Во время второго разговора Стерн даже испугался, что ненароком, поддавшись азарту, забьет своего пленника до смерти. И отступил. Все равно толку никакого, только кулаки в кровь разбил.
Трещалов матерился, крыл Стерна последними словами, терял сознание от боли, снова приходил в себя и снова вырубался. Но так и не согласился взять телефонную трубку и передать условия Стерна о выкупе кому следует. Разумеется, Трещалов когда-нибудь сломается. Человек ведь не из железа сделан, он слеплен из куда более податливого материала, — это Стерн знал по собственному опыту. Дня через четыре, от силы через неделю из Трещалова можно будет веревки вить. Холод и сырость подвала, лампочка, горящая днем и ночью, полбуханки хлеба и вода, наконец, смердящий труп под самым носом сделают свое дело. Доконают пленника. Но этих треклятых дней, не говоря уже о целой неделе, у Стерна в запасе не было. Значит, надо идти другим путем.
Верный способ вытянуть из Трещалова деньги — посадить его на иглу. Три-четыре инъекции героина, и он превратится в конченого наркомана. Грязный пол языком вылижет, покойника в зад поцелует, лишь бы выйти из состояния ломки, получить еще один укол и кайфануть. Значит, нужна дурь. Морфий или опий в этом случае не годятся. К этой дряни организм дольше привыкает, да и ломка, скажем, от морфина куда менее мучительна, чем героиновая.
Женщина с ведром и шваброй исчезла за дверью аптеки. Стерн опустил боковое стекло и закурил сигарету, когда под зеленой вывеской замедлил шаг худощавый белобрысый парень лет двадцати в грязно-голубых джинсах и черной ветровке. Парень остановился перед аптечной витриной и стал озираться по сторонам.
Стерн включил двигатель, тронул «Газель» с места, завернул в первый же переулок и остановился. Он неторопливо выбрался из машины, расправил складки плаща и неспешно направился обратной дорогой к аптеке. Молодой человек, увидев незнакомца, спокойно, не дергаясь, наблюдал, как тот приближается.
— Что-нибудь есть?
Стерн остановился в двух шагах от парня.
— В смысле — что «есть»?
— Сам знаешь, что. Не волнуйся, я не мент.
— Да я и не волнуюсь, — усмехнулся малый. — Сколько надо?
— Две-три дозы. На пробу. Если понравится, возьму больше.
— У меня только два чека.
— Давай, — кивнул Стерн.
— Это ты давай, — покачал головой парень. — Деньги. Тут так заведено. Ты отстегиваешь. Потом я говорю тебе, где взять дурь. Ты идешь и забираешь. Понял?
— Сколько?
Парень назвал цену. Стерн покопался в кармане, сунул мятую купюру в кулак парня.
— Тут только половина.
— Остальное получишь, когда возьму дрянь. Не бойся, я никуда не денусь. Вон моя тачка.
Стерн показал пальцем на белую «Волгу», стоявшую на противоположной стороне улицы. Толкач объяснил, как пройти до места, где найти пакетики. Стерн дошагал до первой арки, свернул в нее, внутри старого двора увидел пятиэтажный дом из силикатного кирпича. Зашел во второй подъезд, пешком поднялся по лестнице, остановился на площадке между третьим и четвертым этажом. На серой от грязи стене кто-то накорябал гвоздем короткое ругательство. Значит, здесь.
Стерн шагнул к трубе парового отопления. Поднял руку, нащупал пакетик, приклеенный к задней стороне трубы. Оторвав клейкую ленту, вытащил пакетик, вытряхнул на ладонь два крохотных чека, дозы, завернутые в тонкую вощеную бумагу. Он распечатал один чек, высыпал на запястье белый порошок, лизнул его языком.
И тут же, поморщившись, выплюнул. Ясное дело, героин дерьмовый, вдвое разбавлен тальком и сахарной пудрой. Стерн опустил второй чек в карман, сбежал по ступенькам вниз, вышел из подъезда.
Толкач топтался на прежнем месте возле аптеки, ожидая вторую часть гонорара. Стерн подошел к нему, заглянул в глаза.
— Слышь, я хорошо разбираюсь в этом дерьме, — сказал Стерн. — Меня очень трудно кинуть. И сейчас мне нужен настоящий героин, а не это говно, понял?!
Верхняя губа парня задергалась.
