она немного отхлебнула и
затем оттолкнула банку.
- Воды, - жалобно сказала она. - Пожалуйста... воды.
- Извините. Воды нет совсем.
- Дерьмо! - пробормотала она. - У меня все горит.
Джош пощупал ей лоб рукой, и словно бы прикоснулся к жаровне; ее жар
был гораздо сильнее, чем у него. Чуть дальше Поу-Поу все еще мучался,
бормоча о сусликах, потерянных ключах от грузовика и какой-то женщине по
имени Голди.
- Блейкмен, - хрипло произнесла Дарлин. - Нам нужно доехать до
Блейкмена. Свон, родненькая? Не волнуйся, мы доберемся туда.
- Да, мам, - спокойно ответила Свон, и Джош понял по ее голосу, что
она знала: мать ее при смерти.
- Сразу же, как только нас вызволят отсюда. Мы поедем. Боже, я
представляю себе, какое выражение будет на лице отца!
Она засмеялась, и в ее легких забулькало.
- Да у него глаза на лоб полезут!
- Он ведь правда будет рад видеть нас, да, мам? - спросила Свон.
- Конечно, будет! Черт побери, когда же они придут сюда и вызволят
нас? Когда придут?
- Скоро, мама.
Девочка повзрослела после взрыва на годы, подумал Джош.
- Я видела во сне Блейкмен, - сказала Дарлин. - Ты и я... шагали и я
видела старый дом... прямо перед нами, через поле. И солнце... солнце
светило так ярко. О, это был чудесный день. А я посмотрела через поле и
увидела отца, стоявшего на крыльце... и он махал мне рукой, чтобы я
перешла через поле. Он не... не ненавидел меня больше. И вдруг... из дома
вышла моя мама и стала на крыльце рядом с ним... и они держались за руки
друг друга. И она позвала:
- Дарлин! Дарлин! Мы ждем тебя, девочка! Приди в дом!
Она затихла, слышалось только ее хриплое дыхание.
- Мы... мы уже пошли было через поле, но мама сказала: "Нет, родная!
Только ты одна. Только ты одна. Маленькой девочке не надо. Только ты
одна". А я не хотела идти через поле без моего ангелочка, мне стало
страшно. Мама сказала: "Маленькой девочке нужно идти дальше. Идти
далеко-далеко. О... я хотела перейти через поле... я хотела... но я не
смогла.
Она нашла руку Свон.
- Я хочу домой, родная.
- Все хорошо, - прошептала Свон и пригладила мокрые от пота остатки
волос матери. - Я люблю тебя, мама. Я так люблю тебя.
- Ох... все у меня было плохо, - в горле Дарлин послышалось рыдание.
- Все к чему я прикасалась... становилось плохим. О, Боже... кто
присмотрит за моим ангелочком? Я боюсь... Я так боюсь.
Она стала безудержно рыдать, а Свон держала на руках ее голову и
шептала:
- Мама. Я тут. Я с тобой.
Джош отполз от них. Залез в свой угол и свернулся, желая забыться.
Он не знал, сколько прошло времени, может, несколько часов, когда
услышал рядом шум. Он сел.
- Мистер? - голос Свон был слабый и горестный. - Я думаю, моя мама
ушла домой.
Она вздохнула и стала плакать и стонать одновременно.
Джош обнял ее, и она прильнула к его шее и заплакала навзрыд. Он
чувствовал, как бьется ее сердечко, и ему хотелось закричать от злобы, и
если бы кто-нибудь из тех горделивых дураков, которые нажимали кнопки, был
где-нибудь поблизости, он бы свернул им шеи, как спички. Мысли о тех
многих миллионах, может быть лежащих мертвыми, терзали сознание Джоша,
также как мысли о том, какой величины вселенная, о том, сколько миллиардов
звезд мерцают в небесах.
Но сейчас у него на руках была маленькая плачущая девочка, и ей
никогда уже не увидеть мир, таким, каким он был. Что бы ни случилось, она
навсегда будет мечена этим моментом, и Джош знал, что он тоже. Потому что
одно дело знать, что там наружи могут быть миллионы безликих мертвых, и
совсем другое знать, что женщина, которая дышала и говорила, и чье имя
было Дарлин, лежит мертвая на земле меньше чем в десяти футах от тебя.
