В Вашингтоне таких называют бывшей личностью.
Но Пенни считал, что должен предупредить сенатора о «Мудзин». Он сказал, что понимает азиатов: воевал на их стороне и против, работал с ними и против них — он знает, она, победив «Мудзин», совершила преступление против корпорации, только так может думать руководство. Для японцев, как и для всех азиатов, преступление и наказание неразделимы. Следует опасаться «Мудзин».
Сейчас Пенни сказал Аристотелю Белласу:
— Похоже, сейчас они ей отплатят. Карлайнер и «Мудзин» хотят погубить сенатора на следующих выборах. Ты это мне хочешь сказать.
Грек фыркнул.
— Это, друг мой, вы говорите мне. А я сказал только, что цель — не сенатор.
— Шикарно. Прослушивают ее телефоны, но цель — не она. Попробуй еще раз, у тебя получится, Грек.
— Она мелкий игрок, ничего больше. Карлайнеру нужна информация. Его интересует то, что она и еще некоторые знают об Уоррене Ганисе. Это и есть суть вкратце. Важно то, что знают эти люди об Уоррене Ганисе. И ничего больше.
Пенни бросил на Грека такой взгляд, что Софи, сразу напрягшаяся, подтвердила: отец говорит правду.
— Разве вы не видите, что мы оба сильно испуганы? — проговорила она. Тут Аристотель потрепал дочку по руке и заговорил негромко на греческом. Пенни делал единственное, что он мог делать: молчал, давая Софи время успокоиться.
Он сказал себе, что такой испуг для Грека не характерен. Аристотель Беллас все уже повидал, пережил друзей, врагов и знакомых. Не зря его звали Серым Лисом. Да и полиции он мог особо не бояться, так как полицейским иногда помогал. Почему же он боится?
Уоррен Ганис. Пенни с ним не был знаком, а имя знал. М-р Ганис — крупная фигура. И богат. Всерьез богат. Он владел коммуникационной империей с офисами в Нью-Йорке, которая занималась журналами, газетами, кабельными операциями, книгоизданием. Ганис жил замкнуто, никогда не давал интервью, но было известно, что он занимается сейчас сделкой, которая станет самой крупной в его жизни. Он вот-вот собирался приобрести контрольный пакет акций в соперничающей цепи газет, кабельных — и радиостанцией, стоимостью больше 400 миллионов долларов. Вместе с теми, что у него уже были, дополнительные девяносто четыре газеты дадут ему самую большую цепь в стране.
Не было секретом, что Ганис настроен очень прояпонски, особенно в отношении японской индустрии, чьи методы управления пропагандировались его публикациями. Он даже считал их ролевой моделью для Америки. А это автоматически делало его настроенным в пользу свободы торговли, резко на стороне японских корпораций, занимающихся бизнесом с Соединенными Штатами, самым большим рынком Японии — естественно поэтому, что в периодике Ганиса его взгляды высказывались часто. Несмотря на их разногласия по вопросам торговой политики, Фрэн Маклис и Уоррен Ганис были друзьями, хотя она и сказала Пенни, что яростная защита Ганисом права «Мудзин» на покупку вашингтонского банка могла бы запугать кого угодно, кроме нее.
— А кто эти другие люди, — спросил Пенни у Аристотеля Белласа, — которые что-то знают об Уоррене Ганисе?
Грек пожевал уголок рта, обдумывая вопрос. А Софи даже думать не пришлось. Она была испугана больше, чем отец.
— Чем скорее мы выберемся из этого дела с Карлайнером, тем лучше, — проговорила она. — Расскажи мистеру Пенни правду.
Грек закрыл глаза. Задумался. Потом открыл глаза и уставился на завязки своих аллигаторовых туфель.
— Ковидак. Английский друг вашего сенатора. Он знает. Об этом и есть его книга, та, с которой помогает ему сенатор. Мейер Уэкслер, он тоже знает.
— Уэкслер. Старый газетчик, у него листок политических скандалов?
Беллас кивнул.
— Ганис его разорил. Сделал бедняком, и сейчас Мейер хочет рассчитаться. Он вообще немного сумасшедший, этот Мейер. Бывает комплекс Бога, вроде ему надо мир спасать. Но он решительный человек. Мы проверяем еще двоих, кто может что-то знать о Ганисе. Дело в том, что эта информация может свалить большого человека. И устроить неприятности для «Мудзин» — тоже.
Пенни поднял руку, останавливая его.
