— Вы сторож?
— Да.
— Я слышал в городе ужасную историю, которая здесь когда-то случилась …
— Вы наверное имеете в виду поместье «Терпение»? — прервал его сторож.
— Да, да. Любопытно было бы посмотреть на те могилы.
— Вы полицейский?
Никола почувствовал, что на него наступают. Он посмотрел на человека так, будто у того вдруг появилась третья ноздря. Это выражение убедило сторожа, что он попал в точку, и тот улыбнулся.
— Не беспокойтесь, на лбу у вас не написано. Просто в молодости я много чего натворил и не раз сталкивался с полицией, поэтому распознаю их с первого раза.
Юло не подтвердил и не опроверг его предположение.
— Хотите посмотреть на могилы Леграна, так ведь? Пойдемте со мной.
Он не задал никаких вопросов. Если у этого человека было бурное прошлое и он наконец осел в маленьком городке, где одни хотят знать все, а другие — ничего, то вполне понятно, на чьей он стороне.
Юло проследовал за сторожем к лестнице на террасу. Несколько ступенек — и они поднялись на первую площадку. Сторож свернул влево. Остановился возле нескольких, тесно расположенных могил. Юло прочел надписи на могильных плитах, лежащих на земле не горизонтально, а под небольшим углом. На каждой — только имя и дата, высеченные в камне.
Лаура Де Доминичис 1943 — 1971
Даниэль Легран 1970 — 1992
Марсель Легран 1992
Франсуа Мотисс 1992
На могилах не было фотографий, как он заметил, и на многих других. Юло не нашел тут ничего странного, хотя предпочел бы увидеть лица в качестве исходного ориентира.
Похоже, сторож прочитал его мысли.
— На надгробиях нет фотографий, потому что они все сгорели в пожаре.
— А почему у двоих обозначена только дата рождения?
— Эти двое, у которых она есть, — мать и сын. Другие даты, думаю, тогда не удалось установить. А потом…
Он сделал жест, означавший, что потом некому было добавить даты.
— Как это случилось? — спросил комиссар, не отрывая взгляда от мраморных плит.
— Скверная история… Легран был странный тип. Нелюдим. Он купил поместье «Терпение», приехал туда с беременной женой и женщиной, что-то вроде прислуги. Жили они очень замкнуто. Жена рожала дома с помощью служанки, он, наверное, тоже помогал.
Он указал жестом на могилу.
— Жена умерла через несколько месяцев после родов. Может, если бы рожала в больнице, осталась жива. Во всяком случае, так сказал врач, который констатировал смерть. Но такой уж был этот Легран. Казалось, он ненавидит людей. Сына его почти никогда не видели, он не был крещен, не ходил в школу. Наверное, занимался с частными преподавателями, может, отец сам учил его, потому что тот сдавал экзамены в конце каждого учебного года…
— Вы видели его когда-нибудь?
Сторож кивнул.
— Иногда, очень редко, он приезжал с отцом положить цветы на могилу матери. Обычно это делала экономка. А однажды…
— Что однажды?
— Так получилось, что стало ясно, какие отношения были у отца с сыном. Я хорошо помню…
Он указал на небольшое строение, служившее, по-видимому складом.
— Когда я вышел оттуда, то увидел, что отец стоит, задумавшись, у могилы, а мальчик вот тут, рядом, у самой сетки, смотрит на детей, играющих в футбол. Услышав, что я вышел, он посмотрел на меня… Нормальный ребенок, я бы даже сказал, красивый, но у него были странные глаза, не знаю, как бы вам объяснить… Пожалуй, самое подходящее слово — печальные, вот-вот, печальные, я бы так сказал… Самые печальные глаза, какие я когда-либо видел. Он наверное улучил момент, когда отец задумался, и подошел сюда, привлеченный голосами детей. Я приблизился к нему, хотел заговорить, но тут его отец подлетел к нам, словно фурия. И окликнул мальчика по имени… Вот как это было…
Сторож помолчал, как бы для того, чтобы сдуть последнюю пылинку с воспоминания, и посмотрел на Юло, будто не видя его, а заново переживая испытанное много лет назад.
