Этот человек — опасный преступник.
— А вам не кажется, что отношения с этим человеком мое сугубо личное дело? Или, пардон, я отстала от жизни? Интересы Лубянки теперь распространяются и на постельные дела?
Колчин промолчал. Во внутреннем кармане пиджака лежали, упакованные в почтовый конверт, несколько цветных фотографий. Уезжая на встречу с Юдиной, он под расписку взял эти снимки в архиве ФСБ. Фотографии были сделаны в разные годы, в разных частях страны и не имели между собой никакой связи.
Молодой человек, с высунутым языком, лежит на ковре. Левый глаз вытек, а из правого глаза торчит рукоятка трехгранного напильника. Обнаженная женщина без головы на песчаном пляже. Труп в кровавой ванне... Старуха, распиленная на части...
Если Юдина и дальше будет огрызаться, придется действовать старым, испытанным методом. Колчин покажет женщине фотографии. И заявит, что вся эта ужасная мокруха, эта дикая расчлененка — дело рук ее любовника. Этот мерзавец убивал людей из самых низменных, корыстных мотивов. И лишь счастливое стечение обстоятельств, простое недоразумение, что сама Юдина не лежит бездыханной в деревянном ящике или не плавает в какой-нибудь безымянной речке.
Безусловно, Елена Ивановна безоглядно поверит рассказу офицера ФСБ, потому что фотографии — вот они. А на людей впечатлительных такие кровавые картинки действуют безотказно. Сначала Юдина испугается, до дрожи, до слез, чуть не до истерики. Потом попросит помощи и защиты. Потом заговорит так быстро, что не остановишь.
Но показывать этот жестокий фокус с карточками Колчину почему-то не хотелось.
— Я неудачно пошутила, — неожиданно сказала Юдина. — Простите.
— Я тоже пошутил насчет вашего допроса на Лубянке, — ответил Колчин. — У меня и в мыслях этого не было. Хотел поговорить по-человечески, без протокола. Этот человек, который выдает себя за Куприянова, чрезвычайно опасный тип. Наша беда в том, что мы о нем не знаем ничего или почти ничего. Даже имени не знаем. Понимаете? Поэтому любая информация о нем, которую вы сообщите, имеет огромное значение.
— Как вы вышли на меня? — спросила Юдина.
— Это было нетрудно, вопрос техники. В моем списке было три женских имени. Последней оказались вы.
— А что он натворил, в чем подозревают... Игоря или как там его?
— Не могу ответить. Но, поверьте, мы пустяками не занимаемся.
— И все-таки. Он убил кого-то?
— Это не самое страшное. Я уверен, что в скором будущем он может таких дел наворочать, в сравнении с которыми убийство, — Колчин отвернулся и сплюнул сквозь зубы, — убийство — это так, мелкий, рядовой эпизод. Узнаете своего знакомого?
Он вытащил из кармана и развернул листок с фотороботом Стерна. Юдина взяла бумагу в руки, прищурила глаза.
— Ну, общее сходство есть. У Игоря глаза серо-голубые, выразительные. А на вашей картинке какие-то пупки вместо глаз. И подбородок стертый, безвольный, никакой. У него мужественный подбородок.
— У него на теле были татуировки? Ну, скажем, на правом плече?
— Ни на правом, ни на левом. Ни одной татуировки нет.
— А вы его хорошо рассмотрели...
— Достаточно хорошо, — потупила взор Елена. — У него на теле нет татуировок.
— Когда вы видели его последний раз?
— Сегодня рано утром. Он сказал, что подвернулась срочная командировка. Обещал позвонить через неделю...
— Это удача, что он... Что он вас не тронул. Поверьте, он мог запросто вас...
Колчин замолчал, не стал развивать мысль. Елена долго и пристально смотрела на Колчина. Казалось, этот человек ее разыгрывает, шутит. Но лицо Колчина оставалось серьезным.
— Хорошо, я расскажу все, как было, — вздохнула Елена. — А вы решайте, что важно, а что не очень. Буду называть его Игорем, так мне легче рассказывать.
Елена Юдина достала из сумочки новую сигарету, прикурила и поведала Колчину историю своего короткого курортного романа, который получил продолжение в Москве.