И он должен похоронить ее в этой земле. С помощью сломанной лопаты и
топора выкопать, стоя на коленях, могилу. Похоронить ее поглубже, чтобы
микробы во тьме не выкарабкались.
Он чувствовал на своем плече слезы девочки, и когда он хотел
погладить ее по волосам, пальцы его нащупали волдыри и щетинку вместо
волос.
И он помолился Богу о том, что если им суждено умереть, то чтобы
ребенок умер раньше него, чтобы ей не оставаться одной с мертвыми.
Свон выплакалась, она в последний раз всхлипнула и обессилено
привалилась к плечу Джоша.
- Свон? - сказал он. - Я хочу, чтобы ты какое-то время посидела тут и
не двигалась. Послушайся меня, а?
Она не отвечала. Наконец кивнула. Джош посадил ее рядом, взял лопату
и топор. Он решил выкопать яму как можно дальше от угла, где лежала Свон,
и стал отбрасывать солому, битое стекло и расщепленное дерево. Правой
рукой он нащупал что-то железное, зарытое в рыхлой земле, и сначала
подумал, что это одна их банок, которую нужно сложить с другими.
Но это было нечто другое, узкий длинный цилиндр. Он взял его обоими
руками и пальцами прошелся по нему.
Нет, это не банка, подумал он. Нет, не банка. Боже мой, о, Иисусе!
Это был фонарик и, судя по весу, в нем были батарейки. Большим
пальцем нашел кнопку. Но не решался нажать ее, потом закрыл глаза и
прошептал:
- Пожалуйста, пожалуйста. Пусть он еще работает. Пожалуйста.
Он сделал глубокий вздох и нажал кнопку.
Ничего не изменилось, ощущение света на его закрытых веках не
появилось.
Джош открыл глаза и посмотрел в темноте. Фонарик был бесполезным.
На мгновение ему захотелось смеяться, но потом лицо его исказилось от
злости и он крикнул:
- Чтоб тебя черт побрал!
Он уже отвел руку назад, чтобы разбить фонарь на куски об стену.
Но в ту секунду, как Джош был готов швырнуть его, фонарь вдруг мигнул
и на его лампочке появился слабый желтый огонек, однако Джошу он показался
ярчайшим, самым чудесным светом. Он чуть не ослепил его, но затем мигнул и
снова погас.
Он яростно затряс его, свет играл в игрушки, вспыхивая и погасая
снова и снова. Тогда Джош просунул два пальца под треснувшую пластмассовую
линзу к крошечной лампочке. Осторожно, дрожащими пальцами, он слегка
повернул лампочку по часовой стрелке. На этот раз свет остался: смутный,
мерцающий, но все-таки свет.
Джош опустил голову и заплакал.
22. ЛЕТО ЗАКОНЧИЛОСЬ
Ночь застала их на Коммунипо Авеню на развалинах Джерси-Сити, прямо к
востоку от Ньюаркского залива. Они нашли костер из обломков, горевший
внутри здания без крыши, и Сестра решила, что в этом месте они сделают
привал. Стены здания защищали от холодного ветра, и тут было много
горючего материала, чтобы поддерживать костер до утра; они сгрудились
вокруг костра, потому что уже в шести футах от него было как в
морозильнике.
Бет Фелпс протянула руки к огню.
- Боже, как холодно! Почему так холодно? Ведь еще июль!
- Я не ученый, - отважился Арти, сидевший между ней и
латиноамериканкой, - но я думаю, что взрывы подняли столько пыли и мусора
в воздух, что из-за этого с атмосферой что-то произошло - искривление
солнечных лучей или что-то в этом роде.
- Я никогда... никогда раньше так не мерзла! - Зубы у нее стучали. -
Я просто не могу согреться!
- Лето закончилось, - сказала Сестра, роясь в своей сумке. - Думаю,
что лета теперь не будет.
Она вытащила ломтики ветчины, намокшие остатки хлеба и две банки
анчоусов. В ее сумке, заметно пострадавшей от воды, были еще и другие
вещи, найденные сегодня: маленькая алюминиевая кастрюля с пластмассовыми
ручками, маленький нож с заржавленным лезвием, банка растворимого кофе и
одна толстая садовая перчатка без двух отгоревших пальцев. На дне лежало
стеклянное кольцо, которое Сестра не вынимала, не трогала с того момента,
как они выбрались из туннеля. Она берегла это сокровище, чтобы
рассматривать его и касаться, на будущее, как самый сладкий кусок,
оставляемый напоследок.