— Не так быстро. Ну как может кто-нибудь из этих людей повредить Уоррену Ганису, не говоря уже о «Мудзин»? Ганис — мощная фигура. Деньги, власть, у него есть все. Ну, он оставил позади несколько тел, так и что? На вершину горы по трупам и поднимаются. И знаешь, что? Я думаю, публику это уже не волнует. А уж «Мудзин» — что бы на этого гиганта кто бы ни имел, гигант не почешется.
Белласа это задело. Он не привык, чтобы в его информации сомневались. Ткнув в Пенни пальцем, он заговорил из-под скривившейся губы.
— Сынок, если Грек говорит тебе о чем-нибудь, что это правда, можешь идти и ставить деньги, потому что ставишь ты на верную вещь. Я же человек с золотыми ушами, забыл? Знать что-то — вот в чем я хорош. Я в своем деле лучший, никогда не забывай. Предположим, только предположим, я скажу тебе, что Уоррен Ганис очень давно убивал людей.
Пенни с равнодушным видом взял свою чашку кофе.
— Некоторые из лучших семей в стране пролили немного крови, когда поднимались по лестнице. В этом ничего нового. Поезжай в любую страну, потряси лучшие семейные деревья, и обязательно несколько придурков свалятся. А хорошие люди часто не могут никуда пробиться. Они не так устроены.
Ухмыляясь, Беллас хлопнул в ладоши и наклонился вперед.
— Мистер Эдвард Пенни, вы меня слушаете, но не слышите. Я не говорил, что мистер Уоррен Ганис убил кого-то. Я сказал, что он убивал людей . В греческой школе сразу же поняли — это значит, немало людей. Так что я говорю вам о чем-то, что Уоррен Ганис и «Мудзин» сделали вместе и сделали много лет назад. И это нечто такое, что может погубить обоих. Ага, я вижу по вашему бородатому лицу, что вы мне не верите.
Пенни усмехнулся.
— Правильно видите, особенно если учесть, что вы раз в прошлом обращались с правдой очень вольно. — Тем не менее в отношении Пенни что-то изменилось, он говорил уже с учетом того, что Грек намного старше. — Скажем прямо, Грек, репутация у вас дерьмовая. Ну ладно, пока мы слишком не отвлеклись на Ганиса, скажите — кого вы подкупили в штате сенатора?
Грек откинулся назад, поглаживая у себя волосы на груди.
— Почему нет, друг мой. Я ведь проиграл. Это женщина, Дебби Превити. Вы ее знаете, конечно?
Эдвард Пенни ее знал. И она ему нравилась. Ей было тридцать с чем-нибудь — светловолосая, хорошо выглядела в замше, а работала административным ассистентом у Фрэн Маклис. Первый свой день на работе он провел с Дебби, она показывала ему вашингтонский офис, знакомила со многими из пятидесяти пяти человек, которые работали на сенатора, рассказывала о жизни в самом политическом городе на земле. Сенатору будет очень больно, когда она узнает, что предатель — Дебби.
— Мы прослушивали только городские дома, — продолжал Грек, — здесь и в Джорджтауне. Офисы не трогали. Мы подумали, если вы станете проверять, то начнете с офисов. И вообще нас политика не интересовала. Только Уоррен Ганис. Дебби впустила нас в дома, когда никого там не было, мы рассажали своих зверюшек, раз-два-три, вот и все.
— А Дебби еще носила на себе микрофон?
— Тут она замялась. Вначале не хотела на это идти. Сказала, совесть беспокоит, я возмутился — притом, сколько она от нас получала, совесть можно было убрать куда-нибудь. А если говорить о грязных фокусах, мистер Эдвард Пенни, то вы ведь меня обдурили, так? Сенатора сейчас нет в Нью-Йорке, правильно?
Пенни улыбнулся. И медленно кивнул. Сказал — сейчас ее нет. Она до утра в Вирджинии, у друзей. Пенни распространил историю в вашингтонском офисе, что сенатор решила слетать в Нью-Йорк на обед и посещение балета с лордом Ковидаком, который приезжает всего на один день. Пенни предпочел устроить ловушку в Нью-Йорке: меньше людей сенатора поблизости, значит, меньше шансов на какую-нибудь «накладку». Он сообщил только вашингтонским людям, и — это уже было глазировкой на торте — сделал так, что некоторые из его ньюйоркских друзей позвонили сюда и оставили сообщение для Ковидака. Это чтобы слухач не потерял интереса. В Вашингтоне приманку взяла Дебби Превити. В Нью-Йорке то же самое сделал Грек.
