..
— Нет, я закончу, — настоял Хаузен. — Теперь, когда Жирар объявился снова, следует рассказать все. Пусть я рухну со своего поста, но пусть и его остановят.
Хаузен сжал губы и сделал паузу, прежде чем продолжил.
— Жирар отпустил девушку, и та упала на мостовую. Она была без сознания. Затем он подбежал к реке, спрыгнул с берега и сунул голову второй американки под воду. Пытаясь его остановить, я потерял опору и тоже рухнул в реку. А Жирар продолжал держать голову девушки под водой... — Хаузен обеими руками сделал движение вниз, — ..и все вопил и вопил, что все американки — продажные твари. Когда мне удалось встать на ноги, было уже поздно. Тело девушки уносило течением, ее каштановые волосы распластались по воде. Жирар выскочил на берег и столкнул в реку другую девушку. Потом он приказал мне идти за ним. Я был в состоянии прострации. Кое-как собрав свои вещи, я потащился в темноту следом за Жираром.
— И вас так никто и не видел? — спросил Худ. — Так никто и не услышал и не подошел поинтересоваться, что происходит?
— Может быть, кто-то и слышал крики, но не придал им значения. Студенты вечно о чем-то спорят или визжат из-за крыс на набережной. Возможно, кто-то подумал, что девушки занимаются у реки любовью. Крики, ахи, вздохи — могло быть и так.
— Что вы делали после того, как ушли? — продолжил допытываться Худ.
— Мы отправились в отцовское поместье Жирара на юге Франции. Жирар уговаривал меня остаться там и даже заняться вместе бизнесом. Я ему действительно нравился. Несмотря на разницу в нашем социальном происхождении, он все же уважал мои взгляды. Я единственный говорил ему в лицо, что он — лицемер, который восхищается Троцким и Марксом, но живет в роскоши, не гнушаясь деньгами своей семьи. Ему нравилось, как я с ним спорил. Но остаться я не мог. Я был не в силах находиться с ним рядом. Так что я вернулся в Германию. Но и там мне не было покоя, а поэтому...
Хаузен умолк и посмотрел на свои сжатые кулаки. Руки его все еще дрожали, и он постарался расслабить их.
— А потому я отправился во французское посольство в Германии, — продолжил он, — и рассказал им там о случившемся. Я признался во всем. Они пообещали допросить Жирара, а я сообщил, где меня смогут найти. Я готов был отправиться в тюрьму, лишь бы хоть как-то загладить свою вину.
— И что же произошло?
— Французская полиция весьма отлична от сил правопорядка других стран, — с горечью заметил Хаузен. — Похоже, они не столько раскрывают дела, сколько улаживают их, особенно когда в них втянуты иностранцы. Для них это были просто нераскрытые убийства, которые могут и оставаться таковыми.
— Они хотя бы допросили Жирара?
— Не знаю, — ответил Хаузен. — Но даже если бы они это сделали, подумайте сами, что значит слово сына французского миллионера против слова какого-то бедного немецкого юноши.
— Но ему пришлось бы объяснить, почему он столь поспешно бросил институт...
— Герр Худ, Жирар из тех людей, что обладают особым даром убеждения. Он и впрямь с легкостью смог бы убедить вас, что оставил институт из-за того, что в лекциях опускались мексиканские речи Троцкого.
— А как насчет родителей девушек? Не верится, что они могли все это так оставить.
— А что они в силах были сделать? — спросил Хаузен. — Они приехали во Францию, требуя справедливости. Они завалили петициями французское посольство в Вашингтоне и американское в Париже. Они объявили награду. Однако тела девушек доставили в Штаты, а французы повернулись к их семьям спиной. Вот более ли менее и все.
— Более ли менее?
В глазах Хаузена стояли слезы.
— Жирар написал мне через несколько недель. В письме говорилось, что придет день и он вернется, чтобы проучить меня за коварство и предательство.
— И больше вы от него ничего не имели?
— До сегодняшнего дня, пока не раздался его звонок. Я поступил в институт здесь, в Германии, и так и жил, испытывая вечный стыд и чувство вины.
— Но вы же не сделали ничего такого, — возразил Худ. — Вы даже пытались остановить Жирара.
