— В замке зажигания.
Колчин шагнул к «жигуленку».
— Можно я с вами?
— Подгони микроавтобус наверх, — приказал Колчин. — К горящему дому. Там раненые...
Хотелось выплюнуть набившийся в рот песок, но слюны не было. Во рту было сухо, как в пустом колодце. Колчин распахнул дверцу «пятерки», рухнул на сиденье, повернул ключ, включил передачу.
— У вас лицо в крови, — молодой прапор наклонился к Колчину. — Вы ранены?
Оставив вопрос без ответа, Колчин выжал педали. Машина сорвалась с места, выскочила на дорогу. Высоко подпрыгивая на кочках, понеслась по ухабистой кособокой грунтовке. Через пару минут в свете фар показалось стоявшее над дорогой облако коричневатой пыли, поднятое «Нивой».
Глава вторая
Левая рука тяжелела, не слушалась, пальцы теряли чувствительность. Боль от предплечья поднималась выше. Сломана ли рука или все же нет, можно было только догадываться. Колчину приходилось вести машину одной рукой. Он держал руль правой пятерней, время от времени, на одну-две секунды, отрывал ладонь от баранки, чтобы переключить передачи. Одной правой машину можно вести, если есть навык. Но дело осложняла глубокая ссадина на лбу. Кровь сочилась, густела, текла по векам, заливала глаза. Теряя дорогу, он поднимал вверх то правое, то левое плечо, стирал кровавые подтеки.
Пару раз машина съезжала в канавы, левым крылом сбивала штакетник заборов, снова выскакивала на дорогу. Вслед «Жигулям» лаяли испуганные собаки, из домов выскакивали люди, стараясь понять, что происходит. Кто-то из домовладельцев пальнул в воздух из охотничьего ружья. Колчин не слышал ни криков, ни собачьего лая, ни выстрелов, только свист ветра. Он потерял счет времени и километрам.
Задние фонари «Нивы» мелькнули далеко впереди и снова исчезли. Не сбавив хода, «Жигули» Колчина выскочили с грунтовки на асфальтовую дорогу, такую же темную и ухабистую. «Жигуль» повело юзом, взвизгнули покрышки. Казалось, машина вот-вот перевернется.
Через пару минут огни Махачкалы остались далеко позади.
Дорога то взлетала на склоны пологих холмов, то спускалась вниз, то снова поднималась вверх. И тогда можно было увидеть черное ровное, как бильярдный стол, пространство моря, уходящее к невидимому горизонту. Встречных машин не попадалось, Колчин видел впереди на трассе лишь два красных фонаря «Нивы». Расстояние между автомобилями стало заметно сокращаться.
— Все, ты мой! — прохрипел Колчин.
Мысленно он поправил себя: сейчас главное не слететь с трассы в обрыв. Кровь из раны никак не останавливалась, снова набегала на глаза. Но Колчин не мог оторвать взгляд от дороги, чтобы стереть кровь плечом. Он часто смаргивал веками, но это плохо помогало. Глаза слезились, контуры темной дороги раздваивались, меняли цвет, расплывались.
— Ты мой...
Сухой, облепленный песком язык едва ворочался. Сейчас Колчин отдал бы любые деньги за глоток паршивой соленой воды с тошнотворным травяным привкусом. Но полупустая фляжка осталась в разгрузочном жилете. Сжимая челюсти и щуря глаза, Колчин жал на газ. Слабый мотор «Нивы», видно, начал захлебываться. Расстояние между машинами продолжало сокращаться.
Глава третья
Пригород Махачкалы. 22 июля
Отлежавшись за стволом тополя, справившись с головокружением, майор Миратов решил действовать. Сейчас он жалел, что не разрешил сотрудникам взять на задание рации. Эти переговорные устройства, произведенные где-то в Юго-Восточной Азии, были ненадежны, выходили из строя от легкого удара. Но главное, во время работы издавали такое шипение, что оперативников легко можно было обнаружить во время боевого задания, и тому уже имелся печальный опыт.
Перед началом операции сговорились атаковать дом по свистку Миратова. По задумке майора на все дело должно было уйти полторы-две минуты. На кой черт связь? Об осложнениях в деле Миратов не подумал.