— Но почему сейчас? — спросил Пенни у Аристотеля Белласа. — Почему внезапный интерес к Уоррену Ганису после стольких лет?
Хмурясь, Беллас хлопнул ладонями по толстым бедрам.
— Почему сейчас? Потому что, друг мой, в Японии идет война, война за контроль над империей. Контроль над группой «Мудзин». Ясуда Гэннаи, президент компании, лежит на смертном одре, а вскоре поднимется по известным золотым ступенькам. А тем временем воюют за то, кому надеть его туфли — вот тут, друг мой, и появляется Уоррен Ганис. Кто-то в компании, не знаю кто, считает, что единственная возможность захватить «Мудзин» — это свалить Уоррена Ганиса. И этот кто-то может быть прав.
Он помолчал.
— Вот и позвольте спросить вас: на что можно пойти ради компании, которая делает сто миллиардов долларов в год?
Пенни уставился на свою кофейную чашку.
— Вы с Софи не только работаете на Огюста Карлайнера. Вы еще и шпионите за ним. Прослушиваете его телефоны — он об этом узнал, и вам теперь до смерти страшно…
Он перевел взгляд на Софи. Судя по ее лицу, Пенни сказал правду. Она поигрывала с ниткой бледно-голубых четок, смотрела на отца. Грек улыбнулся Пенни. Слабая улыбка. С нервным тиком у левого глаза.
— Хитро, мистер Пенни. Очень хитро.
Пенни вздохнул.
— Такой уж у вас стиль работы. Предавать кого угодно кому угодно. Сделать запись, потом продавать копии всем интересующимся. Только в этот раз вы попались. О «Мудзин» и роли Ганиса можно было узнать лишь одним путем: подслушивать Карлайнера. А я не думаю, что это действия, полезные для здоровья. Похоже, у вас какая-то операция пошла не в ту сторону. Вероятно, надо было заработать сразу кучу, чтобы покрыть потери на рынке?
Четки Софи упали на кафель. У Аристотеля его крупная голова дернулась на плечах.
— Это дело с Ганисом, — пробормотал он, — началось дерьмово и дальше одно дерьмо.
Пенни подумал, что если у Грека проблема с Огюстом Карлайнером, то это их дело. А он сам обязан беспокоиться о Фрэн Маклис, информация о ее связи с Элен Силкс не должна распространиться. Он об Элен Силкс не упомянет, пока не прослушает записи. А то еще у Грека появятся лишние мысли. Сейчас Пенни были нужны копии этих записей — он знал, что Грек копии сделал. Пора с ним договариваться.
Он приблизился к чемоданам Грека, поднял два и сказал:
— Пошли.
— Куда? — спросил Грек.
— Следуйте за мной, — ответил Пенни.
Грек взял последний чемодан и атташе-кейс; и Пенни повел его с дочерью из кухни по коридору, через утопленную гостиную, наконец в вестибюль с мраморным полом у выхода. Там Пенни поставил чемоданы.
Грек удивился.
— Вы нас отпускаете?
Пенни мягко забрал у него чемодан и атташе-кейс и сказал: не совсем. Грек может идти. А Софи и чемоданы останутся. Пенни предлагает обмен: копии записей по Фрэн Маклис за Софи и собственность Грека — и не надо отрицать, что копии существуют. Это к тому, что глупости лучше вообще не говорить никогда. Грек возьмет ленты и привезет сюда. Чем скорее он уедет, тем скорее сможет вернуться. Ну а если не хочет — как хочет.
Грек протянул руку.
— Мой кейс.
Пенни помотал головой.
Грек пожевал у себя рот изнутри и долго смотрел на кейс. Потом заговорил с дочерью на греческом. В одном месте схватил ее за плечи, встряхнул и закричал, чтобы лучше поняла — она чуть не расплакалась. Софи согласно кивнула.
Аристотель Беллас посмотрел на Пенни.
— Я должен съездить в «Асторию». Потребуется не меньше трех часов.
— Пока, Грек.
* * *
Атташе-кейс.
