Групповые действия считались основой японской социальной культуры, и до сих пор это себя оправдывало. Чаще всего в Японии можно было услышать высказывание, что молоток, дескать, бьет по тому гвоздю, чья шляпка выступает. Это, однако, не значило, что система не признает инициативы. Она даже поощрялась, но лишь до тех пор, пока служила общему прогрессу.
Лично Адачи не переставал удивляться, сколько гвоздей приподняли свои шляпки в последнее время, однако у него было сильное подозрение, что так на самом деле было всегда. Хитрость заключалась лишь в том, чтобы избежать удара молотком, и лучшим, что было придумано для гвоздя в этом отношении, была самая простая и примитивная тактика: нужно было сделать вид, что ты гвоздем не являешься. В качестве варианта гвозди могли собраться вместе и притвориться группой.
И все же, если быть откровенным до конца, в Японии почти невозможно было остаться вне той или иной общности людей.
Когда Адачи вошел в зал, большинство столов было занято. Сотрудники у него подобрались отборные, ибо служба в элитном подразделении рассматривалась как привилегия сама по себе, однако и дисциплинарные требования были строги. Как правило, его сотрудники работали по семьдесят-восемьдесят часов в неделю, не считая тех трех часов, которые каждый из них ежедневно тратил на дорогу, и почти обязательных групповых возлияний в ближайшем баре по окончании рабочего дня.
Сегодня многие из сотрудников были небриты, а глаза их покраснели после бессонной ночи. Насильственная смерть куромаку оказалась делом нешуточным, и для скорейшего разрешения этой загадки необходимо было приложить все возможные усилия. К тому же каждый из них понимал, что двадцать четыре часа, прошедших с момента убийства, являлись сроком почти критическим. Свидетельства очевидцев в таких делах ценились на вес золота, а человеческая память считалась довольно скоропортящимся товаром, поэтому поиск и опрос очевидцев необходимо было вести по горячим следам. Каждый из полицейских детективов прекрасно это знал.
Адачи даже почувствовал легкий укол совести за то, что был не со своими людьми все это трудное время, однако утешился тем, что за прошедшую ночь он тоже узнал кое-что необходимое для расследования. К тому же его правая рука, полицейский инспектор Юн Фудзивара, был настолько надежным работником, насколько это только возможно.
Они работали вместе вот уже три года и знали друг друга очень хорошо. Сам Фудзивара, коренастый и крепкий, несмотря на свои сорок пять, поднялся по служебной лестнице с самого низа исключительно благодаря своим способностям и обладал даже большим опытом оперативной работы, чем сам Адачи. К тому же у него были глубокие, почти энциклопедические познания во всем, что касалось якудза. Их профессиональные навыки успешно дополняли друг друга, и поэтому вместе обоим работалось особенно легко. Адачи, во всяком случае, считал, что с помощником ему крупно повезло.
Детектив-суперинтендант уселся за свой рабочий стол, а Фудзивара устроился напротив него. Кто-то из следователей принес горячий чай, и Адачи обратил внимание на то, что человек этот был в домашних тапочках, как, впрочем, и большинство сотрудников департамента. И это было совсем неудивительно. В Японии, где служащие проводили на работе изрядное количество времени, каждый старался устроиться с максимальным комфортом, чтобы чувствовать себя на рабочем месте как дома. Разумеется, никто же не ходит дома в ботинках, и мысль о том, чтобы приносить в дом уличную грязь на своих башмаках, многим казалась варварской. Ношение тапочек на работе было в порядке вещей, к тому же в современной тесной обуви было не слишком удобно — уставали ноги.
На столе Адачи громоздилась целая стопка отчетов и рапортов в несколько дюймов толщиной. Задумчиво глядя на нее, он подумал, что приятное времяпрепровождение, которое Адачи позволил себе этой ночью, вряд ли удастся повторить, во всяком случае, до тех пор, пока убийцы Ходамы не будут найдены. Пока же ему предстояла работа, работа и еще раз работа. Так было принято в Японии.
— Я вижу, вы много поработали, Фудзивара-сан, — Адачи указал на бумаги.
Фудзивара ответил на комплимент кивком головы. Такая похвала не была делом обычным — от человека постоянно ожидали, что он будет не жалея сил выполнять порученную ему работу, не видя в этом ничего особенного. Как раз все остальные варианты расценивались как нечто из ряда вон выходящее. Ничего исключительного в том, что человек честно и самоотверженно выполняет свой долг, не было.
— Мы закончили опрос местных жителей и собрали рапорты у всех регулировщиков и патрульных в том районе. Кроме того, поступили предварительные результаты вскрытия и рапорт из криминалистической лаборатории. Есть кое-какие новости.
— Что, загадка уже решена? — с улыбкой поинтересовался Адачи.
— Не совсем, босс, — ухмыльнулся Фудзивара. — Мне кажется, что этот случай поможет нам отработать наше довольствие.
Адачи сразу стал серьезен, и Фудзивара продолжил:
— Мы получили сообщения о двух черных лимузинах, которые появились в том районе около семи часов утра, — так или иначе это укладывается в известный отрезок времени, в течение которого произошло убийство. Лимузины были марки “тойота-корона” модели этого года, и на них обратили внимание, потому что они двигались один за другим. Это обстоятельство заставило некоторых очевидцев гадать, что за важная шишка сидит внутри. В остальном ничего подозрительного замечено не было. Стекла машин были затемнены, поэтому никто из свидетелей не мог сказать нам, сколько человек было внутри и кто они такие. Тем не менее, этого, на мой взгляд, вполне достаточно, чтобы предположить, что преступники приехали и уехали на этих двух машинах.