...С задней стороны хибары слышались короткие автоматные очереди и беспорядочная ружейная пальба. Значит, сопротивление бандитов не было сломлено. На что рассчитывают те, кто держат оборону? Ведь того и гляди рухнут стропила и обвалится крыша. И хана. Никогда не поймешь, что на уме у этих отморозков. Миратов даже не представлял, какие потери понесли оперативники, кого из бандитов удалось завалить, а кто ушел. По всем прикидкам, в доме должен оставаться только один человек. Впрочем, кто знает, столько их там на самом деле...
Майор привстал, выбрался из-за своего укрытия. Вжимаясь в рыхлую песчаную землю, он медленно дополз до виноградных посадок. Дышалось тяжело. Стелившийся по земле дым разъедал глаза. Но отсюда, с ближней позиции, дом стал виден во всех деталях. Стены из саманного кирпича, посеченные пулями, огонь не тронул, но крыша уже занялась, вовсю полыхал дощатый навес над крыльцом. Из окон тянулась удушливая гарь, будто там, в помещении, горели резиновые покрышки. Во дворе неподвижно лежали три оперативника, погибшие в первую минуту штурма. У крыльца, разбросав руки, одетый в синие шорты и светлую майку, по пояс залитую кровью, лежал человек. На шее черная дыра раны, запекшаяся кровь на лице, глаза открыты и смотрят на Миратова с немой беспощадной злобой. Без труда майор узнал Темира Хапалаева, Хапку.
Этому конец. А жаль...
Миратов раздвинул ладонями виноградную лозу, он хотел подползти ближе к дому. Двинул вперед правый локоть, но тут, заметив какое-то движение в темном дымном окне, успел вжаться в землю. Грянул ружейный выстрел. За ним второй. Картечь сорвала листья, выдернула из земли корни растений. Теплый сок из зеленой виноградной грозди брызнул на лоб Миратова.
Майор неподвижно лежал на земле, боясь обнаружить свое присутствие. Услышав за спиной тихий шорох, вздрогнул. К нему подползал прапорщик Саша Дроздов, оставленный у старого склада сторожить машины. В отсветах пламени чумазая физиономия Дроздова сделалась красно-багровой, как у черта.
— Какого хрена ты здесь... — не договорил майор, закашлявшись от дыма. — Почему покинул пост?
Дроздов ладонью размазал по лицу грязь.
— Тот майор, Валерий Колчин, что из Москвы прибыл, приказал подогнать сюда микроавтобус. Возможно, есть раненые.
— Вижу только трупы, — прошептал Миратов. — А где сам Колчин?
— Он погнался на «Жигулях» за той синей «Нивой». Кажется, Колчин серьезно ранен.
Миратов сплюнул от досады. Ну вот, теперь отвечай еще за этого подраненного московского гуся. Сидел бы в своем кабинете, нет, принесла нелегкая! Да еще полез под пули.
Когда днем Миратов спросил Колчина, с какой это стати майор, а не какой-нибудь прапорщик, должен доставить в Москву опасного преступника Хапку, тот отшутился. Мол, я сам напросился к вам в Дагестан слетать. В столице, мол, засиделся, захотелось пыль с ушей сдуть.
— Говоришь, тяжелое у него ранение? — переспросил майор.
— Всю лицо в крови, — кивнул Дроздов. — И левая рука висит как плеть.
— Целься в правое окно, — приказал майор.
Сам Миратов вытащил пистолет, поймал в прорезь прицела левое окно и стал ждать. Затихли автоматные очереди с другой стороны дома. Сделалось совсем тихо, только потрескивали горящие доски, лопался саманный кирпич. Миратов не торопился, решив, что этого бандита живым уже не взять — сгорит заживо...
— Эй, вы!.. — Хриплый мужской голос доносился из огня и дыма. — Слышите меня? Я сдаюсь. Не стреляйте. Пожалуйста...
Миратов облегченно вздохнул.
— Слышим тебя, — крикнул майор в ответ. — Бросай свою пушку через окно. На землю бросай. Подними руки. И выходи. Живее.
— Вы не будете стрелять? — задребезжал голос.
— Не будем. Выходи с поднятыми руками.
Слезящимися глазами Булат Миратов следил за окнами. Вот из дыма вылетело и упало на песок охотничье ружье с двумя вертикальными стволами. В дыму возникло какое-то движение. Бандит перебросил одну ногу через подоконник, цепляясь руками за раму, выбросил вперед вторую ногу. Наконец, ступив на землю, сделал вперед несколько шагов, остановился, вскинул руки.
