволит ему сделать такие долги, чтобы его искал судебный пристав. А на что вам Фенн?
— Старый еврей, которого он переехал, был моим отцом.
— Выходит, вы…
— Молодой еврей. По крайней мере моложе. — Я протянул ему свою визитную карточку. — Если услышишь, где он может быть, дай мне знать. Я щедро заплачу за любые сведения.
Я направлялся к выходу, когда он окликнул меня:
— Подождите, сэр еврей. Вы до этого ничего не говорили о деньгах. Понимаете, мы же не можем давать в обиду своих. Если не пожалеете немного серебра, уж я себя в обиду не дам.
Я протянул ему полшиллинга:
— Это чтобы развязать тебе язык. Скажешь что-нибудь полезное, дам еще.
— Полшиллинга? Правду говорят, что вы прижимистый народ. Пожалуй, надо быть повежливее, а то еще приставите нож да сделаете обрезание бедняку.
— Ты можешь просто сказать, что тебе известно?
— Ладно. Ему не понравилось, что получил пинка, и он хвалился, что ему наплевать, мол, его ждет другое место. У мистера Мартина Рочестера. «Буду работать у мистера Мартина Рочестера», — сказал он. Мистер Мартин Рочестер так не относится к своим людям, сказал он. Будто этот мистер Мартин Рочестер утирал задницу самому королю.
— Кто этот Мартин Рочестер? — спросил я.
— Так в этом-то все и дело, не ясно? Никто о нем и понятия не имеет, но Фенн считает, что тот второй мессия, — Он ухмыльнулся. — Или первый, это как посмотреть.
— Он еще что-нибудь говорил? Что-нибудь говорил об этом Рочестере?
— Говорил. Тот, мол, покруче Джонатана Уайльда. Подумать только! Человек, о котором никто не слыхал, круче самого великого ловца воров! Конечно, он прихвастнул, так как я дал ему пинка И все такое. Но, думаю, этот Рочестер — какой-нибудь франт из новеньких, который нанял Фенна кучером или вроде того.
— Сколько времени прошло после несчастного случая?
— Несколько дней. Я его выгнал вскоре после разбора дела в мировом суде.
— Можно предположить, что Фенн знал этого Рочестера до несчастного случая?
— Можно так сказать, хотя мне было на это наплевать.
— У Фенна есть семья, друзья, кто-нибудь, кто мог бы знать, где его найти?
— Он работал у нас, и только, — пожал плечами начальник над извозчиками. — Мне он не нравился. Да он никому у нас не нравился. Я нисколько не пожалел, когда смог отправить его восвояси. Нрав у него был буйный. Никогда не подчинялся приказам. Чуть что, ругался почем зря. Никто из парней не ходил с ним в пивную. После работы отправлялся бог его знает куда.
Я дал ему полкроны, взяв обещание, что он свяжется со мной, если узнает что-то новое. Судя по выражению его лица, он несколько изменил свое мнение о щедрости евреев.
Я заглянул в трактир и заказал обед, состоящий из холодного мяса и эля. Я оторвался от трапезы, когда в трактир вбежал человек со встревоженным лицом и спросил, нет ли среди посетителей Арнольда Йенса. Его послали сказать, громко сообщил он, что сын Йенса поранил в школе руку, что у него перелом и хирург опасается за его жизнь. Человек в задней комнате вскочил и бросился к выходу, но не успел он выйти, как два судебных пристава схватили его и объяснили, что с его сыном все в порядке, но что они были вынуждены пойти на обман, дабы препроводить его в долговую тюрьму. Это была низкопробная уловка, к которой я сам неоднократно прибегал, и всегда с большим сожалением. Наблюдая через окно, как уводят беднягу, я невольно вспомнил о деньгах, которые взяла у меня в долг Мириам, и мое сердце наполнилось гордостью оттого, что я спас ее от подобной участи.
Я заставил себя не думать о кузине и сосредоточиться на сведениях, которые мне удалось получить. Фенн быстро сменил службу в пивоварне на службу у великого Мартина Рочестера, который могущественнее самого Джонатана Уайльда. Я от всей души надеялся, что это неправда, поскольку мне не нужен был еще один могущественный враг.
Остаток дня и ночь я провел, размышляя о том, что делать дальше. На следующее утро я решил разыскать клерка старика Бальфура, Дарбле. Я припомнил, что, по словам Бальфура, того можно застать в кофейне «У Джонатана», и, памятуя опыт предыдущего дня, послал слугу миссис Гаррисон в кофейню с запиской Дарбле, в которой сообщал, что мне необходимо поговорить с ним по делу. Слуга вернулся через час с ответной запиской, в которой Дарбле говорил, что будет в кофейне до конца дня и что ждет моих распоряжений.
