Возможно, он по какой-то причине дома.
Туда Карл и направился – в самый огромный особняк на Мэпл-Ридж, в богатом пригороде на южной окраине Талсы. Оставил «понтиак» на улице, подошел к двери. Портик поддерживали шесть огромных колонн, но их размеры не произвели на Карла особого впечатления; фасад здания федерального суда, куда он каждый день ходил на работу, украшали двадцать две подобные колонны. Он уже собирался позвонить, но потом решил осмотреть парк. Как-никак, он преследовал преступника, который находился в федеральном розыске – как истребитель Эдди Рикенбэкер, который искал «фоккеры» и сбивал их, хотя Карлу больше нравился послужной список немецкого аса, Манфреда фон Рихтхофена. Манфред нажимал на гашетку пулемета – и очередной «спад» или «сопуит кэмел», дымясь, падал на землю. Тот немец был одного возраста с Карлом, когда канадцам удалось его подбить. Маршал обходил дом и вспоминал, как мастерил и раскрашивал модели самолетов. Вирджилу нравилось смотреть на них, и он разрешал сыну подвешивать модели к потолку в гостиной.
Карл подошел к черному ходу и увидел на заднем дворе бассейн, накрытый по случаю зимы. Повернулся лицом к дому – в патио, спиной к нему, стояла миссис Белмонт и мыла окно губкой. Через плечо у нее было перекинуто посудное полотенце. У мужа двадцать миллионов долларов, а жена сама моет окна?!
Она повернулась, и Карл понял, что напугал ее. Он вошел в патио, заговорил тихим голосом, притронувшись к шляпе. Назвался, показал свою звезду. Хозяйка не произнесла ни слова. Карл спросил, дома ли мистер Белмонт; она только покачала головой.
– Я бы хотел побеседовать с вами, если вы не против и если у вас есть время, – сказал он и после паузы добавил: – О вашем сыне.
В этот момент на дорожке между патио и бассейном показалась цветная женщина в белом халате, поверх которого был надет толстый грубошерстный свитер. Она катила Эмму, привязанную ремнями в инвалидном кресле. Голова девушки безвольно болталась в вороте меховой шубки. Карл знал об Эмме: девочкой она прыгнула в бассейн, не надев нарукавников, чуть не утонула, и, прежде чем ее вернули к жизни, ее мозг пятнадцать минут был отключен. Цветная женщина укоризненно покачала головой:
– Опять моете окна? Куда мне ее поставить?
– Вот сюда. – Дорис Белмонт повернулась к Карлу: – Я поговорю с вами. – После неловкой паузы она предложила: – Пойдемте в дом.
Дорис провела его через весь дом в прихожую, а оттуда – по лестнице наверх. Ступени были шириной футов шесть. Они попали в полукруглую гостиную, которая выглядела уютной и обжитой; Карл решил, что здесь хозяйка дома проводит дни – одна, в окружении тяжелой, массивной мебели. На серебряном подносе среди бокалов стоял графин с хересом, поднос красовался на круглом столике посреди комнаты. Окна выходили на патио и бассейн; Карл опять увидел одинокую фигурку в инвалидном кресле – дочь хозяйки дома сидела опустив голову; меховая шубка искрилась и переливалась в полуденном солнечном свете.
Карл присел на краешек глубокого кресла, но потом передвинулся поглубже, заметив, как Дорис Белмонт привычно опустилась на тахту и, поерзав, откинулась на спинку.
– Вы думаете, Джек прячется здесь? – спросила она.
– Все зависит от того, как вы к нему относитесь.
– Видели мою дочь? Она не может ни ходить, ни говорить, потому что он позволил ей утонуть, смотрел, как она тонет, пока мы не прибежали и не вытащили ее.
– Вы видели, как он топил ее?
– Я знаю, что он нарочно, – прости меня, Господи!
Карл выглянул в окно и посмотрел на девушку. Сейчас Эмме около двадцати; личика не видно за большим меховым воротником. Он снова повернулся к Дорис.
Дорис подождала, не спросит ли он еще чего-нибудь, и продолжила:
– Вот что я вам скажу... – Вдруг она замялась, как будто передумала, и воскликнула: – Я устала. Господи, как я устала! Знаете, почему? Мне нечего делать. У меня две горничные; к Эмме приставлена сиделка. Сейчас она отдыхает, пьет кофе и курит. Кстати, у вас есть сигареты?
