Хотя на первый взгляд ничего особенного. Типичная комната капитана… походная кровать, небольшая деревянная полка, уставленная книгами, преимущественно техническими, кресло рядом с кроватью, простой плетеный стол у стены, где видна закрытая дверь, да большой железный несгораемый шкаф — вот то, что бросилось мне в глаза.
Скучная картина.
Но стоило мне заглянуть в окно с желтыми шторками, как я чуть не сорвался с карниза. Шторки посередине были раздернуты и я узрел ужас во всех подробностях — на кресле-качалке, раскинув руки и ноги — босые ноги с розовыми ногтями! — сидела убитая женщина — в комбинезоне! — уронив голову в черном чулке из капрона! — на кровавую грудь. Ее расстреляли в упор, и кровь продолжала еще вяло сочиться потоками мертвого клея на солнечный пол. Значит, стреляли недавно…
Матрас для похищенной девочки был пуст, тут же на полу валялось красное одеяльце! Как я все угадал! Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. Там, на пороге, мертвело еще одно тело. На этот раз огромной черной собаки в красном ошейнике! Дог был так же расстрелян в упор и зиял кошмарными дырками в животе.
Шатаясь, я стоял на карнизе, скрученный приступом рвоты, цепляясь руками за щели в деревянной стене.
Прошло минут пять прежде, чем я смог двинуться дальше.
Охраны по-прежнему не было видно.
Но то, что я увидел в последнем окне вообще не укладывалось в голове.
Я увидел просто обставленную комнатку с низким потолком и с широким камином, одним из тех, которые встречаются в старинных домах. В одном углу стоял комод; другой угол занимала узкая кровать, покрытая белым одеялом. Поверх одеяла лежала раскрытая книжка. Слева от окна находился туалетный стол. Так вот, в центре комнаты в большом старомодном кресле, обитом цветным материалом, сидела лицом ко мне какая-то безобразная старушенция с вислыми щеками в крупных бородавках, с отвисшей нижней губой, в круглых очках на ноздреватом носу, в старорежимном чепце и клевала носом. На коленях она держала голое веретено. Да! Под потолком над ее головой висела клетка, полная волнистых попугайчиков. Можно было представить как они шумят, но я ничего не слышал, словно сам стал старухой. Бабуля не замечала, что сзади, на пороге двери, открытой в соседнюю комнату, видна голова убитой собаки. Еще одна дверь вела на палубу, и она была нараспашку. Я прошел до конца карниза, спрыгнул на палубу и возник на пороге. Старуха продолжала дремать.
— Эй, бабушка… — осторожно позвал я, соблюдая опаску.
Древность даже сладко всхрапнула.
— Бабуля, — я тронул ее за плечо.
И тут старая тварь очнулась. По вислым щекам прошла судорога пробуждения, ветхие веки открылись, на меня уставились бесцветные глаза, рот ощерился, показывая ряд молодых белоснежных зубов, годных красотке, но никак не столь безобразной старости.
Я не успел отпрянуть, как тварь с поразительной ловкостью ударила в лоб веретеном. Деревянное острие с такой силой пробило кожу и стукнуло в череп, словно это была рука молотобойца. И я упал на пол. Но упал как-то странно. Потеряв силы управлять любым своим членом, обливаясь кровью, с закрытыми глазами я сохранял полную чувствительность, и не только слышал, что происходит надо мной, но и смутно видел происходящее.
— Откуда этот хрен с горы? — сказала старуха мужским голосом.
— Обыщи его, — приказал другой мужской голос. Старуха легко перевернула меня на живот и профессионально обнаружила газовый пистолет и радиотелефон.
— Газон. Вертушка.
— По виду вроде бы фраер.
— Мочить? — старуха пнула в бок тяжеленной бутсой.
— Не доказано. Наколки есть?
Старая тварь содрала мой пиджак и заголила рубашку… Сохраняя прежний облик средневековой ведьмы в крахмальном чепце и в круглых очках, она действовала как молодой бандит. Это выдавали и хватка сильных мужских рук, и голос с хрипотцой.
— Голый. Не наш. Мочить?
— Скинем в подвал к лягушкам.
— А они его не сожрут? — рассмеялась старуха.