На нем был пиджак и широкие брюки. На голову и шею намотаны два мокрых полотенца. На глазах — пластмассовые очки с резиновым уплотнителем по краям. Такие очки не давали едкому дыму попадать в глаза. Одежда тлела.
Миратов не поднялся с земли.
— Снимай пиджак. И тряпки с лица, — крикнул он.
Мужик развязал и бросил на землю полотенца, снял очки, скинул пиджак. Под пиджаком оказались патронташи, перехватывающие грудь крест-накрест. На поясе третий патронташ. Внешность славянская, возраст — сорок — сорок пять. Довольно мускулистый, русоволосый, узколицый, с грустными, как у побитой собаки, глазами. Ясно, есть от чего загрустить.
Мокрые полотенца, защитные очки и вода, которой он, видно, поливал себя при каждом удобном случае, позволили ему так долго продержаться в горящем доме. Но дыма этот отморозок наглотался основательно. Его шатало из стороны в сторону, казалось, легкий порыв ветра мог свалить его с ног:
— Не могу. Плохо!..
Мужик опустил руки, прижал ладони к животу, сведенному судорогой. Потом упал на колени, уперся ладонями в землю. Он стоял на карачках и блевал добрых пять минут. Затем с трудом поднялся на ноги.
Миратов тоже встал с земли, выставил вперед пистолет. Велел мужику приблизиться медленными шагами. Затем приказал вытянуть вперед руки, сомкнуть запястья. Дроздов заковал мужика в браслеты и побежал к дому, чтобы оттащить тела убитых оперативников подальше от огня.
— Есть в доме еще кто, сука? — Миратов направил ствол пистолета в живот незнакомцу.
— Я один... — Мужчина прижал к груди скованные браслетами руки. — Клянусь. Меня бросили... Будь они прокляты!
— Как тебя зовут?
— Витя. Виктор Андреевич Анисимов.
— Почему сразу не сдался?
— Боялся. Они предупредили меня, что пленных здесь не берут. Кончают на месте...
Решив отложить допрос до лучших времен, Миратов стал разглядывать патронташи задержанного. Гнезда оказались пустыми. Все до единого. Этот Анисимов, если он действительно Анисимов, сдался только после того, как расстрелял последний патрон.
Майор оглянулся на дом. Стропила затрещали и рухнули вниз. Крыша обвалилась. В черное небо взлетел огненный сноп искр. Да, теперь вопросы о том, кто еще мог находиться в доме, не имеют смысла. Возможно, на пепелище найдется один или два обгорелых трупа.
Сунув два пальца в рот, Миратов свистнул три раза. Это был сигнал к тому, что дело закончено.
«Жигули» медленно, но верно нагоняли «Ниву». Сейчас, в азарте погони, Колчин вдруг почувствовал себя бодрым и здоровым, словно обрел второе дыхание. Кровь на лбу запеклась, рана быстро подсыхала. Но левая рука по-прежнему не слушалась.
Когда расстояние между автомобилями сократилось до пятидесяти метров, впереди показался знак крутого поворота. И тут же откуда-то из ночной темноты навстречу выскочил туристический «Икарус» с погашенными огнями. Причем он то вилял от обочины к обочине, то мчался точно посередине разделительной полосы, словно водитель или был пьяный, или заснул за рулем. Сидевшие в «Ниве» заметили опасность раньше Колчина и успели совершить маневр, съехать правыми колесами на обочину и дать по газам. Не снижая скорости, «Нива» проскочила в сантиметре от «Икаруса».
Колчин принял вправо. Действуя одной рукой, он сумел переключиться на низкую скорость. Тонко взвизгнули тормоза, машина вылетела на самый край обочины. «Жигули» остановились, подняв тучу песка и пыли. Автобус, не затормозив, пронесся мимо, едва не чиркнув своим боком по заднему бамперу «Жигулей». Смерть была совсем рядом.
— Сволочь!.. Чтоб тебя размазало... — выругался майор.
Он ударил по газам. Слева, как и прежде, к обрезу моря спускался песчаный откос. Справа поднимались пологие холмы, поросшие полынью.
Стрелка спидометра полезла вверх.
Задние фонари «Нивы» снова стали приближаться. Через пару минут Колчин сократил расстояние до тридцати метров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53