Я нанял экипаж и вновь проделал путь к Биржевой улице, к гудящему улью кофейни «У Джонатана». Подобные места, очевидно, формируют приятные привычки, поскольку, едва я переступил порог и на меня обрушились звуки, запахи и зрительные образы этого приюта коммерции, мне сразу захотелось выпить чашку крепкого кофе, присоединившись к сотне других мужчин, которые, совершая свои сделки, пили этот напиток в большом количестве.
Я попросил показать мне мистера Дарбле, и мальчик-слуга указал на столик, за которым двое мужчин склонились над документом.
— Вам нужен бык, — сказал мальчик, используя жаргон биржи.
Быком именовался человек, хотевший купить ценные бумаги, тогда как медведем — хотевший продать.
Глядя на этих людей, было нетрудно догадаться, кто есть кто. Спиной ко мне вполоборота сидел мужчина лет пятидесяти, на худом и бледном лице которого годы оставили свой отпечаток. Немного табаку пристало к его носу, изрядно изъеденному сифилисом. Его платье модного покроя свидетельствовало о желании выглядеть джентльменом, но ткань, из которой был пошит его костюм в черно-красных тонах, весь испачканный табаком, и даже его парик были низкого качества.
Его собеседник-медведь был лет на двадцать моложе, с довольным, без малейшей задней мысли, лицом. Он ловил каждое слово, сказанное Дарбле, раскрыв рот, будто слабоумный.
Я подошел к ним поближе, чтобы, оставаясь незамеченным, можно было слышать их разговор.
— Полагаю, вы согласитесь, — сказал Дарбле голосом, удивительно высоким для взрослого мужчины, — что это самый надежный способ защитить ваши вложения.
— Но я не понимаю, почему вообще требуется защищать вложения, — ответил его собеседник, который скорее недоумевал, чем возражал. — Разве шанс не есть суть лотереи? Я должен идти на риск потерять, чтобы иметь шанс выиграть.
Дарбле сложил губы в снисходительную улыбку:
— Вы не испытываете судьбу, защищая свои вложения. Билеты вам обойдутся в три фунта каждый, и, если вам попадутся пустышки, потраченная вами сумма будет выплачена в течение тридцати двух лет. Вы правы, это незначительные вложения. Я просто предлагаю вам дополнительную страховку ваших лотерейных билетов в два процента на десять лет.
— Но это лишь шанс? — спросил мужчина. — Никакой гарантии?
Дарбле кивнул:
— Так же, как вы, мы стремимся сохранить дух лотереи. Можно застраховать лотерейные билеты, купив лотерейную страховку. Каждый проигрышный билет дает вам шанс на дополнительный доход всего за шиллинг за билет. Я полагаю, вы согласитесь, что это значительно повышает ваши шансы выиграть, не повышая риск проигрыша.
Его собеседник покачал головой:
— Вы делаете предложение, от которого невозможно отказаться, сэр, а я считаю себя азартным человеком. — Он бросил на стол несколько монет. — Пять застрахованных билетов.
Мужчины договорились о новой встрече, чтобы переписать номера билетов, и, пожав Дарбле руку, его собеседник направился к выходу из кофейни. Во время их разговора я стоял за спиной Дарбле. Оставшись один за столом, он сказал, не оборачиваясь:
— Поскольку вы так внимательно следили за нашим разговором, могу предположить, что у вас ко мне дело.
Я сделал шаг вперед, чтобы он мог меня видеть, и сказал:
— Да, можете. — Затем назвал свое имя и напомнил, что просил о встрече в записке, посланной ранее.
Дарбле привстал, чтобы поклониться:
— Чем могу служить, сэр? Хотите купить или продать?
— Скажем, если бы я хотел купить, — медленно произнес я, оттягивая время, чтобы лучше узнать Дарбле, прежде чем нажимать, — что бы вы могли мне предложить? — Я сел за стол напротив него, пытаясь имитировать выражение лица человека, который только что вышел.
— Все, что имеется в продаже, разумеется. Назовите, какая ценная бумага вам нужна, и я добуду ее в течение двух дней.
— Значит, вы продадите мне то, чего у вас нет?
— Разумеется, мистер Уивер. Вам еще не доводилось совершать биржевых сделок? Тогда вам повезло, что вы обратились ко мне, так как, уверяю вас, не всякий будет служить вам так же честно, как я. Вдобавок нелегко встретить такого же опытного человека, как я. Скажите, что вас интересует, сэр, и обещаю, что доставлю вам нужную вещь в течение разумного времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81