— Потащили!
Старуха и ее напарник, которого я никак не мог не то что разглядеть — даже увидеть не мог, грубо и жестоко схватили за руки и за ноги, и потащили в неизвестность.
Я окончательно понял, что стал жертвой собственных галлюцинаций и не вижу того, что происходит на самом деле. Только слух сохранил нормальное восприятие.
Нo когда я вырубился? И почему? И где — черт возьми! — моя охрана? Где офицеры с пушками?
Меня сбрасывают на палубу. Затем раздается визг и хлопок металла о металл. Это открыли люк. И я лечу в кромешную темноту, ногами вперед, пока не ухожу в гадкую теплую склизкую воду, полную каких-то юрких гадов. Ноги касаются дна. Удар. Я с головой ухожу в зловонную жижу. Если бы моя голова не работала как часы, то здесь я бы и нашел свою смерть. Но я встаю на ноги и понимаю, что уровень воды чуть выше пояса. Что-то колючее и мерзкое задевает мои руки. Нечто касается ног. Вода вокруг кишит непонятной нечистью. Но что это, я не могу разглядеть. В трюме баржи не видно ни зги. Воздух полон отвратительных миазмов.
Стараясь не упасть, ступая по скользкому дну бассейна, выставив руки вперед как слепой, я бреду вперед в поисках края корыта, в которое угодил. Внезапно получаю чувствительный укус в ногу. Что-то скользкое и колкое хватает меня мелкой пастью, усаженной зубами. Кусает и тут же отпускает. Хлопая по воде руками, чтобы распугать зубастую сволочь, я добрел до края корыта и ухватился слепыми руками за борт.
И тут вспыхнул свет!
Точнее — и тут я увидел лампочки, которые тесной гирляндой висели над головой, освещая прямоугольный бассейн полный кожистых хвостов с узкими мордами, где сверкали кругляшки злых глаз и норки глубоких ноздрей. Снизу к плавающим хвостам были приделаны куцые лягушачьи лапки с перепонками между когтями. Так — по частям — не веря собственным глазам я узнал, что зубастая нечисть, что кишела вокруг — это крокодильчики! И я стоял по пояс в той теплой жиже, где они резвились хороводом рептилий под жаром ламп, окруживших бассейн. Если бы гады были побольше, я бы был разорван на части. Содрагаясь от омерзения, я вылез из железного ящика, сырой с головы до ног, заливая металлический пол зловонной лужей. Вылез и огляделся глазами полными паники. Да, я был сброшен в трюм чертовой баржи, но что это? Кроме бассейна с рептилиями, мой взгляд обнаружил целый зверинец! Виварий с сонными ящерками величиной с таксу. Сетчатые ящики, набитые черепахами и черепашками: Вольер, где каменели иссиня-чер-ные игуаны с открытыми алыми ртами. И прочая сонная нечисть в кожуре хрустких шкур, в облатках чешуи, в кожистых панцирях и панцирях костяных. Ад, да и только!
Отжав воду из брюк и пиджака, выкрутив рубашку, вылив жижу из туфель, кое-как обсохнув в лучах греющих ламп, сам похожий на нечисть с маленькой пастью, с мокрым жалом гребешка между глаз, я вскарабкался по металлической лесенке к люку и попытался откинуть крышку напором плеча. Не тут-то было! Прижав ухо к изнанке палубы, я услышал отчетливый выстрел. Один, второй. Затем пистолетную пальбу перекрыла автоматная очередь. Вот прокатил бег ног. И все стихло. Я был уверен, что охрана наконец накрыла проклятую баржу, и стал что есть мочи звать на помощь, орать, колотить кулаками в неподвижный люк. Напрасно! Прошло десять, двадцать минут, — полчаса! Никто не пришел мне на помощь… и тут я расслышал насмешливый свист, виртуозную фиоритуру, которая вилась из глубин трюма к моим ушам вроде исполинского танцующего волоса. Я с изумлением оглянулся на свист, в котором узнал — нарочито медленный — пассаж из увертюры Россини к «Севильскому цирюльнику». Его издавала исполинских размеров тварь, обвившая качели, подвешенные к потолку незамеченного мной прежде вольера. Волнующий волос звука уходил в исток звучания, в тесное логово змеиного рта, где вибрировал бледный огонь поганого жала, ростом с двузубую вилку для жарки котлет. Это был сетчатый питон. В жерле тропического гада свист набирал высоты и силы, приобретая зримые очертания не волоса уже, а гнутой органной трубы, заглоченной в узорную кожу удава.
