— сказал он раздраженно. — Я должен потребовать…
Я не дал ему возможности потребовать чего-либо:
— Мистер Бальфур, я пришел к заключению, что мой отец действительно был убит, но у меня нет доказательств, связывающих его смерть со смертью вашего отца. Если вы хотите узнать правду, мне необходимо по крайней мере ваше содействие.
— Мой отец был глупцом, — сказал он. — Хитрым купцом, и не более того. Никому не имело смысла его убивать. Уходите, Уивер.
Я медленно встал.
— Вас больше не интересуют цепные бумаги, украденные у вашего отца?
— У вас все сводится к деньгам. Так, Уивер? Скажите, вы слышали о еврее, который упал с балкона театра на Друри-лсйн и разбился насмерть? Директор преподнес бедной убитой матери мешочек с серебром в знак соболезнования. Но еврейка сказала: «Вы мне должны полшиллинга, так как Исаак видел только половину пьесы. Верните половину стоимости билета». — Он рассмеялся, но смех был неестественным. Я стоял молча.
Бальфур посмотрел на меня и направился к двери.
— Как любой другой ремесленник, вы можете представить счет за выполненную работу. А теперь вы должны меня извинить — у меня дела.
Я гадал, насколько сильно можно нажимать па Бальфура и что я могу таким образом выиграть. Восстановление дружеских отношений с матерью, видимо, окончательно положило конец и его намерениям узнать правду о смерти своего отца. Был ли я теперь для него помехой? Напоминанием об ужасном времени, когда его будущее было туманным? Или ему стало что-то известно, о чем он не хочет говорить мне? Возможно, отношения между его и моим отцом вовсе не были дружескими, как я полагал. Бальфур был слаб: он утерял независимость, его богатство находилось в руках матери, к которой он не испытывал любви. Эта мать, насколько я мог догадываться, не простит Бальфуру его вновь обретенного богатства. Мне нечего было терять, и я решил идти напролом:
— Мне наплевать на то, что мое расследование может причинять вам какие-либо неудобства. Вдобавок позвольте напомнить вам, сударь, что я расследую дело об убийстве, и, если вам что-либо известно, вы обязаны мне это сообщить. Если вы отказываетесь это сделать здесь или в другом удобном для вас месте, возможно, суд его величества придется вам более по нраву?
Бальфур внимательно посмотрел на меня и с решительностью, на которую, я полагал, он не был способен, проигнорировал мою угрозу.
— Убирайтесь из моего дома, Уивер. Я более не желаю иметь с вами дела.
— Очень хорошо. — Я встал, зажав свою шляпу под мышкой. — Я вижу, вы не желаете оказать мне содействия. Ваше дело, но могу вас уверить, что теперь я лично заинтересован в раскрытии обстоятельств смерти вашего отца и буду продолжать расследование.
— Честно говоря, вы можете катиться ко всем чертям, Уивер. Мне нет никакого дела. Но я требую, чтобы вы убрались с моего пути.
Я улыбнулся и подошел к нему. Приблизился вплотную и, не сводя с него глаз, угрожающе склонился над ним:
— А как вы намереваетесь остановить меня, если я вас не послушаюсь, мистер Бальфур?
Когда Бальфур вновь обрел дар речи, он заикался.
— Обещаю, подобная грубость в другой раз не сойдет вам с рук. — Он поспешно отступил и, задев стену, испуганно вздрогнул. — Вы думаете, что вы единственный человек в Лондоне, который может постоять за себя? Если вызвать вас на дуэль ниже достоинства джентльмена, то вы думаете, нет других способов разделаться с таким подонком? Не испытывай моего терпения, еврей! Убирайся вон!
— Мы еще встретимся, — сказал я, надевая шляпу. — Когда мне надобится задать вопросы.