— Мое преступление заключалось в молчании сразу после случившегося, — вздохнул Хаузен. — Как и многие из тех, кто чувствовали запах дыма из труб Аушвица, я ничего не сказал.
— Вам не кажется, что степень вины несколько несопоставима?
Хаузен несогласно покачал головой.
— Молчание есть молчание, а это — молчание, — ответил он. — Из-за моего молчания на свободе разгуливает убийца. Теперь он называет себя Жирар Доминик. И еще он угрожает мне и моей тринадцатилетней дочери.
— Я как-то не сообразил, что у вас есть дети, — признался Худ. — Где она сейчас?
— Живет со своей матерью в Берлине. Я, конечно, сделаю так, чтобы за ней присмотрели, но Жирар как неуловим, так и могущественен. Он способен добиться своего путем обмана и подкупа тех людей, которых не устраивает моя деятельность. — Хаузен покачал головой. — Позови я в тот вечер полицию, удержи Жирара или хоть что-то сделай — и жил бы я себе спокойно все эти годы. Но я не сделал ничего. И у меня не было способа загладить свою вину, иначе как бороться с той ненавистью, которая и заставила Жирара убить этих девушек.
— Все эти годы вы не вступали в контакт с Жираром, но вы слышали о нем что-нибудь? — поинтересовался Худ.
— Нет. Он исчез, в точности, как ваша Нэнси. Ходили слухи, что он занялся бизнесом вместе со своим отцом, однако, когда старик умер, завод по производству аэробусов, который на протяжении многих лет приносил изрядный доход, неожиданно был закрыт. Еще ходили слухи, что Жирар обладает властью, чтобы принимать решения за советы директоров многих фирм, даже не входя в их состав, но достоверно мне об этом неизвестно.
У Худа было еще множество вопросов к заместителю министра — о характере бизнеса старшего Дюпре, о личностях убитых девушек, о том, чем мог бы помочь Оперативный центр в деле, которое принимало форму серьезного случая шантажа. Однако внимание Худа отвлек мягкий голос, окликнувший его из-за спины.
— Пол!
Он обернулся, и тут ему показалось, что весь блеск Гамбурга на мгновенье померк. И Хаузен, и деревья, и город, и все прошедшие годы куда-то исчезли, а к нему приближался стройный, высокий и грациозный ангел. И он вновь обнаружил себя стоящим перед кинотеатром в ожидании Нэнси.
В ожидании девушки, которая наконец-то пришла.
Глава 30
Четверг, 16 часов 22 минуты, Ганновер, Германия
Боб Херберт не позвонил Майку Роджерсу сразу же, как только заметил белый микроавтобус.
Тот появился в зеркале заднего обзора, пока Боб колесил по городу, пытаясь прикинуть, что делать дальше. Он почти не обратил внимания на машину, стараясь изобрести хоть какой-то способ, как получить информацию о захваченной девушке. Хотя подойти напрямую ему не удалось, он подумал, что тут мог бы сработать подкуп.
Когда Херберт свернул с Херренхаузер-штрассе в боковую улицу и микроавтобус последовал за ним, он обратил на него внимание уже во второй раз. И на передних и на задних сиденьях виднелись люди в вязаных шлемах-масках. Глянув на карту и увеличив скорость, Херберт сделал несколько неожиданных поворотов, просто чтобы убедиться, что автобус следует за ним. Кто-то, по-видимому, проследил, как он отъезжал, и послал вдогонку команду головорезов. Поскольку наступал вечер и уже быстро темнело, Херберт позвонил в Оперативный центр, и Альберто соединил его с Майком Роджерсом.
Именно в этот момент он и попросил о неотложной помощи или о короткой молитве.
— Что стряслось? — спросил генерал.
— У меня произошла небольшая стычка с неонацистами возле пивной, — сообщил ему Херберт. — Ну и теперь они охотятся за моей задницей.
— Где вы находитесь?
— Я не совсем уверен... — Херберт огляделся по сторонам. — Вижу липы, массу садовых участков, озеро... В свете фар вспыхнул крупный указатель.
— Слава Богу, я проезжаю место под названием Вельфенгартен.
— Боб, у меня здесь Даррелл, — заговорил Роджерс, — он даст вам телефон местной полиции. Сможете записать и позвонить?