И тут я расхохотался от шока и паники.
Кажется кошмар находил объяснение — все это урок мага! Нравоучение великого медиума! Внушение Августа Эхо!
Во весь голос, громко и ясно я потребовал от Учителя немедленно прекратить опыт, похожий скорее на издевательство, чем на урок.
Трюм ответил плеском, возней, шорохом, скрежетом; словом, — молчанием.
— Генерал! Я вас слышу! — заорал я во всю глотку.
Мусс! Ас! Шу! — ответило эхо с удвоенной силой.
Сессимуссишимуссис… прошипела змея, насмешливо, как пар из ноздрей адского чайника в преисподней.
Не буду описывать еще целый час своих мук, что я провел в заточении, прежде, чем обнаружил иллюминатор в правом борту баржи, сумел его открыть изнутри,
а затем выбраться наружу, и упасть в воду с высоты пяти-шести метров.
Я вылезал ногами наружу, потому удачно ушел в воду — солдатиком — а вынырнув, оказался именно в том роковом просвете, который отделял пришвартованную баржу дебаркадера от причальной стены. Слева — ржавый железный борт, справа — старый щербатый бетон в лохмах зеленой слизи. Холодная невская вода. Ночь. Лунный серп в злобной усмешке… Одно движение боковой волны — моя голова лопнет, как грецкий орех в щипцах смерти. И хотя борт баржи имел крутизну, и между головой и стеной — наверное — останется небольшой зазор, в котором можно спастись, я не собирался ждать, когда это случится и плыл отчаянно изо всех сил в узком просвете воды между Сциллой и Харибдой.
Когда до выхода из роковой щели оставалось меньше трех-четырех метров, я заметил впереди себя плывущий предмет. Нечто черное и живое. Человек? Черепаха с проклятой баржи?… предмет выплывает из тени на свет… можете представить мою оторопь! — это была голова огромной черной собаки. Не замечая моего присутствия, она первой пересекла водное пространство между баржей и берегом, выбралась на галечную отмель — черное четы-рехлапое изваяние черта с острыми ушами. Отряхнулась от воды и только тут посмотрела в мою сторону, — сверкнул злобный взор лунных глаз, как два лунных зайчика, посланных мне прямо в лицо двумя круглыми зеркальцами, — и пес растворился в ночной темноте лесной чащи.
Казалось бы, мои страдания близки к концу… я благополучно выбрался из западни, остался жив, отделался легким испугом, получил в лоб веретеном… вокруг меня оживленный и многолюдный вечерний парк… ничего подобного! Кошмар, наоборот, словно входил во вкус и набирал оборотов.
Выбравшись за псом на галечную отмель, стуча зубами от холода, выжав как мог измочаленное белье и верхнюю одежду, я с удивлением обнаружил себя чуть ли не в дремучем лесу, на берегу широкой и быстрой реки. Все мои попытки обнаружить баржу, с которой я только что шлепнулся в воду, оказалисоь тщетны… Может быть меня отнесло потоком воды дальше, чем я рассчитал? Но бог мой, где я? Даже если меня прибило к самой дикой части Елагина острова, я должен был бы видеть на другом берегу — через узкий рукав Невы — многоэтажные дома Приморского проспекта, идущие к метро «Черная речка», огни сотен квартир, поток автомашин, зигзаги рекламы… ничего этого не было и в помине. Мой глаз холодел при виде все той же дикой чащи, которая подступала стеной мрака к галечным плесам противоположного берега.
А небо! Dryxoe чернильное скопище мрака с диском полной луны. Но ведь минуту назад это было светлое небо над Балтикой, легкое и высокое, и месяц был тонок и светел… Может быть меня отнесло к Крестовскому острову? Или галлюцинации продолжаются? Но тогда почему я вижу свой мокрый пиджак, брюки, туфли из светлой кожи от «Харриса»? Достаю из кармана пиджака сырую пачку сигарет «Кэмал»? Чиркаю газовой зажигалкой… крохотный огонек, вот и все мое оружие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Скучная картина.
