«Никаких обманов! — подумал я. — Вот признак нового поколения. По крайней мере, оно не хуже других. В идеале это было бы прекрасно, но на практике это иногда оборачивается жестокостью».
— Ты не можешь простить им «Проклятую лагуну»?
— А вы бы смогли?
Я вынужден был задуматься над ответом.
— У них могли быть свои причины. Я могу представить себе совершенно отчаявшихся родителей, которые хватаются за подобные заведения, считая их спасительной соломинкой для своих непокорных сыновей и дочерей.
— Они были в отчаянии, это правда, — сказал он. — Ралф и Эллен очень легко впадают в отчаяние, они не могут жить без трудностей и буквально выкапывают их из-под земли. Но они боятся трудностей. Единственное, чего они хотели, когда я перестал быть их пай-мальчиком, это убрать меня с глаз долой. И на мою голову посыпались все эти ужасы.
Он положил руку на голову, словно пытаясь защитить себя от ужасов, он был близок к тому, чтобы рассказать все.
— Прости меня, Том. Что же такое страшное произошло утром в воскресенье?
Он в упор посмотрел на меня из-под руки.
— Они рассказали вам?
— Нет. Я прошу тебя мне рассказать.
— Спросите их.
Это было все, что он захотел сказать.
Я поднимался по извилистой темной аллее к вершине холма. Дом был ярко освещен фонарями, и в потоках их света оштукатуренные стены выглядели уродливыми и нереальными. То, как Ралф Хиллман вышел из дверей, попав в луч света, слегка попахивало мелодрамой. Он вовсе не был разбит, как его описывала Сюзанна, по крайней мере, внешне был спокоен. Его красивая серебряная голова была аккуратно причесана, лицо несколько напряжено, и держался он слишком прямо даже тогда, когда пробежал несколько шагов по направлению к машине. На нем был пиджак с круглым воротником цвета красного вина.
— Возвращение блудного сына, — сказал позади меня Том с наигранной бравадой. — Но они не убили убежавшего теленка, они убили блудного сына.
— Я думал, это лейтенант Бастиан, — сказал Хиллман.
— Вы ждете его?
— Да. Он говорил, что хочет мне что-то показать.
В этот момент он увидел в машине Тома, и глаза его вспыхнули.
— Мой мальчик!
— Да, как видишь.
Хиллман обежал машину и открыл дверцу с другой стороны.
— Иди сюда, дай посмотреть на тебя!
Бросив на меня взгляд, Том выбрался из машины, двигался он медленно и одеревенело, как старик. Хиллман обнял мальчика, потом отодвинул его от себя на расстояние вытянутой руки и повернул так, чтобы свет падал мальчику на лицо.
— Ну, как ты, Том?
— О'кей. А вы?
— Когда ты здесь, все прекрасно.
Несомненно, чувства Хиллмана были совершенно искренни, но способ их выражения был какой-то неправдоподобный. И я увидел, как Том потихоньку высвобождается из его рук.
Из дома вышла Эллен Хиллман. Я направился к ней, чтобы помочь спуститься с лестницы. В свете фонарей морщины на ее лице казались глубже, а лицо мертвенно бледным. Она выглядела такой исхудавшей, что напоминала жертву концентрационных лагерей. Жизнь теплилась только в ее глазах. Но вот она увидела Тома.
— Вы привезли его, мистер Арчер. Да благословит вас Бог!
Она взяла меня под руку, и я подвел ее к Тому. Он стоял с видом послушного сына, и она, поднявшись на цыпочки, целовала его грязное, со следами слез лицо.
После этого он отошел от них и встал, прислонившись спиной к машине, засунув большие пальцы рук за поясной ремень. Мне уже приходилось видеть ребят, стоявших так же, как стоял сейчас он, спокойных и разъяренных, в тот момент, когда их допрашивали люди в полицейской форме. Отдаленный шум шоссе чуть нарушал повисшее в воздухе молчание.
Том заговорил:
— Я не хочу обидеть кого-нибудь и никогда не хотел. Или, может быть, хотел, не знаю. Во всяком случае, выяснять это сейчас бесполезно. Вы знаете, что я узнал? Моими родителями были Кэрол и Майкл Харлеи. Вы уже в курсе дела?
— Я — нет, — быстро ответила Эллен.
— Но вы знали, что вы не моя настоящая мать?
