Конни даже начала делать себе уколы, чтобы всегда быть наготове, но их так и не вызвали.
Мисс Сейшес потребовала более подробных объяснений. Когда она в кресле на колесиках торжественно въехала во владения «домоправителей», тем ничего не оставалось, кроме как сообщить, что у Кузенов в Гарварде новый человек.
– Кто? – яростно потребовала ответа Конни. Какой-то профессор, молодой, ранее занимавшийся изучением Москвы. Его основной специальностью было исследование оборотной стороны деятельности Московского Центра, и недавно он, основательно изучив архивы фирмы, опубликовал статью под грифом «Для служебного пользования». В ней он упоминал «принцип внедрения крота» и даже (в завуалированных выражениях) намекал на тайную армию, созданную Карлой.
– Статью он опубликовал, червяк несчастный! – возопила Конни, сдерживая горькие слезы разочарования. – И все это он наскреб в отчетах старушки Конни, скажете, нет? Его зовут Калпеппер, и он знает о Карле не больше, чем моя левая нога!
Однако «домоправителей» не интересовало, что знает или думает левая нога Конни. Ведь в новой комиссии правом голоса обладал Калпеппер, а не Сейшес.
– Погодите, вот вернется Джордж! – громовым голосом пригрозила им Конни. Однако и эта угроза странным образом не возымела действия.
Ди Салису было не легче. Ему сообщили, что, мол, специалистов по Китаю в Лэнгли ценят в пятачок за пучок. Старина, рынок затоварен. Извините, таков приказ Эндерби, говорили «домоправители».
– Эндерби ? – откликнулся ди Салис.
То есть комиссии, туманно пояснили они. Решение принято совместно.
И ди Салис пошел искать на них управы у Лейкона, которому в таких делах нравилось считать себя ходатаем за обиженных перед властями. Лейкон в свою очередь пригласил ди Салиса на завтрак, счет за который они поделили пополам, так как Лейкон не одобрял государственных служащих, которые потчуют друг друга на деньги налогоплательщиков.
Улучив удобный момент, Лейкон прервал нудный монолог Дока, в котором тот описывал, как хорошо знаком с диалектами чиу-чау и хэкка, и спросил:
– Кстати, а что у вас думают об Эндерби? – Для него сейчас было очень важно узнать, какие настроения сложились в его команде. – Одобряют ли его методы? Мне казалось, вам нравится его взгляд на вещи. Он ведь неплохо работает, как вы считаете?
В эти дни на языке Уайтхолла «неплохо» означало «воинствующе», как и положено настоящему «ястребу», любимцу Америки.
Ди Салис поспешил обратно в Цирк и слово в слово пересказал этот удивительный разговор Конни Сейшес, задав тот же странный вопрос, – Лейкон, разумеется, именно этого от него и ожидал. После этого Конни редко появлялась на людях. Целыми днями она потихоньку, по ее выражению, «собирала багаж», то есть готовила свой архив по Московскому Центру для передачи последующим поколениям. В те дни в Цирке появился новый «архивокопатель», немного развязный, но услужливый юноша по фамилии Дулиттл. Он ей нравился, и старуха, усадив этого Дулиттла у себя в ногах, делилась с ним сокровищами мудрости.
– Старые козлы просто решили слинять, – предупреждала она всякого встречного и поперечного. – Этот хам Эндерби давно без лишнего шума вышел из игры. Это, говоря по-русски, просто погром.
Поначалу ее высмеивали, но ведь и Ною, когда он строил ковчег, приходилось мириться с насмешками. Тогда Конни, не теряя времени даром, потихоньку отвела в сторону Молли Микин и убедила ее подать заявление об отставке.
– Скажи «домоправителям», дорогуша, что ищешь работу, которая будет больше тебя удовлетворять, – подговаривала она ее, подкрепляя свои слова подмигиванием и легкими тычками. – Тогда они тебя в конце концов повысят.