Я оставил Бальфура в немом изумлении. Он сцепил руки и, вероятно, благодарил Всевышнего, что никто не присутствовал при нашей ссоре, Что касается меня, я не скоро был готов простить этого труса, который втянул меня в опасное дело, потерял к нему интерес и теперь стал помехой. Мой гнев был так силен, что не дал бы мне покоя весь день, если бы я не предпринял каких-либо шагов. По пути домой я зашел к судебному приставу, который меня не знал. Назвав вымышленное имя, я выписал ордер на арест Бальфура за неуплату пятидесяти фунтов. Я знал, что арест ничего не принесет. В суде ордер моментально выбросят. Но мне было приятно думать, в каком Бальфур будет смятении, когда его арестуют в публичном месте и посадят в долговую тюрьму, пока юристы во всем не разберутся.
Устраивая судебный арест Бальфуру, я не знал, что по иронии судьбы похожая участь была уготована и мне. Идя по улице и пытаясь догадаться, что скрывалось за грубостью Бальфура, я заметил человека, который шел за мной, держась на расстоянии двадцати футов. Как только я его заметил, я сразу понял, что он следит за мной, поэтому ускорил шаг, протискиваясь между женщиной, катившей тележку с овощами, и торговкой устрицами, громко предлагавшей свой товар. Боковым зрением я видел, что преследовавший меня старался не отставать. Это был необычайно высокий человек, около шести с половиной футов, и чрезвычайно худой. Одет он был аккуратно, как уважаемый торговец или слуга младшего ранга. Его лицо было недавно и тщательно выбрито. Сказать по правде, он был совершенно не похож на негодяев, работавших на Уайльда, но по какой-то причине этот парень преследовал меня, и, хорошо помня о недавнем злоключении с экипажем, я решил, что он может представлять для меня опасность.
Стараясь оторваться от него, я проскользнул в узкий переулок, оканчивавшийся, насколько я помнил, тупиком. Сначала футов сто он шел прямо, а потом резко заворачивал и заканчивался через двадцать футов. Переулок тонул в грязи, так как жители окрестных домов выплескивали сюда через окна содержимое своих ночных горшков. Крысы с визгом разбегались, когда я пробирался через нечистоты, налипавшие на мои башмаки и чулки. Изо всех сил я старался представить, что меня не беспокоит окружающая вонь. Я не имел права поддаться отвращению, так как груды экскрементов и лужи мочи могли стать моими союзниками при условии, что мой преследователь окажется более брезглив.
Так оно и вышло. Он медленно свернул в переулок, и его тонкие кожаные башмаки, в отличие от моих более грубых, тотчас промокли. Я слышал, как он медленно пробирается вперед, тихо ругаясь. Так как я был за поворотом, я не видел его, но слышал каждый его шаг, который он делал, с трудом преодолевая отвращение. Я услышал, как он поскользнулся. Раздался всплеск, а потом град проклятий. Будь он знаком, как я, с районом Ковент-Гарден, он бы понимал, что переулок этот никуда не выводит и что я жду его за поворотом. Но он продолжал медленно идти вперед, борясь с подступавшей рвотой, натыкаясь на крыс и страдая от промокших насквозь ног. Наконец он завернул за поворот и, ничего не видя в темноте, сделал несколько шагов вперед. Именно этого я и ждал.
Я спрыгнул сверху, где завис между узкими стенами в распоре, дожидаясь преследователя, который прошел внизу и меня не заметил. Я приземлился прямо позади него, обрызгав нечистотами нас обоих, достал пистолет и направил его в лицо парня.
— Итак, мой облитый дерьмом друг, сказал я с усмешкой, — ты скажешь мне, кто ты и почему ты шел за мной. Иначе останешься здесь гнить, пока дождь не смоет твои останки.
Он хотел упасть на колени, но потом передумал и стал качаться из стороны в сторону, сложив в мольбе руки:
— Не убивайте меня, мистер Уивер, сэр. Это мое первое задание, и я только хотел сделать все по правилам.
Необычайно удивленный, но продолжая быть настороже, я велел ему сказать, кто он и почему преследовал меня.
— Я работаю на судью Данкомба, сэр. Мировой судья послал меня за вами. Это мое первое задание как констебля, сэр.
— А чего судья от меня хочет? — спросил я, продолжая помахивать пистолетом перед его лицом, но скорее рассеянно, чем угрожающе.
— Он вызывает вас в суд, — пробормотал бедный констебль со слезами на глазах. — Вы арестованы.