В быту Игорь нормальный, спокойный человек. Не наглый, с чувством собственного достоинства. Правда, мелкие странности в его поведении все-таки были. Игорь сам запирал замки на ночь и задвигал дверную задвижку. Впрочем, разве это такая уж странность? Он мог погасить в кухне свет и подолгу стоять у окна, разглядывая двор, словно ждал кого-то.
Еще в Дагестане Игорь сказал, что работает переводчиком в какой-то фирме. Его профиль — технические тексты. «С какого языка ты переводишь?» — спросила Елена. «Мой рабочий язык — английский, — ответил он. — Но я знаю арабский и еще парочку языков...»
Елена рассчитывала, что с Игорем у нее завяжется... нет, не любовь. Но серьезные отношения взрослых, самостоятельных людей. Но то была пустая надежда, романтический мыльный пузырь.
Игорь исчез из жизни Елены Юдиной так же неожиданно, как и появился.
Вчера в половине десятого вечера он вошел в квартиру весь мокрый, в грязных ботинках. Поставил у двери большую и, видимо, тяжелую сумку из синтетической ткани. «Где ты был?» — спросила Елена. «На работу заходил, — ответил он. — Заставляют ехать в командировку в Брюссель. От таких командировок отказываться не принято. Вылет завтра утром». — «Но у тебя же отпуск не кончился», — удивилась Юдина. «Значит, кончился», — коротко ответил он. «А что в сумке?» — не отставала Елена.
И тут Игорь посмотрел ей в глаза долгим странным взглядом. И ответил: «Здесь победитовые сверла. Я должен подготовить описание этих образцов на английском языке для фирмачей. Если есть другие вопросы, спрашивай сразу».
Без всякой причины Елене стало не по себе. Дело не в ответе Игоря, не в интонациях его голоса. Все дело в этих серо-голубых глазах. В них Елена разглядела что-то такое... Угрозу? Возможно. Предостережение? Возможно. Нет, словами этого не выразить. Но мороз по спине пробежал. И сердце на секунду замерло.
Поужинали молча. И только когда стали пить чай, Юдина решилась на новый вопрос. На правом рукаве его пиджака она заметила несколько бурых пятен, похожих на засохшую кровь. «Что это у тебя на рукаве?» — спросила Елена Ивановна. «Кровь пошла из носа», — резко ответил Игорь, встав из-за стола. Он заперся в ванной и долго застирывал пятна. У Юдиной была возможность заглянуть в черную сумку, когда Игорь возился со своей одеждой или позже, когда он принимал ванну. Будто какая-то сила подталкивала Елену к этой сумке, стоявшей в прихожей у двери. Но она сдержалась.
— Мне нужно было посмотреть, что в сумке? — спросила Елена. — Или...
— Или, — кивнул Колчин. — Он бы сразу, с одного взгляда, все понял. Что вы сунули нос куда не положено. Любопытство — наказуемо.
«У тебя неприятности?» — спросила Елена, когда легли в кровать. «Спи, детка, — ответил Игорь, отвернувшись от нее. — Мои неприятности — это только мои неприятности. И больше ничьи».
Утром он собрался, повесил на плечо свою огромную сумку и ушел. На пороге остановился, поцеловал Елену в губы. В эту секунду она неожиданно поняла, что этот человек больше никогда к ней не вернется.
— Вот и все, что я знаю, — закончила рассказ Елена. — Немного?
— И на этом спасибо, — ответил Колчин. — Вот моя визитка с телефонами. Звоните в любое время, мало ли что. Если он вдруг объявится, постарайтесь вести себя естественно. Никаких вопросов типа: что у тебя в сумке? Поняли меня?
Колчин хотел встать и попрощаться. Но Елена остановила его жестом.
— Я вспомнила... Может, вам пригодится. Ночью мне не спалось. То есть я проснулась где-то под утро. Потому что Игорь разговаривал во сне. Кажется, он говорил по-польски. А потом назвал имя. Я запомнила, потому что я работаю в страховом бизнесе более десяти лет. У меня безотказная профессиональная память на имена и цифры. Это имя — Евгений Людович.
— Вы не ошиблись, именно это имя он помянул?
— Не ошиблась. И еще он сказал слово «пан».
— Последний вопрос: у вас не пропадали личные вещи, документы или деньги?
— Денег у меня почти не осталось. Я только из отпуска вернулась. А вот вещи... У меня из сумочки исчез мобильный телефон. Я не думаю, что его взял Игорь... Короче, телефон я, видимо, вчера оставила на работе. Или выронила в метро.
