Наша теория состоит в том, что Ходама намеревался публично отречься от Намака, так как, по его мнению, они вскоре должны были оказаться финансово несостоятельны. В этом случае его смерть для братьев стала меньшим из двух зол.
— У вас веские доказательства против братьев? — снова поинтересовался Фицдуэйн.
— К сожалению, нет, — ответил заместитель руководителя департамента полиции. — На протяжении нескольких месяцев мы уверенно разрабатывали их, но сейчас расследование зашло в тупик. Все имеющиеся у нас материалы указывают на Намака, но доказать мы ничего не можем. Расследование продолжается, его ведет один из наших лучших людей, но практически мы… — он замолчал, подыскивая слова.
— Застряли, — подсказал Фицдуэйн.
— Совершенно верно, — кивнул Паук.
Последовало долгое молчание. Килмаре хотелось кое-что сказать, однако он предпочел бы, чтобы японец продолжал. Склонить его на свою сторону было чертовски нелегким делом, но это было необходимо: генерал намеревался вынудить этого полицейского оставить свою позицию стороннего наблюдателя и использовать его возможности в оперативной работе.
Килмара знал, каким должен быть следующий шаг, однако предложить его должна была японская сторона. Было бы лучше всего, если бы эта идея исходила от Паука. Он сам станет относиться к ней трепетнее, если будет считать ее своей. Конечно, Фицдуэйн поедет в Японию в любом случае, однако в политическом отношении было бы предпочтительнее, чтобы инициатива принадлежала японцам.
Именно эту стратегию Килмара предложил Фицдуэйну уже довольно давно, и пока Фицдуэйн поправлялся, он и Йошокава некоторое время работали в этом направлении, подготавливая подходящую почву.
Но клюнет ли Паук? Килмара считал это весьма вероятным, учитывая тот факт, что обе стороны зашли довольно далеко. Тем не менее, когда речь шла о человеческой психологии, Килмара никогда не был уверен на сто процентов. Если внешний вид Фицдуэйна не покажется Иноки достаточно здоровым и цветущим, все полетит к черту.
— Фицдуэйн-сан, — осторожно спросил Паук. — Как вы считаете, когда вы будете полностью здоровы? Фицдуэйн сердечно рассмеялся.
— Очень скоро, — ответил он. — Я очень благодарен вам за заботу, но скажите, почему вы спрашиваете об этом?
Паук посмотрел сначала на Килмару, потом — на Йошокаву. Килмара улыбнулся, а Йошокава кивнул, и японский полицейский выпрямился в своем кресле.
— Фицдуэйн-сан, — сказал он официальным тоном. — Для нас было бы большой честью, если бы вы приехали в Японию и присоединились к нашему расследованию.
“Есть!” — подумал Килмара радостно. В следующую секунду он чуть не задушил Фицдуэйна.
— Ваше предложение для меня — это тоже большая честь, господин заместитель генерал-суперинтенданта, — торжественно ответил Хьюго. — Но, к сожалению” я не говорю на вашем языке и не являюсь профессионально подготовленным следователем. Позвольте мне усомниться в том, что смогу принести вам много пользы.
Слушая предложение японца, Фицдуэйн испытывал прилив радости оттого, что ему наконец-то удастся сойтись с противником вплотную, однако Йошокава порекомендовал ему проявить немного вполне уместной скромности.
— Господину Иноки известна ваша репутация, — сказал Йошокава. — Он знает, что вы сделали в Берне. Он в курсе эпопеи с Палачом. Ему известно, что вы спасли жизнь моему сыну. Так что, Фицдуэйн-сан, это предложение обдуманное и взвешенное.
— Кроме того, — вступил Килмара, которому не сиделось на одном месте, — мы все равно не сможем полностью обезопасить тебя здесь. А раз так — значит, нужно перехватить инициативу и вступить в схватку с врагом. Господин заместитель уверен, что твое появление в Японии заставит противника решиться на активные действия и таким образом выдать себя.