Херберт полез в нагрудный карман за ручкой. Он поводил ею по приборной доске, чтобы та расписалась.
— Давайте, пишу, — сказал он в трубку.
Но еще прежде чем он смог что-то записать, микроавтобус стукнул в заднее крыло его автомобиля. «Мерседес» дернулся вперед, и ремень безопасности больно впился Херберту в грудь. Он вывернул руль, чтобы не столкнуться с машиной, что шла впереди.
— Черт! — выругался Херберт, прибавив скорость и идя на обгон. — Слушайте, генерал, у меня неприятности.
— Какие?
— Эти ребята меня таранят. Я собираюсь остановиться, пока не размазал по тротуару кого-нибудь из прохожих. Скажите местным полицейским, что я в белом «мерседесе».
— Боб, не надо, не останавливайтесь! — крикнул Роджерс. — Если они затащат вас в автобус, мы будем связаны!
Микроавтобус снова врезался в его заднее крыло с левой стороны. Правая сторона «мерседеса» выскочила на тротуар, едва не задев мужчину, прогуливавшего своего терьера. Херберту удалось вырулить обратно на проезжую часть, однако правым передним крылом он зацепил припаркованную машину. От столкновения крыло так покоробило, что оно почти отлетело и теперь с душераздирающим звуком скрежетало по асфальту.
Херберт остановился. Опасаясь, что рваное железо пропорет скат, он попробовал сдать машину назад, чтобы крыло окончательно оторвалось. С натужным скрипом и скрежетом оно действительно оторвалось и загрохотало по мостовой.
Херберт глянул в боковое зеркало, желая убедиться, что можно ехать дальше. Картина там казалась сюрреалистической. Прохожие разбегались кто куда, а машины проносились мимо. Но прежде чем Херберт смог снова втиснуться в нарушившийся транспортный поток, микроавтобус начал объезжать его с левой стороны. Человек на переднем пассажирском сиденье оказался почти лицом к лицу с американцем. В открытое окно он выставил автомат, прицелился в сторону «мерседеса» и открыл огонь.
Глава 31
Четверг, 16 часов 11 минут, Гамбург, Германия
В черной короткой юбке и таком же жакете поверх белой блузки, с ниткой жемчуга на шее Нэнси, казалось, появилась как какой-то мираж. Размытые черты, неторопливая, переливающаяся.
А может быть, она показалась Худу такой из-за слез, что навернулись у него на глазах.
На мгновение зажмурившись и тряхнув головой, он сжал кулаки. Каждый шаг Нэнси захлестывал его волной эмоций.
«Это правда ты?» — мелькнула первая мысль.
«Почему ты так сделала, черт побери?» — последовала вторая.
«От тебя еще больше захватывает дух, чем прежде...»
«А как же Шарон? Я должен буду уйти, но я же не могу их бросить».
И, наконец:
«Уходи. Мне это не нужно...»
Но ему это было нужно. И пока она, словно в замедленной съемке, скользила в его сторону, ее образ заслонил собою все. Он позволил, чтобы сердце наполнилось старой любовью, чтобы тело испытало старое влечение, а из памяти хлынули драгоценные воспоминания.
— Герр Худ? — нерешительно окликнул его Хаузен. Голос немца казался приглушенным и безжизненным, как если бы донесся из какого-то далекого далека.
— С вами все в порядке?
— Не уверен, — ответил Худ. Похоже, его собственный голос исходил из того же далека.
Худ не сводил глаз с Нэнси. Она не помахала рукой, ничего больше не произнесла, но тоже отводила взгляд, продолжая быстро приближаться грациозным до умопомрачения шагом.
— Это Нэнси, — сообщил наконец Худ своему собеседнику.
— Интересно, как она вас отыскала? — вслух удивился Хаузен.
И вот она подошла. Пол понятия не имел, как он выглядит в ее глазах. Он пребывал в шоке — его рот слегка приоткрылся, в глазах стояли слезы, голова медленно покачивалась из стороны в сторону. Вот уж никак не серебряный рыцарь — это точно.
По лицу Нэнси скользнуло легкое изумление — правый уголок губ слегка приподнялся, — тут же сменившееся этой ее обворожительной до слабости в коленях улыбкой, которую он так хорошо помнил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Нет, я закончу, — настоял Хаузен. — Теперь, когда Жирар объявился снова, следует рассказать все. Пусть я рухну со своего поста, но пусть и его остановят.