Но стоило мне заглянуть в окно с желтыми шторками, как я чуть не сорвался с карниза. Шторки посередине были раздернуты и я узрел ужас во всех подробностях — на кресле-качалке, раскинув руки и ноги — босые ноги с розовыми ногтями! — сидела убитая женщина — в комбинезоне! — уронив голову в черном чулке из капрона! — на кровавую грудь. Ее расстреляли в упор, и кровь продолжала еще вяло сочиться потоками мертвого клея на солнечный пол. Значит, стреляли недавно…
Матрас для похищенной девочки был пуст, тут же на полу валялось красное одеяльце! Как я все угадал! Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. Там, на пороге, мертвело еще одно тело. На этот раз огромной черной собаки в красном ошейнике! Дог был так же расстрелян в упор и зиял кошмарными дырками в животе.
Шатаясь, я стоял на карнизе, скрученный приступом рвоты, цепляясь руками за щели в деревянной стене.
Прошло минут пять прежде, чем я смог двинуться дальше.
Охраны по-прежнему не было видно.
Но то, что я увидел в последнем окне вообще не укладывалось в голове.
Я увидел просто обставленную комнатку с низким потолком и с широким камином, одним из тех, которые встречаются в старинных домах. В одном углу стоял комод; другой угол занимала узкая кровать, покрытая белым одеялом. Поверх одеяла лежала раскрытая книжка. Слева от окна находился туалетный стол. Так вот, в центре комнаты в большом старомодном кресле, обитом цветным материалом, сидела лицом ко мне какая-то безобразная старушенция с вислыми щеками в крупных бородавках, с отвисшей нижней губой, в круглых очках на ноздреватом носу, в старорежимном чепце и клевала носом. На коленях она держала голое веретено. Да! Под потолком над ее головой висела клетка, полная волнистых попугайчиков. Можно было представить как они шумят, но я ничего не слышал, словно сам стал старухой. Бабуля не замечала, что сзади, на пороге двери, открытой в соседнюю комнату, видна голова убитой собаки. Еще одна дверь вела на палубу, и она была нараспашку. Я прошел до конца карниза, спрыгнул на палубу и возник на пороге. Старуха продолжала дремать.
— Эй, бабушка… — осторожно позвал я, соблюдая опаску.
Древность даже сладко всхрапнула.
— Бабуля, — я тронул ее за плечо.
И тут старая тварь очнулась. По вислым щекам прошла судорога пробуждения, ветхие веки открылись, на меня уставились бесцветные глаза, рот ощерился, показывая ряд молодых белоснежных зубов, годных красотке, но никак не столь безобразной старости.
Я не успел отпрянуть, как тварь с поразительной ловкостью ударила в лоб веретеном. Деревянное острие с такой силой пробило кожу и стукнуло в череп, словно это была рука молотобойца. И я упал на пол. Но упал как-то странно. Потеряв силы управлять любым своим членом, обливаясь кровью, с закрытыми глазами я сохранял полную чувствительность, и не только слышал, что происходит надо мной, но и смутно видел происходящее.
— Откуда этот хрен с горы? — сказала старуха мужским голосом.
— Обыщи его, — приказал другой мужской голос. Старуха легко перевернула меня на живот и профессионально обнаружила газовый пистолет и радиотелефон.
— Газон. Вертушка.
— По виду вроде бы фраер.
— Мочить? — старуха пнула в бок тяжеленной бутсой.
— Не доказано. Наколки есть?
Старая тварь содрала мой пиджак и заголила рубашку… Сохраняя прежний облик средневековой ведьмы в крахмальном чепце и в круглых очках, она действовала как молодой бандит. Это выдавали и хватка сильных мужских рук, и голос с хрипотцой.
— Голый. Не наш. Мочить?
— Скинем в подвал к лягушкам.
— А они его не сожрут? — рассмеялась старуха.
— Потащили!
Старуха и ее напарник, которого я никак не мог не то что разглядеть — даже увидеть не мог, грубо и жестоко схватили за руки и за ноги, и потащили в неизвестность.