— Да пошел ты, умник! Не хочешь брать — не надо. К вечеру покупателей много набежит. Давай товар обратно.
Толкач вытащил из кармана вчетверо сложенную скомканную в шарик купюру, хотел вернуть деньги Стерну. Руки его дрожали.
Судя по ускользающему взгляду, по дрожи рук, по верхней губе, которая то опускалась, то поднималась, толкач сам баловался дрянью. Зарабатывал на дозу тем, что разбавлял свой товар.
Стерн зыркнул по сторонам. Пешеходов не видно, аптека закрылась на обед. Он распахнул плащ, вытащил из-под брючного ремня ТТ и ткнул стволом в живот парня.
— Тебя как зовут, дружок? — шепотом спросил Стерн.
— Ю... Ю... Юра.
Парень попятился, Стерн свободной рукой попридержал его за куртку, толкнул к стене.
— Вот что, Юрик... Ты меня прямо сейчас проводишь к тем людям, у кого берешь товар. Иначе, милый, я шлепну тебя прямо тут, на твоем рабочем месте. А потом сяду в машину и уеду. И меня даже искать не станут, потому что все заинтересованные лица знают, кто ты такой. Ты меня понял?
Юра заглянул в холодные глаза Стерна. И понял — этот человек не шутит.
— П-понял...
— Если я возьму, что мне надо, если все пройдет нормально, ты получишь премиальные. И главное, останешься цел. Куда идти?
— Прямо, по улице. Я покажу...
Стерн и Юрик прошагали два квартала. И еще долго плутали по городской окраине, по каким-то дворам, среди покосившихся деревянных сараев и разоренных детских площадок.
Нищета кругом была беспросветная. Ветхие, вросшие в землю, домики с провалившимися ржавыми крышами, с бельевых веревок гроздьями свешивались застиранные до дыр подштанники и серые простыни. Унылую картину дополняли худые собаки, перебегающие со двора на двор. Через полчаса путешествие подошло к концу.
Юрик, который всю дорогу изнемогал под тяжестью недобрых предчувствий, остановился у какого-то ржавого гаража и сказал:
— Вон тот синий дом за моей спиной. Средний подъезд, последний, третий этаж, двадцать вторая квартира. Эту хату снимают два таджика. Торгуют мелким оптом, сами развешивают, расфасовывают по пакетикам. А я дальше не... пойду. Кошмар какой-то...
— Твой главный кошмар — это я, — прищурился Стерн. — Если не пойдешь, не обижайся. Тебя отсюда увезут. На труповозке.
— Я не могу. Я брал у них... Короче, мне доверяют, а я...
— Не комплексуй, Юрик! Думай о премиальных. Сразу веселей станет.
Стерн потрепал своего нового знакомого по щеке.
— Вы сами все сможете сделать... — На глаза парня навернулись слезы. — Пожалуйста, не тащите меня с собой. Нужно только позвонить в дверь двумя короткими звонками и одним длинным. Это что-то вроде пароля. Если они дома, то откроют.
Стерн покачал головой.
— Пошли, — тихо сказал он. — Или... Место тут тихое, выстрелов никто не услышит. Делаю тебе последнее предложение. Ну, выбирай.
Юрик плюнул на землю и, понурив голову, зашагал к дому. Вошли в сырой темный подъезд, пропахший кошками. Он остановился, не дойдя одного лестничного марша до площадки третьего этажа. Обернулся к Стерну. От волнения губа парня снова задергалась, из носа закапало.
— Послушайте. Я сделаю все, что вы хотите. Только не тащите меня с собой.
— Я хочу только одного. Чтобы ты позвонил в дверь. И сказал, что ты привел с собой проверенного человека, своего друга, который возьмет сразу грамм десять-пятнадцать.
— Если я это сделаю, то не доживу до вечера. Крышу этим чуркам делают местные менты. Еще до захода солнца меня найдут, проломят голову, а потом утопят в Клязьме.
— Если ты не сделаешь, что я велю, сдохнешь еще раньше, — пообещал Стерн.
Юрик вздохнул, поднялся вверх на десять ступеней, остановился перед дверью, обитой черным дерматином. В нескольких местах дверную обивку порезали бритвой мальчишки, наружу вылез желтый поролон. Стерн прижался спиной к стене, он не хотел, чтобы хозяева, заглянув в дверной глазок, сразу же увидели постороннего.
— Звони, — скомандовал он.