Молли побаивалась, что ее поймают на слове и действительно отправят в отставку, но Конни достаточно хорошо знала правила игры Молли написала заявление, и ей незамедлительно велели задержаться на службе после окончания рабочего дня. Назревают перемены, доверительно сообщили ей. У руководства возникли планы создания нового отдела, более тесно связанного с Уайтхоллом, и решено было набрать в него сотрудников помоложе и поэнергичнее, Молли торжественно пообещала пересмотреть свое решение, а Конни принялась еще решительнее «упаковывать багаж».
Ну, а где же все это время п р о п а д а л Джордж Смайли? На Дальнем Востоке, говорили одни. Наоборот, в Вашингтоне, опровергали их другие. Ничего подобного! Он вернулся домой, утверждали третьи, и скрывается где-то в деревенской глуши – всем известно, что больше всего он любит Корнуэлл. Он начал новую жизнь с Энн и наслаждается заслуженным отдыхом.
Потом у кого-то из «домоправителей» сорвалось с языка, что Джордж, должно быть, " с т р а д а е т о т н е р в н ы х п е р е г р у з о к ", и эта фраза повергла всех в леденящий трепет, потому что последнему клерку из финансового отдела было известно, что нервные перегрузки, подобно старости, считаются болезнью, от которой существует только одно средство, и это средство отнюдь не влечет за собой исцеления.
Гиллем время от времени наведывался в Цирк, но только затем, чтобы встретить Молли после работы; он категорически отказывался разговаривать о делах. Те, кто видел, как он стремительно пробегает по шестому этажу, говорили, что на вид он явно не в себе и что ему, пожалуй, нужно сменить обстановку. К тому же у него что-то случилось с ключицей: его правое плечо было перетянуто ремнями. От «домоправителей» удалось выяснить, что он провел пару дней на лечении в частной клинике Цирка на Манчестер-сквер.
Смайли так и не появился, а когда «домоправителей» спрашивали, когда же он вернется, они вежливо, но непроницаемо улыбались. В таких случаях «домоправнтели» становились чем-то вроде Звездной палаты (Высший королевский суд. ставший орудием королевского произвола. Существовал с 1487 по 1641 год.) – их боялись, но обойтись без них было нельзя. Между тем из кабинета Смайли незаметно исчез портрет Карлы – остряки утверждали, что его унесли почистить.
Самым странным, и в чем-то даже пугающим, было то, что никому не приходило в голову просто зайти в небольшой домик на Байуотер-стрит и позвонить в дверной колокольчик. Дверь открыл бы Смайли собственной персоной, одетый, скорее всего, в домашний халат, его застали бы за мытьем тарелок или приготовлением пищи, которую он потом так и не съедал. Иногда, обычно в сумерках, он в одиночку прогуливался в парке и всматривался в прохожих, как будто старался их узнать, но не мог, они в ответ с любопытством рассматривали его, а потом опускали глаза. А иногда он отправлялся посидеть и попить чаю в одном из дешевых кафе на Кингз-роуд, а чтобы не скучать, брал с собой книжку. Чай он пил сладкий. Любопытствующие могли бы заметить, что он подолгу рассматривает свои руки, или протирает галстуком очки, или перечитывает письмо, которое оставила ему Энн, – очень длинное, но в основном из-за частых повторов.
К нему заходил Лейкон, заходил Эндерби, а однажды явился даже Мартелло, снова одетый в своей лондонской манере. Все пришли к соглашению, и горячее всех поддержал его Смайли, что в интересах дела смена владельца должна производиться как можно тише и безболезненнее. Смайли задал несколько вопросов относительно людей, занятых в этой операции, и Лейкон ответил на них. Лейкон дал ему понять, что в отношении Цирка Министерство финансов настроено на редкость щедро. Курс фунта стерлингов круто шел на повышение, по крайней мере, в мире секретных служб. Такая смена настроения вызвана не только «делом Дельфина», намекнул Лейкон. Новое назначение Эндерби привело американцев в небывалый вострог. Это мнение преобладало даже на высочайшем дипломатическом уровне. Бурные продолжительные аплодисменты – так описал их реакцию Лейкон.
– Сол, видимо, в самом деле знает, как с ними разговаривать, – сказал Лейкон.
– Неужели? Что ж, неплохо. Да-да, очень хорошо. – откликнулся Смайли и, точно глухой, одобрительно склонил голову.