Никто из них не заговаривал о Голландском туннеле. Он казался будто
бы таинственным кошмаром, чем-то, что им хотелось забыть. Но теперь Сестра
чувствовала себя сильнее. Они прошли через туннель. Они могли теперь
пройти через подобное и в другую ночь, и в другой день.
- Берите хлеб, - сказала она им. - Вот. Не налегайте на ветчину.
Она жевала намокший кусок хлеба и наблюдала, как ест
латиноамериканка.
- У тебя есть имя? - спросила Сестра.
Латиноамериканка смотрела на нее без интереса.
- Имя.
Сестра сделала в воздухе, как будто писала.
- Как тебя зовут?
Латиноамериканка была занята тем, что рвала ломтик ветчины на
маленькие, на один глоток, кусочки.
- Может, она тронутая? - сказал Арти. - Понимаете, может, потеря
ребенка сделала ее тронутой? Как вы думаете, такое может быть?
- Может, - согласилась Сестра и проглотила хлеб, отдававший на вкус
пеплом.
- Думаю, что она пуэрториканка, - гадала Бет. - Я собиралась заняться
изучением испанского в колледже, но потом занялась музыкой.
- А что ты... - Арти запнулся.
Он слабо улыбнулся и затем улыбка пропала.
- Чем вы зарабатывали на жизнь, Бет?
- Я была секретаршей в компании Хольмхаузен по поставкам графита, на
Одиннадцатой Западной. Третий этаж, угловой офис. Здание Броуорд. Я
секретарша мистера Олдена, вице-президента. Я имею в виду, он был
вице-президентом.
Она помолчала, пытаясь вспомнить.
- У мистера Олдена болела голова. Он попросил меня сходить через
улицу в аптеку и купить ему бутылочку экседрина. Я помню... Я стояла на
углу Одиннадцатой и Пятой в ожидании светофора. Парень приятной наружности
спросил меня, не знаю ли я, где есть саши-ресторанчик, я сказала, что не
знаю. Светофор переключился, и все стали переходить улицу. Но мне хотелось
продолжить разговор с парнем, потому что он, по правде говоря, был
остроумным и... Я ведь вправду не многих встречала парней, с кем бы
хотелось погулять. Мы уже наполовину перешли, он посмотрел на меня,
улыбнулся и сказал: "Меня зовут Кейт. А вас?"
Бет грустно улыбнулась и покачала головой.
- Мне так и не пришлось ему ответить. Мне запомнился громкий ревущий
звук. Потом... Мне кажется, кто-то схватил меня за руку и сказал, что надо
убегать. Я побежала. Я бежала, как никогда, и слышала, как кричат люди, и,
наверное, я тоже кричала. Все, что я запомнила, было то, как кто-то
сказал: "Она еще жива". Я обезумела. Конечно, я еще жива! Почему бы мне
еще не жить? Я открыла глаза, надо мной склонились мистер Каплан и Джек.
Взгляд Бет был направлен на Сестру.
- Мы... мы не единственные, кто выжил после этого, а? Я имею в
виду... не только же мы, а?
- Сомневаюсь. Те, кому это удалось, вероятно, ушли на запад, или на
север, или на юг, - сказала Сестра. - Наверняка им точно не было причины
идти на восток.
- Боже мой! - резко выдохнула Бет. - Моя мама и папа. Моя маленькая
сестра. Они живут в Питтсбурге. Как вы думаете... Питтсбург похож на то,
что здесь, а? Я имею в виду, Питтсбург может быть в порядке, правда?
Она украдкой оскалилась в улыбке, но глаза были дикими.
- Что там было бомбить в Питтсбурге, правда?
- Правда, - согласилась она и сосредоточилась на открывании банки с
анчоусами маленьким ключом. Она понимала, что соленость анчоусов может
вызвать жажду, но еда есть еда.
- Кто-нибудь хочет?
Она подцепила пальцем кусочек филе и положила его в рот, вкус рыбы
чуть не обжег ей язык, но она проглотила ее, рассудив, что в рыбе есть то
ли йод, то ли что-то еще полезное. Арти и Бет взяли по рыбке, а
латиноамериканка отвернулась.
Они доели хлеб. Сестра положила оставшиеся ломтики ветчины обратно в
сумку, потом вылила масло из баночки из-под анчоусов на землю, а баночку
тоже положила в сумку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
затем оттолкнула банку.