Вытерев ладонью нос, Юрик трижды приложился пальцем к кнопке звонка.
Наступила такая тишина, что стало слышно, как за лестничным окном шуршат листья старых тополей. Юра стоял перед дверью и молил бога о том, чтобы хозяев съемной хаты не оказалось дома. Но тут в коридоре что-то скрипнуло, видимо, один из таджиков уже разглядывал гостя через глазок.
— Кто там?
— Это я.
Щелкнул сначала верхний, а затем нижний замок. Дверь открылась, Стерн отпрянул от стены, зашел за спину Юрика. На пороге стоял низкорослый смуглолицый человек в клетчатой рубахе с длинными рукавами и тренировочных брюках. Глаза таджика глубоко запали, кожа на щеках и на лбу истончилась, сделалась морщинистой, серо-желтой. Видимо, этот хмырь сам сидел на игле уже не первый год.
— Руслан, со мной товарищ, — показал Юрик себе за плечо большим пальцем. — Он хочет кое-что взять. Мой старый приятель, я за него отвечаю, как за самого себя.
Голос парня звучал не то чтобы уверенно, но не дрожал. Из темноты прихожей наметанным глазом таджик понял, что незнакомец, которого привел торговец, не наркоман и не сбытчик дряни, это видно без очков.
И не мент из Москвы, иначе Руслана предупредили бы местные ребятки из городского управления. Тогда кто же он? Если продаешь дрянь первому встречному, да еще на своей квартире, жди беды.
— Ты не знаешь, как дела делаются? — хмуро спросил Руслан. — Ну вот. А ты приходишь ко мне, когда тебе хочется. Без звонка, днем.
— Просто очень надо.
— Сейчас нет ничего. — Таджик говорил тихим голосом, почти шепотом. — Заходи вечером, часов в семь. Один приходи. Поговорим.
— Но мне сейчас нужно. — Юрик шмыгнул мокрым носом. — Не хочешь продавать ему — продай мне.
— Все, разговору конец. Вечером придешь.
Таджик хотел захлопнуть дверь, но тут из-за спины парня, вперед шагнул Стерн. Он успел сунуть ногу между дверью и косяком, легко оттолкнул в сторону таджика, обернулся к Юрику.
— Давай заходи! — Стерн ухватил парня за куртку, дернул на себя.
Едва Юрик перелетел порог, Стерн повернул замок, накинул дверную цепочку. Даже в полумраке прихожей можно было разглядеть, что хозяин хаты напуган.
— Эй, ты чего делаешь? Тебе сказано: ничего нет. Пусть он придет вечером. Один, без тебя.
— Мне нужна дурь, — ответил Стерн. — Грамм десять. Сейчас.
Таджик стал задом отступать в глубину прихожей, к приоткрытой двери в комнату.
— У меня нет ничего, — повторил он.
Стерн подскочил к таджику, сгреб его за ворот рубашки и встряхнул. От рубашки отлетела пуговица. Лицо Руслана мгновенно побагровело, как налившийся спелым соком гранат.
— Ахмет, брат, убивают...
Таджик закричал таким тонким визгливым голосом, что, кажется, его вопль был слышен во дворе.
Двумя пальцами Стерн попытался сдавить кадык противника, но Руслан прижал подбородок к груди, резко выбросил вперед руку. И тыльной стороной ладони врезал Стерну под нижнюю челюсть. Да так неожиданно, что тот прикусил кончик языка. Руслан рванулся в комнату. Стерн дотянулся до беглеца, ухватил его за ворот рубашки, резко притянул к себе. А справа двинул в висок ребром ладони.
На пороге комнаты уже возник спешащий на помощь бритый наголо здоровенный мужик. Из одежды на нем были лишь темные спортивные трусы с лампасами. Раздутый, в складках жира живот навевал нелепые мысли о мужской беременности, а пухлые сиськи Ахмеда висели, как у дородной кормящей бабы.
В правой руке, выставленной вперед, Ахмет сжимал рукоятку пистолета Макарова. В его пудовом кулаке боевой пистолет казался детской игрушкой, стреляющей струйкой воды.
Стерн притянул к себе Руслана и медленно, сдавливая ему горло, стал отступать к входной двери. Ахмет сделал шаг вперед. Рука с пушкой вибрировала из стороны в сторону, ствол то задирался вверх, то опускался вниз.
