– Да, спасибо, – улыбнулся я, постаравшись убрать из голоса колючки. – У меня назначена встреча в ресторане «Вальтершпиль».
– С гостем отеля?
– По-моему, нет.
– Вам известно, сэр, что в отеле платят иностранной валютой?
Мне понравилось, что назвал он меня «сэр». Очень с его стороны вежливо. Возможно, словечко это брошено, потому что я принял утром ванну. А возможно, потому, что выкинуть меня отсюда у него не получится: я слишком для него массивен, превосхожу габаритами.
– Да, знаю, – ответил я. – Раз уж вы об этом упомянули, то могу сообщить, что мне это не нравится. Но знать я знаю. И дама, с которой у меня назначена встреча, тоже знает. Я напомнил ей по телефону. Я еще возразил против вашего отеля, говоря, что могу предложить сотню местечек и получше, но она сказала, что иностранная валюта для нее не проблема. Из чего я заключил: валюта у нее есть. Вообще-то я еще ни одним глазком не видел цвета ее денег, но, когда она придет, предлагаю обыскать ее сумочку, чтоб у вас нервишки не шалили, когда увидите, что мы угощаемся тут вашей выпивкой.
– Я уверен, сэр, – деревянно проговорил тот, – такой необходимости не возникнет.
– И не волнуйтесь. Пока она не появится, я ничего заказывать не стану.
– С февраля будущего года отель станет принимать дойчмарки.
– Хм, будем надеяться, моя дама появится раньше.
– «Вальтершпиль» сюда, сэр. Налево.
– Спасибо. Ценю вашу помощь. Я и сам занимался гостиничным бизнесом – служил детективом «Адлоне» в Берлине. И знаете что? По-моему, ваш отель круче того по обслуживанию. В «Адлоне» ни у кого бы не достало смекалки поинтересоваться у человека, может ли он себе позволить посещение ресторана или нет. Даже и в голову бы никому не пришло. Вы превосходно справляетесь с работой. Так держать!
Я направился к ресторану. В зале имелся еще один выход на Маршталл-штрассе и ряд шелковых кресел для людей, ждущих автомобили. Я взглянул на меню и цены – поистине баснословные! – и присел в кресло – ждать прихода моей клиентки с долларами, или иностранными купонами, или чем там еще она собиралась расплачиваться. Метрдотель стрельнул на меня глазом и поинтересовался, буду ли я обедать. Я ответил, что надеюсь на это, и наш разговор закончился. Всю желчь во взгляде он приберег для крупной дамы, сидевшей в другом кресле. Я назвал ее «крупная», но на самом деле имел в виду – толстая. Вот что получается, когда походишь женатым какое-то время. Ты перестаешь высказывать напрямую то, что у тебя на уме. Только так люди и сохраняют брак. Все успешные браки держатся на некотором лицемерии. И лишь в неудачных супруги всегда выкладывают друг другу правду.
Итак, женщина, сидевшая напротив меня, была толстая. И голодная. Я догадался, потому что она беспрерывно что-то жевала, извлекая из сумки, когда думала, что метрдотель не смотрит на нее, то бисквит, то яблоко, то кусочек шоколадки, еще бисквит, маленький сэндвич. Еду она доставала из сумочки, как другие женщины достают косметику: пудру, помаду и подводку для глаз. Кожа у нее была очень бледная, белая, а под подбородком обвисла розовыми складками; казалось, будто ее лицо только-только ощипали от перьев. Из ушей большими конфетинами свисали огромные янтарные серьги. В случае нужды она, пожалуй, закусила бы и ими. Сэндвич она заглатывала не хуже, чем гиена свиную ножку. Еда словно в воронку втягивалась в отверстие ее рта.
– Жду кое-кого, – пояснила она.
– Тот же случай.
– Мой сын работает на янки, – хрипло продолжила толстуха. – Он пригласил меня на обед. Но мне не хочется заходить в зал без него. Там все так дорого.
Я кивнул, но не потому, что был согласен с ней, а потому, что у меня появились опасения: если я перестану двигаться, то она слопает и меня.
– Очень дорого, – повторила она. – Я ем сейчас, чтобы не есть слишком много, когда мы сядем за стол. Пустая трата денег, мне кажется. За какой-то там обед – такие деньги! – И она вгрызлась в новый сэндвич. – Мой сын – директор Американских зарубежных авиалиний, офис на Карлс-плац.