— Он крикнул «Даниэль!» так, будто отдавал приказ расстрельной команде. Ребенок обернулся к отцу и задрожал как осиновый лист. А Легран не произнес больше ни слова — только вытаращился нас сына, как сумасшедший, и дрожал от гнева почти так же, как сын от страха. Не представляю, что там происходило у них дома, только в этот момент ребенок обмочился!
Сторож опустил взгляд в землю.
— Поэтому, можете себе представить, годы спустя я нисколько не удивился, узнав, что Легран устроил такое побоище. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду…
— Мне известно, что он покончил с собой после того, как убил экономку и сына и поджег дом.
— Верно, следствие так и решило, и поведение Леграна давало повод так думать. Но эти глаза…
Он посмотрел перед собой и покачал головой.
— Эти безумные глаза я никогда не забуду.
— Еще что-нибудь можете рассказать? Помните какие-нибудь детали?
— Да, конечно, потом происходили другие странные вещи. Немало странного, я бы сказал.
— Что же именно?
— Ну, кража тела, например. Потом эта история с цветами…
Юло поначалу решил, будто что-то не понял.
— Какого тела?
— Его.
Человек указал на надгробную плиту Даниэля Леграна.
— Примерно через год после той истории однажды ночью могила была осквернена. Когда я пришел утром, то увидел, что ограда взломана, надгробная плита сдвинута, и гроб открыт. От тела мальчика не осталось и следа. Полиция решила, что это сделал какой-нибудь маньяк-некрофил…
— Кажется, вы что-то еще сказали о цветах… — прервал его Никола.
— Да, и это тоже. Месяца через два после похорон я получил письмо, напечатанное на пишущей машинке. Мне принесли его сюда, потому что оно было адресовано сторожу кладбища в Кассисе. В нем были деньги. Не чек, обратите внимание, а банкнота, вложенная в письмо.
— И что там было написано?
— Деньги — вознаграждение за уход за могилой Даниэля и матери. Ни слова об отце и экономке. Написавший письмо просил меня, чтобы надгробные плиты всегда были чистыми и на них всегда были цветы. Деньги поступали регулярно и после того, как было украдено тело.
— До сих пор?
— Последний раз я получил их в прошлом месяце. Если ничего не изменится, скоро должно прийти новое письмо.
— Вы сохранили старое? Хоть один из конвертов?
Сторож пожал плечами и покачал головой.
— Не думаю. Что касается письма, то ведь прошло уже столько лет, надо бы поискать дома, но сомневаюсь. А конверты… Не знаю, может, какой-нибудь и сохранился. В любом случае могу передать вам тот, который получу на днях.
— Я был бы вам благодарен. И буду благодарен также, если вы никому не скажете о нашем разговоре.
Сторож кивком дал понять, что это само собой разумеется.
— Не беспокойтесь.
Пока они разговаривали, какая-то женщина в темной одежде, с платком на голове поднялась по лестнице с букетом цветов. Подошла мелкими шажками, словно китаянка, к могиле в том же ряду, где лежали Леграны, наклонилась, ласково провела рукой по мраморной плите, и тихим голосом обратилась к могиле.
— Прости, что задержалась сегодня, но у меня были проблемы дома. Сейчас схожу за водой и потом все тебе объясню.
Она положила цветы на плиту, вынула из специального углубления в ней сосуд со старыми, увядшими цветами и отправилась за водой. Сторож проследил за ней взглядом и предвосхитил вопрос Никола. На лице его читалось сочувствие.
— Бедная женщина, верно? Какая-то черная полоса накрыла тогда Кассис. Произошло это незадолго до той жуткой истории в «Терпении». Обычное дело — обычное, если вообще так можно говорить о смерти. Несчастный случай на воде. Ее сын нырял за морскими ежами, которых продавал туристам на лотке в порту. И однажды не вернулся. Нашли его пустую лодку, стоявшую на якоре поблизости в заливчике, там лежала одежда. Когда море вернуло его тело, вскрытие показало, что он утонул, может, ему стало плохо во время погружения. После смерти парня…
Сторож помолчал и выразительно покрутил пальцем у виска.
— …вместе с сыном она потеряла и рассудок.