Я окончательно понял, что стал жертвой собственных галлюцинаций и не вижу того, что происходит на самом деле. Только слух сохранил нормальное восприятие.
Нo когда я вырубился? И почему? И где — черт возьми! — моя охрана? Где офицеры с пушками?
Меня сбрасывают на палубу. Затем раздается визг и хлопок металла о металл. Это открыли люк. И я лечу в кромешную темноту, ногами вперед, пока не ухожу в гадкую теплую склизкую воду, полную каких-то юрких гадов. Ноги касаются дна. Удар. Я с головой ухожу в зловонную жижу. Если бы моя голова не работала как часы, то здесь я бы и нашел свою смерть. Но я встаю на ноги и понимаю, что уровень воды чуть выше пояса. Что-то колючее и мерзкое задевает мои руки. Нечто касается ног. Вода вокруг кишит непонятной нечистью. Но что это, я не могу разглядеть. В трюме баржи не видно ни зги. Воздух полон отвратительных миазмов.
Стараясь не упасть, ступая по скользкому дну бассейна, выставив руки вперед как слепой, я бреду вперед в поисках края корыта, в которое угодил. Внезапно получаю чувствительный укус в ногу. Что-то скользкое и колкое хватает меня мелкой пастью, усаженной зубами. Кусает и тут же отпускает. Хлопая по воде руками, чтобы распугать зубастую сволочь, я добрел до края корыта и ухватился слепыми руками за борт.
И тут вспыхнул свет!
Точнее — и тут я увидел лампочки, которые тесной гирляндой висели над головой, освещая прямоугольный бассейн полный кожистых хвостов с узкими мордами, где сверкали кругляшки злых глаз и норки глубоких ноздрей. Снизу к плавающим хвостам были приделаны куцые лягушачьи лапки с перепонками между когтями. Так — по частям — не веря собственным глазам я узнал, что зубастая нечисть, что кишела вокруг — это крокодильчики! И я стоял по пояс в той теплой жиже, где они резвились хороводом рептилий под жаром ламп, окруживших бассейн. Если бы гады были побольше, я бы был разорван на части. Содрагаясь от омерзения, я вылез из железного ящика, сырой с головы до ног, заливая металлический пол зловонной лужей. Вылез и огляделся глазами полными паники. Да, я был сброшен в трюм чертовой баржи, но что это? Кроме бассейна с рептилиями, мой взгляд обнаружил целый зверинец! Виварий с сонными ящерками величиной с таксу. Сетчатые ящики, набитые черепахами и черепашками: Вольер, где каменели иссиня-чер-ные игуаны с открытыми алыми ртами. И прочая сонная нечисть в кожуре хрустких шкур, в облатках чешуи, в кожистых панцирях и панцирях костяных. Ад, да и только!
Отжав воду из брюк и пиджака, выкрутив рубашку, вылив жижу из туфель, кое-как обсохнув в лучах греющих ламп, сам похожий на нечисть с маленькой пастью, с мокрым жалом гребешка между глаз, я вскарабкался по металлической лесенке к люку и попытался откинуть крышку напором плеча. Не тут-то было! Прижав ухо к изнанке палубы, я услышал отчетливый выстрел. Один, второй. Затем пистолетную пальбу перекрыла автоматная очередь. Вот прокатил бег ног. И все стихло. Я был уверен, что охрана наконец накрыла проклятую баржу, и стал что есть мочи звать на помощь, орать, колотить кулаками в неподвижный люк. Напрасно! Прошло десять, двадцать минут, — полчаса! Никто не пришел мне на помощь… и тут я расслышал насмешливый свист, виртуозную фиоритуру, которая вилась из глубин трюма к моим ушам вроде исполинского танцующего волоса. Я с изумлением оглянулся на свист, в котором узнал — нарочито медленный — пассаж из увертюры Россини к «Севильскому цирюльнику». Его издавала исполинских размеров тварь, обвившая качели, подвешенные к потолку незамеченного мной прежде вольера. Волнующий волос звука уходил в исток звучания, в тесное логово змеиного рта, где вибрировал бледный огонь поганого жала, ростом с двузубую вилку для жарки котлет. Это был сетчатый питон. В жерле тропического гада свист набирал высоты и силы, приобретая зримые очертания не волоса уже, а гнутой органной трубы, заглоченной в узорную кожу удава.