Судья Джон Данкомб был аномальным явлением в продажной судебной системе Лондона. Конечно, он брал взятки и, если имелась хоть малейшая возможность пополнить свой доход при вынесении вердикта, никогда от них не отказывался. Однако, в отличие от многих других продажных судей, в тех случаях, когда взятку уплатить не могли, он не увиливал от своих обязанностей и не проявлял неоправданной жестокости, вынося приговор. Не будучи связан взяткой, он судил справедливо, а зачастую даже мудро. О Джоне Данкомбе говорили, что коррупция судопроизводства — его профессия, а справедливость правосудия — его удовольствие.
Я не знал, из корыстного интереса или из удовольствия Данкомб вызвал меня в суд на Грейт-Харт-стрит. Я ожидал своей участи вместе с констеблем, пока судья Данкомб не вызвал нас, осыпаемых насмешками шлюх и воров, к себе.
Суд проходил в большом помещении в первом этаже дома, где на втором этаже судья жил. Вероятно, прежние хозяева устраивали здесь балы или другие развлечения, но теперь здесь можно было увидеть лишь низы лондонского общества. Судья восседал за огромным столом в дальнем конце комнаты в окружении констеблей, клерков и слуг. На столе громоздились стопки бумаг, было разбросано несколько юридических справочников, и стояла большая бутылка портвейна, из которой он частенько наполнял свой бокал. Был разгар дня, и поэтому зал суда наполняли не самые закоренелые мерзавцы. Обычно утром перед судьей Данкомбом представали проститутки, пьяницы, ночные разбойники, взломщики домов, грабители и другие преступники, приведенные ночным патрулем.
В течение дня судья Данкомб рассматривал их дела, например дело бродяги, которого он приговорил к нескольким неделям работ в Брайдвелле, или брал показания под присягой, или рассматривал более крупные дела по мере их возникновения.
Данкомб был пожилымчеловеком с тяжелым подбородком, маленькими глазками и огромным бородавчатым носом. Почти все зубы у него выпали, и рот ввалился, что придавало тому вид пустого ранца, выглядывавшего из-под пожелтевшего парика. Я видел, но не слышал, как он разговаривал со стоявшей перед ним женщиной. Она была молода и грязна, а ее лохмотья едва прикрывали интимные места. Данкомб задавал вопросы с каменным лицом. Она отвечала, всхлипывая. Наконец судья вынес какое-то решение, и женщина, упав на колени, стала громко благодарить Господа. Один из констеблей подошел и увел ее, а она сердечно восхваляла Данкомба. Я надеялся, что ее радость принесет мне удачу.
— Мистер Бенджамин Уивер? — громко произнес он.
Данкомб обвел взглядом зал суда, пока его глаза не остановились на мне. Он ничем не показал, что хорошо меня знает. Я часто бывал у него в суде в качестве свидетеля, когда приводил пойманных воров, а также дабы получить ордер и констебля для ареста. Но Данкомб не жаловалловцов воров и полагал, что я так же бесчестен, как большинство из тех, кто занимается данным промыслом.
— Выйдите вперед, — произнес он нараспев. — Но не приближайтесь слишком близко.
Я подошел к столу, стараясь не обращать внимания на смех вокруг.
— Как вы умудрились так испачкаться? — спросил он. — Вы довольно часто бывали в этом суде, но впервые явились помазанный нечистотами.
— Ваша честь, когда я шел по улице, я обнаружил, что меня преследует незнакомец. Не зная, что он служитель этого суда, я подумал, что моя жизнь в опасности. Я искал убежища в переулке, который, к сожалению, известен своей грязью.
Он мрачно посмотрел на меня:
— Вы всегда убегаете от незнакомых людей, мистер Уивер?
— Это Лондон, ваша честь. Кто, кому дорога жизнь, не убегает от незнакомцев?
Расслышавшие мой ответ одобрительно засмеялись. Даже судья слегка фыркнул.
— Я вызвал вас из-за некой Кейт Коул, которая должна предстать перед судом через две недели за убийство. Ваше имя всплыло в связи с этим делом, и меня попросили взять у вас показания.