Карл вытащил «Лаки страйк». Подошел к ней, чиркнул спичкой, дал прикурить и прикурил сам.
– Налейте нам по бокалу хереса, раз вы стоите рядом, – велела Дорис. – Или, может, вы хотите виски?
Карл поблагодарил: нет, сойдет и херес.
– Мы пьем херес на Рождество, – сказал он, добавив про себя: если Вирджил не забывает попросить своих дружков из «Тексас ойл» привезти ему пару бутылочек. – Вы собирались что-то мне рассказать, – обратился он к Дорис Белмонт, – но вместо того пожаловались на усталость. Хотя вид у вас цветущий.
Сомнительный комплимент для тощей, как палка, женщины с бледными, впалыми щеками.
– Неужели, – спросил Карл, – вам нечем заняться, кроме мытья окон?
– Окно загадили птицы. Я отчищала помет.
– Вместо того, чтобы попросить прислугу? По-моему, вы всю свою жизнь работали, так ведь? Кажется, вы выросли на ферме?
– Мы переехали в этот дом, – объяснила Дорис, – и я совершенно переменилась. Серьезно. Ничего похожего на те места, где я жила раньше. Я бы вернулась в Итон, в штат Индиана, хоть завтра, хотя бы там пришлось вести, что называется, трудную жизнь.
– А какого мнения придерживается мистер Белмонт?
– О чем? О том, что мне здесь не нравится?
– Или о Джеке – вашем сыне.
– Да он всю жизнь был такой – делал что хотел. Знаете, почему он пытался убить Эмму? Потому что Орис назвал в честь нее свои первые рабочие скважины, «Эмма-1» и «Эмма-2», и ни одной скважины он не назвал в честь Джека. – Дорис отпила херес и затянулась. – Сказать, чем я тут в основном занимаюсь? Слежу, чтобы в графине всегда оставалось не больше половины. Я пьянею, но херес – то, что мне нужно.
– Вы должны поговорить с мистером Белмонтом, – сказал Карл.
– О Джеке-то? О чем бы я ни сказала, Орис во всем со мной соглашается; он говорит ласково и гладит меня по руке, а сам думает, что бы мне ответить, как будто мы обсуждаем, как переименовать банк. Ориса мучает совесть, но я не уверена, из-за чего – то ли из-за того, что он отправил Джека в тюрьму, то ли из-за того, что он до сих пор встречается со своей старой подружкой. Однажды Орис не выдержал. Он сказал: «Джек такой кошмарный, что его хочется выпороть, только сейчас уже слишком поздно. В то время, когда я должен был его пороть, я искал нефть».
Карл решил отвлечь ее, спросил:
– Вы любите готовить?
– У меня есть повар, к которому я наконец привыкла, – цветной из Новой Иберии в Луизиане. Орис привез его оттуда, когда закупал оборудование. У нас полный штат прислуги – горничные, повар, Эммина сиделка, и все живут в доме. Иногда у нас гостит моя мать... – Дорис устало покачала головой.
– Вы говорите, мистер Белмонт с вами во всем соглашается, – напомнил Карл.
– Все потому, что его мучает совесть. Я спрашиваю: «Если Джек придет домой, ты ведь его не пустишь? А может, позволишь ему поговорить с тобой?»
– Что отвечает мистер Белмонт?
– Говорит: конечно нет.
– Джек не бывал у вас?
– Знаете, что у меня тут, под подушкой? – спросила Дорис вместо ответа. – Пистолет. – Она чуть подвинулась, чтобы показать Карлу, где лежит оружие. – Что будет, если он поднимется ко мне и войдет сюда, чтобы поцеловать меня в щеку? Я его пристрелю и буду смотреть, как он истекает кровью на ковре.
– Мистеру Белмонту известно ваше отношение к сыну?
– Я говорила ему: если он попробует мне помешать, я и его пристрелю.
* * *
За пять дней Лули видела Карла Уэбстера дважды, и оба раза он приходил домой только помыться и переодеться. Они пока еще ни одного вечера не провели вместе.
– Ты поведешь меня на танцы или нет? Покажешь мне Талсу? – Лули подпустила в голос побольше ехидства. – Знаешь, кто выступает в дансинге Кейна на этой неделе? «Сухарики» с Бобом Уиллсом! В газете их называют самыми классными исполнителями кантри. В дансинге каждый вечер яблоку негде упасть!
