С таким средством поражения живой силы можно брать города. Чем, кстати, мы и занимались.
Скоро запылили дороги — создавалось впечатление, что весь просвещенный городок решил посетить забытые мощи. С южного направления двигалась группировка «марсиан»; казалось, что над среднерусской равниной летят их изящные космические посудины: БМВ и «Мерседесы». С севера наступала армия «центральных», оснащенная тяжелой бронетанковой техникой, роль которой выполняли «форды» и «тойоты», забитые вооруженными до зубов десантом.
Случайный пастушок от увиденного пришел бы в неописуемый восторг и ужас, да бежал бы вместе со своими обдриставшимися буренками без оглядки, решив, что начались звездные войны.
За всем происходящим я следил сквозь перекрестье прицела, чувствуя под руками потертую гашетку пулемета. Когда-то эту гашетку в небе войны нажимал кто-то из наших дедов, а теперь его зажравшиеся внуки… Ох, что-то в наших сегодняшних деньках не так.
Чтобы сбить назидательный пафос, я представил, что на солнечную полянку у кладбища сшибаются заяц, лиса и медведь. И в образе мишки косолапого — я. С крупнокалиберным пулеметом на изготовке.
Наконец две механизированные колонны прекратили движение. И наступила вековая тишина, будто из могил восстали мертвецы и напугали живых своим непритязательным костлявым видком.
Потом нервно и неприятно хлопнули дверцы машин и на нейтральную полосу вышли двое — господин Соловьев в кашемировом пальто и его оппонент некто Родимчиков в камуфляже, возглавляющий «марсианский» десант.
По утверждению моего приятеля, переговорный процесс между истлевшими крестами проходил очень сложно. Единственным условием для сотрудничества враг выдвинул следующее непременное требование: Чеченец, живой или мертвый.
— А вы подорвали нашего человека, — резонно заметил на это Соловьев.
— Но не Чеченца, — отвечали ему.
— Значит, не судьба, друзья мои, — разводил руками руководитель ТОО «Лакомка». — Предлагаю старое забыть и начинаем дружить.
— Сдайте Чеченца и дружить будем до гроба.
— До гроба не надо. Будем сотрудничать, под контроль возьмем весь городок, «слободских» на парашу, а после — на Москву!.. Перспективы…
— Чеченца и будут перспективы…
— На Москву!
— Чеченца!
И так далее. Проще говоря, злополучный мой образ оказался между двумя огнями. И крестами.
Не знаю, может, Соловушка и преувеличил роль личности в истории человечества, однако то, что переговоры зашли в тупик, это было несомненно.
Когда Чеченец увидел через паутину прицела, что его приятель, взопревший от утомительной беседы, расстегивает свое длиннополое пальто, тем самым подавая сигнал к решительным действиям, он гаркнул:
— Выезд, еб… ный род!
Чадя угарным дымом и пугая мирные кладбищенские окрестности, КрАЗ задним ходом выполз из-под березок, как неизвестный доселе народам мира весомый аргумент в мирных переговорах. Крупнокалиберный пулемет, впаянный в короб грузовика, призывал упорствующую сторону к более конструктивному диалогу.
На столь откровенный демарш силы командир Родимчиков ответил вполне сдержанно и достойно:
— Ну вы, блядь, мужики, даете. А «Града» нет?
— В соседнем лесочке, — мило отшутился господин Соловьев.
После этого беседа перешла в конструктивное решение всех производственных вопросов. Договор о сотрудничестве был заключен крепким рукопожатием. Отныне все боевые действия между братвами прекращаются. Начинается новый этап в завоевании жизненного пространства. Проблема с Чеченцем ушла в сторону и больше не поднималась.
— Так что с тебя, крестничек, причитается, — сказал после Соловей. Сила, друг мой, солому ломит.
— Уверен, что ломит?
— А мы проверим, — смеялся. — Если тебя, Леха, не отправят туда наверх, значит…
— Лучше я буду отправлять «марсиан».
— А вот этого не надо, — возмущался. — Все, космическая война закончилась.
— Осталась железнодорожная, — напомнил.
— М-да, — помрачнел лицом мой собеседник. — Черт знает что! Ни минуты покоя. Когда жить, товарищи?
— После смерти, — ответил я.
Раньше любил первый снег, он создавал иллюзию чистоты нашей жизни и был предвестником будущего Нового года. С Новым годом, с новым счастьем, дорогие россияне!