Я надеялся, что мое лицо не выразило потрясения, хотя я почувствовал себя так, словно меня снова ударил сзади по голове один из головорезов Уайльда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Я не дал ему возможности потребовать чего-либо:
— Мистер Бальфур, я пришел к заключению, что мой отец действительно был убит, но у меня нет доказательств, связывающих его смерть со смертью вашего отца. Если вы хотите узнать правду, мне необходимо по крайней мере ваше содействие.
— Мой отец был глупцом, — сказал он. — Хитрым купцом, и не более того. Никому не имело смысла его убивать. Уходите, Уивер.
Я медленно встал.
— Вас больше не интересуют цепные бумаги, украденные у вашего отца?
— У вас все сводится к деньгам. Так, Уивер? Скажите, вы слышали о еврее, который упал с балкона театра на Друри-лсйн и разбился насмерть? Директор преподнес бедной убитой матери мешочек с серебром в знак соболезнования. Но еврейка сказала: «Вы мне должны полшиллинга, так как Исаак видел только половину пьесы. Верните половину стоимости билета». — Он рассмеялся, но смех был неестественным. Я стоял молча.
Бальфур посмотрел на меня и направился к двери.
— Как любой другой ремесленник, вы можете представить счет за выполненную работу. А теперь вы должны меня извинить — у меня дела.
Я гадал, насколько сильно можно нажимать па Бальфура и что я могу таким образом выиграть. Восстановление дружеских отношений с матерью, видимо, окончательно положило конец и его намерениям узнать правду о смерти своего отца. Был ли я теперь для него помехой? Напоминанием об ужасном времени, когда его будущее было туманным? Или ему стало что-то известно, о чем он не хочет говорить мне? Возможно, отношения между его и моим отцом вовсе не были дружескими, как я полагал. Бальфур был слаб: он утерял независимость, его богатство находилось в руках матери, к которой он не испытывал любви. Эта мать, насколько я мог догадываться, не простит Бальфуру его вновь обретенного богатства. Мне нечего было терять, и я решил идти напролом:
— Мне наплевать на то, что мое расследование может причинять вам какие-либо неудобства. Вдобавок позвольте напомнить вам, сударь, что я расследую дело об убийстве, и, если вам что-либо известно, вы обязаны мне это сообщить. Если вы отказываетесь это сделать здесь или в другом удобном для вас месте, возможно, суд его величества придется вам более по нраву?
Бальфур внимательно посмотрел на меня и с решительностью, на которую, я полагал, он не был способен, проигнорировал мою угрозу.
— Убирайтесь из моего дома, Уивер. Я более не желаю иметь с вами дела.
— Очень хорошо. — Я встал, зажав свою шляпу под мышкой. — Я вижу, вы не желаете оказать мне содействия. Ваше дело, но могу вас уверить, что теперь я лично заинтересован в раскрытии обстоятельств смерти вашего отца и буду продолжать расследование.
— Честно говоря, вы можете катиться ко всем чертям, Уивер. Мне нет никакого дела. Но я требую, чтобы вы убрались с моего пути.
Я улыбнулся и подошел к нему. Приблизился вплотную и, не сводя с него глаз, угрожающе склонился над ним:
— А как вы намереваетесь остановить меня, если я вас не послушаюсь, мистер Бальфур?
Когда Бальфур вновь обрел дар речи, он заикался.
— Обещаю, подобная грубость в другой раз не сойдет вам с рук. — Он поспешно отступил и, задев стену, испуганно вздрогнул. — Вы думаете, что вы единственный человек в Лондоне, который может постоять за себя? Если вызвать вас на дуэль ниже достоинства джентльмена, то вы думаете, нет других способов разделаться с таким подонком? Не испытывай моего терпения, еврей! Убирайся вон!
— Мы еще встретимся, — сказал я, надевая шляпу. — Когда мне надобится задать вопросы.
Я оставил Бальфура в немом изумлении. Он сцепил руки и, вероятно, благодарил Всевышнего, что никто не присутствовал при нашей ссоре, Что касается меня, я не скоро был готов простить этого труса, который втянул меня в опасное дело, потерял к нему интерес и теперь стал помехой. Мой гнев был так силен, что не дал бы мне покоя весь день, если бы я не предпринял каких-либо шагов. По пути домой я зашел к судебному приставу, который меня не знал. Назвав вымышленное имя, я выписал ордер на арест Бальфура за неуплату пятидесяти фунтов. Я знал, что арест ничего не принесет. В суде ордер моментально выбросят. Но мне было приятно думать, в каком Бальфур будет смятении, когда его арестуют в публичном месте и посадят в долговую тюрьму, пока юристы во всем не разберутся.
