А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Каменные стены еще были
целыми, а потолок был почти не поврежден, не считая нескольких трещин,
через которые дождевая вода просачивалась вниз. Это старое здание,
подумала Сестра Ужас, а тогда строили не так, как сейчас. Каменные опоры
через равные промежутки поддерживали потолок, некоторые из них покрылись
трещинами, но ни одна не обрушилась. Пока не обрушилась, сказала про себя
Сестра Ужас.
- Вот она.
Бет прошла к фигуре, прижавшейся к основанию одной из колонн. Черная
вода стекала рядом с ее головой, она сидела в растекающейся луже
зараженного дождя и что-то держала в руках. Зажигалка Бет погасла.
- Извините, - сказала она. - Трудно держать ее, потому что она
нагревается, и мне не хочется тратить бензин. Это зажигалка мистера
Каплана.
- Что вы сделали с телами?
- Мы убрали их подальше. Тут много коридоров. Мы оттащили их в конец
одного из них и там оставили. Я... я хотела произнести над ними молитву,
но...
- Что но?
- Я забыла молитвы, - ответила она. - Молитвы... кажется, они не
имеют большого смысла теперь.
Сестра Ужас что-то промычала и полезла в сумку за пакетом с ветчиной.
Бет наклонилась и подала латиноамериканке бутылку с пивом. Дождевая вода
попала ей на руку.
- Вот, - сказала она. - Здесь есть питье. Эль дринко.
Латиноамериканка издала хнычущий, молитвенный звук, но не ответила.
- Она так и не двигается отсюда, - сказала Бет. - Вода попадает на
нее, но она так и не переходит на сухое место. Хотите есть? - спросила она
латиноамериканку. Кушать, есть? Боже, как это можно жить в Нью-Йорке, не
зная английского?
Сестра Ужас стянула почти весь пластик с ветчины. Она оторвала
кусочек ломтика и стала на колени около Бет Фелпс.
- Посветите еще зажигалкой. Может, если она увидит, что есть у нас,
нам удастся сдвинуть ее с ее места.
Вспыхнула зажигалка. Сестра Ужас взглянула на покрытое волдырями, но
все еще приятное лицо девушки-латиноамериканки, которой, вероятно, было не
больше двадцати лет. Длинные черные волосы были обгоревшими на концах, и
там, где локоны волос на голове были выжжены, видна кожа черепа. Женщина
не отреагировала на свет. Ее большие влажные карие глаза были устремлены
на то, что она держала в руках.
- О, - слабо охнула Сестра Ужас. - О... нет.
Ребенку было, вероятно, годика три, девочке с блестящими, как у
матери, волосами. Сестра Ужас не видела ее личика. И не хотела видеть. То,
что одна маленькая рука была жестко выгнута вверх, как будто тянувшись к
матери, и то, что тело неуклюже лежало на материнских руках, сказало
Сестре Ужас, что ребенок мертв.
Вода стекала в дыру в потолке, омывая волосы латиноамериканки и ее
лицо словно бы черными слезами. Она стала нежно баюкать, любовно покачивая
труп.
- Она не в своем уме, - сказала Бет. - Вот так и сидит с прошлой
ночи, когда ребенок умер. Если она не уйдет от этой воды, она тоже умрет.
Сестра Ужас слышала Бет очень смутно, как бы издалека. Она протянула
руки к латиноамериканке.
- Послушайте, - сказала она голосом, в котором послышалось что-то
необычное. - Я возьму ее. Дайте ее мне.
Дождевая вода черными ручьями стекала по ее ладоням и рукам.
Баюканье латиноамериканки стало громче.
- Дайте ее мне. Я возьму ее.
Латиноамериканка стала покачивать труп еще сильнее.
- Дайте ее мне.
Сестра Ужас услышала, что ее собственный голос становится безумнее, и
вдруг в своем сознании она увидела вспышки вращающегося голубого света.
- Я... возьму... ее.
Падал дождь, и гром гремел, как глас Божий: "Ты!.. Ты, грешница! Ты,
пьяная грешница, ты убила ее и теперь должна заплатить..."
Она опустила глаза. На ее руках был труп маленькой девочки. На
светлых волосах девочки была кровь, а глаза открыты и заливались дождевой
водой. Вращался голубой фонарь военной машины, и солдат в желтом
дождевике, нагнувшийся к ней, сидящей на дороге, ласково сказал:
- Пойдемте отсюда. Вы должны дать ее мне.