Ахмет был готов прикончить незнакомца, не задумываясь о последствиях, но боялся промазать и вместо ворвавшегося в квартиру непрошеного гостя пристрелить родного брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Трещалов матерился, крыл Стерна последними словами, терял сознание от боли, снова приходил в себя и снова вырубался. Но так и не согласился взять телефонную трубку и передать условия Стерна о выкупе кому следует. Разумеется, Трещалов когда-нибудь сломается. Человек ведь не из железа сделан, он слеплен из куда более податливого материала, — это Стерн знал по собственному опыту. Дня через четыре, от силы через неделю из Трещалова можно будет веревки вить. Холод и сырость подвала, лампочка, горящая днем и ночью, полбуханки хлеба и вода, наконец, смердящий труп под самым носом сделают свое дело. Доконают пленника. Но этих треклятых дней, не говоря уже о целой неделе, у Стерна в запасе не было. Значит, надо идти другим путем.
Верный способ вытянуть из Трещалова деньги — посадить его на иглу. Три-четыре инъекции героина, и он превратится в конченого наркомана. Грязный пол языком вылижет, покойника в зад поцелует, лишь бы выйти из состояния ломки, получить еще один укол и кайфануть. Значит, нужна дурь. Морфий или опий в этом случае не годятся. К этой дряни организм дольше привыкает, да и ломка, скажем, от морфина куда менее мучительна, чем героиновая.
Женщина с ведром и шваброй исчезла за дверью аптеки. Стерн опустил боковое стекло и закурил сигарету, когда под зеленой вывеской замедлил шаг худощавый белобрысый парень лет двадцати в грязно-голубых джинсах и черной ветровке. Парень остановился перед аптечной витриной и стал озираться по сторонам.
Стерн включил двигатель, тронул «Газель» с места, завернул в первый же переулок и остановился. Он неторопливо выбрался из машины, расправил складки плаща и неспешно направился обратной дорогой к аптеке. Молодой человек, увидев незнакомца, спокойно, не дергаясь, наблюдал, как тот приближается.
— Что-нибудь есть?
Стерн остановился в двух шагах от парня.
— В смысле — что «есть»?
— Сам знаешь, что. Не волнуйся, я не мент.
— Да я и не волнуюсь, — усмехнулся малый. — Сколько надо?
— Две-три дозы. На пробу. Если понравится, возьму больше.
— У меня только два чека.
— Давай, — кивнул Стерн.
— Это ты давай, — покачал головой парень. — Деньги. Тут так заведено. Ты отстегиваешь. Потом я говорю тебе, где взять дурь. Ты идешь и забираешь. Понял?
— Сколько?
Парень назвал цену. Стерн покопался в кармане, сунул мятую купюру в кулак парня.
— Тут только половина.
— Остальное получишь, когда возьму дрянь. Не бойся, я никуда не денусь. Вон моя тачка.
Стерн показал пальцем на белую «Волгу», стоявшую на противоположной стороне улицы. Толкач объяснил, как пройти до места, где найти пакетики. Стерн дошагал до первой арки, свернул в нее, внутри старого двора увидел пятиэтажный дом из силикатного кирпича. Зашел во второй подъезд, пешком поднялся по лестнице, остановился на площадке между третьим и четвертым этажом. На серой от грязи стене кто-то накорябал гвоздем короткое ругательство. Значит, здесь.
Стерн шагнул к трубе парового отопления. Поднял руку, нащупал пакетик, приклеенный к задней стороне трубы. Оторвав клейкую ленту, вытащил пакетик, вытряхнул на ладонь два крохотных чека, дозы, завернутые в тонкую вощеную бумагу. Он распечатал один чек, высыпал на запястье белый порошок, лизнул его языком.
И тут же, поморщившись, выплюнул. Ясное дело, героин дерьмовый, вдвое разбавлен тальком и сахарной пудрой. Стерн опустил второй чек в карман, сбежал по ступенькам вниз, вышел из подъезда.
Толкач топтался на прежнем месте возле аптеки, ожидая вторую часть гонорара. Стерн подошел к нему, заглянул в глаза.
— Слышь, я хорошо разбираюсь в этом дерьме, — сказал Стерн. — Меня очень трудно кинуть. И сейчас мне нужен настоящий героин, а не это говно, понял?!
Верхняя губа парня задергалась.
— Да пошел ты, умник! Не хочешь брать — не надо. К вечеру покупателей много набежит. Давай товар обратно.
