Камакура понравилась Фицдуэйну. Городок весь зарос лесом и мог похвастаться не менее чем шестьюдесятью буддистскими и девятнадцатью синтоистскими храмами. Особенно интересны были многочисленные статуи Будды. Всякий раз, когда Фицдуэйн смотрел на изображение божества, он вспоминал румяное и полнощекое личико Бутса.
Беседа с Йошокавой об истории Камакуры как резиденции японского правительства подвигла Фицдуэйна на то, чтобы задать своему японскому другу вопрос, который он уже давно держал в уме.
— Йошокава-сан, — сказал Фицдуэйн. — Я не спрашивал об этом прямо, потому что ждал подходящего момента. Скажите, заинтересованы ли вы лично в решении этого вопроса с братьями Намака? Я знаю, что вы чувствуете себя обязанным из-за того, что мне подвернулся случай быть полезным вашему сыну, но я чувствую, что за этим стоит что-то еще. Вы… не производите впечатления человека, который просто помогает другому.
Они как раз остановились перед очередной статуей Великого Будды, огромной бронзовой фигурой, которая возвышалась над крышей храма и по сравнению с которой посетители казались карликами. Для того чтобы взгромоздить такую большую и тяжелую скульптуру на крышу здания, да еще полтысячи лет назад, требовались нешуточные инженерные познания, и Фицдуэйн подумал, что сегодняшний успех японских товаров на мировом рынке тоже готовился на протяжении нескольких столетий.
Йошокава молчал так долго, что Фицдуэйн начал опасаться, не обидел ли он чем-нибудь своего радушного хозяина. Он уже довольно прочно усвоил, что прямота не слишком поощряется в Японии. С другой стороны, Фицдуэйн тщательно выбрал момент для своего серьезного вопроса. Ему казалось, что времени остается все меньше и меньше, и приходилось рассчитывать на то, что на свои вопросы он быстро получит ответы.
Потом он снова вспомнил ужасные минуты, когда ему показалось, что голова Бутса раскалывается надвое, вспомнил страшную смерть де Гювэна, зарезанного жестоко и хладнокровно. Фицдуэйном овладели печаль и холодный гнев. Он обязан был уничтожить тех, кто угрожал его жизни и жизни тех людей, которых он любил. Сделать все, что нужно, — это был долг Фицдуэйна, его гири, как сказал бы японец.
Йошокава нарушил ход его мыслей и рассказал Фицдуэйну об обществе “Гамма”, о группе людей, которые посвятили себя реформированию японского общества и борьбе с коррупцией. Когда он закончил, Фицдуэйн почувствовал, что кое-какие звенья головоломки встали на место.
— Скажите, является ли наш общий друг Иноки-сан членом общества? — спросил Фицдуэйн. Йошокава кивнул.
— А кто предложил пригласить меня в Японию? Йошокава откровенно смутился, и Фицдуэйн не сдержал улыбки.
— Йошокава-сан, — сказал он. — С моей точки зрения вы поступили совершенно правильно. Я передумаю, только если меня убьют.
Йошокава тоже улыбнулся.
— Я надеялся, что вы поймете. Это решение было нелегко принять, однако я познакомился с вашим послужным списком, а мы нуждаемся в помощи. К сожалению, мы не всегда имеем возможность действовать исключительно по-японски, нам приходится приспосабливаться к остальному миру.
— Интернационализация, — кивнул Фицдуэйн. Йошокава засмеялся.
— Вы быстро схватываете, Фицдуэйн-сан, — сказал он.
Глава 15

Япония, Токио, 8 июня
Фицдуэйн был рад, что его первая, настоящая встреча с Японией произошла в Камакуре.
Когда машина Йошокавы въехала в огромный Токийский мегаполис, Фицдуэйну даже стало не по себе от вида бесконечных рядов железобетонных и стальных коробок. Над улицами раскачивались затейливо переплетенные провода и сверкали непременные неоновые рекламы. Многие здания выглядели так, будто их строили в величайшей спешке по проекту, наскоро набросанному на клочке плохой оберточной бумаги. Казалось, что основным архитектурным принципом была чистая функциональность строений, однако дело было не только в этом; некоторые здания смотрелись откровенно уродливо и примитивно.