Хаузен сжал губы и сделал паузу, прежде чем продолжил.
— Жирар отпустил девушку, и та упала на мостовую. Она была без сознания. Затем он подбежал к реке, спрыгнул с берега и сунул голову второй американки под воду. Пытаясь его остановить, я потерял опору и тоже рухнул в реку. А Жирар продолжал держать голову девушки под водой... — Хаузен обеими руками сделал движение вниз, — ..и все вопил и вопил, что все американки — продажные твари. Когда мне удалось встать на ноги, было уже поздно. Тело девушки уносило течением, ее каштановые волосы распластались по воде. Жирар выскочил на берег и столкнул в реку другую девушку. Потом он приказал мне идти за ним. Я был в состоянии прострации. Кое-как собрав свои вещи, я потащился в темноту следом за Жираром.
— И вас так никто и не видел? — спросил Худ. — Так никто и не услышал и не подошел поинтересоваться, что происходит?
— Может быть, кто-то и слышал крики, но не придал им значения. Студенты вечно о чем-то спорят или визжат из-за крыс на набережной. Возможно, кто-то подумал, что девушки занимаются у реки любовью. Крики, ахи, вздохи — могло быть и так.
— Что вы делали после того, как ушли? — продолжил допытываться Худ.
— Мы отправились в отцовское поместье Жирара на юге Франции. Жирар уговаривал меня остаться там и даже заняться вместе бизнесом. Я ему действительно нравился. Несмотря на разницу в нашем социальном происхождении, он все же уважал мои взгляды. Я единственный говорил ему в лицо, что он — лицемер, который восхищается Троцким и Марксом, но живет в роскоши, не гнушаясь деньгами своей семьи. Ему нравилось, как я с ним спорил. Но остаться я не мог. Я был не в силах находиться с ним рядом. Так что я вернулся в Германию. Но и там мне не было покоя, а поэтому...
Хаузен умолк и посмотрел на свои сжатые кулаки. Руки его все еще дрожали, и он постарался расслабить их.
— А потому я отправился во французское посольство в Германии, — продолжил он, — и рассказал им там о случившемся. Я признался во всем. Они пообещали допросить Жирара, а я сообщил, где меня смогут найти. Я готов был отправиться в тюрьму, лишь бы хоть как-то загладить свою вину.
— И что же произошло?
— Французская полиция весьма отлична от сил правопорядка других стран, — с горечью заметил Хаузен. — Похоже, они не столько раскрывают дела, сколько улаживают их, особенно когда в них втянуты иностранцы. Для них это были просто нераскрытые убийства, которые могут и оставаться таковыми.
— Они хотя бы допросили Жирара?
— Не знаю, — ответил Хаузен. — Но даже если бы они это сделали, подумайте сами, что значит слово сына французского миллионера против слова какого-то бедного немецкого юноши.
— Но ему пришлось бы объяснить, почему он столь поспешно бросил институт...
— Герр Худ, Жирар из тех людей, что обладают особым даром убеждения. Он и впрямь с легкостью смог бы убедить вас, что оставил институт из-за того, что в лекциях опускались мексиканские речи Троцкого.
— А как насчет родителей девушек? Не верится, что они могли все это так оставить.
— А что они в силах были сделать? — спросил Хаузен. — Они приехали во Францию, требуя справедливости. Они завалили петициями французское посольство в Вашингтоне и американское в Париже. Они объявили награду. Однако тела девушек доставили в Штаты, а французы повернулись к их семьям спиной. Вот более ли менее и все.
— Более ли менее?
В глазах Хаузена стояли слезы.
— Жирар написал мне через несколько недель. В письме говорилось, что придет день и он вернется, чтобы проучить меня за коварство и предательство.
— И больше вы от него ничего не имели?
— До сегодняшнего дня, пока не раздался его звонок. Я поступил в институт здесь, в Германии, и так и жил, испытывая вечный стыд и чувство вины.
— Но вы же не сделали ничего такого, — возразил Худ. — Вы даже пытались остановить Жирара.