Эдвард Пенни дождался, когда останется один, прежде чем открыть его. Избавиться от Софи было нетрудно. Нервная и взволнованная, она попросилась в туалет, он отвел ее в тот, что рядом с кухней, потом бегом вернулся в вестибюль и открыл атташе-кейс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Но Пенни считал, что должен предупредить сенатора о «Мудзин». Он сказал, что понимает азиатов: воевал на их стороне и против, работал с ними и против них — он знает, она, победив «Мудзин», совершила преступление против корпорации, только так может думать руководство. Для японцев, как и для всех азиатов, преступление и наказание неразделимы. Следует опасаться «Мудзин».
Сейчас Пенни сказал Аристотелю Белласу:
— Похоже, сейчас они ей отплатят. Карлайнер и «Мудзин» хотят погубить сенатора на следующих выборах. Ты это мне хочешь сказать.
Грек фыркнул.
— Это, друг мой, вы говорите мне. А я сказал только, что цель — не сенатор.
— Шикарно. Прослушивают ее телефоны, но цель — не она. Попробуй еще раз, у тебя получится, Грек.
— Она мелкий игрок, ничего больше. Карлайнеру нужна информация. Его интересует то, что она и еще некоторые знают об Уоррене Ганисе. Это и есть суть вкратце. Важно то, что знают эти люди об Уоррене Ганисе. И ничего больше.
Пенни бросил на Грека такой взгляд, что Софи, сразу напрягшаяся, подтвердила: отец говорит правду.
— Разве вы не видите, что мы оба сильно испуганы? — проговорила она. Тут Аристотель потрепал дочку по руке и заговорил негромко на греческом. Пенни делал единственное, что он мог делать: молчал, давая Софи время успокоиться.
Он сказал себе, что такой испуг для Грека не характерен. Аристотель Беллас все уже повидал, пережил друзей, врагов и знакомых. Не зря его звали Серым Лисом. Да и полиции он мог особо не бояться, так как полицейским иногда помогал. Почему же он боится?
Уоррен Ганис. Пенни с ним не был знаком, а имя знал. М-р Ганис — крупная фигура. И богат. Всерьез богат. Он владел коммуникационной империей с офисами в Нью-Йорке, которая занималась журналами, газетами, кабельными операциями, книгоизданием. Ганис жил замкнуто, никогда не давал интервью, но было известно, что он занимается сейчас сделкой, которая станет самой крупной в его жизни. Он вот-вот собирался приобрести контрольный пакет акций в соперничающей цепи газет, кабельных — и радиостанцией, стоимостью больше 400 миллионов долларов. Вместе с теми, что у него уже были, дополнительные девяносто четыре газеты дадут ему самую большую цепь в стране.
Не было секретом, что Ганис настроен очень прояпонски, особенно в отношении японской индустрии, чьи методы управления пропагандировались его публикациями. Он даже считал их ролевой моделью для Америки. А это автоматически делало его настроенным в пользу свободы торговли, резко на стороне японских корпораций, занимающихся бизнесом с Соединенными Штатами, самым большим рынком Японии — естественно поэтому, что в периодике Ганиса его взгляды высказывались часто. Несмотря на их разногласия по вопросам торговой политики, Фрэн Маклис и Уоррен Ганис были друзьями, хотя она и сказала Пенни, что яростная защита Ганисом права «Мудзин» на покупку вашингтонского банка могла бы запугать кого угодно, кроме нее.
— А кто эти другие люди, — спросил Пенни у Аристотеля Белласа, — которые что-то знают об Уоррене Ганисе?
Грек пожевал уголок рта, обдумывая вопрос. А Софи даже думать не пришлось. Она была испугана больше, чем отец.
— Чем скорее мы выберемся из этого дела с Карлайнером, тем лучше, — проговорила она. — Расскажи мистеру Пенни правду.
Грек закрыл глаза. Задумался. Потом открыл глаза и уставился на завязки своих аллигаторовых туфель.
— Ковидак. Английский друг вашего сенатора. Он знает. Об этом и есть его книга, та, с которой помогает ему сенатор. Мейер Уэкслер, он тоже знает.
— Уэкслер. Старый газетчик, у него листок политических скандалов?
Беллас кивнул.
— Ганис его разорил. Сделал бедняком, и сейчас Мейер хочет рассчитаться. Он вообще немного сумасшедший, этот Мейер. Бывает комплекс Бога, вроде ему надо мир спасать. Но он решительный человек. Мы проверяем еще двоих, кто может что-то знать о Ганисе. Дело в том, что эта информация может свалить большого человека. И устроить неприятности для «Мудзин» — тоже.
Пенни поднял руку, останавливая его.
