— Ясно. А вы знакомы с мистером Уивером? Элиас не сразу ответил.
— Да, мы с ним друзья. Я думаю, он увидел, что на меня напали, и вмешался, чтобы меня освободить.
— И где они на вас напали?
— На маскараде у мистера Хайдеггера в Хеймаркете.
— Я так и понял по вашему наряду. Вы хотите сказать, сэр, что эти четверо мужчин напали на вас посреди бала-маскарада?
— Они увели меня с бала на верхний этаж, где я оказался беззащитным.
— И вы пошли с этими незнакомыми мужчинами?
— Они сказали, что у них для меня важное сообщение, — сказал Элиас неуверенно. Это было больше похоже на вопрос.
— Объясните мне снова, как мистер Уивер появился на месте событий.
— Мистер Уивер, мой друг, очевидно, заподозрил неладное и последовал за мной. Когда на меня напали, он вступился.
— Очень похвально, — сказал судья. — И довольно удобно, я бы сказал. Есть другие свидетели происшедшего? — спросил он.
В ответ в толпе лишь зашептали.
— А вы что можете добавить, мистер Уивер?
Не имело смысла говорить, что человек, которого я застрелил, убил моего отца. Подобные сведения вряд ли способствовали бы оправдательному приговору. Я полагал, что история, рассказанная Элиасом, выглядела чрезвычайно правдивой. Однако у меня почти не было надежды, что Данкомб отпустит меня на свободу. Я убил человека при неясных обстоятельствах. Судебное расследование было неизбежно, если только я не скажу что-то такое, что могло бы вызвать симпатию судьи. Я подумал, что, вероятно, даже мой дядя не мог бы освободить меня, дав взятку, если дело пошлют на расследование. Когда человек попадает в Ньюгетскую тюрьму, Данкомб уже ничего не может сделать. Нужно было дать взятку до вынесения приговора, чтобы повлиять на его решение. Всем было известно, что Данкомб не отпускает услуги в кредит.
— Я лишь только хотел помочь мистеру Гордону, — объяснил я. — Когда я увидел, что угрожают его безопасности, а может быть, и жизни, я поступил, как положено настоящему товарищу… Да любой другой на моем месте поступил бы так же! Я сожалею, что погиб человек, но думаю, вы со мной согласитесь, что Лондон небезопасный город, и было бы несправедливо, будь человек лишен возможности защитить себя и своих друзей от преступников, которые наводнили улицы и даже, как в данном случае, проникли на собрание высшего общества.
Моя речь произвела впечатление на публику, если не на Данкомба. Аудитория взорвалась аплодисментами и возгласами «ура», которые судья прервал, ударив молотком по столу.
— Благодарю вас за страстную речь, которая, признаюсь, не произвела на меня никакого впечатления. Не в моей компетенции судить, виновны вы или нет. Моя задача лишь определить, нуждаются ли изложенные факты в дальнейшем расследовании. Учитывая подтверждающий характер показаний вашего приятеля, неопровержим факт нападения на вас. И хотя я не одобряю применения силы, приводящей к смерти, было бы странно, если бы я отправлял под суд людей, которые защищали собственную безопасность или безопасность других невинных людей. Поэтому я отпускаю вас, сэр, с условием, что, если обнаружатся новые обстоятельства дела, вы будете вновь вызваны на допрос.
Толпа встретила известие одобрительными возгласами, и я, обуреваемый чувством облегчения и недоумения, бросился к Элиасу, чтобы выяснить, как он себя чувствует.
— По правде говоря, неважно, — ответил он, — и мне потребуется несколько дней отдыха, но не думаю, что я серьезно ранен.
Я с нежностью похлопал его по плечу:
— Мне очень жаль, что я втянул тебя в такую историю.
— Полагаю, ты найдешь способ отблагодарить меня, — сказал он с притворным жеманством.
Я улыбнулся, радуясь, что Элиас побит несерьезно и не держит на меня зла.
— И полагаю, эта награда будет каким-то образом связана с твоей кузиной.
— Как только ты совершишь обрезание, — сказал я Элиасу, — она твоя.
— Вы страшные люди, — вздохнул Элиас— Но скажи мне, почему судья вынес решение в нашу пользу? Мне показалось, что свидетельские показания были чрезвычайно скудны,, и ты сам признался, что застрелил этого парня. Я опасался, что расследования тебе не миновать.