— Мое преступление заключалось в молчании сразу после случившегося, — вздохнул Хаузен. — Как и многие из тех, кто чувствовали запах дыма из труб Аушвица, я ничего не сказал.
— Вам не кажется, что степень вины несколько несопоставима?
Хаузен несогласно покачал головой.
— Молчание есть молчание, а это — молчание, — ответил он. — Из-за моего молчания на свободе разгуливает убийца. Теперь он называет себя Жирар Доминик. И еще он угрожает мне и моей тринадцатилетней дочери.
— Я как-то не сообразил, что у вас есть дети, — признался Худ. — Где она сейчас?
— Живет со своей матерью в Берлине. Я, конечно, сделаю так, чтобы за ней присмотрели, но Жирар как неуловим, так и могущественен. Он способен добиться своего путем обмана и подкупа тех людей, которых не устраивает моя деятельность. — Хаузен покачал головой. — Позови я в тот вечер полицию, удержи Жирара или хоть что-то сделай — и жил бы я себе спокойно все эти годы. Но я не сделал ничего. И у меня не было способа загладить свою вину, иначе как бороться с той ненавистью, которая и заставила Жирара убить этих девушек.
— Все эти годы вы не вступали в контакт с Жираром, но вы слышали о нем что-нибудь? — поинтересовался Худ.
— Нет. Он исчез, в точности, как ваша Нэнси. Ходили слухи, что он занялся бизнесом вместе со своим отцом, однако, когда старик умер, завод по производству аэробусов, который на протяжении многих лет приносил изрядный доход, неожиданно был закрыт. Еще ходили слухи, что Жирар обладает властью, чтобы принимать решения за советы директоров многих фирм, даже не входя в их состав, но достоверно мне об этом неизвестно.
У Худа было еще множество вопросов к заместителю министра — о характере бизнеса старшего Дюпре, о личностях убитых девушек, о том, чем мог бы помочь Оперативный центр в деле, которое принимало форму серьезного случая шантажа. Однако внимание Худа отвлек мягкий голос, окликнувший его из-за спины.
— Пол!
Он обернулся, и тут ему показалось, что весь блеск Гамбурга на мгновенье померк. И Хаузен, и деревья, и город, и все прошедшие годы куда-то исчезли, а к нему приближался стройный, высокий и грациозный ангел. И он вновь обнаружил себя стоящим перед кинотеатром в ожидании Нэнси.
В ожидании девушки, которая наконец-то пришла.
Глава 30
Четверг, 16 часов 22 минуты, Ганновер, Германия
Боб Херберт не позвонил Майку Роджерсу сразу же, как только заметил белый микроавтобус.
Тот появился в зеркале заднего обзора, пока Боб колесил по городу, пытаясь прикинуть, что делать дальше. Он почти не обратил внимания на машину, стараясь изобрести хоть какой-то способ, как получить информацию о захваченной девушке. Хотя подойти напрямую ему не удалось, он подумал, что тут мог бы сработать подкуп.
Когда Херберт свернул с Херренхаузер-штрассе в боковую улицу и микроавтобус последовал за ним, он обратил на него внимание уже во второй раз. И на передних и на задних сиденьях виднелись люди в вязаных шлемах-масках. Глянув на карту и увеличив скорость, Херберт сделал несколько неожиданных поворотов, просто чтобы убедиться, что автобус следует за ним. Кто-то, по-видимому, проследил, как он отъезжал, и послал вдогонку команду головорезов. Поскольку наступал вечер и уже быстро темнело, Херберт позвонил в Оперативный центр, и Альберто соединил его с Майком Роджерсом.
Именно в этот момент он и попросил о неотложной помощи или о короткой молитве.
— Что стряслось? — спросил генерал.
— У меня произошла небольшая стычка с неонацистами возле пивной, — сообщил ему Херберт. — Ну и теперь они охотятся за моей задницей.
— Где вы находитесь?
— Я не совсем уверен... — Херберт огляделся по сторонам. — Вижу липы, массу садовых участков, озеро... В свете фар вспыхнул крупный указатель.
— Слава Богу, я проезжаю место под названием Вельфенгартен.
— Боб, у меня здесь Даррелл, — заговорил Роджерс, — он даст вам телефон местной полиции. Сможете записать и позвонить?