Адачи мрачно подумал о том, что на улицах Токио полным-полно сверкающих служебных лимузинов и что десятки тысяч из них являются “тойотами” модели текущего года. На его взгляд, это направление расследования не было особенно многообещающим. Жаль, что убийцы не воспользовались “мерседесами” или “кадиллаками”. И тех, и других были считанные единицы, к тому же якудза предпочитали эти две марки всем остальным. Тогда у него было бы по крайней мере одно направление для поисков. Кроме того, расследуя деятельность мафии, можно было почти всегда рассчитывать на результат. Для того чтобы избавиться от назойливых полицейских, якудза зачастую сами выдавали подозреваемых. Подозреваемый мог быть ни в чем не повинен, однако он упорно настаивал на своей вине, писал чистосердечные признания, и полиция могла со спокойной душой закрывать дело. В обмен на эту любезность “преступник” отделывался мягким приговором и выходил на свободу, образно говоря, под аплодисменты своих товарищей по банде. Для неофитов это был обычный способ утвердиться в том или ином преступном сообществе; дело дошло до того, что сидение в тюрьме считалось чем-то вроде неотъемлемой части срока ученичества.
Адачи однажды довелось описывать упомянутую систему групповой ответственности западным полицейским, которые приехали обмениваться опытом и налаживать сотрудничество, чем поверг гостей в настоящий шок. Сам Адачи считал, что у этой традиции есть немало достоинств. Самое главное заключалось в том, что ни один якудза никогда не действовал по своей собственной инициативе; все указания спускались к ним с самого верха, поэтому вопрос о виновности или невиновности конкретного боевика представлял чисто академический интерес. Во-вторых, эта традиция сама по себе сдерживала рост преступности. Банда якудза никогда не возражала, время от времени выдавая правосудию то одного, то другого своего члена, пусть и на несколько лет, однако когда половина членов банды оказывалась за решеткой, это не могло не сказаться на ее боевом духе и криминальной активности. Наконец, сложившаяся система изрядно облегчала работу полиции и судов, что было хорошо не столько для них самих, сколько для карманов налогоплательщиков. Короче говоря, в выигрыше оказывались все заинтересованные стороны.
— Не было ничего такого, что могло бы нам помочь? — спросил он. — Может быть, кто-нибудь запомнил номерной знак?
— Или обнаружил в своем почтовом ящике собственноручно подписанное признание? — с улыбкой закончил Фудзивара. — Увы, ничего похожего. Правда один кобан — патрульный полицейский, чей пост находится в нескольких кварталах от места происшествия, обратил внимание на лимузин “тойота-корона”, соответствующий нашему описанию. Машина остановилась на обочине, и полицейский чисто случайно записал номер. Водитель рылся в багажнике. Когда полицейский поинтересовался в чем дело, водитель объяснил, что поймал где-то гвоздь и только что закончил менять камеру. Наш страж порядка выразил ему свои соболезнования и отпустил, сразу же позабыв об этом случае. Однако когда мы впоследствии его опрашивали, он припомнил одну деталь, которая задним числом его поразила: водитель сказал, что только что менял колесо, но руки у него были чистые, а форма выглядела, как будто ее только что отгладили. Впрочем, менять колесо он мог и в перчатках.
— И он не заглянул в его водительские права? — удивился Адачи. “Конечно, водитель работал в перчатках, — подумалось ему. — В Японии даже водители такси носят белые перчатки, а опытный шофер наверняка предусмотрел такое неприятное происшествие, как прокол”.
— Нет, — покачал головой инспектор. — Для этого не было никаких причин. К тому же ему показалось невежливым допрашивать человека, который только что столкнулся с такой неприятностью, как прокол, и который, по всей видимости, спешил.
Адачи фыркнул себе под нос. Проявление вежливости и деликатности по отношению к гражданам было само по себе похвально, однако, как и большинство полицейских, он считал, что один-два дополнительных вопроса никогда не бывают лишними. Невиновному нечего скрывать. С другой стороны, у каждого человека найдется несколько секретов, о которых он предпочитает помалкивать. Потом Адачи задумался о Чифуни, о ее тайнах и об атмосфере секретности, в которой развивались их такие непостоянные отношения.
— Один лимузин, не два? — спросил он.
— Один, — Фудзивара покачал головой. — Но он мог соединиться со второй машиной ближе к особняку Ходамы. Описание, модель, марка и время — все совпадает.
— Был ли в машине еще кто-нибудь? — поинтересовался Адачи.
— Кобан этого не видел. Стекла были затемнены. Ему показалось, что он заметил еще одного человека на переднем сиденье, однако он понятия не имеет, был ли кто-нибудь сзади, в салоне.
— Внеси этого горе-полицейского в мой кондуит, — мрачно сказал Адачи. — Он, похоже, считает себя не полицейским, а работником социального обеспечения. Какой смысл нам держать кобанов на каждом перекрестке, если они ничего не замечают вокруг?
— Он записал номер, — сказал Фудзивара, бросаясь на защиту патрульного. Сам он считал недовольство босса оправданным, однако питал слабость к уличным полицейским. Сам инспектор проработал кобаном гораздо дольше, чем Адачи.
— Мы проследили этот номер, — сказал он и замолчал.
— Ну? — поторопил Адачи. — Это не телевикторина, дружок.
Фудзивара негромко засмеялся.
— Вам это понравится, босс, — сказал он. — Машина зарегистрирована на имя братьев Намака. Это одна из их персональных машин.
Адачи уставился на своего помощника.
— Да, это меня доконает! — воскликнул он. — Сначала булавка со значком, а теперь это…
На столе зазвонил телефон. Адачи взял трубку.
— Моши, люши, — сказал он. На японском это значило что-то вроде “алло”.
Звонивший был краток. Адачи положил трубку на рычаг, встал и оглядел свой костюм.
Фудзивара наблюдал за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96