Карл отозвался из ванной:
– Детка, сейчас я занимаюсь самым главным расследованием всей моей жизни. Я веду наблюдение, охочусь за опасным преступником.
– Ты говорил, что иногда берешь отпуск.
– Меня отозвали.
Во второй раз, когда он пришел домой, она сказала:
– Мы с тобой общаемся только через дверь ванной. Чем же ты таким занимаешься?
Он объяснил, что не может ей рассказать.
– Я по вечерам слушаю «Эймоса и Энди», Джорджа Бернса и Грейси Аллен, Эда Уинна или Уолтера Уинчелла, которые берут интервью у мистера и миссис Америки, и прочую дребедень, а ты ничего мне не говоришь.
Так она выговаривала тому уже второй раз, когда он пришел домой, и Карл ответил:
– Ну ладно, мы собираемся взять твоего дружка, Чарли Флойда.
Его слова потрясли Лули.
– Он здесь?
– Живет на Ист-Янг-стрит с Руби и сынишкой, если верить сведениям полицейского агента, одного из его соседей. А с ними, как полагают полицейские живет еще Джордж Бердуэлл, подельник Чока.
– Так он все время после того, как уехал из Форт-Смит, живет в Талсе?! – Лули не верила собственным ушам.
– Весь прошлый месяц. Информант сообщает, что Руби покупает продукты в бакалейной лавке в кредит; она говорит, что расплатится, когда мужу дадут получку на работе. То есть когда он ограбит банк.
– Почему мне так не везет? – огорчилась Лули. – Вот уже третий раз я в нескольких милях от Чарли Флойда и опять ничего не знала!
– Тебе везет, – заметил Карл.
– Где Ист-Янг-стрит?
– Завтра скажу.
– Вы хотите взять его сегодня?
– На рассвете. К нему ворвутся патрульные.
– А ты?
– Я буду наблюдать за домом.
– Значит, у тебя не будет случая застрелить его?
Карл ответил не сразу.
– Почему ты спросила?
– Не знаю, – ответила Лули, думая о чем-то своем. – А как же Руби и малыш?
– Им позволят уйти.
– И мне нельзя даже проехать мимо их дома?
– На улицу тебя не пустят. Придется ждать, пока появится отчет в газете.
* * *
Заголовок на первой полосе «Уорлд» гласил: «Красавчик сбежал от слезоточивого газа».
Когда полиция бросила в окно гранату со слезоточивым газом, Флойд и Бердуэлл вышли черным ходом и уехали.
Полицейские обыскали дом, но никого там не нашли. В редакционной статье утверждалось, будто полиции дали неверные сведения. Ниже приводились слова секретаря оклахомской ассоциации банков: «Флойда нужно убить, не дожидаясь пленения».
Лули Браун, окончившая всего шесть классов школы, спросила:
– Зачем брать его в плен, если он уже мертвый?
Ее удивило, что она обратила внимание на слова секретаря банковской ассоциации; вопреки ожиданиям, она не чувствовала, что сердце ее разбито из-за Чока. Может, она просто устала считать его хорошим парнем на том основании, что когда-то была с ним знакома? Устала сохнуть по нему. Она послушала «Эймоса и Энди», а потом пошла спать и лежала в темноте, думая, что написать в записке, если утром она будет чувствовать то же самое.
Потом Лули написала записку. Записку на бумаге с шапкой отеля «Мэйо». Она положила ее на кухонный стол рядом с газетой.
"Дорогой Карл!
Я сильно разочаровалась в двух мужчинах, которыми я, как я считала, восхищалась больше всех на свете, – в тебе и в Чарли Флойде. Мне надоело ждать, пока ты поведешь меня на танцы и покажешь город, потому что ты вечно занят. То же самое можно сказать и о Чарли Флойде (вот уж кто на самом деле занят)! Я давно перестала морочить репортерам голову, будто я его подружка. Угнаться за вами обоими невозможно. Я уезжаю в Канзас-Сити, ведь ты даже ни разу не зашел с тех пор, как Чок сбежал. Отправляюсь сегодня утром. Карту возьму на заправочной станции.
Целую. Лули.