- Воды, - жалобно сказала она. - Пожалуйста... воды.
- Извините. Воды нет совсем.
- Дерьмо! - пробормотала она. - У меня все горит.
Джош пощупал ей лоб рукой, и словно бы прикоснулся к жаровне; ее жар
был гораздо сильнее, чем у него. Чуть дальше Поу-Поу все еще мучался,
бормоча о сусликах, потерянных ключах от грузовика и какой-то женщине по
имени Голди.
- Блейкмен, - хрипло произнесла Дарлин. - Нам нужно доехать до
Блейкмена. Свон, родненькая? Не волнуйся, мы доберемся туда.
- Да, мам, - спокойно ответила Свон, и Джош понял по ее голосу, что
она знала: мать ее при смерти.
- Сразу же, как только нас вызволят отсюда. Мы поедем. Боже, я
представляю себе, какое выражение будет на лице отца!
Она засмеялась, и в ее легких забулькало.
- Да у него глаза на лоб полезут!
- Он ведь правда будет рад видеть нас, да, мам? - спросила Свон.
- Конечно, будет! Черт побери, когда же они придут сюда и вызволят
нас? Когда придут?
- Скоро, мама.
Девочка повзрослела после взрыва на годы, подумал Джош.
- Я видела во сне Блейкмен, - сказала Дарлин. - Ты и я... шагали и я
видела старый дом... прямо перед нами, через поле. И солнце... солнце
светило так ярко. О, это был чудесный день. А я посмотрела через поле и
увидела отца, стоявшего на крыльце... и он махал мне рукой, чтобы я
перешла через поле. Он не... не ненавидел меня больше. И вдруг... из дома
вышла моя мама и стала на крыльце рядом с ним... и они держались за руки
друг друга. И она позвала:
- Дарлин! Дарлин! Мы ждем тебя, девочка! Приди в дом!
Она затихла, слышалось только ее хриплое дыхание.
- Мы... мы уже пошли было через поле, но мама сказала: "Нет, родная!
Только ты одна. Только ты одна. Маленькой девочке не надо. Только ты
одна". А я не хотела идти через поле без моего ангелочка, мне стало
страшно. Мама сказала: "Маленькой девочке нужно идти дальше. Идти
далеко-далеко. О... я хотела перейти через поле... я хотела... но я не
смогла.
Она нашла руку Свон.
- Я хочу домой, родная.
- Все хорошо, - прошептала Свон и пригладила мокрые от пота остатки
волос матери. - Я люблю тебя, мама. Я так люблю тебя.
- Ох... все у меня было плохо, - в горле Дарлин послышалось рыдание.
- Все к чему я прикасалась... становилось плохим. О, Боже... кто
присмотрит за моим ангелочком? Я боюсь... Я так боюсь.
Она стала безудержно рыдать, а Свон держала на руках ее голову и
шептала:
- Мама. Я тут. Я с тобой.
Джош отполз от них. Залез в свой угол и свернулся, желая забыться.
Он не знал, сколько прошло времени, может, несколько часов, когда
услышал рядом шум. Он сел.
- Мистер? - голос Свон был слабый и горестный. - Я думаю, моя мама
ушла домой.
Она вздохнула и стала плакать и стонать одновременно.
Джош обнял ее, и она прильнула к его шее и заплакала навзрыд. Он
чувствовал, как бьется ее сердечко, и ему хотелось закричать от злобы, и
если бы кто-нибудь из тех горделивых дураков, которые нажимали кнопки, был
где-нибудь поблизости, он бы свернул им шеи, как спички. Мысли о тех
многих миллионах, может быть лежащих мертвыми, терзали сознание Джоша,
также как мысли о том, какой величины вселенная, о том, сколько миллиардов
звезд мерцают в небесах.
Но сейчас у него на руках была маленькая плачущая девочка, и ей
никогда уже не увидеть мир, таким, каким он был. Что бы ни случилось, она
навсегда будет мечена этим моментом, и Джош знал, что он тоже. Потому что
одно дело знать, что там наружи могут быть миллионы безликих мертвых, и
совсем другое знать, что женщина, которая дышала и говорила, и чье имя
было Дарлин, лежит мертвая на земле меньше чем в десяти футах от тебя.
И он должен похоронить ее в этой земле. С помощью сломанной лопаты и
топора выкопать, стоя на коленях, могилу. Похоронить ее поглубже, чтобы
микробы во тьме не выкарабкались.
