.. Предполагалось, он будет учиться на старшем курсе в школе высшей ступени.
— Было ли что-то особенное в той тревоге, которую он вам внушал? Что вы имели в виду, говоря о краже автомобиля?
— Это как раз и был один из его проступков. Но это, как я уже объяснял, не была настоящая кража.
— Вообще-то вы ничего не объяснили...
— Он взял машину Реи Карлсон. Рея и Джей Карлсоны — наши ближайшие соседи. Когда вы оставляете новенький «додж» с открытой кабиной и ключом зажигания, это практически выглядит как приглашение покататься. Я говорил им об этом. Джей согласился бы со мной, если бы не имел на Тома зуб или если бы Том не разбил машину. Все полностью было бы покрыто страховкой, но они отреагировали очень бурно.
— Машина была разбита?
— Да, вдребезги. Я не знаю, как он умудрился перевернуться, но это так. К счастью, он отделался только испугом.
— Куда он ехал?
— Он был на пути к дому. Все произошло буквально у наших дверей. Я покажу вам это место.
— А где он был тогда?
— Его не было всю ночь, но он не пожелал рассказать об этом!
— Когда это было?
— Субботней ночью, неделю назад. Полицейский доставил его домой около шести утра и сказал, что хорошо бы попросить нашего врача им заняться, что я и сделал. Физических повреждений у него не было, но рассудок, казалось, помутился. Он пришел в ярость, когда я спросил, где он провел ночь. Я никогда не видел его таким. Он всегда был очень приятным парнем. Он заявил, что я не имею права ничего о нем знать, что я в действительности не его отец и так далее... После этих слов я не выдержал и дал ему пощечину, а он вообще перестал разговаривать...
— Он не был пьян?
— Нет. Я бы почувствовал запах.
— А как насчет наркотиков?
Он повернулся ко мне.
— Это исключено.
— Надеюсь, что так. Доктор Спонти говорил мне, что у вашего сына была необычная реакция на транквилизаторы. Это иногда бывает у тех, кто привык к наркотикам.
— Мой сын не наркоман!
— В наши дни молодежь часто употребляет наркотики, а родители — последние, кто узнает об этом.
— Этого не может быть, — упорствовал он. — То был просто шок от происшедшего! Доктор Шанли — ортопед. Он не разбирается в психических потрясениях, — продолжал Хиллман. — Во всяком случае, когда я шел к судье, чтобы договориться о залоге, он — врач — ничего не знал о случившемся. Я никому об этом не говорил.
Я молча слушал, как работают стеклоочистители. Зеленые и белые знаки по сторонам дороги сообщали: «Эль-Ранчо».
— Поворот через четверть мили, — сказал Хиллман, довольный тем, что можно изменить тему разговора.
Я притормозил.
— Вы собирались мне рассказать, что произошло в воскресенье утром?
— Нет, не собирался. Это не имеет особого значения.
— Как знать...
Он задумчиво молчал.
— Вы говорили, что Карлсоны имели зуб на Тома?
— Да, это действительно так.
— Вы знаете почему?
— У них есть дочь Стелла. Том и Стелла были очень дружны. Джей и Рея не одобряли этой дружбы, по крайней мере Рея. Так думает моя жена.
Дорога огибала площадку для гольфа. Хиллман указал вперед, на глубокую вмятину в ограждении дороги, возле которой земля не успела еще зарасти травой. Над этим местом возвышалась сосна с поврежденным стволом, кое-где обернутым во что-то коричневое.
— Вот место, где он перевернулся.
Я остановил машину.
— Он объяснил, как это случилось?
Хиллман сделал вид, будто не слышит, и вышел из машины.
— Никаких следов резкого торможения, — заметил я. — У вашего сына большой опыт вождения?
— Да. Я сам учил его водить машину. Мы тренировались достаточно долго. Несколько лет назад специально для того, чтобы сделать из сына настоящего водителя, я умышленно сократил объем своей работы в фирме.
Фраза прозвучала странно. Будто воспитание сына было для его родителей чем-то вроде обязанности. Это удивило меня. Если Хиллман был действительно близок Тому, то почему упрятал его в школу в «Проклятой лагуне» за первый же проступок? Или он что-то скрывает?
