А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

До понедельника, – отозвался Фрост. Дверь снова закрылась.
Джерри пересек комнату, обнял Фроста за плечи и быстро подвел его к окну. Тот не сопротивлялся.
– Доверительный счет, Фрости. Который находится в твоих руках. В руках неподкупного, честного человека. Довольно сомнительный счет.
На площади продолжался праздник. На крикетном поле игра временно остановилась. Долговязый подающий в старомодной кепке присел на корточки и старательно подправлял поверхность площадки между линиями. Другие игроки разлеглись прямо на поле и болтали между собой.
– Ты расставил мне ловушку, – сказал Фрост просто, пытаясь приучить себя к этой мысли. – Я думал, что у меня наконец-то появился друг, а ты пытаешься загнать меня в угол. А еще лорд.
– Никогда не имей дела с газетчиками, Фрости. Безжалостные люди. У них нет ничего святого. Ты потерял бдительность. Тебе не надо было так много трепать языком. Где у тебя хранятся документы?
– С кем же тогда отвести душу и потрепаться, если не с друзьями? – возразил Фрост. – Друзья для того и существуют, чтобы можно было с кем-то п о г о в о р и т ь. Рассказать кому-то.
– Вот и расскажи мне то, о чем я спрашиваю. Фрост покачал головой.
– Я христианин, – сказал он ни к селу, ни к городу. – Я каждое воскресенье хожу в церковь, никогда не пропускаю службу. Мне очень жаль, но то, о чем ты просишь, совершенно исключено. Я скорее соглашусь погубить свою репутацию, но не совершу должностного преступления, нарушив тайну вклада. Это знают все. Ты меня понял? Так что ничем не могу помочь. Никак. Мне очень жаль.
Джерри немного приблизился к нему, так что они теперь стояли, вплотную придвинувшись к подоконнику и почти касаясь друг друга плечами. Огромное оконное стекло дрожало от грохота мчавшихся внизу машин. Венецианские жалюзи были красноватыми от покрывавшей их строительной пыли. На Фроста было жалко смотреть, на его лице отражалась мучительная душевная борьба – он пытался осознать, в какую переделку попал.
– Вот что, приятель, послушай, что я тебе предлагаю, – сказал Джерри очень спокойно. – Выслушай меня внимательно. Готов? У меня есть и кнут, и пряник Если ты не делаешь то, о чем я тебя прошу, моя газета тебя ославит. Фотографии на первой полосе, заголовки во всю страницу, продолжение на последней, – ну, словом, все как полагается. «Захотите ли вы купить вторичный доверительный счет у этого человека?» «Гонконг – колыбель коррупции, и Фрости – ее верный слуга». Примерно так. Мы распишем, как вы развлекаетесь устраивая групповуху для круглоглазых в своем клубе молодых банкиров, – точь-в-точь, как ты порассказал мне. Как ты до самого последнего времени имел содержанку и устроил для нее любовное гнездышко в Коулуне и что от этого пришлось отказаться, потому что она была недовольна тем, что ты мало платил. Конечно, прежде чем газета все это напечатает, она проверит все факты, связавшись с председателем правления твоего банка, а может быть, и с твоей женушкой тоже, если, конечно, она будет достаточно хорошо себя чувствовать.
Лицо Фроста вдруг покрылось крупными каплями пота. Это произошло мгновенно: в один момент его болезненно-бледная физиономия была просто влажной и лоснящейся, а в следующий – пот лил градом, и капли неудержимо падали с толстого подбородка прямо на костюм.
– Это все из-за выпивки, – сказал он растерянно, пытаясь остановить этот град и вытирая его носовым платком. – Со мной всегда так бывает, когда я выпью. Проклятый климат, здесь просто невозможно жить. Здесь вообще нельзя жить людям. Здесь просто гниешь заживо. Ненавижу все здесь.
– Это был кнут – все плохое, что тебя ждет, – продолжал Джерри. Они все еще стояли у окна, плечом к плечу, как два человека, которые восхищаются открывающимся из окна видом. – А пряник, то есть хорошее, – это пять сотен американских долларов, которые я положу в твою славную потную ладонь; признательность журналистской братии с Граб-стрит (Жарг.: писаки, литературные поденщики; на улице Граб-стрит в XVIII веке жили неимущие литераторы); все остается шито-крыто; и Фрости запросто может сам стать председателем правления банка. Так почему бы не расслабиться и не уступить обстоятельствам, извлекая некоторую пользу? Ты меня хорошо понял?