Эндерби по секрету сообщил, что предполагает назначить Сэма Коллинза начальником оперативного отдела, но Смайли даже тут не выказал ничего, кроме вежливой любезности. Сэм – ч е л о в е к э н е р г и ч н ы й пояснил Эндерби, а сейчас в Лэнгли любят э н е р г и ч н ы х. Неженки в шелковых рубашках нынче не в чести, сказал он.
– Несомненно, – отозвался Смайли.
Они обсудили кандидатуру Родди Мартиндейла и пришли к общему мнению. Нельзя сказать, что этот человек, хоть и накопил немало ценного опыта, идеально подходит для работы в разведке Старина Родди в самом деле человек своеобразный, подтвердил Эндерби, и министр его не на шутку побаивается. И американцы с трудом находили с ним общий язык, даже те, которые сами отличаются некоторой чудаковатостью. К тому же Эндерби весьма настороженно относился к перспективе брать на работу воспитанников Итона. Блестящее впечатление, которое они создают, часто бывает обманчиво.
Неделю спустя «домоправители» отперли дверь в старый кабинет Сэма на шестом этаже и вынесли всю мебель. Теперь призрак Коллинза успокоится навсегда, с наслаждением утверждали остряки, но они оказались недальновидны. В следующий же понедельник в кабинете водрузили изысканно украшенный письменный стол, обтянутый красной кожей, и несколько поддельных картин со сценами охоты, перекочевавших со стен клуба, который посещал Сэм. Сам клуб, к взаимному удовлетворению сторон, был закуплен крупным игорным синдикатом.
Никто больше не видел и малыша Фона. Не объявился он даже тогда, когда возобновили работу несколько крупных периферийных учреждений Цирка, в том числе Брикстонский центр по подготовке специальных операций, в котором он работал раньше, и Эктонский информационный центр под руководством Тоби Эстерхейзи. Но он и не исчез бесследно. Подобно Сэму Коллинзу, он каким-то образом примазался к этой истории, не имея к ней, в общем-то, никакого отношения. Но в отличие от Сэма он, когда все кончилось, так и остался за кулисами и не показывался на людях.
В первый же день возвращения к повседневной работе на Коллинза легла нелегкая задача – сообщить всем печальную новость о гибели Джерри. Он собрал людей в «комнате жарких споров» и произнес речь, краткую и искреннюю; все признали, что она ему удалась. Они и не думали, что он принимает это так близко к сердцу.
– Об этом можно говорить только на шестом этаже, – предупредил он.
Слушатели пришли в ужас, потом возгордились. Конни заплакала и попыталась заявить, что Джерри стал еще одной жертвой происков Карлы, но ей велели замолчать – ведь нет никаких сведений о том, кто его убил и при каких обстоятельствах. Он погиб при исполнении своего долга, было объявлено всем, и погиб с честью.
В Гонконге же, в Клубе иностранных журналистов, исчезновение Люка и Джерри, славных питомцев этого клуба, сильно встревожило публику. Члены клуба как следует нажали на местные власти, и благодаря их стараниям неусыпный старший инспектор Рокхерст был вынужден провести негласное полномасштабное расследование. Власти пообещали, что все сведения, полученные в его ходе, будут опубликованы, а генеральный консул Соединенных Штатов посулил выплатить пять тысяч долларов из собственного кармана тому, кто предоставит любую полезную информацию. Сделав широкий жест по отношению к чувствам местных жителей, он заявил, что это предложение распространяется и на исчезнувшего Джерри Уэстерби. Эти двое тотчас же получили прозвище «журналистов, которые пропали», и со всех сторон посыпались домыслы об их неблаговидных связях. Пять тысяч долларов вызвали живой интерес в бюро, где работал Люк, и Карлик, несмотря на свое неутешное горе, приложил все силы, чтобы деньги были выплачены ему. В конце концов, ведь это он работал на оба фронта, это он узнал от Ганса Призывающего Смерть, что квартиру на Клаудвью-роуд, в которой в последнее время жил Люк, заново отделали от пола до потолка задолго до того, как туда проникли востроглазые сыщики Рокера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Мисс Сейшес потребовала более подробных объяснений. Когда она в кресле на колесиках торжественно въехала во владения «домоправителей», тем ничего не оставалось, кроме как сообщить, что у Кузенов в Гарварде новый человек.