— Буду откровенен с вами, — сказал я, когда мы тронулись, — и хочу, чтобы вы тоже были откровенны со мной. Школа в «Проклятой лагуне» — заведение для подростков с нарушенной психикой или для правонарушителей. Мне неясно, чем заслужил или чем вынудил вас Том поместить его туда?
— Я сделал это по его собственной просьбе. Карлсон угрожал ему судебным преследованием за кражу автомобиля.
— Но в этом нет ничего ужасного! Его осудили бы условно, если это был первый случай. Так?
— Конечно.
— Тогда что же испугало вас?
— Я не... но... — Либо он был слишком честен, либо сильно напуган. Фразу он не закончил.
— Что он делал утром в воскресенье, когда вы отправились к судье?
— Ничего особенного.
— Но это «ничего» повлияло на вас так, что вы не можете об этом говорить?!
— Да, верно. Я не хочу обсуждать это ни с вами, ни с кем-нибудь еще. Что бы ни случилось в прошлое воскресенье, это не имеет ни малейшего значения по сравнению с последними событиями. Моего сына похитили. Неужели вы не понимаете, что он только жертва?
Я вновь удивился. Двадцать пять тысяч долларов много для меня, но, по-видимому, отнюдь не для Хиллмана. Если Том действительно находится в руках гангстеров, они потребовали бы намного больше, судя по состоянию Хиллмана.
— Сколько денег вы могли бы собрать, если бы это было необходимо, мистер Хиллман?
Он быстро взглянул на меня.
— Я не думал об этом.
— Похитители детей обычно придерживаются максимальных ставок. И если они в действительности существуют, я постараюсь их найти. Убежден, что вы могли бы собрать гораздо больше двадцати пяти тысяч.
— Да, с помощью жены.
— Будем надеяться, что этой необходимости не возникнет.
Глава 4
Уютная, обсаженная дубами извилистая аллея, поднимаясь вверх, огибала лужайку перед домом Хиллманов. Это была большая старая испанская усадьба с белыми оштукатуренными стенами, орнаментами на окнах из стальных металлических полос и красной черепичной крышей, сейчас тусклой от дождя. Около дома стоял большой черный «кадиллак».
— Я намеревался сегодня ехать на своей машине, — сказал Хиллман, — но не решился. Благодарю вас, что подвезли меня.
Это прозвучало так, словно от меня хотел избавиться. Он прошел вперед. Раздосадованный, я последовал за ним и вошел в дверь прежде, чем он ее закрыл.
Конечно, он был поглощен мыслями о жене. Она ждала его в холле, сидя, подавшись вперед, в испанском кресле. Высокая спинка кресла делала ее на вид более хрупкой, чем она была на самом деле. В гладкой поверхности кафельного пола отражались туфли крокодиловой кожи. В свои сорок лет она была очень красива и изящна.
Весь вид ее выражал полное отчаяние и беспомощность. Она напоминала брошенную, всеми забытую куклу. Зеленое платье подчеркивало бледность лица.
— Эллен?
Она сидела совершенно неподвижно, сцепив пальцы под коленями. Взглянув на мужа, она перевела взгляд на огромную испанскую люстру, опускавшуюся с потолка четырехметровой высоты прямо над его головой.
— Не стой под ней. Я всегда боюсь, что она упадет. Я хочу, чтобы ты убрал ее, Ралф.
— Но это твоя идея — принести ее обратно и повесить здесь!
— Это было так давно. Я полагала, что это пространство надо чем-то заполнить.
— Мы все предусмотрели, она хорошо укреплена. — Он подошел к жене и потрогал ее лоб. — Ты вся мокрая. Тебе нельзя выходить.
— Я только вышла на аллею посмотреть, не возвращаешься ли ты. Тебя долго не было!
— Это не от меня зависело.
— Ты узнал что-нибудь?
— Нам пока нечего ждать. Я отдал распоряжение насчет денег. Дик Леандро принесет их во второй половине дня. Мы тем временем будем ждать телефонного звонка.
— Это ожидание ужасно, ужасно...
— Я знаю. Постарайся думать о чем-нибудь другом.
— О чем же еще?
— О многом... — Он, видимо, хотел что-то добавить, но замолчал. — Тебе, во всяком случае, не следовало бы сидеть здесь, в холодном холле. Ты снова получишь пневмонию...
— Ты преувеличиваешь, Ралф.