Ныне снег напоминает мертвый мерзлый Город, на руинах которого подыхал Алеха Иванов, впихивающий в распоротое брюхо пульсирующие сгустки кишок, веру в будущее, любовь к предавшей родине, непереносимую боль и колкие снежинки, так похожие на кремлевские звезды.
Боль и любовь можно перетерпеть, а что делать с памятью, выжигающей душу. Время, как серная кислота, плохо лечит, и я многое помню: от бродячих, разжиревших псов войны, лакающих кровь из бесчисленных луж до цинковых гробов, покрывающихся снежным саваном.
За окном метет новым снегом, от непогоды ноют швы, и я позволяю себе никуда не торопиться. На всех фронтах временное затишье — нами засланы агенты в лагерь «слободских», и нужно время для их разрушительной деятельности.
За деньги купить можно все, так считает господин Соловьев, выступивший с инициативой тихого и спокойного захвата стратегических позиций противника.
Как известно, «слободские» занимались поставками наркотической дряни по всем областным дорогам и весям. Сеть была капитально законспирирована, не имея вертикальных связей. Ниточки рвались на курьерах.
Однажды Султанчик, казачок засланный в стан врага, проговорился, что в Ветрово прибывают «мешочники» с маковой соломкой. И «слободские» будут ждать товар у танцплощадки, что у кладбища, напомню, старых паровозов.
От скуки я проявил неуемную инициативу, и моя боевая группа перехватила двух курьеров. Они оказались случайными людишками, позарившимся на легкий хлеб. Даже угроза смерти на рельсах не могла развязать им языки эти отбросы не знали ничего, кроме одно: товар они получали близ Киевского вокзала.
— У кого? — интересовался я.
— Не знаем мы, — харкали кровью. — Там какой-то Юзик… Такой худой, одни кости…
— А кроме костей, что еще?
— Не знаем мы…
Забросив избитых до полусмерти «мешочников» в проходящую на Владивосток электричку, мы переместились на танцплощадку. Там случилась кровавая и скорая расправа с зазевавшимся неприятелем, который был забит битами на железнодорожное кладбище.
Наши спортивные достижения почему-то вызвали гнев у господина Соловьева. Почему? Во-первых, «мешочники» выполняют роль смертников и на всем пути следования до места назначения находятся под контролем. Во-вторых: неподготовленный и бессмысленный скок ни к чему хорошему не приведет. Если «слободские» решат, что наезжает новая братва, желающая порушить их коммерцию, жди ответного удара. Они — люди основательные и не любят грошовой самодеятельности.
— А почему не взять за шкирман Шмарко? — спросил я. — Уж он то знает подходы?
— Вора в законе? — удивился Соловей-Разбойник. — Ты хочешь войны с «ворами»?
— А почему бы нет?
— Иди ты в Пензу! — выругался в сердцах мой приятель.
— Сам иди на Херсон, — огрызнулся я.
Так мы раньше цивилизованно костерили друг дружку в присутствии девочек и строгих учителей, и это не вызывало никаких отрицательных эмоций со стороны школьной общественности.
На этом полемика была прекращена: я, отправленный в город Пензу, остался при своем мнение, если воевать, то против всех и открытым фронтом, а господин Соловьев, энергично ушедший на город Херсон, считал, что необходима сложная и кропотливая деятельность потайных разведчиков в тылу врага.
— А кто у нас лазутчики? — поинтересовался я.
— Не скажу, — ответил Соловей-Разбойник.
— Ну и не надо, — обиделся я. — Султанчик, знаю.
— А ему я оторву. И не только язык.
— Не надо, — заступился. — Кто будет любить Анджелу?
— Уговорил, — добродушно хохотнул, однако посчитал нужным заметить. А бесполезные знания укорачивают жизнь, дружище. Без них спокойнее. Балдей пока, а родина-мать тебя никогда не забудет.
— Уже забыла, — буркнул я свое.
Конечно же, не послушал своего предусмотрительного товарища, отправившись в самостоятельное путешествие к столичному Киевскому вокзалу.
Такого варева из человеческих тел и страстей давненько не встречал: в осенней мглистой синеве на узенькой, необустроенной территории сбились горластые и гекающий негоцианты из братской Украины и культурный, обнищавший московские люд.
Продавали все: от пластов сала, покрытых бриллиантовой солью, до Т-80У на боевом ходу. Всюду шныряли подозрительные субъекты с ужимками макак. Скелет Юзика как-то не просматривался. Наконец один из субъектов, похожий на спившегося лягаша, спросил:
— Кого надо, командир?
— Юзика?
— Юзик укатил на юга. А чего надо?
— Травки?