– Я знаю, где это.
– А вы чем занимаетесь?
– Я частный детектив.
Глаза ее на минутку вспыхнули, и я подумал: сейчас, того гляди, наймет меня разыскивать пропавший пирожок. Так что очень удачно, что именно в эту минуту через дверь на Маршталл-штрассе вошла Бритта Варцок.
Сегодня она была в длинной черной юбке, приталенном белом пиджаке, длинных черных перчатках и белых лакированных, на высокой шпильке туфлях. На голове красовалась белая шляпа, точно позаимствованная у нарядного кули. Широкие поля удачно прикрывали шрамы на щеке. Шею Бритты украшали пять ниток жемчуга, а на руку была нацеплена сумочка с бамбуковой ручкой, откуда она вынула, здороваясь со мной, пять марок. Купюра отправилась к метрдотелю, тот приветствовал посетительницу с подобострастием, достойным придворного английской королевы Виктории. Пока он изо всех сил лебезил, я заглянул поверх ее руки в сумочку. И успел заметить флакончик «Мисс Диор», чековую книжку Гамбургского кредитного банка и пистолет двадцать пятого калибра – брата-близнеца того, что лежал в кармане моей куртки. Толком я не успел разобраться, что меня встревожило больше: то, что у нее есть счет в Гамбурге, или никелевая «погремушка».
Я прошел за Бриттой в зал в воздушном потоке духов, почтительных поклонов и восхищенных взглядов. За взгляды я никого не винил. Как и мисс Диор, держалась Бритта изящно и с абсолютной уверенностью в себе: точно принцесса, шествующая на коронацию. Полагаю, именно высокий рост автоматически делал ее центром внимания. Попробуй выглядеть по-королевски, если макушка у тебя едва достает до дверной ручки! Но вполне возможно, внимание привлекали ее изысканный наряд и красота. И, разумеется, все это не имело никакого касательства к субъекту, шагавшему следом, как паж за госпожой.
Мы сели. Метрдотель, который, похоже, видел ее тут и прежде, протянул нам меню размером с кухонную дверь. Бритта заявила, что она не так уж и голодна, мне же есть до смерти хотелось, но ради нее я согласился, что и я сыт. Затруднительно сообщать клиентке, что муж ее мертв, когда рот у тебя набит сосисками и квашеной капустой. Мы заказали выпивку.
– Вы часто бываете здесь? – поинтересовался я.
– Перед войной бывала часто.
– Перед войной? – улыбнулся я. – Вы не выглядите настолько старой.
– О нет, я совсем старенькая, – возразила она. – Вы всем своим клиенткам льстите, герр Гюнтер?
– Только некрасивым. Им это нужно. Вам – нет. Вам я совсем не льщу. Я констатирую факт. На вид вам не больше тридцати.
– Мне было всего восемнадцать, когда я вышла замуж. Было это в тысяча девятьсот тридцать восьмом. Ну вот. Я и открыла вам, сколько мне лет. Надеюсь, вам очень стыдно, что вы добавили год к моему возрасту. Еще целых четыре месяца мне будет всего только «за двадцать».
Принесли коктейли. Она заказала себе «Бренди Александер», очень подходивший к ее шляпе и пиджаку, а я взял «Гибсон», надеясь хотя бы луковкой закусить. Я переждал, пока Бритта выпьет пару глотков, и лишь потом открыл ей, что мне удалось раскопать. Выложил я все напрямик, без всяких эвфемизмов или вежливых недомолвок, вплоть до конкретных деталей: что еврейский отряд политических убийств заставил Вилли Хинтце выкопать себе могилу и встать на колени на край ее, а потом его убили выстрелом в затылок. После ее рассказа о том, как они с женихом надеются, что Варцока, если он жив, схватят и экстрадируют в страну, где вешают всех нацистских преступников, я не сомневался: с такой новостью Бритта сумеет справиться.
– И вы считаете, то же самое произошло и с Фридрихом?
– Да. Человек, с которым я беседовал, почти уверен в этом.
– Бедняга Фридрих, – вздохнула она. – Не самый приятный способ умереть, правда?
– Случалось мне видеть и похуже. – Я закурил. – Надо бы сказать, что я сожалею, но вряд ли эти слова подходят к вашему случаю. По нескольким причинам.
