А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Северные вьетнамцы были их азиатскими братьями, и КА хотела не только ухода Америки из Вьетнама, но также и ликвидации американских баз поддержки в Японии.
В Риме Виктор и члены КА объединились с Красными Бригадами в попытке похитить японского бизнесмена и получить за него выкуп. Они протаранили его машину, но когда бизнесмен пытался убежать, Виктор был вынужден его застрелить. Другие похищения японских и европейских бизнесменов прошли более удачно, и революционеры получили миллионы долларов выкупа. Марксизм был религией Виктора, и он всего себя отдавал народной войне с капитализмом.
После каждой операции он находил убежище в палестинских учебных лагерях в Ливии, Ливане, Сирии, Ираке, Северном и Южном Йемене. Он использовал это время, чтобы выздоравливать от ран, знакомиться с новым оружием, запоминать новые коды, совершенствоваться в языках. В лагеря приезжали революционеры со всего света, Виктор учил их бою без оружия. А в своей палатке, один, читал Сунь Цзы. Часто вспоминал о своей бабушке. И тысячи раз мысленно расправлялся с Андо. Его нельзя было беспокоить в такие часы. Он плакал.
Для товарищей из КА, обучавшихся с палестинцами на Среднем Востоке, Виктор был героем. Для товарищей в Японии он был мифической фигурой. Все гордились его победами в борьбе против капитализма. Слава демона была их славой.
Примером для подражания была его преданность делу социализма. Преданность бабушке тоже вызывала большую симпатию. Со временем она и сама стала социалистической героиней — главным образом потому, вероятно, что была жертвой капитализма. Товарищи из КА снабжали Виктора информацией о банкире Андо. Когда бы Виктор ни решил его уничтожить, палестинские и европейские революционеры будут готовы помочь. Виктору достаточно попросить.
Он улыбался и спокойно благодарил тех, кто предлагал помощь в столь важном для него деле. Жизнь укрепляется дружбой, и всегда приятно, если товарищи тебя любят. Но правда выглядела немного сложнее: Виктора слишком боялись, чтобы его игнорировать.
* * *
Камакура, Япония
Июнь 1975
У Юнэо Андо за последние несколько минут изменилось дыхание, стало поверхностным и затрудненным. Астма. Не смертельно, но и ничего хорошего в ней нет.
Даже свежий воздух сада не помогал. Андо вытащил из кармана маленький ингалятор и сунул наконечник в рот. Две затяжки, и свистение в легких прекратилось. Он продолжал подрезать крошечное деревце — Красный Клен, одно из нескольких бонсай на деревянных полках, прикрепленных к бамбуковой изгороди сада. Деревце, любимое у Андо, росло на серебряном подносе, цепляясь корнями за тонкий слой земли. Этот клен прожил в семье Андо больше шестисот лет.
У бонсай, миниатюрных деревьев, карликовость достигалась подрезанием, обвязыванием или ограничением пространства. Нужную форму никогда не мог создать один человек, сколь бы долго он ни жил. Предки Андо терпеливо и мягко воспитывали Красный Клен много поколений. Когда он умрет, это дело продолжит один из его сыновей, вероятно, старший. Бонсай — это красота и в то же время напоминание о непостоянстве жизни. И живая связь с прошлым, а это важно для любого японца.
Подрезая Красный Клен, Андо смог наконец отвлечься от мыслей о Мифунэ, так звали его миниатюрного песика колли. Песик исчез три дня назад. Полиция не нашла никаких следов, что привело г-на Андо в глубочайшее уныние, он Мифунэ очень любил. Хороший был, преданный пес, всегда радовался любым знакам внимания. В исчезновении Мифунэ Андо винил жену, ругал ее все эти три дня. Она сносила ругательства, как и всю его тиранию, терпеливо и со спокойным достоинством. Привыкла за много лет.
Близился закат, когда он закончил подвязывать две тонкие веточки Красного Клена. Следующие тридцать минут он потратил на подрезание плодоносящих бонсай — дикой яблони, хурмы, каштана — а потом пришло время зажигать две каменные лампы у входа в сад. В этот последний день августа хотелось просто отдыхать, наслаждаться покоем прекрасного города, вдыхать запах моря, до которого всего двадцать минут ходу.