P. S. Наверное, я сменю имя на Китти и начну новую жизнь".
13
Через несколько дней после того, как Джек Белмонт и Хейди сняли бунгало с мебелью в Эджвейле – современный шестикомнатный дом с застекленной верандой, – в дверь позвонил мужчина лет пятидесяти, похожий на итальянца, в очках, длинном пальто в талию и мягкой фетровой шляпе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Туда Карл и направился – в самый огромный особняк на Мэпл-Ридж, в богатом пригороде на южной окраине Талсы. Оставил «понтиак» на улице, подошел к двери. Портик поддерживали шесть огромных колонн, но их размеры не произвели на Карла особого впечатления; фасад здания федерального суда, куда он каждый день ходил на работу, украшали двадцать две подобные колонны. Он уже собирался позвонить, но потом решил осмотреть парк. Как-никак, он преследовал преступника, который находился в федеральном розыске – как истребитель Эдди Рикенбэкер, который искал «фоккеры» и сбивал их, хотя Карлу больше нравился послужной список немецкого аса, Манфреда фон Рихтхофена. Манфред нажимал на гашетку пулемета – и очередной «спад» или «сопуит кэмел», дымясь, падал на землю. Тот немец был одного возраста с Карлом, когда канадцам удалось его подбить. Маршал обходил дом и вспоминал, как мастерил и раскрашивал модели самолетов. Вирджилу нравилось смотреть на них, и он разрешал сыну подвешивать модели к потолку в гостиной.
Карл подошел к черному ходу и увидел на заднем дворе бассейн, накрытый по случаю зимы. Повернулся лицом к дому – в патио, спиной к нему, стояла миссис Белмонт и мыла окно губкой. Через плечо у нее было перекинуто посудное полотенце. У мужа двадцать миллионов долларов, а жена сама моет окна?!
Она повернулась, и Карл понял, что напугал ее. Он вошел в патио, заговорил тихим голосом, притронувшись к шляпе. Назвался, показал свою звезду. Хозяйка не произнесла ни слова. Карл спросил, дома ли мистер Белмонт; она только покачала головой.
– Я бы хотел побеседовать с вами, если вы не против и если у вас есть время, – сказал он и после паузы добавил: – О вашем сыне.
В этот момент на дорожке между патио и бассейном показалась цветная женщина в белом халате, поверх которого был надет толстый грубошерстный свитер. Она катила Эмму, привязанную ремнями в инвалидном кресле. Голова девушки безвольно болталась в вороте меховой шубки. Карл знал об Эмме: девочкой она прыгнула в бассейн, не надев нарукавников, чуть не утонула, и, прежде чем ее вернули к жизни, ее мозг пятнадцать минут был отключен. Цветная женщина укоризненно покачала головой:
– Опять моете окна? Куда мне ее поставить?
– Вот сюда. – Дорис Белмонт повернулась к Карлу: – Я поговорю с вами. – После неловкой паузы она предложила: – Пойдемте в дом.
Дорис провела его через весь дом в прихожую, а оттуда – по лестнице наверх. Ступени были шириной футов шесть. Они попали в полукруглую гостиную, которая выглядела уютной и обжитой; Карл решил, что здесь хозяйка дома проводит дни – одна, в окружении тяжелой, массивной мебели. На серебряном подносе среди бокалов стоял графин с хересом, поднос красовался на круглом столике посреди комнаты. Окна выходили на патио и бассейн; Карл опять увидел одинокую фигурку в инвалидном кресле – дочь хозяйки дома сидела опустив голову; меховая шубка искрилась и переливалась в полуденном солнечном свете.
Карл присел на краешек глубокого кресла, но потом передвинулся поглубже, заметив, как Дорис Белмонт привычно опустилась на тахту и, поерзав, откинулась на спинку.
– Вы думаете, Джек прячется здесь? – спросила она.
– Все зависит от того, как вы к нему относитесь.
– Видели мою дочь? Она не может ни ходить, ни говорить, потому что он позволил ей утонуть, смотрел, как она тонет, пока мы не прибежали и не вытащили ее.
– Вы видели, как он топил ее?
– Я знаю, что он нарочно, – прости меня, Господи!
Карл выглянул в окно и посмотрел на девушку. Сейчас Эмме около двадцати; личика не видно за большим меховым воротником. Он снова повернулся к Дорис.
Дорис подождала, не спросит ли он еще чего-нибудь, и продолжила:
– Вот что я вам скажу... – Вдруг она замялась, как будто передумала, и воскликнула: – Я устала. Господи, как я устала! Знаете, почему? Мне нечего делать. У меня две горничные; к Эмме приставлена сиделка. Сейчас она отдыхает, пьет кофе и курит. Кстати, у вас есть сигареты?