Он оглянулся через плечо на другого солдата, гасившего огонь на
потерпевшем аварию автомобиле.
- Она не в своем уме. Я чувствую алкоголь. Мне нужна твоя помощь.
И тогда они оба пошли к ней, оба демона в желтых дождевиках, пытаясь
отобрать у нее ребенка. Она встала и отбивалась от них, выкрикивая:
- Нет! Вы ее не получите! Я не дам вам ее отнять!
Но громовой голос приказал: "Отдай ее, ты, грешница, отдай ее", а
когда она закричала и зажала уши руками, чтобы не слышать голос Судии, они
отобрали у нее дитя.
Из руки девочки выпал стеклянный шар, своеобразная безделушка, внутри
которого был снежный пейзаж с игрушечной деревней в сказочной земле.
- Мам, - вспомнила она, как возбужденно говорил ребенок, - смотри что
я выиграла на дне рожденья. У меня получился самый лучший хвостик для
ослика!
Девочка протянула к ней шар, и на мгновение, всего лишь на мгновение,
мать отвела взгляд от дороги, чтобы присмотреться к нечеткому изображению
снега, падавшего на крыши в далекой и волшебной стране.
Она видела, как падает стеклянный шар, страшно медленно, и
вскрикнула, потому что знала, что он вот-вот разобьется на бетоне, а когда
он разобьется, все пропадет и исчезнет.
Он ударился перед ней, и когда он разлетелся на тысячи блеснувших
осколков, ее крик оборвался и перешел в подавленный стон.
- О, - прошептала она. - О... нет.
Сестра Ужас смотрела на мертвое дитя на руках латиноамериканки. Моя
маленькая девочка мертва, вспомнила она. Я была пьяна и взяла ее на
празднование дня рождения и загнала машину прямо в кювет. О, Боже... О,
любимый Иисус. Грешница. Пьяная, безнравственная грешница! Я убила ее. Я
убила мою маленькую девочку. О, Боже, прости меня...
Слезы душили ее и стекали по ее щекам. В ее сознании крутились
обрывки воспоминаний, как сорванные листья в бурю; ее муж, обезумевший от
гнева, проклинавший ее и кричавший, что не хочет ее больше видеть; ее
мать, глядевшая на нее с отвращением и жалостью и говорившая, что ей
никогда уже не родить ребенка; врач в больнице, качавший головой и
проводивший осмотр в строго определенные часы; больничные коридоры, где
уродливые, неуклюжие безумные женщины бегали, визжали и дрались из-за
гребенки; и высокий забор, через который она перелезла в тишине ночи и шла
через снежную вьюгу, чтобы скрыться в соседнем лесу.
Моя маленькая девочка мертва, подумала она. Мертва и покинула меня,
давным-давно.
Слезы почти ослепили ее, но она достаточно хорошо видела, чтобы
понять, что ее маленькая девочка не страдала так, как та, которая лежала
сейчас на руках латиноамериканки. Ее маленькую девочку положили покоиться
в тени дерева на вершине холма; эта должна лежать в холодном сыром подвале
в городе мертвых.
Латиноамериканка подняла голову и поглядела на Сестру Ужас залитыми
слезами глазами. Она смигнула и медленно потянулась сквозь льющуюся сверху
воду, чтобы коснуться Сестры Ужас; слезинка на секунду задержалась на
кончике ее пальца, прежде чем упасть.
- Дайте ее мне, - прошептала Сестра Ужас. - Я приму ее.
Латиноамериканка снова взглянула и задержала взгляд на трупике, потом
из ее глаз хлынули слезы и смешались с черным дождем, текущим по ее лицу;
она поцеловало личико мертвого дитя, на момент прижала ее к себе, а затем
передала трупик Сестре Ужас.
Она приняла тельце так, будто принимала дар, и стала подниматься.
Но латиноамериканка опять потянулась рукой и коснулась раны в форме
распятия на шее Сестры Ужас. Она изумленно произнесла:
- Бендито. Муй бендито.
Сестра Ужас встала, а латиноамериканка медленно отползла от воды и
легла на пол, съежившись и дрожа.
Джек Томашек взял трупик у Сестры Ужас и пошел во тьму.
Бет сказала:
- Не знаю, как, но вы это сделали.