— Конечно.
Она посмотрела на него, потом как-то задумчиво на своего мужа, но тот, казалось, вообще мыслями был далеко. Все происходящее, по-видимому, причиняло ему боль, и он хотел таким образом ее спрятать.
— А вы знали? — обратился Том к Хиллману.
Хиллман не ответил. Тогда Том заговорил высоким голосом, в котором не было ничего, кроме отчаяния.
— Я не могу оставаться здесь. Вы оба лжецы. Все эти годы вы разыгрывали длинный спектакль и, как только я отступил от правил игры, всадили в меня нож.
— Думаю, это не совсем так, — сказал Хиллман.
— О'кей. Значит, я не прав! Тогда поставьте меня к стенке и расстреляйте.
Мальчик был уже на грани истерики, но не это главным образом беспокоило меня. Он, видимо, метался от одного мира к другому, пытаясь понять, где же все-таки его место. Я подошел и встал рядом с ним.
— Никто не собирается наказывать тебя, — сказал Хиллман, — но покушение на человеческую жизнь — это то, над чем нельзя смеяться.
— Вы говорите ерунду! — сказал мальчик.
Хиллман вздернул подбородок:
— Не смей так разговаривать со мной!
— А что вы сделаете? Засадите меня в психушку и забросите ключ в море?
— Я не говорил этого.
— Не говорили! Только сделали это.
— Возможно, я поступил опрометчиво.
— Да, — вмешалась Эллен. — Твой отец поступил необдуманно. Давай забудем обо всем этом, вернемся в дом и станем друзьями!
— Он мне не отец! — упрямо повторял Том.
— Но можем же мы быть, по крайней мере, друзьями? Не правда ли, Том? — В ее взгляде и голосе слышалась мольба. — Можем же мы забыть обо всем плохом и просто порадоваться, что все позади и мы опять все вместе?
— Не знаю. Я хотел бы уехать отсюда на какое-то время, пожить один и все обдумать. Что-нибудь опять не так? Но ведь я уже достаточно взрослый!
— Это же нонсенс!
Хиллману не следовало этого говорить. Секундой позже я увидел по его глазам, что он и сам это понял. Он шагнул вперед и положил руку на плечо мальчику.
— А может, это не такая уж плохая идея? Мы интеллигентные люди и должны уметь ладить друг с другом. Послушай, в Орегоне есть охотничий домик, куда мы с тобой планировали поехать в следующем месяце. Мы можем отступить от расписания и отправиться немедленно, не так ли?
Представление набирало силу. Том все это выслушал без всякого интереса и без надежды на что-либо. Тогда Эллен взяла под руку мужа и повела его к дому, мы с Томом последовали за ними.
В дверях нас ждала миссис Перес. В ее приветствии было столько тепла, что это даже вызвало некоторый отклик у Тома. Они поговорили о еде, и Том сказал, что ему хотелось бы горохового супа и сэндвичей с ветчиной. Миссис Перес унеслась, как стрела.
В свете люстры Хиллман осмотрел мальчика.
— Тебе хорошо бы пойти в ванную, вымыться и переодеться.
— Сейчас?
— Я только предлагаю, — отступил Хиллман. — К нам сейчас приедет лейтенант Бастиан из службы шерифа, и я хотел бы, чтобы ты прилично выглядел.
— Он едет, чтобы забрать меня? Да?
— Нет, — сказал Хиллман. — Хочешь, я поднимусь наверх вместе с тобой?
— Я умею переодеться и сам, папа.
Это слово вылетело естественно и непоправимо.
— Нам следовало бы условиться, что ты будешь говорить ему. Нет необходимости самому совать шею в петлю. То есть я хочу сказать, что...
— Я расскажу всю правду.
Мальчик начал подниматься по лестнице, Ралф и Эллен следили за ним, пока он не скрылся из виду, потом продолжали прислушиваться к его шагам. Трудное божество их дома вернулось в родные стены, и все хозяйство снова пришло в действие.
В гостиной Хиллман сразу же направился к бару и рассеянно приготовил себе выпивку — казалось, только потому, что не знал, чем занять руки, а потом рот.
Когда он выходил из ниши со стаканом в руке, то напомнил мне актера, появляющегося из-под рамки просцениума, чтобы приблизиться к зрителям.
— Неблагодарные дети чем-то похожи на зубную боль, — сказал он, ни к кому не обращаясь.