— Не так быстро. Ну как может кто-нибудь из этих людей повредить Уоррену Ганису, не говоря уже о «Мудзин»? Ганис — мощная фигура. Деньги, власть, у него есть все. Ну, он оставил позади несколько тел, так и что? На вершину горы по трупам и поднимаются. И знаешь, что? Я думаю, публику это уже не волнует. А уж «Мудзин» — что бы на этого гиганта кто бы ни имел, гигант не почешется.
Белласа это задело. Он не привык, чтобы в его информации сомневались. Ткнув в Пенни пальцем, он заговорил из-под скривившейся губы.
— Сынок, если Грек говорит тебе о чем-нибудь, что это правда, можешь идти и ставить деньги, потому что ставишь ты на верную вещь. Я же человек с золотыми ушами, забыл? Знать что-то — вот в чем я хорош. Я в своем деле лучший, никогда не забывай. Предположим, только предположим, я скажу тебе, что Уоррен Ганис очень давно убивал людей.
Пенни с равнодушным видом взял свою чашку кофе.
— Некоторые из лучших семей в стране пролили немного крови, когда поднимались по лестнице. В этом ничего нового. Поезжай в любую страну, потряси лучшие семейные деревья, и обязательно несколько придурков свалятся. А хорошие люди часто не могут никуда пробиться. Они не так устроены.
Ухмыляясь, Беллас хлопнул в ладоши и наклонился вперед.
— Мистер Эдвард Пенни, вы меня слушаете, но не слышите. Я не говорил, что мистер Уоррен Ганис убил кого-то. Я сказал, что он убивал людей . В греческой школе сразу же поняли — это значит, немало людей. Так что я говорю вам о чем-то, что Уоррен Ганис и «Мудзин» сделали вместе и сделали много лет назад. И это нечто такое, что может погубить обоих. Ага, я вижу по вашему бородатому лицу, что вы мне не верите.
Пенни усмехнулся.
— Правильно видите, особенно если учесть, что вы раз в прошлом обращались с правдой очень вольно. — Тем не менее в отношении Пенни что-то изменилось, он говорил уже с учетом того, что Грек намного старше. — Скажем прямо, Грек, репутация у вас дерьмовая. Ну ладно, пока мы слишком не отвлеклись на Ганиса, скажите — кого вы подкупили в штате сенатора?
Грек откинулся назад, поглаживая у себя волосы на груди.
— Почему нет, друг мой. Я ведь проиграл. Это женщина, Дебби Превити. Вы ее знаете, конечно?
Эдвард Пенни ее знал. И она ему нравилась. Ей было тридцать с чем-нибудь — светловолосая, хорошо выглядела в замше, а работала административным ассистентом у Фрэн Маклис. Первый свой день на работе он провел с Дебби, она показывала ему вашингтонский офис, знакомила со многими из пятидесяти пяти человек, которые работали на сенатора, рассказывала о жизни в самом политическом городе на земле. Сенатору будет очень больно, когда она узнает, что предатель — Дебби.
— Мы прослушивали только городские дома, — продолжал Грек, — здесь и в Джорджтауне. Офисы не трогали. Мы подумали, если вы станете проверять, то начнете с офисов. И вообще нас политика не интересовала. Только Уоррен Ганис. Дебби впустила нас в дома, когда никого там не было, мы рассажали своих зверюшек, раз-два-три, вот и все.
— А Дебби еще носила на себе микрофон?
— Тут она замялась. Вначале не хотела на это идти. Сказала, совесть беспокоит, я возмутился — притом, сколько она от нас получала, совесть можно было убрать куда-нибудь. А если говорить о грязных фокусах, мистер Эдвард Пенни, то вы ведь меня обдурили, так? Сенатора сейчас нет в Нью-Йорке, правильно?
Пенни улыбнулся. И медленно кивнул. Сказал — сейчас ее нет. Она до утра в Вирджинии, у друзей. Пенни распространил историю в вашингтонском офисе, что сенатор решила слетать в Нью-Йорк на обед и посещение балета с лордом Ковидаком, который приезжает всего на один день. Пенни предпочел устроить ловушку в Нью-Йорке: меньше людей сенатора поблизости, значит, меньше шансов на какую-нибудь «накладку». Он сообщил только вашингтонским людям, и — это уже было глазировкой на торте — сделал так, что некоторые из его ньюйоркских друзей позвонили сюда и оставили сообщение для Ковидака. Это чтобы слухач не потерял интереса. В Вашингтоне приманку взяла Дебби Превити. В Нью-Йорке то же самое сделал Грек.