Юло посмотрел на женщину — та выбрасывала в урну увядшие цветы, взятые с могилы.
Он подумал о Селин, о своей жене. С ней произошло то же самое после смерти Стефана. Сторож сказал совершенно правильно.
Вместе с сыном она потеряла и рассудок.
Он спросил себя с болью в сердце, неужели кто-нибудь и о Селин тоже кто-нибудь говорил вот так, крутя пальцем у виска. Голос сторожа вернул его на кладбище маленького городка под названием Кассис, к могиле погубленной семьи.
— Если я вам больше не нужен…
— О, простите, месье…
— Норбер, Люк Норбер…
— Простите, что отнял у вас столько времени. Наверное, вам уже пора закрывать.
— Нет, летом кладбище открыто допоздна. Приду потом, когда стемнеет, и закрою ворота.
— Тогда, если позволите, я побуду здесь еще несколько минут.
— Пожалуйста. Если буду нужен, можете найти меня тут или спросите любого в городе. Меня все знают, и каждый покажет мой дом. До свиданья, месье…
Юло улыбнулся. Он решил, что месье Норбер заслужил некоторого вознаграждения.
— Юло. Комиссар Юло.
Человек спокойно воспринял подтверждение своей догадки, никак не выразив своего отношения. Только слегка кивнул, как бы говоря, что иначе и быть не могло.
— До свиданья и большое спасибо.
Сторож повернулся и ушел. Никола проследил за ним взглядом. Женщина в темной одежде наполняла водой из крана возле капеллы сосуд для цветов. Голубь сидел на крыше низкой постройки. В небе парила, направляясь к морю, чайка. Чайки — эти нищенки на море и на суше, — делят между собой отбросы, которые оставляют после себя несчастные существа, не умеющие летать.
Юло принялся рассматривать надгробные плиты. Он смотрел на них, словно они могли заговорить, и лавина вопросов теснилась в его голове. Что случилось в том доме? Кто похитил обезображенный труп Даниэля Леграна? Что связывало драму десятилетней давности с жестоким убийцей, который уродовал своих жертв точно таким же образом?
Он направился к выходу. Минуя надгробие утонувшего мальчика, он задержался на минутку и пригляделся: темноволосый жизнерадостный парень улыбался с черно-белой отретушированной фотографии на эмали. Наклонился прочитать имя. И когда увидел надпись, у него перехватило дыхание. Ему показалось, будто средь бела дня грянул гром, а буквы стали огромными — во всю плиту.
В одно мгновение — краткое и бесконечное — он понял все.
И узнал имя Никто.
Услышал, почти не обратив внимания, звук приближавшихся по бетону шагов. Подумал, что это возвращается к могиле своего сына женщина в темном платье.
Он был взволнован, был потрясен, в ушах у него гремело, как от полкового барабана, и он не обратил внимания на куда более тихие шаги, которые все приближались и наконец замерли у него за спиной.
Не обратил внимания, пока не услышал:
— Поздравляю, комиссар. Не думал, что доберетесь и сюда.
Юло медленно обернулся и увидел направленный на него пистолет. Комиссар подумал, что наверное в этот день его удаче пришел конец.

44
Фрэнк проснулся, когда за окном было еще темно. Открыл глаза и в который уже раз обнаружил, что лежит не в своей постели, не в своей комнате и не в своем доме. Однако сейчас все было иначе. Пробуждение обещало еще один день и те же мысли, что вчера. Он посмотрел влево и в голубоватом свете абажура увидел спящую Елену. Она лежала рядом, простыня лишь отчасти прикрывала ее спину, и Фрэнк полюбовался точеными плечами, плавной линией рук. Он повернулся на бок и приблизился к ней — так бездомная собака осторожно подходит к предложенной незнакомцем пище. Ему хотелось почувствовать, вдохнуть аромат ее кожи.
Это была вторая ночь, которую они провели вместе.
А в тот первый вечер, когда, не доехав до ресторана, вернулись на виллу, они выбрались из машины Фрэнка почти с робостью, с опасением, что как только покинут ее крохотное пространство, что-то пропадет, и возникшее там чувство развеется, едва соприкоснется с воздухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85