— Фицдуэйн-сан, — раздался с противоположного конца стола женский голос, которого Хьюго пока не слышал. — Я немного колебалась, прежде чем представить дело таким образом, однако у вас действительно есть выбор: вы можете либо оставаться мишенью, либо действовать в качестве приманки.
Фицдуэйн посмотрел на Чифуни Танабу с удивлением и удовольствием.
— Танабу-сан, возможно, слишком прямолинейна, однако по сути она права, — снова заговорил Паук. — Разумеется, вас будут хорошо охранять, и с вами неотлучно будут находиться наши лучшие люди. Впрочем, я должен добавить к этому, что вам не разрешат носить огнестрельное оружие. Даже учитывая все обстоятельства, это будет невозможно.
Фицдуэйн рассмеялся так громко, что у него даже заболела нога. Он встал, но не смог остановиться. По щекам его потекли слезы. Так хорошо Хьюго не чувствовал себя вот уже несколько месяцев. Его смех несколько смутил Паука, но вскоре смеялись уже все.
Немного успокоившись, Фицдуэйн достал напитки, и в совещании, таким образом, произошел некоторый перерыв. Про себя Хьюго благодарил Бога — или кто там у него вертит этими вопросами — за то, что природа наделила его чувством юмора. Ситуация в его представлении выглядела так, словно он отправился на охоту за человеком, не имея для самозащиты ничего, кроме способности говорить убедительно. Между тем ему казалось, что в контексте всех обстоятельств его ораторского искусства может оказаться недостаточно.
И все же он и Килмара предвосхитили эту проблему.
Фицдуэйну не разрешат иметь огнестрельное оружие, но это не значит, что он будет безоружен.
Франция, Париж, 28 мая
Поскольку “Яибо” так и не смогли прикончить шарманщика — Фицдуэйна, да еще понесли при этом существенные потери, Рейко Ошима решила свести счеты с его обезьянкой-французом.
Репутация госпожи Ошима была известна и соперничала даже с репутацией Карлоса-Шакала.
Репутация ее основывалась не только на жестокости ее террористических групп, но и на ее внешних данных. Ее нежная красота резко контрастировала с увечьями, которые Рейко наносила своим жертвам. Для средств массовой информации она была настоящей находкой, и они же наградили ее кличкой Ангел Смерти.
Ее досье постоянно находилось в центре внимания всех антитеррористических организаций, а ее фотография стала непременным атрибутом всех центральных постов паспортного контроля во многих странах, однако ей по-прежнему удавалось без труда путешествовать по всему земному шару. Рейко Ошима была не просто генератором идей и лидером своей организации. Она любила риск и часто выступала в качестве исполнителя собственных планов. Ей нравилось чувствовать кровь на своих руках. К тому же Ошима-сан знала, что любой инцидент с ее участием будет раздут и преувеличен прессой до неправдоподобия.
Секрет ее способности пересекать государственные границы без затруднений со стороны служб безопасности заключался, как ни странно, в ее внешности.
Власти разыскивали красавицу японку тридцати пяти — тридцати восьми лет, и поэтому никто не обращал внимания на дородную, располневшую матрону с огромными кроличьими зубами и седыми волосами, выглядевшую на пятьдесят с небольшим, которая в составе группы школьных учителей свободно путешествовала по Европе.
К японским туристам в Европе успели привыкнуть. Твердая валюта, которой они расплачивались, нигде не была лишней, а никакого беспокойства и неприятностей они не причиняли. Учитывая силу йены как твердой валюты, японцы могли позволить себе особую склонность к предметам роскоши европейского производства, в частности — к произведениям Гуччи и Кардена. Вдобавок, несмотря на то, что деятельность японской “Красной Армии”, “Яибо” и других экстремистских организаций постепенно становилась в европейских странах широко известной, японцев в силу инерции мышления, как правило, никто не связывал с международным терроризмом. В представлениях европейцев типичный террорист происходил с Ближнего Востока или на худой конец из Ирландии. Японцев же, в частности благодаря их скромности и законопослушанию, мало кто рассматривал как угрозу.