Карл вытащил «Лаки страйк». Подошел к ней, чиркнул спичкой, дал прикурить и прикурил сам.
– Налейте нам по бокалу хереса, раз вы стоите рядом, – велела Дорис. – Или, может, вы хотите виски?
Карл поблагодарил: нет, сойдет и херес.
– Мы пьем херес на Рождество, – сказал он, добавив про себя: если Вирджил не забывает попросить своих дружков из «Тексас ойл» привезти ему пару бутылочек. – Вы собирались что-то мне рассказать, – обратился он к Дорис Белмонт, – но вместо того пожаловались на усталость. Хотя вид у вас цветущий.
Сомнительный комплимент для тощей, как палка, женщины с бледными, впалыми щеками.
– Неужели, – спросил Карл, – вам нечем заняться, кроме мытья окон?
– Окно загадили птицы. Я отчищала помет.
– Вместо того, чтобы попросить прислугу? По-моему, вы всю свою жизнь работали, так ведь? Кажется, вы выросли на ферме?
– Мы переехали в этот дом, – объяснила Дорис, – и я совершенно переменилась. Серьезно. Ничего похожего на те места, где я жила раньше. Я бы вернулась в Итон, в штат Индиана, хоть завтра, хотя бы там пришлось вести, что называется, трудную жизнь.
– А какого мнения придерживается мистер Белмонт?
– О чем? О том, что мне здесь не нравится?
– Или о Джеке – вашем сыне.
– Да он всю жизнь был такой – делал что хотел. Знаете, почему он пытался убить Эмму? Потому что Орис назвал в честь нее свои первые рабочие скважины, «Эмма-1» и «Эмма-2», и ни одной скважины он не назвал в честь Джека. – Дорис отпила херес и затянулась. – Сказать, чем я тут в основном занимаюсь? Слежу, чтобы в графине всегда оставалось не больше половины. Я пьянею, но херес – то, что мне нужно.
– Вы должны поговорить с мистером Белмонтом, – сказал Карл.
– О Джеке-то? О чем бы я ни сказала, Орис во всем со мной соглашается; он говорит ласково и гладит меня по руке, а сам думает, что бы мне ответить, как будто мы обсуждаем, как переименовать банк. Ориса мучает совесть, но я не уверена, из-за чего – то ли из-за того, что он отправил Джека в тюрьму, то ли из-за того, что он до сих пор встречается со своей старой подружкой. Однажды Орис не выдержал. Он сказал: «Джек такой кошмарный, что его хочется выпороть, только сейчас уже слишком поздно. В то время, когда я должен был его пороть, я искал нефть».
Карл решил отвлечь ее, спросил:
– Вы любите готовить?
– У меня есть повар, к которому я наконец привыкла, – цветной из Новой Иберии в Луизиане. Орис привез его оттуда, когда закупал оборудование. У нас полный штат прислуги – горничные, повар, Эммина сиделка, и все живут в доме. Иногда у нас гостит моя мать... – Дорис устало покачала головой.
– Вы говорите, мистер Белмонт с вами во всем соглашается, – напомнил Карл.
– Все потому, что его мучает совесть. Я спрашиваю: «Если Джек придет домой, ты ведь его не пустишь? А может, позволишь ему поговорить с тобой?»
– Что отвечает мистер Белмонт?
– Говорит: конечно нет.
– Джек не бывал у вас?
– Знаете, что у меня тут, под подушкой? – спросила Дорис вместо ответа. – Пистолет. – Она чуть подвинулась, чтобы показать Карлу, где лежит оружие. – Что будет, если он поднимется ко мне и войдет сюда, чтобы поцеловать меня в щеку? Я его пристрелю и буду смотреть, как он истекает кровью на ковре.
– Мистеру Белмонту известно ваше отношение к сыну?
– Я говорила ему: если он попробует мне помешать, я и его пристрелю.
* * *
За пять дней Лули видела Карла Уэбстера дважды, и оба раза он приходил домой только помыться и переодеться. Они пока еще ни одного вечера не провели вместе.
– Ты поведешь меня на танцы или нет? Покажешь мне Талсу? – Лули подпустила в голос побольше ехидства. – Знаешь, кто выступает в дансинге Кейна на этой неделе? «Сухарики» с Бобом Уиллсом! В газете их называют самыми классными исполнителями кантри. В дансинге каждый вечер яблоку негде упасть!
Карл отозвался из ванной:
– Детка, сейчас я занимаюсь самым главным расследованием всей моей жизни. Я веду наблюдение, охочусь за опасным преступником.