Если не считать редких штрихов, например крыш, приподнятых по углам, как у пагод, ярко-синего цвета черепицы да скромных придорожных храмов, нигде не было видно и следа гармоничного, радующего глаз сочетания формы с функциональным назначением, которое так поразило Фицдуэйна в храмах Камакуры. Он даже подумал, что за прошедшие века у японцев начисто атрофировалась способность наслаждаться зрелищем изящной архитектурной гармонии, хотя, вполне возможно, это явилось следствием войны. Впрочем, Фицдуэйн тут же вспомнил о непревзойденном внешнем дизайне японской электроники и подумал, что он, пожалуй, не совсем прав. И все же ему казалось, что этот обмен он не стал бы от души приветствовать.
Йошокава прочел его мысли по лицу.
— Не обращайте слишком большое внимание на то, что вы видите, Фицдуэйн-сан, — сказал он. — Уродство большинства зданий — это сторона чисто внешняя. Характер Токио не в архитектуре; его определяют энергия и нрав жителей. Что касается зданий, то не забудьте: в 1923 году город был до основания разрушен землетрясением. Не успел Токио отстроиться, как его сравняли с землей американские бомбардировщики. Теперь же на носу новое землетрясение! Согласитесь, что в этом контексте дома не самое важное. Йошокава улыбнулся, и Фицдуэйн захохотал.
— И при всем при этом в Токио сохраняются самые высокие в мире цены на недвижимость и на землю!
— Это так, — кивнул Йошокава. — Земля является для японцев священной. Нас с детства воспитывают, что у нас ее мало. Кроме того, недвижимость часто используется в качестве залога при страховании финансовых сделок. Неудивительно, что цены на землю словно взбесились. Если основываться на цене земли в Токио, по которой она продается, то, продав только лишь столицу, можно было бы, правда — в теории, скупить всю землю в Соединенных Штатах. Продав участок в центре Токио, на котором стоит дворец Императора, можно было бы свободно купить всю Канаду!
— Я так понимаю, что и Намака сколотили свое состояние на спекуляции недвижимостью и землей? — предположил Фицдуэйн.
— Да, — кивнул Йошокава. — То, что сразу после войны было никому не нужно, те же старые бомбоубежища, через тридцать лет стоило миллионы и миллиарды йен. Намака специализировались на том, чтобы убеждать людей продавать свои крошечные наделы, причем не на их условиях. Несговорчивые владельцы могли внезапно обнаружить, что их ребенок пропал, они могли попасть под машину или просто исчезнуть. Все проделывалось аккуратно и чисто. Несколько раз, когда дело шло о крупных участках, конкуренты братьев Намака подверглись нападению правых экстремистов “Яибо”. И хотя прямой связи между ними как будто не было, в конечном счете результат их налетов был выгоден Намака.
— А Ходама? — спросил Фицдуэйн.
— Он уточнял детали проектов, устанавливал необходимые связи и, кроме всего прочего, обеспечивал политическое прикрытие, — объяснил Йошокава. — Но сам всегда оставался в тени.
По пути через населенный пункт, который, по словам Йошокавы, и был столицей Японии, Фицдуэйн не раз обращал внимание на небольшие зеленые островки, которые подозрительно напоминали огороды и посевы. Некоторые из них определенно выглядели как рисовые плантации, остальные были засажены овощами.
— А что здесь, в центре города, делают эти подсобные хозяйства? — спросил он наконец. — Особенно если участки под застройку так дороги…
Йошокава почему-то был очень доволен его вопросом.
— Больше пяти процентов территории Токио по закону отведено для сельскохозяйственной деятельности, — объяснил он. — Высокая цена на землю в столице объясняется не одними лишь рыночными причинами. В значительной степени она искусственно раздута. Кое-кто хочет” чтобы цены продолжали ползти вверх,, даже если это означает, что средний служащий-сарари больше не может позволить себе квартиру в городе и вынужден тратить по три часа в день на дорогу. Таким образом, политический фактор тоже оказывает влияние на цену земельных участков.