— Какой? — привычно смотрел по сторонам, делая вид, что разговаривает не со мной, а столбом, заклеенным самоделковыми объявлениями.
— А какая есть?
— Все есть, — наконец взглянул на меня, как на картину импрессионистов в Эрмитаже. — А долляры?..
— Долляры тута, — уверенно похлопал по внутреннему карману.
— Отползем, — деловито кивнул в сторону бетонного забора, где скрывались пакгаузы.
Что мы и сделали, промесив грязь к дыре забора, нырнули туда; торгаш снова поинтересовался, чего желает душа клиента? Я пожал плечами — можно дешевенькой анашки, а лучше героинчика для скорейшего улета к звездным полусферам.
— Есть такой товар, — кивнул. — Сколько надо?
— А какие цены?
— Убойный, афганский. Одна граммулька — триста баксов.
— Ну, пятьдесят. Килограмм, — пошутил. — Грамм-грамм, дядя.
— Ооо, все равно круто, командир, — ухмыльнулся купец, вытягивая из кармана мобильный телефончик. — Васек, клиент! Давай сахарок. Полста. — И ко мне. — Монету покажи — пятнадцать тысяч баксов. Без них — счастья нету.
— Ну и цены у вас, суки, — улыбнулся, тыкая монокль ТТ в глаз спекулянта. — Васька сюда!
— Васек, хип-хоп! — промямлил.
Все мои действия были настолько безобразны и глупы, что только доброе отношение ко мне Творца нашего вырвало дуралея из капкана. Разумеется, существовала отлаженная до автоматизма система уличного наркобизнеса, стократно контролируемая боевым прикрытием.
Через мгновение после «хип-топ» со всех сторон замелькали агрессивные и наступательные тени.
Вот тебе, Леха, и хип-хоп, сказал себе и, саданув оппонента рукояткой ТТ, дернул под разгружаемые вагоны. И долго ещё скакал по рельсам и шпалам, пока с ветерком не примчал до родного Казанского. Там втиснулся в вечернюю притомленную электричку и всю дорогу слушал издевательский мотивчик колес: хип-хоп, хип-хоп, хип-хоп!
Этот незамысловатый мотивчик сбил с меня самоуверенность и спесь. Понял — в данном случае «хип-хоп» не проходит, о чем, кстати, и был предупрежден господином Соловьевым.
Необходимо было сделать паузу. Чем я и занялся, маясь от безделья и скуки.
Меня несколько раз вызывал новый дознаватель со смешной фамилией Лялькин. У него было такое измученное выражение лица, словно ему сделали аборт. Без наркоза. Он маялся желудком и все время глотал таблетки. Боль его интересовала куда больше, чем факт гибели коллеги Ермакова.
И я не удивился, когда узнал, что дело закрыли, посчитав, что это, видимо, сам следователь произвел себе столь удачное харакири по причине общей утомленности организма.
Общак ТОО «Лакомки» и бара «Марс» за такое справедливое заключение приплатил десять тысяч $, что привело все заинтересованные стороны к обоюдному примирению и согласию.
Укрываемый первым снегом, милый городок жил размеренной и трудовой деятельностью, подспудно готовясь к очередному Новому году. Скоро в морозном воздухе пахнет лесными елочками, марокканскими мандаринами, серебряным дождиком, ватными Дедом-морозом и Снегурочкой, близким и неуловимым счастьем, детскими криками, искрами бенгальских огней, так похожих на искры электросварки…
Где-то там, за горными хребтами, продолжалась кровавая бойня, и молодые полки уходили в небесные поля вечности, а мы жили суетливыми днями и с нетерпением ждали Нового года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Скоро запылили дороги — создавалось впечатление, что весь просвещенный городок решил посетить забытые мощи. С южного направления двигалась группировка «марсиан»; казалось, что над среднерусской равниной летят их изящные космические посудины: БМВ и «Мерседесы». С севера наступала армия «центральных», оснащенная тяжелой бронетанковой техникой, роль которой выполняли «форды» и «тойоты», забитые вооруженными до зубов десантом.
Случайный пастушок от увиденного пришел бы в неописуемый восторг и ужас, да бежал бы вместе со своими обдриставшимися буренками без оглядки, решив, что начались звездные войны.
За всем происходящим я следил сквозь перекрестье прицела, чувствуя под руками потертую гашетку пулемета. Когда-то эту гашетку в небе войны нажимал кто-то из наших дедов, а теперь его зажравшиеся внуки… Ох, что-то в наших сегодняшних деньках не так.