— Мобильный телефон покупали вы сами? Оформляли на свое имя?
— Да, конечно.
— Спасибо. Вы мне очень помогли. Одна просьба: еще сутки не обращайтесь в телефонную компанию с просьбой отключить ваш мобильник. Добро?
Колчин встал. Елена тоже поднялась, бросила на землю окурок.
— Не знаю, что он там натворил, — неожиданно прищурила она глаза. — Но это один из лучших мужчин, которых я встречала в жизни. Может, он самый лучший...
— Что вы имеете в виду: самый лучший.
— Вам этого не понять...
Глава семнадцатая
Подмосковье, Малаховка. 28 июля
Стерн увидел калитку в глухом двухметровом заборе, открыл ее и по узкой тропинке прошел в глубину дачного владения. Остановился, огляделся по сторонам. Перед ним был рубленый одноэтажный дом с застекленной террасой и мансардой.
Дом давно не знал ремонта, фундамент осел, резные наличники на окнах покосились, крыльцо тоже. По правую руку — сарай, тоже старый, сколоченный на скорую руку из подручного материала: горбыля, неструганых досок и кусков ржавой жести. Рядом с сараем — пустая собачья конура.
Из гаража доносились какие-то тихие скребущие звуки, будто там внутри кто-то водил ножовкой или напильником по куску металла. На участке не видно ни грядок, ни парников, трава некошеная. Высокие березы вперемежку с соснами, пахнет смолой, а тишина такая, что за два километра слышен звук электрички, уходящей в Москву.
Стерн подошел к сараю, постучал костяшками пальцев по дереву, толкнул дверь. Помещение освещала пара ярких ламп. За верстаком стоял среднего роста пожилой мужчина в матерчатом фартуке на голое тело и рукавицах. Зажав в тисках кусок дюймовой трубы, он работал ножовкой.
— Бог в помощь, — сказал Стерн. — Я по объявлению. Ну, которое висит на столбе у станции. Это вы сдаете полдома?
— Да, сдаю. Хотите осмотреть фазенду?
— Затем и пришел, — кивнул Стерн.
Мужик скинул фартук, бросив его на верстак, снял рукавицы, вытер ладони тряпкой. Тряхнул руку Стерна.
— А я вот все по хозяйству колдую. Зовут меня Сергей Васильевич Ватутин. Можно просто Василич.
— А я Куприянов, Игорь.
— А по батюшке как?
— Можно и без батюшки, — разрешил Стерн.
С первого взгляда возраст хозяина было трудно определить. Щеки и подбородок заросли сивой неровной щетиной, седые немытые волосы стоят дыбом. Нос и морщинистые щеки в склеротических прожилках. Хозяину можно было дать лет шестьдесят, а то и все семьдесят с гаком.
Дом оказался довольно просторным, с городскими удобствами, но запущенным, грязным и сырым. Стерн долго топтался в ванной комнате, разглядывал свое отражение в зеркале, мутном, засиженном мухами, пускал из крана воду.
— Есть и горячая вода. Только надо колонку включать.
Внизу три комнаты, одна проходная и две изолированные, и веранда. По шаткой деревянной лестнице поднялись в мансарду. Здесь, видимо, не жили годами, большая верхняя комната с пола до потолка завалена всяким хламом. Тряпками, картонными ящиками, поломанной мебелью. Когда спустились вниз, Стерн из любопытства обследовал даже погреб, вырытый самим хозяином. Добротный, с бетонными стенами, погреб больше напоминал бомбоубежище. По стенам — множество стеллажей, заставленных пустыми трехлитровыми банками.
Когда осмотрели последнюю комнату, хозяин задал свои вопросы.
— А вы один или с семьей?
— Один, — ответил Стерн. — В Москве слишком шумно. Вот я и решил...
— Это хорошо, что один, — обрадовался Василич. — Я тоже не люблю шума. Бабы бегают, дети орут. Сопли, понос... Кстати, одному и дешевле. Если бы вы с семьей — дороже получилось. Выбирайте любую комнату. Можете хоть две занять. Я-то сплю на веранде.
Стерн решил, что дом ему подходит. За сегодняшнее утро это уже третий адрес, по которому побывал Стерн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53