– Ты говорил, что иногда берешь отпуск.
– Меня отозвали.
Во второй раз, когда он пришел домой, она сказала:
– Мы с тобой общаемся только через дверь ванной. Чем же ты таким занимаешься?
Он объяснил, что не может ей рассказать.
– Я по вечерам слушаю «Эймоса и Энди», Джорджа Бернса и Грейси Аллен, Эда Уинна или Уолтера Уинчелла, которые берут интервью у мистера и миссис Америки, и прочую дребедень, а ты ничего мне не говоришь.
Так она выговаривала тому уже второй раз, когда он пришел домой, и Карл ответил:
– Ну ладно, мы собираемся взять твоего дружка, Чарли Флойда.
Его слова потрясли Лули.
– Он здесь?
– Живет на Ист-Янг-стрит с Руби и сынишкой, если верить сведениям полицейского агента, одного из его соседей. А с ними, как полагают полицейские живет еще Джордж Бердуэлл, подельник Чока.
– Так он все время после того, как уехал из Форт-Смит, живет в Талсе?! – Лули не верила собственным ушам.
– Весь прошлый месяц. Информант сообщает, что Руби покупает продукты в бакалейной лавке в кредит; она говорит, что расплатится, когда мужу дадут получку на работе. То есть когда он ограбит банк.
– Почему мне так не везет? – огорчилась Лули. – Вот уже третий раз я в нескольких милях от Чарли Флойда и опять ничего не знала!
– Тебе везет, – заметил Карл.
– Где Ист-Янг-стрит?
– Завтра скажу.
– Вы хотите взять его сегодня?
– На рассвете. К нему ворвутся патрульные.
– А ты?
– Я буду наблюдать за домом.
– Значит, у тебя не будет случая застрелить его?
Карл ответил не сразу.
– Почему ты спросила?
– Не знаю, – ответила Лули, думая о чем-то своем. – А как же Руби и малыш?
– Им позволят уйти.
– И мне нельзя даже проехать мимо их дома?
– На улицу тебя не пустят. Придется ждать, пока появится отчет в газете.
* * *
Заголовок на первой полосе «Уорлд» гласил: «Красавчик сбежал от слезоточивого газа».
Когда полиция бросила в окно гранату со слезоточивым газом, Флойд и Бердуэлл вышли черным ходом и уехали.
Полицейские обыскали дом, но никого там не нашли. В редакционной статье утверждалось, будто полиции дали неверные сведения. Ниже приводились слова секретаря оклахомской ассоциации банков: «Флойда нужно убить, не дожидаясь пленения».
Лули Браун, окончившая всего шесть классов школы, спросила:
– Зачем брать его в плен, если он уже мертвый?
Ее удивило, что она обратила внимание на слова секретаря банковской ассоциации; вопреки ожиданиям, она не чувствовала, что сердце ее разбито из-за Чока. Может, она просто устала считать его хорошим парнем на том основании, что когда-то была с ним знакома? Устала сохнуть по нему. Она послушала «Эймоса и Энди», а потом пошла спать и лежала в темноте, думая, что написать в записке, если утром она будет чувствовать то же самое.
Потом Лули написала записку. Записку на бумаге с шапкой отеля «Мэйо». Она положила ее на кухонный стол рядом с газетой.
"Дорогой Карл!
Я сильно разочаровалась в двух мужчинах, которыми я, как я считала, восхищалась больше всех на свете, – в тебе и в Чарли Флойде. Мне надоело ждать, пока ты поведешь меня на танцы и покажешь город, потому что ты вечно занят. То же самое можно сказать и о Чарли Флойде (вот уж кто на самом деле занят)! Я давно перестала морочить репортерам голову, будто я его подружка. Угнаться за вами обоими невозможно. Я уезжаю в Канзас-Сити, ведь ты даже ни разу не зашел с тех пор, как Чок сбежал. Отправляюсь сегодня утром. Карту возьму на заправочной станции.
Целую. Лули.
P. S. Наверное, я сменю имя на Китти и начну новую жизнь".
13
Через несколько дней после того, как Джек Белмонт и Хейди сняли бунгало с мебелью в Эджвейле – современный шестикомнатный дом с застекленной верандой, – в дверь позвонил мужчина лет пятидесяти, похожий на итальянца, в очках, длинном пальто в талию и мягкой фетровой шляпе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43