Толкач вытащил из кармана вчетверо сложенную скомканную в шарик купюру, хотел вернуть деньги Стерну. Руки его дрожали.
Судя по ускользающему взгляду, по дрожи рук, по верхней губе, которая то опускалась, то поднималась, толкач сам баловался дрянью. Зарабатывал на дозу тем, что разбавлял свой товар.
Стерн зыркнул по сторонам. Пешеходов не видно, аптека закрылась на обед. Он распахнул плащ, вытащил из-под брючного ремня ТТ и ткнул стволом в живот парня.
— Тебя как зовут, дружок? — шепотом спросил Стерн.
— Ю... Ю... Юра.
Парень попятился, Стерн свободной рукой попридержал его за куртку, толкнул к стене.
— Вот что, Юрик... Ты меня прямо сейчас проводишь к тем людям, у кого берешь товар. Иначе, милый, я шлепну тебя прямо тут, на твоем рабочем месте. А потом сяду в машину и уеду. И меня даже искать не станут, потому что все заинтересованные лица знают, кто ты такой. Ты меня понял?
Юра заглянул в холодные глаза Стерна. И понял — этот человек не шутит.
— П-понял...
— Если я возьму, что мне надо, если все пройдет нормально, ты получишь премиальные. И главное, останешься цел. Куда идти?
— Прямо, по улице. Я покажу...
Стерн и Юрик прошагали два квартала. И еще долго плутали по городской окраине, по каким-то дворам, среди покосившихся деревянных сараев и разоренных детских площадок.
Нищета кругом была беспросветная. Ветхие, вросшие в землю, домики с провалившимися ржавыми крышами, с бельевых веревок гроздьями свешивались застиранные до дыр подштанники и серые простыни. Унылую картину дополняли худые собаки, перебегающие со двора на двор. Через полчаса путешествие подошло к концу.
Юрик, который всю дорогу изнемогал под тяжестью недобрых предчувствий, остановился у какого-то ржавого гаража и сказал:
— Вон тот синий дом за моей спиной. Средний подъезд, последний, третий этаж, двадцать вторая квартира. Эту хату снимают два таджика. Торгуют мелким оптом, сами развешивают, расфасовывают по пакетикам. А я дальше не... пойду. Кошмар какой-то...
— Твой главный кошмар — это я, — прищурился Стерн. — Если не пойдешь, не обижайся. Тебя отсюда увезут. На труповозке.
— Я не могу. Я брал у них... Короче, мне доверяют, а я...
— Не комплексуй, Юрик! Думай о премиальных. Сразу веселей станет.
Стерн потрепал своего нового знакомого по щеке.
— Вы сами все сможете сделать... — На глаза парня навернулись слезы. — Пожалуйста, не тащите меня с собой. Нужно только позвонить в дверь двумя короткими звонками и одним длинным. Это что-то вроде пароля. Если они дома, то откроют.
Стерн покачал головой.
— Пошли, — тихо сказал он. — Или... Место тут тихое, выстрелов никто не услышит. Делаю тебе последнее предложение. Ну, выбирай.
Юрик плюнул на землю и, понурив голову, зашагал к дому. Вошли в сырой темный подъезд, пропахший кошками. Он остановился, не дойдя одного лестничного марша до площадки третьего этажа. Обернулся к Стерну. От волнения губа парня снова задергалась, из носа закапало.
— Послушайте. Я сделаю все, что вы хотите. Только не тащите меня с собой.
— Я хочу только одного. Чтобы ты позвонил в дверь. И сказал, что ты привел с собой проверенного человека, своего друга, который возьмет сразу грамм десять-пятнадцать.
— Если я это сделаю, то не доживу до вечера. Крышу этим чуркам делают местные менты. Еще до захода солнца меня найдут, проломят голову, а потом утопят в Клязьме.
— Если ты не сделаешь, что я велю, сдохнешь еще раньше, — пообещал Стерн.
Юрик вздохнул, поднялся вверх на десять ступеней, остановился перед дверью, обитой черным дерматином. В нескольких местах дверную обивку порезали бритвой мальчишки, наружу вылез желтый поролон. Стерн прижался спиной к стене, он не хотел, чтобы хозяева, заглянув в дверной глазок, сразу же увидели постороннего.
— Звони, — скомандовал он.
Вытерев ладонью нос, Юрик трижды приложился пальцем к кнопке звонка.