– Кто? – яростно потребовала ответа Конни. Какой-то профессор, молодой, ранее занимавшийся изучением Москвы. Его основной специальностью было исследование оборотной стороны деятельности Московского Центра, и недавно он, основательно изучив архивы фирмы, опубликовал статью под грифом «Для служебного пользования». В ней он упоминал «принцип внедрения крота» и даже (в завуалированных выражениях) намекал на тайную армию, созданную Карлой.
– Статью он опубликовал, червяк несчастный! – возопила Конни, сдерживая горькие слезы разочарования. – И все это он наскреб в отчетах старушки Конни, скажете, нет? Его зовут Калпеппер, и он знает о Карле не больше, чем моя левая нога!
Однако «домоправителей» не интересовало, что знает или думает левая нога Конни. Ведь в новой комиссии правом голоса обладал Калпеппер, а не Сейшес.
– Погодите, вот вернется Джордж! – громовым голосом пригрозила им Конни. Однако и эта угроза странным образом не возымела действия.
Ди Салису было не легче. Ему сообщили, что, мол, специалистов по Китаю в Лэнгли ценят в пятачок за пучок. Старина, рынок затоварен. Извините, таков приказ Эндерби, говорили «домоправители».
– Эндерби ? – откликнулся ди Салис.
То есть комиссии, туманно пояснили они. Решение принято совместно.
И ди Салис пошел искать на них управы у Лейкона, которому в таких делах нравилось считать себя ходатаем за обиженных перед властями. Лейкон в свою очередь пригласил ди Салиса на завтрак, счет за который они поделили пополам, так как Лейкон не одобрял государственных служащих, которые потчуют друг друга на деньги налогоплательщиков.
Улучив удобный момент, Лейкон прервал нудный монолог Дока, в котором тот описывал, как хорошо знаком с диалектами чиу-чау и хэкка, и спросил:
– Кстати, а что у вас думают об Эндерби? – Для него сейчас было очень важно узнать, какие настроения сложились в его команде. – Одобряют ли его методы? Мне казалось, вам нравится его взгляд на вещи. Он ведь неплохо работает, как вы считаете?
В эти дни на языке Уайтхолла «неплохо» означало «воинствующе», как и положено настоящему «ястребу», любимцу Америки.
Ди Салис поспешил обратно в Цирк и слово в слово пересказал этот удивительный разговор Конни Сейшес, задав тот же странный вопрос, – Лейкон, разумеется, именно этого от него и ожидал. После этого Конни редко появлялась на людях. Целыми днями она потихоньку, по ее выражению, «собирала багаж», то есть готовила свой архив по Московскому Центру для передачи последующим поколениям. В те дни в Цирке появился новый «архивокопатель», немного развязный, но услужливый юноша по фамилии Дулиттл. Он ей нравился, и старуха, усадив этого Дулиттла у себя в ногах, делилась с ним сокровищами мудрости.
– Старые козлы просто решили слинять, – предупреждала она всякого встречного и поперечного. – Этот хам Эндерби давно без лишнего шума вышел из игры. Это, говоря по-русски, просто погром.
Поначалу ее высмеивали, но ведь и Ною, когда он строил ковчег, приходилось мириться с насмешками. Тогда Конни, не теряя времени даром, потихоньку отвела в сторону Молли Микин и убедила ее подать заявление об отставке.
– Скажи «домоправителям», дорогуша, что ищешь работу, которая будет больше тебя удовлетворять, – подговаривала она ее, подкрепляя свои слова подмигиванием и легкими тычками. – Тогда они тебя в конце концов повысят.