Да, он устал; от этого, как сказала его жена, с ним тяжело жить. Он на ее слова не обращал внимания, потому что женщины вообще ничего не понимают. Но следовало признать, что работа в саду могла отразиться на дыхании. Врачи предупреждали — даже небольшое физическое напряжение вызывает иногда приступ астмы, и тогда в легких задерживается отработанный воздух, а свежий не поступает.
Но Андо, как и большинство японцев, страстно увлекался садоводством, считал это чем-то необходимым в жизни. Раздвижные двери из дома в сад всегда стояли открытые, и в проеме сад казался прекрасной картиной в рамке. Андо гордился тем, что он японец, один из тех, кто чувствует и понимает красоту.
Самые тяжелые приступы астмы происходили у Андо в Токио, где он проводил большую часть года. Летом он уезжал в Камакуру, это пятьдесят километров к югу — зеленая долина, окруженная пологими холмами и песчаными пляжами. Картинки старой Японии: храмы, места поклонения, изящные домики за бамбуковыми изгородями. Здесь есть даже маленький старый, очень медленный поезд прямо из прошлого, три его зеленых вагона забавными жуками ползут по узким путям…
Единственным недостатком Камакуры были многолюдные пляжи летом, толпы туристов, привлеченных «Дайбуцу», гигантским бронзовым Буддой, он больше одиннадцати метров в высоту и двадцать девять метров в ширину. Внутри статуя пустая, по лестнице можно подняться на ширину плеч. У Андо сразу ухудшалось дыхание в толпе, поэтому он давно не посещал «Дайбуцу», а теперь уж вряд ли туда попадет.
В его возрасте самым большим, на что он мог рассчитывать, была прогулка по берегу моря. Из банка он ушел, теперь мог сколько угодно жить с женой в Камакуре. Сыновья их выросли, сами обзавелись семьями. Что же до денег, то сбережений, доходов от вложений, пенсии и того, что он украл в банке, вполне хватало на приятную во всех отношениях жизнь. А до Токио всего час, хотя ехать в этот шумный город не очень-то и хотелось. В общем, от жизни он получил все, чего хотел, а ошибки свои пережил. Но, следует сказать, он сам строил свою удачу, которую чуть не погубили докучливый человечек по имени Таира и какая-то старуха, имя ее Андо уже не помнил. Судьбою было предуготовано, чтобы эти двое умерли, а он дожил свои дни в покое.
Юнэо Андо было шестьдесят пять лет — полный круглолицый человек, с коротко подстриженными седыми волосами и усами. У него был большой нос, ходил он чуть горбясь, астмой же страдал с детства. Всю жизнь ему приходилось самому заботиться о себе, может быть, поэтому он стал слепым к своим недостаткам.
До ухода на пенсию Андо работал в токийской компании «Сикоку Сикьюритиз». Он поднялся по служебной лестнице довольно высоко, начав разъездным агентом — продавал облигации и другие ценные бумаги по домам. Доказывая, что астма его продуктивности не уменьшает, работал по восемнадцати часов подряд, иногда семь дней в неделю. Стремление быть первым любой ценой никогда его не оставляло. Как и стремление подчинять окружающих своей воле.
Только ведь все подвластны судьбе. А судьба, приняв обличье обычного маленького человечка Таиры, решила погубить банковскую карьеру Андо. После убийства Таиры полиция и служба безопасности «Сикоку» начали расследование. По обоим направлениям нашли доказательства краж, совершенных Андо в компании: у него в то время от страха произошел тяжелейший приступ астмы. Выбора у него особого не оставалось, и он признался в кражах. Однако роль свою в смерти Таиры и старой женщины яростно отрицал, клялся при этом душами умерших матери и отца.
Поверила ли ему полиция и «Сикоку»? Это не имело значения, так как все равно они не могли посадить Андо в тюрьму, оглашая таким образом его связи с якудза и наемными убийцами. Андо знал это, они тоже знали. «Сикоку» работала с акциями крупнейших японских компаний. Более того, она распространяла правительственные облигации. Правление директоров пользовалось большим уважением, честь этих людей следовало уберечь даже большой ценой.