Наступила такая тишина, что стало слышно, как за лестничным окном шуршат листья старых тополей. Юра стоял перед дверью и молил бога о том, чтобы хозяев съемной хаты не оказалось дома. Но тут в коридоре что-то скрипнуло, видимо, один из таджиков уже разглядывал гостя через глазок.
— Кто там?
— Это я.
Щелкнул сначала верхний, а затем нижний замок. Дверь открылась, Стерн отпрянул от стены, зашел за спину Юрика. На пороге стоял низкорослый смуглолицый человек в клетчатой рубахе с длинными рукавами и тренировочных брюках. Глаза таджика глубоко запали, кожа на щеках и на лбу истончилась, сделалась морщинистой, серо-желтой. Видимо, этот хмырь сам сидел на игле уже не первый год.
— Руслан, со мной товарищ, — показал Юрик себе за плечо большим пальцем. — Он хочет кое-что взять. Мой старый приятель, я за него отвечаю, как за самого себя.
Голос парня звучал не то чтобы уверенно, но не дрожал. Из темноты прихожей наметанным глазом таджик понял, что незнакомец, которого привел торговец, не наркоман и не сбытчик дряни, это видно без очков.
И не мент из Москвы, иначе Руслана предупредили бы местные ребятки из городского управления. Тогда кто же он? Если продаешь дрянь первому встречному, да еще на своей квартире, жди беды.
— Ты не знаешь, как дела делаются? — хмуро спросил Руслан. — Ну вот. А ты приходишь ко мне, когда тебе хочется. Без звонка, днем.
— Просто очень надо.
— Сейчас нет ничего. — Таджик говорил тихим голосом, почти шепотом. — Заходи вечером, часов в семь. Один приходи. Поговорим.
— Но мне сейчас нужно. — Юрик шмыгнул мокрым носом. — Не хочешь продавать ему — продай мне.
— Все, разговору конец. Вечером придешь.
Таджик хотел захлопнуть дверь, но тут из-за спины парня, вперед шагнул Стерн. Он успел сунуть ногу между дверью и косяком, легко оттолкнул в сторону таджика, обернулся к Юрику.
— Давай заходи! — Стерн ухватил парня за куртку, дернул на себя.
Едва Юрик перелетел порог, Стерн повернул замок, накинул дверную цепочку. Даже в полумраке прихожей можно было разглядеть, что хозяин хаты напуган.
— Эй, ты чего делаешь? Тебе сказано: ничего нет. Пусть он придет вечером. Один, без тебя.
— Мне нужна дурь, — ответил Стерн. — Грамм десять. Сейчас.
Таджик стал задом отступать в глубину прихожей, к приоткрытой двери в комнату.
— У меня нет ничего, — повторил он.
Стерн подскочил к таджику, сгреб его за ворот рубашки и встряхнул. От рубашки отлетела пуговица. Лицо Руслана мгновенно побагровело, как налившийся спелым соком гранат.
— Ахмет, брат, убивают...
Таджик закричал таким тонким визгливым голосом, что, кажется, его вопль был слышен во дворе.
Двумя пальцами Стерн попытался сдавить кадык противника, но Руслан прижал подбородок к груди, резко выбросил вперед руку. И тыльной стороной ладони врезал Стерну под нижнюю челюсть. Да так неожиданно, что тот прикусил кончик языка. Руслан рванулся в комнату. Стерн дотянулся до беглеца, ухватил его за ворот рубашки, резко притянул к себе. А справа двинул в висок ребром ладони.
На пороге комнаты уже возник спешащий на помощь бритый наголо здоровенный мужик. Из одежды на нем были лишь темные спортивные трусы с лампасами. Раздутый, в складках жира живот навевал нелепые мысли о мужской беременности, а пухлые сиськи Ахмеда висели, как у дородной кормящей бабы.
В правой руке, выставленной вперед, Ахмет сжимал рукоятку пистолета Макарова. В его пудовом кулаке боевой пистолет казался детской игрушкой, стреляющей струйкой воды.
Стерн притянул к себе Руслана и медленно, сдавливая ему горло, стал отступать к входной двери. Ахмет сделал шаг вперед. Рука с пушкой вибрировала из стороны в сторону, ствол то задирался вверх, то опускался вниз.
Ахмет был готов прикончить незнакомца, не задумываясь о последствиях, но боялся промазать и вместо ворвавшегося в квартиру непрошеного гостя пристрелить родного брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53