Ошима, со специальным поясом вокруг талии, в старушечьих высоких ботинках на шнуровке, с искусственной сединой в волосах, в сильных очках, со специальными подушечками за щеками и фальшивыми зубами, которые надевались на настоящие, въехала в пределы Франции со своими коллегами-учителями на арендованном микроавтобусе и направилась прямо в Париж.
Никто не обратил на группу особого внимания.
По мнению Рейко Ошима, центральная Европа с ее высокой плотностью населения, среди которого было легко затеряться, и с ее фактическим отсутствием государственных границ, была наиболее благоприятной для ее целей. В некоторых других странах, таких, например, как расположенная на острове Великобритания, они вряд ли бы имели такую свободу передвижения. Израиль, несмотря на самые строгие меры маскировки, представлял нешуточную опасность; израильтяне, серьезно озабоченные проблемами борьбы с терроризмом, всегда были настороже и тщательно проверяли даже малейшее подозрение.
Самые большие трудности, с которыми столкнулись Ошима и ее люди, начались при въезде в Париж и были связаны с дорожным движением и парковкой автобуса. Им пришлось совершить почти полный круг по Периферик — многополосной автостраде, которая окружает французскую столицу — прежде чем они нашли нужный поворот и сумели попасть в черту города.
За это время почти у всех у них глаза стали круглыми, ибо они заподозрили, что парижские водители — поголовно отъявленные маньяки и сумасшедшие.
Во время движения по узким и извилистым улочкам, когда каждый француз считал своим долгом посигналить автобусу при любой попытке остановиться или просто замедлить ход, подозрение это только окрепло. Когда же японцы попробовали найти стоянку, оно превратилось в уверенность.
Рейко Ошима подумала, что хотя Ливия и служила вполне безопасным полигоном для подготовки ее людей, однако с ее обилием пустых пространств и далеко не оживленным дорожным движением эта страна вряд ли могла дать верное представление о том, что творится в перенаселенной Европе.
Перспектива отведать доброй французской кухни несколько утешила группу, но на свою беду они приехали в Париж именно в те часы, когда все его обитатели одновременно устремляются в кафе и бистро, чтобы плотно и хорошо поесть. Это был профессиональный спорт, и жалкие любители, особенно иностранцы, не имели никаких шансов. В какие бы рестораны они ни сунулись, все было переполнено. После восьмого безразличного отказа японцы сдались и пообедали гамбургерами, жареной картошкой и молочными коктейлями в “Макдоналдсе”.
Эта еда напомнила им Токио.
Франция, Париж, 29 мая
Эта фехтовальная школа была основана в конце шестнадцатого века, примерно в то время, когда фехтование тонким стальным клинком стало во Франции одной из главных форм досуга. Пионерами этого развлечения, правда, были итальянцы, однако с тех пор — с несколькими непродолжительными перерывами — фехтование как искусство продолжало существовать и развиваться во Франции.
Во время Великой французской революции, когда искусство обращения со шпагой считалось признаком гнилого аристократизма, здание школы было на время превращено в публичный дом. Во время нацистской оккупации Франции здесь помещался офицерский клуб. Все же остальное время, примерно, четыреста лет, фехтовальная посола продолжала функционировать в качестве учебного заведения, где один человек мог научиться изящно протыкать другого человека заостренным стальным прутом.
Кристиан де Гювэн считал школу прекрасным памятником человеческому характеру.
Здание школы было довольно удобно расположено в Шестнадцатом округе Парижа, неподалеку от казарм Буа де Винсенс, и в нескольких минутах ходьбы от банка да Гювэна, от дома его любовницы, от его собственной квартиры и любимого ресторана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96