Я только покачал головой. Единственное объяснение, которое приходило на ум, — это то, что кто-то заплатил судье. Но я не имел ни малейшего понятия, кто мог заплатить Данкомбу достаточную сумму, чтобы он отпустил на свободу потенциального убийцу. Это был опасный поступок, который мог навлечь большие неприятности на голову судьи, поскольку речь шла о серьезном преступлении, на которое он посмотрел сквозь пальцы. С другой стороны, дело было спорным, и, если судье пришлось бы оправдываться перед своими патронами, он мог бы сказать, что рассудил дело как самооборону. Тем не менее стратегия Данкомба не помогала мне понять, кто заплатил большие деньги и почему.
— Могу лишь предположить, что какой-то незнакомый друг или, быть может, незнакомый враг вступился за меня, — сказал я Элиасу, размышляя вслух.
— Враг? С чего враг будет проявлять такую щедрость?
— Возможно, было бы лучше предстать перед судом и рассказать, что нам известно, чем разгуливать на свободе и снова пасть жертвой их махинаций.
— Ты умеешь успокоить друга, Уивер. Оказалось, что нам с Элиасом не пришлось долго гадать, кто наш благодетель. Как только мы вышли из дома судьи в прохладу ночи, я увидел прямо перед входом роскошный экипаж. Дверца его отворилась, и оттуда вышел не кто иной, как мистер Персиваль Блотвейт. .
— Полагаю, вы мой должник, мистер Уивер, — сказал Блотвейт своим тусклым голосом. — Если бы мои враги из «Компании южных морей» прибыли сюда первыми, уверен, они бы не пожалели никаких денег, чтобы начать расследование. До суда они бы дело не допустили — слишком опасно позволить такому человеку, как вы, рассказать публично все, что он знает. В Ньюгетской тюрьме на вас свалилась бы куча неприятностей, например тюремная лихорадка, драки с другими заключенными и тому подобное. Думаю, живым я бы вас уже не увидел.
— Одна мысль об этом, без сомнения, вселила в вас ужас, — скептически заметил я,
Блотвейт пришел мне на выручку, только чтобы воплотить в жизнь свой собственный план, и я не мог заставить себя почувствовать никакой благодарности.
— Как вам известно, я хотел, чтобы вы добрались до сути этого дела. Думаю, вы подошли совсем близко, так как ваши враги стали значительно смелее. Поздравляю.
Я открыл рот, чтобы ответить, но мой раненый друг Элиас оттолкнул меня, чтобы поприветствовать Блотвсйта и отвесить ему низкий поклон:
— Большое удовольствие снова видеть вас, сэр. Мне давно не приходилось иметь честь служить вам.
Блотвейт в изумлении смотрел на костюм Элиаса:
— Вы знаете этого бродягу, Уивер?
Я с трудом сдержал улыбку.
— Этот джентльмен — мистер Элиас Гордон, — сказал я, — который был ранен сегодня ночью, оказывая мне услугу. Полагаю, он также оказывал услуги и вам. Медицинского характера, если я не ошибаюсь.
Блотвейт развел руками:
— Так вы — тот хирург-ирландец, который лебезил вокруг меня однажды в театре.
— Именно так, — подтвердил Элиас с удивительным раболепием.
Однажды я был свидетелем, как он втайне дал тройную дозу слабительного джентльмену за то, что тот назвал его по ошибке ирландцем. Но от человека с таким достатком, как Блотвейт, Элиас был готов сносить и худшие оскорбления.
— Надеюсь, — снова обратился ко мне Блотвейт, — вы воспользуетесь купленной мною свободой.
— Ценю ваше участие, — сухо сказал я, — но мне кажется, вы знаете больше, чем говорите, мистер Блотвейт, и мне не нравится, когда со мной играют.
— Я лишь знаю, что «Компания южных морей» каким-то образом замешана в этом деле, так же как этот негодяй Джонатан Уайльд, но не знаю, как именно. Остальное мне не известно.
— А Мартин Рочестер?
— Да, и Рочестер тоже. Определенно.
Я едва сдерживал гнев. Почему никто ничего не говорит об этом фантоме?