Она нагнулась, чтобы дать латиноамериканке бутылку с имбирным пивом;
она взяла ее у Бет и допила до конца.
- Боже мой, - сказал Арти Виско, стоявший позади нее. - Я только что
понял... Я даже не знаю вашего имени.
- Имя... Какое? - удивилась она.
Какое у меня имя? Откуда я появилась? Где то тенистое дерево, которое
приютило мою маленькую девочку? Ни один ответ не пришел к ней.
- Можете меня звать...
Она заколебалась. Я же старьевщица, подумала она. Я никто, я всего
лишь старьевщица без имени, и я не знаю, куда иду, хотя, во всяком случае,
я знаю, как попала сюда.
- Сестра, - ответила она. - Зовите меня... Сестра.
И до нее дошел внутренний крик: я больше не безумная.
- Сестра, - повторил Арти.
Он произнес это как "Систа".
- Не так уж и много для имени, но думаю, что оно подходит. Рад
познакомиться с вами, Сестра.
Она кивнула, смутные воспоминания все еще крутились. Боль от того,
что она вспомнила, еще не ушла и останется, но это случилось очень давно и
со слабой и беспомощной женщиной.
- Что будем делать? - спросила ее Бет. - Не можем же мы просто
оставаться здесь, а?
- Нет. Не можем. Завтра я и Арти собираемся пройти через Голландский
туннель, если он не поврежден. Мы идем на запад. Если вы трое хотите идти
с нами, приглашаем.
- Оставить Нью-Йорк? А что, если... там ничего нет? Что, если все
пропало?
- Будет нелегко, - твердо сказала Сестра. - Будет чертовски трудно и
чертовски опасно. Не знаю, как будет с погодой, но все же нам надо сделать
первый шаг, ибо это единственный способ, какой я знаю, чтобы попасть
куда-либо. Правильно?
- Правильно, - эхом ответил Арти. - У вас хорошая обувь, Бет. Она
выдержит долгую дорогу.
Нам придется далеко идти, рассудила Сестра. Очень далеко, и лишь Богу
известно, что мы там найдем. Или что встретит нас.
- Хорошо, - решила Бет. - Ладно, я с вами.
Она опять погасила зажигалку, чтобы беречь бензин.
На этот раз ей показалось, что вокруг не так уж и темно.


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. СТРАНА МЕРТВЫХ

19. САМАЯ БОЛЬШАЯ ГРОБНИЦА МИРА
Человек с окровавленными лоскутьями рубашки, намотанными на обрубок
правой руки, осторожно продвигался по иссеченному глубокими трещинами
коридору. Он боялся, что упадет и обрубок начнет кровоточить, много часов
из него капала кровь, пока наконец не свернулась. Он ослаб, в голове у
него мутилось, но он заставлял себя идти, потому что хотел увидеть все
сам. Сердце колотилось, в ушах стоял шум крови. Но что больше всего
отвлекало его внимание, так это зуд между большим и указательным пальцами
правой руки, которой уже не было. Зуд в руке, которой нет, сводил его с
ума.
Рядом с ним следовал одноглазый горбун, а перед ним, с фонарем,
разведывая дорогу, шел мальчик в разбитых очках. В левой руке мальчик
сжимал мясной топорик, острие которого было испачкано в крови полковника
Джимбо Маклина.
Роланд Кронингер остановился, луч фонарика прошивал смутный воздух
перед ним.
- Это тут, - сказал "Медвежонок". - Вот тут, Видите? Я говорил вам,
правда? Я говорил вам!
Маклин прошел несколько шагов вперед и взял фонарик у Роланда. Он
пошарил им по преграде из валунов и плит, которые совершенно перекрыли
коридор впереди них, отыскивая трещину, слабое место, дырку, куда можно бы
вставить рычаг, что угодно. Но и крысе не проскочить бы внутрь.
- Господь нам поможет, - спокойно сказал Маклин.
- Я же говорил! Видите? Разве я не говорил вам? - бормотал
"Медвежонок".
Обнаруженная преграда отняла у него остатки воли, которые еще двигали
им.
За этой каменной преградой находился склад с неприкосновенным запасом
пищи и воды и помещение с оборудованием. Они были отрезаны от всего -
фонарей и батареек, туалетной бумаги, сигнальных ракет, от всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150