Устраивая судебный арест Бальфуру, я не знал, что по иронии судьбы похожая участь была уготована и мне. Идя по улице и пытаясь догадаться, что скрывалось за грубостью Бальфура, я заметил человека, который шел за мной, держась на расстоянии двадцати футов. Как только я его заметил, я сразу понял, что он следит за мной, поэтому ускорил шаг, протискиваясь между женщиной, катившей тележку с овощами, и торговкой устрицами, громко предлагавшей свой товар. Боковым зрением я видел, что преследовавший меня старался не отставать. Это был необычайно высокий человек, около шести с половиной футов, и чрезвычайно худой. Одет он был аккуратно, как уважаемый торговец или слуга младшего ранга. Его лицо было недавно и тщательно выбрито. Сказать по правде, он был совершенно не похож на негодяев, работавших на Уайльда, но по какой-то причине этот парень преследовал меня, и, хорошо помня о недавнем злоключении с экипажем, я решил, что он может представлять для меня опасность.
Стараясь оторваться от него, я проскользнул в узкий переулок, оканчивавшийся, насколько я помнил, тупиком. Сначала футов сто он шел прямо, а потом резко заворачивал и заканчивался через двадцать футов. Переулок тонул в грязи, так как жители окрестных домов выплескивали сюда через окна содержимое своих ночных горшков. Крысы с визгом разбегались, когда я пробирался через нечистоты, налипавшие на мои башмаки и чулки. Изо всех сил я старался представить, что меня не беспокоит окружающая вонь. Я не имел права поддаться отвращению, так как груды экскрементов и лужи мочи могли стать моими союзниками при условии, что мой преследователь окажется более брезглив.
Так оно и вышло. Он медленно свернул в переулок, и его тонкие кожаные башмаки, в отличие от моих более грубых, тотчас промокли. Я слышал, как он медленно пробирается вперед, тихо ругаясь. Так как я был за поворотом, я не видел его, но слышал каждый его шаг, который он делал, с трудом преодолевая отвращение. Я услышал, как он поскользнулся. Раздался всплеск, а потом град проклятий. Будь он знаком, как я, с районом Ковент-Гарден, он бы понимал, что переулок этот никуда не выводит и что я жду его за поворотом. Но он продолжал медленно идти вперед, борясь с подступавшей рвотой, натыкаясь на крыс и страдая от промокших насквозь ног. Наконец он завернул за поворот и, ничего не видя в темноте, сделал несколько шагов вперед. Именно этого я и ждал.
Я спрыгнул сверху, где завис между узкими стенами в распоре, дожидаясь преследователя, который прошел внизу и меня не заметил. Я приземлился прямо позади него, обрызгав нечистотами нас обоих, достал пистолет и направил его в лицо парня.
— Итак, мой облитый дерьмом друг, сказал я с усмешкой, — ты скажешь мне, кто ты и почему ты шел за мной. Иначе останешься здесь гнить, пока дождь не смоет твои останки.
Он хотел упасть на колени, но потом передумал и стал качаться из стороны в сторону, сложив в мольбе руки:
— Не убивайте меня, мистер Уивер, сэр. Это мое первое задание, и я только хотел сделать все по правилам.
Необычайно удивленный, но продолжая быть настороже, я велел ему сказать, кто он и почему преследовал меня.
— Я работаю на судью Данкомба, сэр. Мировой судья послал меня за вами. Это мое первое задание как констебля, сэр.
— А чего судья от меня хочет? — спросил я, продолжая помахивать пистолетом перед его лицом, но скорее рассеянно, чем угрожающе.
— Он вызывает вас в суд, — пробормотал бедный констебль со слезами на глазах. — Вы арестованы.