Он чувствовал на своем плече слезы девочки, и когда он хотел
погладить ее по волосам, пальцы его нащупали волдыри и щетинку вместо
волос.
И он помолился Богу о том, что если им суждено умереть, то чтобы
ребенок умер раньше него, чтобы ей не оставаться одной с мертвыми.
Свон выплакалась, она в последний раз всхлипнула и обессилено
привалилась к плечу Джоша.
- Свон? - сказал он. - Я хочу, чтобы ты какое-то время посидела тут и
не двигалась. Послушайся меня, а?
Она не отвечала. Наконец кивнула. Джош посадил ее рядом, взял лопату
и топор. Он решил выкопать яму как можно дальше от угла, где лежала Свон,
и стал отбрасывать солому, битое стекло и расщепленное дерево. Правой
рукой он нащупал что-то железное, зарытое в рыхлой земле, и сначала
подумал, что это одна их банок, которую нужно сложить с другими.
Но это было нечто другое, узкий длинный цилиндр. Он взял его обоими
руками и пальцами прошелся по нему.
Нет, это не банка, подумал он. Нет, не банка. Боже мой, о, Иисусе!
Это был фонарик и, судя по весу, в нем были батарейки. Большим
пальцем нашел кнопку. Но не решался нажать ее, потом закрыл глаза и
прошептал:
- Пожалуйста, пожалуйста. Пусть он еще работает. Пожалуйста.
Он сделал глубокий вздох и нажал кнопку.
Ничего не изменилось, ощущение света на его закрытых веках не
появилось.
Джош открыл глаза и посмотрел в темноте. Фонарик был бесполезным.
На мгновение ему захотелось смеяться, но потом лицо его исказилось от
злости и он крикнул:
- Чтоб тебя черт побрал!
Он уже отвел руку назад, чтобы разбить фонарь на куски об стену.
Но в ту секунду, как Джош был готов швырнуть его, фонарь вдруг мигнул
и на его лампочке появился слабый желтый огонек, однако Джошу он показался
ярчайшим, самым чудесным светом. Он чуть не ослепил его, но затем мигнул и
снова погас.
Он яростно затряс его, свет играл в игрушки, вспыхивая и погасая
снова и снова. Тогда Джош просунул два пальца под треснувшую пластмассовую
линзу к крошечной лампочке. Осторожно, дрожащими пальцами, он слегка
повернул лампочку по часовой стрелке. На этот раз свет остался: смутный,
мерцающий, но все-таки свет.
Джош опустил голову и заплакал.
22. ЛЕТО ЗАКОНЧИЛОСЬ
Ночь застала их на Коммунипо Авеню на развалинах Джерси-Сити, прямо к
востоку от Ньюаркского залива. Они нашли костер из обломков, горевший
внутри здания без крыши, и Сестра решила, что в этом месте они сделают
привал. Стены здания защищали от холодного ветра, и тут было много
горючего материала, чтобы поддерживать костер до утра; они сгрудились
вокруг костра, потому что уже в шести футах от него было как в
морозильнике.
Бет Фелпс протянула руки к огню.
- Боже, как холодно! Почему так холодно? Ведь еще июль!
- Я не ученый, - отважился Арти, сидевший между ней и
латиноамериканкой, - но я думаю, что взрывы подняли столько пыли и мусора
в воздух, что из-за этого с атмосферой что-то произошло - искривление
солнечных лучей или что-то в этом роде.
- Я никогда... никогда раньше так не мерзла! - Зубы у нее стучали. -
Я просто не могу согреться!
- Лето закончилось, - сказала Сестра, роясь в своей сумке. - Думаю,
что лета теперь не будет.
Она вытащила ломтики ветчины, намокшие остатки хлеба и две банки
анчоусов. В ее сумке, заметно пострадавшей от воды, были еще и другие
вещи, найденные сегодня: маленькая алюминиевая кастрюля с пластмассовыми
ручками, маленький нож с заржавленным лезвием, банка растворимого кофе и
одна толстая садовая перчатка без двух отгоревших пальцев. На дне лежало
стеклянное кольцо, которое Сестра не вынимала, не трогала с того момента,
как они выбрались из туннеля. Она берегла это сокровище, чтобы
рассматривать его и касаться, на будущее, как самый сладкий кусок,
оставляемый напоследок.