— Ну, не будем спорить. Пойдем в гостиную, я приготовлю тебе выпить.
Вспомнив обо мне, он пригласил и меня, но жене так и не представил. Возможно, он считал меня недостойным или, может быть, не хотел, чтобы мы общались.
Чувствуя себя совсем одиноким, я проследовал за ним на расстоянии нескольких шагов в меньшую по размерам комнату, где горел камин. Эллен Хиллман повернулась к нему спиной. Ее муж прошел к бару, находящемуся в углублении, украшенном извещавшими о бое быков испанскими афишами.
Она протянула мне холодную, как лед, руку.
— Вы полицейский? Вот не предполагала, что придется иметь с вами дело.
— Я — частный детектив. Мое имя Лью Арчер.
— Что будешь пить, дорогая? — спросил ее муж.
— Абсент.
— Абсент?
— В нем горечь полыни, это очень соответствует моему настроению. Я добавлю в него немного шотландского виски.
— А вы, мистер Арчер?
Я ответил, что то же самое. Это было очень кстати. Я достаточно насмотрелся на обоих Хиллманов, и они начали действовать мне на нервы. Их старомодная манера общения была почти профессиональна, словно они были актерами и разыгрывали комедию перед своим единственным зрителем. Я не считаю, что старые обычаи лишены искренности, но в данном случае это было так.
Хиллман возвратился в комнату, неся на подносе три невысоких бокала. Он сел за длинный стол, стоящий перед камином, и протянул их нам. Затем пошевелил поленья кочергой. Пламя поднялось. Отсветы огня на миг превратили лицо Хиллмана в жесткую красную маску.
А лицо его жены напоминало безжизненную луну.
— Наш сын очень дорог нам, мистер Арчер. Сможете ли вы помочь вернуть его?
— Попытаюсь. Но я не уверен, благоразумно ли держать в стороне полицию? Я один, и я не у себя дома.
— А в чем разница?
— Здесь мне не от кого получать информацию.
— Слышишь, Ралф? — обратилась она к мужу. — Мистер Арчер думает, что нам следует обратиться в полицию.
— Да, слышу. Но это невозможно. — Он выпрямился и вздохнул так, словно взвалил на свои плечи всю тяжесть этого дела. — Я не буду предпринимать ничего, что могло бы подвергнуть жизнь Тома опасности.
— Я тоже так считаю, — сказала она. — Я решила заплатить, чтобы без шума возвратить его. Какая польза в деньгах, если сын не может их тратить?
Последняя фраза прозвучала немного странно, и у меня возникло впечатление, что Том был центром этих владений, но, безусловно, центром тайным, что он был подобен божеству, которому они приносили жертвы в ожидании явления и, может быть, возмездия тоже. Я начал симпатизировать Тому.
— Расскажите мне о нем, миссис Хиллман.
На ее мертвом лице появились проблески жизни. Но прежде, чем она открыла рот, заговорил ее муж:
— Нет, сейчас не следует вынуждать Эллен говорить об этом!
— Но Том для меня маленькая фигурка в тумане. Я пытаюсь понять, куда он мог вчера пойти и как попал в эту запутанную историю с вымогателями.
— Я не знаю, куда он пошел, — сказала Эллен.
— Так же, как и я, — сказал Хиллман. — Если бы знал, то еще вчера поехал бы к нему.
— Что ж, в таком случае я вынужден вас покинуть. Надеюсь, вы сможете дать мне его фотографию?
Хиллман вышел в соседнюю комнату, скрытую за портьерой. В темной глубине я разглядел фортепиано, крышка которого была открыта. Он вернулся обратно с фотографией в серебряной рамке. Черты лица мальчика повторяли его собственные. Темные глаза выдавали беспокойный характер, если только я не перенес своего впечатления с хозяина дома на его сына. В них просвечивали богатое воображение и интеллект, но рот выдавал избалованность.
— Можно мне вынуть ее из рамки? Или у вас есть фотография поменьше? Ее было бы удобнее предъявлять.
— Предъявлять?
— Да, именно это я и сказал, мистер Хиллман. Я ее беру не для семейного альбома.
— У меня наверху есть фотография поменьше, — сказала Эллен Хиллман. — Я принесу ее.
— Нельзя ли мне подняться с вами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38