– А дозволяется ли мне п о и н т е р е с о в а т ь с я, – проговорил, наконец, Фрост, безуспешно пытаясь изобразить сарказм, – с какой собственно целью и для чего именно ты питаешь такой жгучий интерес к этому счету?
– Проблема преступности и коррупции, дружище. Гонконгское звено длинной преступной цепи. Газетчики называют виновных. Счет номер четыреста сорок два. Он у тебя здесь? – спросил Джерри, указывая на сейф.
Фрост сказал «нет» одними губами, совсем неслышно.
– Сначала две четверки, а потом двойка. Где он хранится?
– Послушай, – лицо Фроста выражало одновременно страх, безнадежность и разочарование, – будь другом, окажи услугу, ладно? Не впутывай меня в это. Подкупи кого-нибудь из моих помощников-китайцев, договорились? Так будет гораздо лучше. Пойми, ведь у меня здесь определенное положение…
– Ты же знаешь здешнюю поговорку: «В Гонконге говорят даже маргаритки». Мне нужен ты. Ты – здесь, и ты можешь все сделать гораздо лучше, чем кто бы то ни было другой. Где документы? В кладовой банка?
Н е л ь з я о с т а н а в л и в а т ь с я н и н а м и н у т у, – учили его когда-то, – в с е в р е м я н а д о п о д н и м а т ь п л а н к у в с е в ы ш е и в ы ш е. С т о и т н а м г н о в е н и е п о т е р я т ь и н и ц и а т и в у – u е е у ж е н е в е р н у т ь.
Поскольку Фрост колебался, Джерри сделал вид, что теряет терпение. Своей большущей рукой он взял Фроста за плечо, развернул его, и заставил сделать несколько шагов назад, пока тот не оказался прижат к сейфу.
– Я спрашиваю: документы в банковской кладовой?
– Откуда мне знать?
– Я тебе объясню откуда, – грозно пообещал Джерри, подкрепляя свои слова укоризненным покачиванием головой, так что даже прядь волос у него на лбу заколыхалась.
– Я тебе объясню, откуда, дружище, – повторил он, похлопывая Фроста по плечу свободной рукой. – Потому что если не поймешь, то в сорок лет ты окажешься вышвырнутым отовсюду, с больной женой на руках и с детишками, которых надо кормить, и посылать в школу, и за это тоже платить, и для тебя это будет полная катастрофа. Ты должен выбрать либо одно, либо другое, и сделать это надо сию минуту. Не через пять минут, а прямо сейчас. Мне абсолютно безразлично, как ты это сделаешь, но все должно выглядеть абсолютно нормально, и Натали не должна ничего заподозрить.
Джерри, по-прежнему придерживая Фроста за плечо, заставил его вернуться на середину кабинета, где стоял письменный стол с телефоном. В жизни бывают ситуации, когда просто невозможно держаться с достоинством. В этот день с Фростом случилось именно это. Он поднял телефонную трубку и набрал одну цифру.
– Натали? Ты еще не ушла? Послушай, я задержусь, наверное, еще на часок, мне только что позвонил один клиент.
Скажи Сиду, чтобы не сдавал пока на охрану кладовую комнату. Я это сделаю, когда буду уходить, ладно? Он тяжело опустился в кресло.
– Пригладь волосы, – сказал Джерри, который снова вернулся к окну и выждал некоторое время.
– Преступность и коррупция, черт меня побери! – ворчал в это время Фрост. – Ну ладно, вполне допускаю, что он умеет обходить законы. Но покажите мне китайца, который этого не делал бы. Да и англичанина тоже. Ты думаешь, из-за этого весь Гонконг должен потерять сон и покой?
– Так он китаец? – мгновенно прореагировал Джерри.
Вернувшись к письменному столу, Джерри сам набрал номер Натали. Никакого ответа. Мягко подняв Фроста с кресла и поставив на ноги, Джерри подвел его к двери.
– Не ставь пока кладовую на охрану, – предупредил он. – Нам нужно вернуть все назад, прежде чем ты уйдешь домой.