Никто из них не заговаривал о Голландском туннеле. Он казался будто
бы таинственным кошмаром, чем-то, что им хотелось забыть. Но теперь Сестра
чувствовала себя сильнее. Они прошли через туннель. Они могли теперь
пройти через подобное и в другую ночь, и в другой день.
- Берите хлеб, - сказала она им. - Вот. Не налегайте на ветчину.
Она жевала намокший кусок хлеба и наблюдала, как ест
латиноамериканка.
- У тебя есть имя? - спросила Сестра.
Латиноамериканка смотрела на нее без интереса.
- Имя.
Сестра сделала в воздухе, как будто писала.
- Как тебя зовут?
Латиноамериканка была занята тем, что рвала ломтик ветчины на
маленькие, на один глоток, кусочки.
- Может, она тронутая? - сказал Арти. - Понимаете, может, потеря
ребенка сделала ее тронутой? Как вы думаете, такое может быть?
- Может, - согласилась Сестра и проглотила хлеб, отдававший на вкус
пеплом.
- Думаю, что она пуэрториканка, - гадала Бет. - Я собиралась заняться
изучением испанского в колледже, но потом занялась музыкой.
- А что ты... - Арти запнулся.
Он слабо улыбнулся и затем улыбка пропала.
- Чем вы зарабатывали на жизнь, Бет?
- Я была секретаршей в компании Хольмхаузен по поставкам графита, на
Одиннадцатой Западной. Третий этаж, угловой офис. Здание Броуорд. Я
секретарша мистера Олдена, вице-президента. Я имею в виду, он был
вице-президентом.
Она помолчала, пытаясь вспомнить.
- У мистера Олдена болела голова. Он попросил меня сходить через
улицу в аптеку и купить ему бутылочку экседрина. Я помню... Я стояла на
углу Одиннадцатой и Пятой в ожидании светофора. Парень приятной наружности
спросил меня, не знаю ли я, где есть саши-ресторанчик, я сказала, что не
знаю. Светофор переключился, и все стали переходить улицу. Но мне хотелось
продолжить разговор с парнем, потому что он, по правде говоря, был
остроумным и... Я ведь вправду не многих встречала парней, с кем бы
хотелось погулять. Мы уже наполовину перешли, он посмотрел на меня,
улыбнулся и сказал: "Меня зовут Кейт. А вас?"
Бет грустно улыбнулась и покачала головой.
- Мне так и не пришлось ему ответить. Мне запомнился громкий ревущий
звук. Потом... Мне кажется, кто-то схватил меня за руку и сказал, что надо
убегать. Я побежала. Я бежала, как никогда, и слышала, как кричат люди, и,
наверное, я тоже кричала. Все, что я запомнила, было то, как кто-то
сказал: "Она еще жива". Я обезумела. Конечно, я еще жива! Почему бы мне
еще не жить? Я открыла глаза, надо мной склонились мистер Каплан и Джек.
Взгляд Бет был направлен на Сестру.
- Мы... мы не единственные, кто выжил после этого, а? Я имею в
виду... не только же мы, а?
- Сомневаюсь. Те, кому это удалось, вероятно, ушли на запад, или на
север, или на юг, - сказала Сестра. - Наверняка им точно не было причины
идти на восток.
- Боже мой! - резко выдохнула Бет. - Моя мама и папа. Моя маленькая
сестра. Они живут в Питтсбурге. Как вы думаете... Питтсбург похож на то,
что здесь, а? Я имею в виду, Питтсбург может быть в порядке, правда?
Она украдкой оскалилась в улыбке, но глаза были дикими.
- Что там было бомбить в Питтсбурге, правда?
- Правда, - согласилась она и сосредоточилась на открывании банки с
анчоусами маленьким ключом. Она понимала, что соленость анчоусов может
вызвать жажду, но еда есть еда.
- Кто-нибудь хочет?
Она подцепила пальцем кусочек филе и положила его в рот, вкус рыбы
чуть не обжег ей язык, но она проглотила ее, рассудив, что в рыбе есть то
ли йод, то ли что-то еще полезное. Арти и Бет взяли по рыбке, а
латиноамериканка отвернулась.
Они доели хлеб. Сестра положила оставшиеся ломтики ветчины обратно в
сумку, потом вылила масло из баночки из-под анчоусов на землю, а баночку
тоже положила в сумку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150