Молли побаивалась, что ее поймают на слове и действительно отправят в отставку, но Конни достаточно хорошо знала правила игры Молли написала заявление, и ей незамедлительно велели задержаться на службе после окончания рабочего дня. Назревают перемены, доверительно сообщили ей. У руководства возникли планы создания нового отдела, более тесно связанного с Уайтхоллом, и решено было набрать в него сотрудников помоложе и поэнергичнее, Молли торжественно пообещала пересмотреть свое решение, а Конни принялась еще решительнее «упаковывать багаж».
Ну, а где же все это время п р о п а д а л Джордж Смайли? На Дальнем Востоке, говорили одни. Наоборот, в Вашингтоне, опровергали их другие. Ничего подобного! Он вернулся домой, утверждали третьи, и скрывается где-то в деревенской глуши – всем известно, что больше всего он любит Корнуэлл. Он начал новую жизнь с Энн и наслаждается заслуженным отдыхом.
Потом у кого-то из «домоправителей» сорвалось с языка, что Джордж, должно быть, " с т р а д а е т о т н е р в н ы х п е р е г р у з о к ", и эта фраза повергла всех в леденящий трепет, потому что последнему клерку из финансового отдела было известно, что нервные перегрузки, подобно старости, считаются болезнью, от которой существует только одно средство, и это средство отнюдь не влечет за собой исцеления.
Гиллем время от времени наведывался в Цирк, но только затем, чтобы встретить Молли после работы; он категорически отказывался разговаривать о делах. Те, кто видел, как он стремительно пробегает по шестому этажу, говорили, что на вид он явно не в себе и что ему, пожалуй, нужно сменить обстановку. К тому же у него что-то случилось с ключицей: его правое плечо было перетянуто ремнями. От «домоправителей» удалось выяснить, что он провел пару дней на лечении в частной клинике Цирка на Манчестер-сквер.
Смайли так и не появился, а когда «домоправителей» спрашивали, когда же он вернется, они вежливо, но непроницаемо улыбались. В таких случаях «домоправнтели» становились чем-то вроде Звездной палаты (Высший королевский суд. ставший орудием королевского произвола. Существовал с 1487 по 1641 год.) – их боялись, но обойтись без них было нельзя. Между тем из кабинета Смайли незаметно исчез портрет Карлы – остряки утверждали, что его унесли почистить.
Самым странным, и в чем-то даже пугающим, было то, что никому не приходило в голову просто зайти в небольшой домик на Байуотер-стрит и позвонить в дверной колокольчик. Дверь открыл бы Смайли собственной персоной, одетый, скорее всего, в домашний халат, его застали бы за мытьем тарелок или приготовлением пищи, которую он потом так и не съедал. Иногда, обычно в сумерках, он в одиночку прогуливался в парке и всматривался в прохожих, как будто старался их узнать, но не мог, они в ответ с любопытством рассматривали его, а потом опускали глаза. А иногда он отправлялся посидеть и попить чаю в одном из дешевых кафе на Кингз-роуд, а чтобы не скучать, брал с собой книжку. Чай он пил сладкий. Любопытствующие могли бы заметить, что он подолгу рассматривает свои руки, или протирает галстуком очки, или перечитывает письмо, которое оставила ему Энн, – очень длинное, но в основном из-за частых повторов.
К нему заходил Лейкон, заходил Эндерби, а однажды явился даже Мартелло, снова одетый в своей лондонской манере. Все пришли к соглашению, и горячее всех поддержал его Смайли, что в интересах дела смена владельца должна производиться как можно тише и безболезненнее. Смайли задал несколько вопросов относительно людей, занятых в этой операции, и Лейкон ответил на них. Лейкон дал ему понять, что в отношении Цирка Министерство финансов настроено на редкость щедро. Курс фунта стерлингов круто шел на повышение, по крайней мере, в мире секретных служб. Такая смена настроения вызвана не только «делом Дельфина», намекнул Лейкон. Новое назначение Эндерби привело американцев в небывалый вострог. Это мнение преобладало даже на высочайшем дипломатическом уровне. Бурные продолжительные аплодисменты – так описал их реакцию Лейкон.
– Сол, видимо, в самом деле знает, как с ними разговаривать, – сказал Лейкон.
– Неужели? Что ж, неплохо. Да-да, очень хорошо. – откликнулся Смайли и, точно глухой, одобрительно склонил голову.