И тут я расхохотался от шока и паники.
Кажется кошмар находил объяснение — все это урок мага! Нравоучение великого медиума! Внушение Августа Эхо!
Во весь голос, громко и ясно я потребовал от Учителя немедленно прекратить опыт, похожий скорее на издевательство, чем на урок.
Трюм ответил плеском, возней, шорохом, скрежетом; словом, — молчанием.
— Генерал! Я вас слышу! — заорал я во всю глотку.
Мусс! Ас! Шу! — ответило эхо с удвоенной силой.
Сессимуссишимуссис… прошипела змея, насмешливо, как пар из ноздрей адского чайника в преисподней.
Не буду описывать еще целый час своих мук, что я провел в заточении, прежде, чем обнаружил иллюминатор в правом борту баржи, сумел его открыть изнутри,
а затем выбраться наружу, и упасть в воду с высоты пяти-шести метров.
Я вылезал ногами наружу, потому удачно ушел в воду — солдатиком — а вынырнув, оказался именно в том роковом просвете, который отделял пришвартованную баржу дебаркадера от причальной стены. Слева — ржавый железный борт, справа — старый щербатый бетон в лохмах зеленой слизи. Холодная невская вода. Ночь. Лунный серп в злобной усмешке… Одно движение боковой волны — моя голова лопнет, как грецкий орех в щипцах смерти. И хотя борт баржи имел крутизну, и между головой и стеной — наверное — останется небольшой зазор, в котором можно спастись, я не собирался ждать, когда это случится и плыл отчаянно изо всех сил в узком просвете воды между Сциллой и Харибдой.
Когда до выхода из роковой щели оставалось меньше трех-четырех метров, я заметил впереди себя плывущий предмет. Нечто черное и живое. Человек? Черепаха с проклятой баржи?… предмет выплывает из тени на свет… можете представить мою оторопь! — это была голова огромной черной собаки. Не замечая моего присутствия, она первой пересекла водное пространство между баржей и берегом, выбралась на галечную отмель — черное четы-рехлапое изваяние черта с острыми ушами. Отряхнулась от воды и только тут посмотрела в мою сторону, — сверкнул злобный взор лунных глаз, как два лунных зайчика, посланных мне прямо в лицо двумя круглыми зеркальцами, — и пес растворился в ночной темноте лесной чащи.
Казалось бы, мои страдания близки к концу… я благополучно выбрался из западни, остался жив, отделался легким испугом, получил в лоб веретеном… вокруг меня оживленный и многолюдный вечерний парк… ничего подобного! Кошмар, наоборот, словно входил во вкус и набирал оборотов.
Выбравшись за псом на галечную отмель, стуча зубами от холода, выжав как мог измочаленное белье и верхнюю одежду, я с удивлением обнаружил себя чуть ли не в дремучем лесу, на берегу широкой и быстрой реки. Все мои попытки обнаружить баржу, с которой я только что шлепнулся в воду, оказалисоь тщетны… Может быть меня отнесло потоком воды дальше, чем я рассчитал? Но бог мой, где я? Даже если меня прибило к самой дикой части Елагина острова, я должен был бы видеть на другом берегу — через узкий рукав Невы — многоэтажные дома Приморского проспекта, идущие к метро «Черная речка», огни сотен квартир, поток автомашин, зигзаги рекламы… ничего этого не было и в помине. Мой глаз холодел при виде все той же дикой чащи, которая подступала стеной мрака к галечным плесам противоположного берега.
А небо! Dryxoe чернильное скопище мрака с диском полной луны. Но ведь минуту назад это было светлое небо над Балтикой, легкое и высокое, и месяц был тонок и светел… Может быть меня отнесло к Крестовскому острову? Или галлюцинации продолжаются? Но тогда почему я вижу свой мокрый пиджак, брюки, туфли из светлой кожи от «Харриса»? Достаю из кармана пиджака сырую пачку сигарет «Кэмал»? Чиркаю газовой зажигалкой… крохотный огонек, вот и все мое оружие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96