— Вы имеете представление, где я могу его найти? — спросил я.
Блотвейт смотрел на меня в удивлении:
— Где вы можете найти Рочестера? Похоже, я вас переоценивал, Уивер. Я думал, вы уже поняли это сами.
— Понял — что? — почти закричал я.
Маленький ротик Блотвейта сложился в улыбку:
— Что такого джентльмена, как Мартин Рочестер, не существует.
Я почувствовал себя будто человек, просыпающийся в незнакомом месте, не понимая, где он находится и как сюда попал. Что за чепуха — Мартина Рочестера не существует? Кого же я искал? Я справился с нахлынувшими на меня эмоциями и попытался сформулировать вопросы:
— Нет человека на бирже, который бы не слышал о нем. Как может быть такое, что Мартина Рочестера не существует?
— Он просто видимость биржевого маклера, — снисходительно объяснил Блотвейт. — Он — ширма, за которой скрывается какой-то человек или люди. Чтобы узнать, кто убил вашего отца, не надо искать Мартина Рочестера, необходимо выяснить, кто он.
Мне было необходимо обдумать это открытие. Теперь стало понятно, почему никто его не знал. Но каким образом этот несуществующий человек мог совершать биржевые сделки с таким числом людей и оставаться неизвестным?
— Боже, — прошептал я сам себе, — как это низко. Я заметил, что Элиас перестал жеманничать.
— Это преступление, о котором я тебя предупреждал, — сказал он. — Наш противник состоит из бумаг. Преступление — бумага, и преступник — бумага. Одни лишь жертвы реальные люди.
Я не разделял философского ужаса Элиаса. Я по-прежнему верил в такие вещи, как вопросы и ответы, и мне очень хотелось думать, что обман можно разоблачить, как бы ловко тот ни был замаскирован.
— Бумажный человек, — сказал я вслух. — И вы не знаете, кто он на самом деле?
— Это может быть один человек или целый клан. Я поражен, что вы теряли время в поисках человека из плоти и крови, вместо того чтобы дойти до сути этого дела. Может, мне стоит попытаться продать вас обратно судье, если он хоть что-то заплатит?
— Безотносительно к тому, кто этот человек, — сказал Элиас, — разве нам не стоит узнать о нем больше? Какое он имеет отношение к «Компании южных морей»?
Блотвейт бросил на нас сердитый взгляд:
— Вы даже этого не выяснили?
Я вспомнил слова Каупера. Я спросил его о Рочестере сразу же после вопроса о поддельных акциях. «Я сказал вам, сударь, что не стану говорить на эту тему». Напрашивался лишь один вывод.
— Рочестер — это тот, кто выпускает поддельные акции, — сказал я Блотвейту.
Он внимательно посмотрел на меня и медленно кивнул.
— Вы еще можете пригодиться, — сказал он.
Я проигнорировал его сдержанную похвалу. Я не собирался вести себя как пес, которого можно потрепать по голове.
— Вы знаете, где меня найти, если вам что-нибудь потребуется, — сказал Блотвейт.
Затем он сел в экипаж, и экипаж медленно отъехал, оставив нас с Элиасом в полном недоумении.
Мы с Элиасом встретились на следующее утро. Он шел неуверенной походкой, что свидетельствовало об еще не утихшей боли, в остальном же выглядел вполне нормально. Он сказал, что у него неотложное дело в театре, но все оставшееся время он готов посвятить мне. Мы устроились в кабинете моего дяди, пили чай и старались не вспоминать о беде, которая едва миновала пас вчера ночью.
— Я не знаю, что делать дальше, — сказал я. — В этом деле замешано столько людей, и у меня так много подозреваемых, Не знаю, как со всем этим справиться. С кем следует встретиться, какие вопросы задавать.
Элиас засмеялся:
— Ты столкнулся с типичной проблемой заговоров. Есть люди, которые не хотят, чтобы ты раскрыл правду об этом деле. Но есть другие люди, которые скрывают свои частные тайны и мелкие преступления. Когда имеешь дело с заговором, становится чудовищно трудно распознать, где злостное преступление, а где банальная ложь.
Я кивнул:
— Вчера ночью Блотвейт подтвердил мое подозрение, что Рочестер, или кто бы ни стоял за ним, торгует поддельными акциями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81