Фицдуэйн промолчал. Подавляющее большинство японцев из сил выбивалось ради того, чтобы страна достигла тех поразительных успехов, которых она достигла. Вместе с тем изрядная доля общественного богатства, которая должна была бы вернуться к отдельным работникам в качестве вознаграждения за самоотверженный труд, так до них и не доходила.
Фицдуэйн закрыл глаза и ясно увидел паутину, которой, питаясь соками нации, оплели страну политиканы и организованная преступность. Правда, для самой Японии в этом не было ничего нового, однако степень коррумпированности потрясла Фицдуэйна. Он понимал, что тот, кто получил доступ к этому огромному богатству и неограниченной власти, так легко не сдастся.
Теперь ему стало ясно, что Намака вряд ли действовали исключительно по собственной инициативе. Они были всего лишь частью исключительно могущественной и в то же время невидимой тайной структуры. Снова татемаи и хонни — общественно-благополучный фасад и тщательно скрываемая самими японцами реальность. На что и на кого он, Фицдуэйн, замахнулся? И кому в этой борьбе можно доверять?
— Скажите, Йошокава-сан, — обрядился он к промышленнику. — Вы действительно считаете, что ваше общество “Гамма” способно что-нибудь изменить, иди силы, против которых вы ополчились, стоят чересчур крепка?
Йошокава посмотрел на него и устала улыбнулся.
— Уверен, что с некоторой помощью мы справимся, — медленно проговорил он.
Потом они приехали в самый центр Токио. Фицдуэйн ожидал увидеть высокую многоэтажную башню, стоящую на оживленной улице городского центра, однако отель “Фермонт” приятно его удивил. В его архитектуре не было ничего примечательного, и Фицдуэйн сразу признал строение послевоенного периода, возведенное исключительно с утилитарной целью, вне всякого сомнения, впоследствии несколько раз надстроенное.
Место для него, однако, было выбрано на редкость удачно. Отель стоял в глубине квартала, довольно далеко от дороги, а перед ним раскинулся небольшой парк. С другой стороны к нему вплотную примыкали площадки Императорского дворца. Повсюду росли цветы и деревья, между стволами которых Фицдуэйн заметил блеск водоема. Очевидно, это был дворцовый ров.
— Американцы оказали нам услугу, разбомбив Токио, — подал голос Йошокава. — Раньше здесь всегда не хватало гостиниц. “Фермонт” был выстроен и оборудован вскоре после войны в качестве жилья для офицеров американской армии.
— Так что кровати здесь как раз по вашим размерам, большой гайдзин, — добавил он и улыбнулся Фицдуэйну. — Надеюсь, вам здесь понравится. У этой гостиницы есть то, что вы всегда и везде ищете — свой характер. Что бы вы под этим ни подразумевали…
— Это есть и в вас, Йошокава-сан, — Фицдуэйн воспользовался случаем вставить несколько слов.
Йошокава улыбнулся и слегка поклонился в знак признательности за комплимент. Благодаря своим связям в полиции он прочитал материалы о приключениях Фицдуэйна в Швейцарии и понемногу начинал понимать, почему этому человеку сопутствует успех. Фицдуэйн обладал искренностью и теплотой. В отличие от большинства гайдзинов, которые бывали чрезмерно агрессивны как в поведении, так и в манерах, ирландцу было доступно понимание простых человеческих чувств — того, что японцы называли ниндо. Фицдуэйн был остроумен и умел слушать собеседника. Что бы он ни делал, он делал это спокойно и доброжелательно, и потому не казался опасным, несмотря даже на свои высокий рост, хотя документы, с которыми ознакомился Йошокава, утверждали обратное.
Йошокаву в гостинице узнали сразу. Хотя его фирма и не была такой крупной как “Сони”, однако специализировалась она на той же продукции, а Йошокава считался одним из людей, которые в немалой степени способствовали послевоенному расцвету отрасли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96