Херберт полез в нагрудный карман за ручкой. Он поводил ею по приборной доске, чтобы та расписалась.
— Давайте, пишу, — сказал он в трубку.
Но еще прежде чем он смог что-то записать, микроавтобус стукнул в заднее крыло его автомобиля. «Мерседес» дернулся вперед, и ремень безопасности больно впился Херберту в грудь. Он вывернул руль, чтобы не столкнуться с машиной, что шла впереди.
— Черт! — выругался Херберт, прибавив скорость и идя на обгон. — Слушайте, генерал, у меня неприятности.
— Какие?
— Эти ребята меня таранят. Я собираюсь остановиться, пока не размазал по тротуару кого-нибудь из прохожих. Скажите местным полицейским, что я в белом «мерседесе».
— Боб, не надо, не останавливайтесь! — крикнул Роджерс. — Если они затащат вас в автобус, мы будем связаны!
Микроавтобус снова врезался в его заднее крыло с левой стороны. Правая сторона «мерседеса» выскочила на тротуар, едва не задев мужчину, прогуливавшего своего терьера. Херберту удалось вырулить обратно на проезжую часть, однако правым передним крылом он зацепил припаркованную машину. От столкновения крыло так покоробило, что оно почти отлетело и теперь с душераздирающим звуком скрежетало по асфальту.
Херберт остановился. Опасаясь, что рваное железо пропорет скат, он попробовал сдать машину назад, чтобы крыло окончательно оторвалось. С натужным скрипом и скрежетом оно действительно оторвалось и загрохотало по мостовой.
Херберт глянул в боковое зеркало, желая убедиться, что можно ехать дальше. Картина там казалась сюрреалистической. Прохожие разбегались кто куда, а машины проносились мимо. Но прежде чем Херберт смог снова втиснуться в нарушившийся транспортный поток, микроавтобус начал объезжать его с левой стороны. Человек на переднем пассажирском сиденье оказался почти лицом к лицу с американцем. В открытое окно он выставил автомат, прицелился в сторону «мерседеса» и открыл огонь.
Глава 31
Четверг, 16 часов 11 минут, Гамбург, Германия
В черной короткой юбке и таком же жакете поверх белой блузки, с ниткой жемчуга на шее Нэнси, казалось, появилась как какой-то мираж. Размытые черты, неторопливая, переливающаяся.
А может быть, она показалась Худу такой из-за слез, что навернулись у него на глазах.
На мгновение зажмурившись и тряхнув головой, он сжал кулаки. Каждый шаг Нэнси захлестывал его волной эмоций.
«Это правда ты?» — мелькнула первая мысль.
«Почему ты так сделала, черт побери?» — последовала вторая.
«От тебя еще больше захватывает дух, чем прежде...»
«А как же Шарон? Я должен буду уйти, но я же не могу их бросить».
И, наконец:
«Уходи. Мне это не нужно...»
Но ему это было нужно. И пока она, словно в замедленной съемке, скользила в его сторону, ее образ заслонил собою все. Он позволил, чтобы сердце наполнилось старой любовью, чтобы тело испытало старое влечение, а из памяти хлынули драгоценные воспоминания.
— Герр Худ? — нерешительно окликнул его Хаузен. Голос немца казался приглушенным и безжизненным, как если бы донесся из какого-то далекого далека.
— С вами все в порядке?
— Не уверен, — ответил Худ. Похоже, его собственный голос исходил из того же далека.
Худ не сводил глаз с Нэнси. Она не помахала рукой, ничего больше не произнесла, но тоже отводила взгляд, продолжая быстро приближаться грациозным до умопомрачения шагом.
— Это Нэнси, — сообщил наконец Худ своему собеседнику.
— Интересно, как она вас отыскала? — вслух удивился Хаузен.
И вот она подошла. Пол понятия не имел, как он выглядит в ее глазах. Он пребывал в шоке — его рот слегка приоткрылся, в глазах стояли слезы, голова медленно покачивалась из стороны в сторону. Вот уж никак не серебряный рыцарь — это точно.
По лицу Нэнси скользнуло легкое изумление — правый уголок губ слегка приподнялся, — тут же сменившееся этой ее обворожительной до слабости в коленях улыбкой, которую он так хорошо помнил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70