Эндерби по секрету сообщил, что предполагает назначить Сэма Коллинза начальником оперативного отдела, но Смайли даже тут не выказал ничего, кроме вежливой любезности. Сэм – ч е л о в е к э н е р г и ч н ы й пояснил Эндерби, а сейчас в Лэнгли любят э н е р г и ч н ы х. Неженки в шелковых рубашках нынче не в чести, сказал он.
– Несомненно, – отозвался Смайли.
Они обсудили кандидатуру Родди Мартиндейла и пришли к общему мнению. Нельзя сказать, что этот человек, хоть и накопил немало ценного опыта, идеально подходит для работы в разведке Старина Родди в самом деле человек своеобразный, подтвердил Эндерби, и министр его не на шутку побаивается. И американцы с трудом находили с ним общий язык, даже те, которые сами отличаются некоторой чудаковатостью. К тому же Эндерби весьма настороженно относился к перспективе брать на работу воспитанников Итона. Блестящее впечатление, которое они создают, часто бывает обманчиво.
Неделю спустя «домоправители» отперли дверь в старый кабинет Сэма на шестом этаже и вынесли всю мебель. Теперь призрак Коллинза успокоится навсегда, с наслаждением утверждали остряки, но они оказались недальновидны. В следующий же понедельник в кабинете водрузили изысканно украшенный письменный стол, обтянутый красной кожей, и несколько поддельных картин со сценами охоты, перекочевавших со стен клуба, который посещал Сэм. Сам клуб, к взаимному удовлетворению сторон, был закуплен крупным игорным синдикатом.
Никто больше не видел и малыша Фона. Не объявился он даже тогда, когда возобновили работу несколько крупных периферийных учреждений Цирка, в том числе Брикстонский центр по подготовке специальных операций, в котором он работал раньше, и Эктонский информационный центр под руководством Тоби Эстерхейзи. Но он и не исчез бесследно. Подобно Сэму Коллинзу, он каким-то образом примазался к этой истории, не имея к ней, в общем-то, никакого отношения. Но в отличие от Сэма он, когда все кончилось, так и остался за кулисами и не показывался на людях.
В первый же день возвращения к повседневной работе на Коллинза легла нелегкая задача – сообщить всем печальную новость о гибели Джерри. Он собрал людей в «комнате жарких споров» и произнес речь, краткую и искреннюю; все признали, что она ему удалась. Они и не думали, что он принимает это так близко к сердцу.
– Об этом можно говорить только на шестом этаже, – предупредил он.
Слушатели пришли в ужас, потом возгордились. Конни заплакала и попыталась заявить, что Джерри стал еще одной жертвой происков Карлы, но ей велели замолчать – ведь нет никаких сведений о том, кто его убил и при каких обстоятельствах. Он погиб при исполнении своего долга, было объявлено всем, и погиб с честью.
В Гонконге же, в Клубе иностранных журналистов, исчезновение Люка и Джерри, славных питомцев этого клуба, сильно встревожило публику. Члены клуба как следует нажали на местные власти, и благодаря их стараниям неусыпный старший инспектор Рокхерст был вынужден провести негласное полномасштабное расследование. Власти пообещали, что все сведения, полученные в его ходе, будут опубликованы, а генеральный консул Соединенных Штатов посулил выплатить пять тысяч долларов из собственного кармана тому, кто предоставит любую полезную информацию. Сделав широкий жест по отношению к чувствам местных жителей, он заявил, что это предложение распространяется и на исчезнувшего Джерри Уэстерби. Эти двое тотчас же получили прозвище «журналистов, которые пропали», и со всех сторон посыпались домыслы об их неблаговидных связях. Пять тысяч долларов вызвали живой интерес в бюро, где работал Люк, и Карлик, несмотря на свое неутешное горе, приложил все силы, чтобы деньги были выплачены ему. В конце концов, ведь это он работал на оба фронта, это он узнал от Ганса Призывающего Смерть, что квартиру на Клаудвью-роуд, в которой в последнее время жил Люк, заново отделали от пола до потолка задолго до того, как туда проникли востроглазые сыщики Рокера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116