— Но почему сейчас? — спросил Пенни у Аристотеля Белласа. — Почему внезапный интерес к Уоррену Ганису после стольких лет?
Хмурясь, Беллас хлопнул ладонями по толстым бедрам.
— Почему сейчас? Потому что, друг мой, в Японии идет война, война за контроль над империей. Контроль над группой «Мудзин». Ясуда Гэннаи, президент компании, лежит на смертном одре, а вскоре поднимется по известным золотым ступенькам. А тем временем воюют за то, кому надеть его туфли — вот тут, друг мой, и появляется Уоррен Ганис. Кто-то в компании, не знаю кто, считает, что единственная возможность захватить «Мудзин» — это свалить Уоррена Ганиса. И этот кто-то может быть прав.
Он помолчал.
— Вот и позвольте спросить вас: на что можно пойти ради компании, которая делает сто миллиардов долларов в год?
Пенни уставился на свою кофейную чашку.
— Вы с Софи не только работаете на Огюста Карлайнера. Вы еще и шпионите за ним. Прослушиваете его телефоны — он об этом узнал, и вам теперь до смерти страшно…
Он перевел взгляд на Софи. Судя по ее лицу, Пенни сказал правду. Она поигрывала с ниткой бледно-голубых четок, смотрела на отца. Грек улыбнулся Пенни. Слабая улыбка. С нервным тиком у левого глаза.
— Хитро, мистер Пенни. Очень хитро.
Пенни вздохнул.
— Такой уж у вас стиль работы. Предавать кого угодно кому угодно. Сделать запись, потом продавать копии всем интересующимся. Только в этот раз вы попались. О «Мудзин» и роли Ганиса можно было узнать лишь одним путем: подслушивать Карлайнера. А я не думаю, что это действия, полезные для здоровья. Похоже, у вас какая-то операция пошла не в ту сторону. Вероятно, надо было заработать сразу кучу, чтобы покрыть потери на рынке?
Четки Софи упали на кафель. У Аристотеля его крупная голова дернулась на плечах.
— Это дело с Ганисом, — пробормотал он, — началось дерьмово и дальше одно дерьмо.
Пенни подумал, что если у Грека проблема с Огюстом Карлайнером, то это их дело. А он сам обязан беспокоиться о Фрэн Маклис, информация о ее связи с Элен Силкс не должна распространиться. Он об Элен Силкс не упомянет, пока не прослушает записи. А то еще у Грека появятся лишние мысли. Сейчас Пенни были нужны копии этих записей — он знал, что Грек копии сделал. Пора с ним договариваться.
Он приблизился к чемоданам Грека, поднял два и сказал:
— Пошли.
— Куда? — спросил Грек.
— Следуйте за мной, — ответил Пенни.
Грек взял последний чемодан и атташе-кейс; и Пенни повел его с дочерью из кухни по коридору, через утопленную гостиную, наконец в вестибюль с мраморным полом у выхода. Там Пенни поставил чемоданы.
Грек удивился.
— Вы нас отпускаете?
Пенни мягко забрал у него чемодан и атташе-кейс и сказал: не совсем. Грек может идти. А Софи и чемоданы останутся. Пенни предлагает обмен: копии записей по Фрэн Маклис за Софи и собственность Грека — и не надо отрицать, что копии существуют. Это к тому, что глупости лучше вообще не говорить никогда. Грек возьмет ленты и привезет сюда. Чем скорее он уедет, тем скорее сможет вернуться. Ну а если не хочет — как хочет.
Грек протянул руку.
— Мой кейс.
Пенни помотал головой.
Грек пожевал у себя рот изнутри и долго смотрел на кейс. Потом заговорил с дочерью на греческом. В одном месте схватил ее за плечи, встряхнул и закричал, чтобы лучше поняла — она чуть не расплакалась. Софи согласно кивнула.
Аристотель Беллас посмотрел на Пенни.
— Я должен съездить в «Асторию». Потребуется не меньше трех часов.
— Пока, Грек.
* * *
Атташе-кейс.
Эдвард Пенни дождался, когда останется один, прежде чем открыть его. Избавиться от Софи было нетрудно. Нервная и взволнованная, она попросилась в туалет, он отвел ее в тот, что рядом с кухней, потом бегом вернулся в вестибюль и открыл атташе-кейс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78