Фрост вернулся. Мрачно сел за стол, положив перед собой три папки. Джерри налил ему водки. Пока тот пил, Джерри, стоя у него за спиной, объяснил, в чем должна выражаться его помощь. Фрости даже пальцем пошевельнуть не придется, сказал он. Единственное, что он должен сделать, – это оставить все, как лежит, и выйти в коридор, аккуратно закрыв за собой дверь. Рядом с дверью есть доска объявлений для служащих банка – Фрости наверняка видел ее много раз. Фрости должен будет встать перед этой доской и внимательно прочитать объявления – все без исключения оставаться там до тех пор, пока не услышит, как Джерри постучит изнутри два раза. Тогда он может вернуться. Пока он будет читать объявления, он должен все время стоять немного боком к доске – так, чтобы своим телом закрывать дверной глазок, чтобы Джерри знал, что он все еще здесь и чтобы никто из проходящих по коридору не смог заглянуть внутрь. Фрост может утешать свою совесть тем, что он не допустил никакого злоупотребления доверием, объяснял Джерри. Самое страшное, в чем его могло бы обвинить руководство банка – да, впрочем, если уж на то пошло, и клиент тоже, – это в том" что он вышел из своего кабинета, когда Джерри был там, и тем самым допустил небольшое нарушение правил безопасности.
– Сколько документов в папках?
– Откуда я знаю? – откликнулся Фрост, немного осмелев от того, что перед ним неожиданно открылась перспектива остаться почти невиновным.
– Так пересчитай их, дружище. Вот теперь молодец. Документов было ровно пятьдесят – гораздо больше, чем то, на что рассчитывал Джерри. Оставалось еще обсудить запасной вариант прикрытия – объяснения на случай, если Джерри, несмотря на все принятые предосторожности, все же кто-то помешает.
– Мне нужны будут бланки заявлений, – сказал он.
– Какие еще к черту бланки? Я здесь их не держу, – огрызнулся Фрост. – У меня есть секретарши, которые приносят бланки. У меня ничего нет. А девушки все ушли домой.
– Мне они нужны. Чтобы я мог открыть доверительный счет в твоем уважаемом банке, Фрости. Разложи их вот здесь, на столе, и положи свою ручку с позолоченным пером, которую ты предлагаешь своим уважаемым клиентам. Так, хорошо… А ты просто вышел немного поразмяться в коридор, пока я заполняю документы. А вот это – первый взнос, – объявилДжерри. Вытащив из кармана брюк небольшую пачку американских долларов, он бросил ее, она с приятным увесистым шлепком легла на стол. Фрост посмотрел на деньги, но не взял их.
Оставшись один, Джерри не терял ни минуты. Он открыл зажимы и достал документы из папок, разложил их попарно и начал фотографировать, по два в одном кадре. При этом он старался держать свои большие локти плотно прижатыми к телу, чтобы камера не дергалась, а ноги немного расставил, чтобы лучше удерживать равновесие. Когда он сомневался, хорошо ли получился кадр, он дублировал снимок. Иногда он делал несколько кадров подряд, меняя выдержку. Время от времени он поворачивал голову и проверял, по-прежнему ли дверной глазок закрыт зеленым пятном костюма, чтобы убедиться, что Фрост на своем посту и не позвал, хотя бы сейчас, вооруженных охранников. В какой-то момент Фрост начал проявлять нетерпение и постучал по стеклу, но Джерри рявкнул, чтобы тот не мешал.
Иногда он слышал, что по коридору кто-то идет. Если шаги приближались к кабинету, тогда он оставлял все как есть, в том числе и деньги, и бланки заявлений, убирал фотокамеру в карман и вставал у окна, как человек, который размышляет над важными решениями, определяющими всю его будущую жизнь, любуясь при этом на гавань и почесывая в затылке. Один раз ему пришлось поставить новую кассету, что не так уж легко, когда пальцы у тебя большие, а обстановка – экстремальная. Ему все время казалось, что старенькая камера работает очень громко. Когда он подал сигнал Фросту, все папки снова лежали у того на столе, деньги – рядом с папками. Джерри почувствовал, что его начинает бить дрожь и силы его на исходе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116