– Бедный, бедный Фридрих, – повторила Бритта. Допив коктейль, она заказала еще по одному для нас обоих. Глаза у нее увлажнились.
– Вы переживаете, будто вам и вправду его жаль, – заметил я.
– Были у него и хорошие качества. Да, в самом начале определенно были. А теперь он мертв. – Бритта вынула платочек и очень осторожно промокнула уголки глаз.
– Но вернемся к нашему делу: знать, фрау Варцок, одно, а убедительно доказать церковному СУДУ – совсем другое. «Товарищество» – люди, которые пытались помочь вашему мужу, не из тех, кто станет присягать на чем-то, кроме разве что эсэсовского кинжала. Человек, с которым я встречался, совершенно четко высказал мне это вполне конкретными словами.
– Он угрожал вам?
– По-моему, да, – ответил я. – Но я вовсе не хочу взваливать бремя тревог на вас. Угрозы – это часть профессионального риска в моей работе. Я, в сущности, пропустил их мимо ушей.
– Пожалуйста, герр Гюнтер, будьте осторожны, – попросила Бритта. – Мне не хотелось бы иметь грех на совести.
Прибыла вторая партия выпивки. Расправившись с первым бокалом, я поставил его на поднос официанту. Вошла моя знакомая толстая дама с сыном, работавшим в Американских зарубежных авиалиниях, и они устроились за соседним столиком. Я поскорее съел луковку, пока толстуха не успела ее попросить. Сын был конечно же немцем, но на нем был габардиновый костюм, будто сошедший со страниц журнала «Эсквайр». Такие еще носят посетители чикагских ночных клубов: очень просторный пиджак с широкими отворотами и совсем уж необъятными плечами, брюки, тоже широкие, эффектно сужавшиеся к щиколоткам, специально чтобы сделать заметнее коричневые с белым туфли. Рубашка под пиджаком простая, белая, галстук – кислотно-розового цвета. Ансамбль дополнялся двойной цепочкой для ключей непомерной длины, болтавшейся на узком кожаном ремне. Если толстая дама не проглотила ее, значит, сынок был у нее на первом месте, а еда – на втором. Хотя не сказать, чтоб он так уж ценил это; его глаза уже шарили по стройной фигуре Бритты Варцок. В следующую минуту он отодвинул стул, отложил салфетку, по размерам напоминающую наволочку, и подскочил к нашему столику, как будто знал Бритту. Улыбаясь и чопорно кланяясь, что выглядело нелепо в сочетании с его совсем неофициальным костюмом, он проговорил:
– Как поживаете, милая леди? Как развлекаетесь в Мюнхене?
Фрау Варцок окинула его пустым взглядом. Он поклонился снова, точно надеясь, что поклон подстегнет ее память.
– Разве вы меня не помните? Феликс Клингерхофер. Мы с вами познакомились в самолете.
– Думаю, вы ошибаетесь, – покачала она головой. – Приняли меня за другую, герр?…
Я едва не расхохотался вслух. Сама мысль, что Бритту Варцок можно принять за другую – ну разве что перепутать с одной из трех граций, – была слишком смехотворна. Да еще с этими тремя шрамиками на щеке. Еву Браун и то легче с кем-то спутать.
– Нет, нет, – настаивал Клингерхофер, – я не ошибаюсь.
Про себя я согласился с ним: с ее стороны довольно неуклюже было прикидываться, будто она забыла его имя, ведь он только что назвал себя. Я сидел молча, выжидая, как развернется спектакль дальше.
Перестав обращать всякое внимание на Клингерхофера, Бритта перевела взор на меня и обронила:
– Так о чем мы говорили, Верни?
Мне показалось довольно странным, что именно в этот момент она вдруг решила обратиться ко мне по имени. Я на нее не оглянулся, не спуская глаз с Клингерхофера в надежде, что мой пристальный взгляд подвигнет его сказать что-нибудь еще. Я даже улыбнулся ему. Чтобы у него и мысли не зародилось, будто я намереваюсь обойтись с ним грубо. Но, поклонившись в третий раз, он пробормотал извинения и вернулся к своему столику. Лицо его приобрело тот же оттенок, что и его яркий галстук.
– Кажется, я уже рассказал вам, с какими странными людьми мне доводилось сталкиваться, выполняя ваш заказ, – заметил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56