Судья Джон Данкомб был аномальным явлением в продажной судебной системе Лондона. Конечно, он брал взятки и, если имелась хоть малейшая возможность пополнить свой доход при вынесении вердикта, никогда от них не отказывался. Однако, в отличие от многих других продажных судей, в тех случаях, когда взятку уплатить не могли, он не увиливал от своих обязанностей и не проявлял неоправданной жестокости, вынося приговор. Не будучи связан взяткой, он судил справедливо, а зачастую даже мудро. О Джоне Данкомбе говорили, что коррупция судопроизводства — его профессия, а справедливость правосудия — его удовольствие.
Я не знал, из корыстного интереса или из удовольствия Данкомб вызвал меня в суд на Грейт-Харт-стрит. Я ожидал своей участи вместе с констеблем, пока судья Данкомб не вызвал нас, осыпаемых насмешками шлюх и воров, к себе.
Суд проходил в большом помещении в первом этаже дома, где на втором этаже судья жил. Вероятно, прежние хозяева устраивали здесь балы или другие развлечения, но теперь здесь можно было увидеть лишь низы лондонского общества. Судья восседал за огромным столом в дальнем конце комнаты в окружении констеблей, клерков и слуг. На столе громоздились стопки бумаг, было разбросано несколько юридических справочников, и стояла большая бутылка портвейна, из которой он частенько наполнял свой бокал. Был разгар дня, и поэтому зал суда наполняли не самые закоренелые мерзавцы. Обычно утром перед судьей Данкомбом представали проститутки, пьяницы, ночные разбойники, взломщики домов, грабители и другие преступники, приведенные ночным патрулем.
В течение дня судья Данкомб рассматривал их дела, например дело бродяги, которого он приговорил к нескольким неделям работ в Брайдвелле, или брал показания под присягой, или рассматривал более крупные дела по мере их возникновения.
Данкомб был пожилымчеловеком с тяжелым подбородком, маленькими глазками и огромным бородавчатым носом. Почти все зубы у него выпали, и рот ввалился, что придавало тому вид пустого ранца, выглядывавшего из-под пожелтевшего парика. Я видел, но не слышал, как он разговаривал со стоявшей перед ним женщиной. Она была молода и грязна, а ее лохмотья едва прикрывали интимные места. Данкомб задавал вопросы с каменным лицом. Она отвечала, всхлипывая. Наконец судья вынес какое-то решение, и женщина, упав на колени, стала громко благодарить Господа. Один из констеблей подошел и увел ее, а она сердечно восхваляла Данкомба. Я надеялся, что ее радость принесет мне удачу.
— Мистер Бенджамин Уивер? — громко произнес он.
Данкомб обвел взглядом зал суда, пока его глаза не остановились на мне. Он ничем не показал, что хорошо меня знает. Я часто бывал у него в суде в качестве свидетеля, когда приводил пойманных воров, а также дабы получить ордер и констебля для ареста. Но Данкомб не жаловалловцов воров и полагал, что я так же бесчестен, как большинство из тех, кто занимается данным промыслом.
— Выйдите вперед, — произнес он нараспев. — Но не приближайтесь слишком близко.
Я подошел к столу, стараясь не обращать внимания на смех вокруг.
— Как вы умудрились так испачкаться? — спросил он. — Вы довольно часто бывали в этом суде, но впервые явились помазанный нечистотами.
— Ваша честь, когда я шел по улице, я обнаружил, что меня преследует незнакомец. Не зная, что он служитель этого суда, я подумал, что моя жизнь в опасности. Я искал убежища в переулке, который, к сожалению, известен своей грязью.
Он мрачно посмотрел на меня:
— Вы всегда убегаете от незнакомых людей, мистер Уивер?
— Это Лондон, ваша честь. Кто, кому дорога жизнь, не убегает от незнакомцев?
Расслышавшие мой ответ одобрительно засмеялись. Даже судья слегка фыркнул.
— Я вызвал вас из-за некой Кейт Коул, которая должна предстать перед судом через две недели за убийство. Ваше имя всплыло в связи с этим делом, и меня попросили взять у вас показания.
Я надеялся, что мое лицо не выразило потрясения, хотя я почувствовал себя так, словно меня снова ударил сзади по голове один из головорезов Уайльда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81