Эллен громко и отчетливо ответила ему со своего диванчика:
— Если ты цитируешь «Короля Лира», то правильно цитата звучит так: «Насколько больнее, чем болят зубы, иметь неблагодарных детей». Но это совершенно неподходящее место, потому что Том — не твой сын. Более удачна другая цитата из той же пьесы, это слова Эдмунда: «Ну, боги, вступитесь же за бастардов!»
Холлман сделал глоток виски, подошел и, немного наклонившись, сказал:
— Я возмущен тем, что ты сказала!
— Это твое право и твоя привычка!
— Том не бастард. Его родители были женаты.
— Это едва ли имеет значение, если считаться с их прошлым. Что, ты и твой аккуратист доктор Вайнтрауб не могли подобрать нам другого ребенка, не отпрыска преступников?
Ее голос был холоден и ясен. После стольких лет молчания она наконец заговорила и, казалось, начала возвращать ему все удары.
— Слушай, — сказал он. — Том же вернулся! Я рад, что он вернулся. Ты тоже. И мы хотим, чтобы он остался с нами. Разве не так?
— Я хочу только того, что будет для него лучшим.
— Я знаю, что для него лучшее. — Он всплеснул руками и развел их так, будто принес Тому в подарок весь дом и все, что в нем находится.
— Ты не можешь знать, кому что лучше. Еще давно, командуя людьми, ты приобрел привычку думать за них. Но меня интересует мнение мистера Арчера. Прошу вас, — обратилась она ко мне, — подойдите, сядьте рядом и скажите, что вы думаете?
— О чем, миссис Хиллман?
— Какое будущее нам лучше предусмотреть для Тома?
— Не думаю, что вы сможете это сделать без него. Будет лучше, если он сам подумает над этим.
— Но все, что он хочет, — бросил Хиллман через комнату, — это уехать отсюда.
— Я согласен, это не самая хорошая идея. Вы смогли бы заставить его отказаться от мысли уехать одному. Разрешите ему год пожить в другой семье или пошлите его в подготовительную школу. Во всяком случае, после этого он сможет поступить в колледж.
— Господи, неужели вы думаете, что он будет поступать в колледж?
— Конечно будет, Ралф. — Она повернула голову в мою сторону. — А вы думаете, сейчас он подготовлен для обычной школы? Сможет ли он догнать пропущенное?
— Он пропустил только две недели.
— Да. За это мы должны благодарить Бога. И вас!
Подошел Хиллман и встал надо мной, помешивая в стакане лед.
— Скажите, а какова ситуация с теми людьми? Был ли Том заодно с ними, против нас? Поймите, я не намерен его наказывать или что-то предпринимать. Просто хочу знать.
Я ответил не сразу и очень осторожно:
— Едва ли можно говорить, что мальчик был «заодно» со своими матерью и отцом. Он был совершенно растерян и, впрочем, не пришел до сих пор в себя. Он был уверен, что, когда вы отправили его в школу в «Проклятой лагуне», вы полностью отвернулись от него. Не надо быть психиатром, чтобы понять: это совсем не та школа, которая ему нужна.
— Боюсь, вы не знаете всех фактов.
— Каких же?
Он покачал головой.
— Продолжайте, пожалуйста. Он мог быть сообщником тех людей?
— Не так, как вы думаете. Они предложили ему выход, и он принял его. Видимо, его мать была добра к нему.
— Но я также всегда любила его, — сказала Эллен, бросив ненавидящий взгляд на своего мужа. — Но в этом доме жила ложь, которая все и определяла.
— Фальшь была и в другом доме, — сказал я, — в мотеле Дака. Несомненно, Майкл Харлей управлял Томом, втянув его в ложное похищение. Но он не открыл истинных намерений. Кэрол — другое дело. Если она и управляла Томом, то была не свободна сама. Том говорил, будто она знала о задуманном Харлеем, но не разрешала себе знать все до конца. После того как она столько лет прожила с Харлеем, вы не можете себе представить, что это значило.
Эллен медленно покачала головой. Я подумал, что это комментарий к ее собственной жизни с мужем.
— Зная его родителей, я очень беспокоюсь за наследственность Тома.
Кровь бросилась в лицо Хиллману. Он отвернулся, прошел в дальний угол комнаты и, войдя в нишу, опрокинул порядочное количество виски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38