Чтобы решить проблему, «Сикоку» позволила ему работать еще два года. Он сохранил свое вице-президенство, свой офис с акварелями и редкими вазами, служебную машину с шофером. Для сохранения видимости в полном объеме ему позволили остаться в престижном гольф-клубе за счет компании. Служебные обязанности, однако же, резко сократили, и он был вынужден вернуть часть денег. Естественно, теперь в компании следили за каждым его шагом.
То было время, полное волнения и приступов астмы. Внешне Андо казался спокойным, хотя пил, принимал транквилизаторы, а жену буквально сживал со свету. Но он избежал тюрьмы и публичного бесчестья. Ушел с полной пенсией и льготами, что спасало лицо ему и «Сикоку». Андо искренне поздравил себя с тем, что разыграл свои карты хорошо.
А ведь все могло кончиться иначе. Он переложил свои проблемы на якудза, которые многим были ему обязаны. Считайте, что Таиры нет уже среди живых, заверил его босс якудза. Вы хорошо нам послужили, Андо-сан, теперь наш долг послужить вам. Но получилось не по плану, дико, грязно — вмешался этот полоумный внук старухи. На все это Андо не рассчитывал.
Полиция рассказала ему о Викторе Полтаве, и у него заледенела кровь. Совершеннейший психопат, этот тип. Ненормальный. С такими нельзя иметь дело. Можно только пристрелить как бешеного пса…
На полицейских фотографиях Андо видел, что сотворил Полтава с корейцем И и молодым бандитом по имени Ютака. Жуть, Андо хотел потребовать полицейской защиты — но на каком основании? Он же к этому отношения прямого не имеет. Оставалось надеяться на милость богов, которые уберегут его от Полтавы.
Со временем Андо забыл об этом сумасшедшем. Кое-что забывать необходимо, иначе и жить не сможешь.
А вот о чем ему никак не удавалось забыть, так это о Красной Армии, она все время лезла на глаза. Газеты писали о совершенных ими ограблениях банков, похищениях, убийствах полицейских, бурных демонстрациях против бизнесменов и правительства. Андо считал этих людей врагами Японии, врагами ее процветания. Как и вся сегодняшняя молодежь, они верили многому, понимали немногое. Глупо, слов нет.
* * *
Андо в своем саду сидел в легком пляжном кресле, пил зеленый чай и смотрел на тускловатое свечение одного из каменных фонарей. Чувствовал он себя довольным и умиротворенным. Он победил свое несчастье и мог прожить остаток дней вблизи моря. Теперь Андо подумывал даже, не продать ли токийский дом и не переехать ли насовсем в Камакуру. Раз он уже не работает, зачем ему дом в Токио?
У него есть деньги, недвижимость и жена, которую можно даже не бить, она научилась подчиняться сразу и без скрипа. Сыновья его уважают, а по токийской и банковской толчее он скучает не так сильно, как ожидал. Единственная причина съездить в Токио — это, может быть, навестить старую любовницу, с которой он провел много счастливых часов. Сейчас, однако же, он ничего большего не хотел бы попросить у жизни. Ну, разве что возвращения Мифунэ. Завтра утром Андо позвонит в полицию и потребует, чтобы пса нашли. Даже прогулка по берегу без него — уже совсем не то.
Андо почувствовал, что его тянут за рукав, и открыл глаза. Оказывается, он задремал. Тусклый свет фонаря, запах моря, сад. Все это расслабило его, и он уснул с недопитой чашкой чаю на коленях. Жена, склонив голову, извинилась за то, что беспокоит его — пришли полицейские. Они стояли позади нее. Двое молодых людей в серых тужурках и брюках, рубашки белые, галстуки черные. Очень подтянутые. Такими Япония может гордиться. Они уважают закон и готовы отдать жизнь за Японию, если потребуется.
Андо отпустил жену взмахом руки. Ей тут нечего делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78