Чтобы сбить назидательный пафос, я представил, что на солнечную полянку у кладбища сшибаются заяц, лиса и медведь. И в образе мишки косолапого — я. С крупнокалиберным пулеметом на изготовке.
Наконец две механизированные колонны прекратили движение. И наступила вековая тишина, будто из могил восстали мертвецы и напугали живых своим непритязательным костлявым видком.
Потом нервно и неприятно хлопнули дверцы машин и на нейтральную полосу вышли двое — господин Соловьев в кашемировом пальто и его оппонент некто Родимчиков в камуфляже, возглавляющий «марсианский» десант.
По утверждению моего приятеля, переговорный процесс между истлевшими крестами проходил очень сложно. Единственным условием для сотрудничества враг выдвинул следующее непременное требование: Чеченец, живой или мертвый.
— А вы подорвали нашего человека, — резонно заметил на это Соловьев.
— Но не Чеченца, — отвечали ему.
— Значит, не судьба, друзья мои, — разводил руками руководитель ТОО «Лакомка». — Предлагаю старое забыть и начинаем дружить.
— Сдайте Чеченца и дружить будем до гроба.
— До гроба не надо. Будем сотрудничать, под контроль возьмем весь городок, «слободских» на парашу, а после — на Москву!.. Перспективы…
— Чеченца и будут перспективы…
— На Москву!
— Чеченца!
И так далее. Проще говоря, злополучный мой образ оказался между двумя огнями. И крестами.
Не знаю, может, Соловушка и преувеличил роль личности в истории человечества, однако то, что переговоры зашли в тупик, это было несомненно.
Когда Чеченец увидел через паутину прицела, что его приятель, взопревший от утомительной беседы, расстегивает свое длиннополое пальто, тем самым подавая сигнал к решительным действиям, он гаркнул:
— Выезд, еб… ный род!
Чадя угарным дымом и пугая мирные кладбищенские окрестности, КрАЗ задним ходом выполз из-под березок, как неизвестный доселе народам мира весомый аргумент в мирных переговорах. Крупнокалиберный пулемет, впаянный в короб грузовика, призывал упорствующую сторону к более конструктивному диалогу.
На столь откровенный демарш силы командир Родимчиков ответил вполне сдержанно и достойно:
— Ну вы, блядь, мужики, даете. А «Града» нет?
— В соседнем лесочке, — мило отшутился господин Соловьев.
После этого беседа перешла в конструктивное решение всех производственных вопросов. Договор о сотрудничестве был заключен крепким рукопожатием. Отныне все боевые действия между братвами прекращаются. Начинается новый этап в завоевании жизненного пространства. Проблема с Чеченцем ушла в сторону и больше не поднималась.
— Так что с тебя, крестничек, причитается, — сказал после Соловей. Сила, друг мой, солому ломит.
— Уверен, что ломит?
— А мы проверим, — смеялся. — Если тебя, Леха, не отправят туда наверх, значит…
— Лучше я буду отправлять «марсиан».
— А вот этого не надо, — возмущался. — Все, космическая война закончилась.
— Осталась железнодорожная, — напомнил.
— М-да, — помрачнел лицом мой собеседник. — Черт знает что! Ни минуты покоя. Когда жить, товарищи?
— После смерти, — ответил я.
Раньше любил первый снег, он создавал иллюзию чистоты нашей жизни и был предвестником будущего Нового года. С Новым годом, с новым счастьем, дорогие россияне!
Ныне снег напоминает мертвый мерзлый Город, на руинах которого подыхал Алеха Иванов, впихивающий в распоротое брюхо пульсирующие сгустки кишок, веру в будущее, любовь к предавшей родине, непереносимую боль и колкие снежинки, так похожие на кремлевские звезды.
Боль и любовь можно перетерпеть, а что делать с памятью, выжигающей душу. Время, как серная кислота, плохо лечит, и я многое помню: от бродячих, разжиревших псов войны, лакающих кровь из бесчисленных луж до цинковых гробов, покрывающихся снежным саваном.
За окном метет новым снегом, от непогоды ноют швы, и я позволяю себе никуда не торопиться. На всех фронтах временное затишье — нами засланы агенты в лагерь «слободских», и нужно время для их разрушительной деятельности.
За деньги купить можно все, так считает господин Соловьев, выступивший с инициативой тихого и спокойного захвата стратегических позиций противника.
Как известно, «слободские» занимались поставками наркотической дряни по всем областным дорогам и весям. Сеть была капитально законспирирована, не имея вертикальных связей. Ниточки рвались на курьерах.
Однажды Султанчик, казачок засланный в стан врага, проговорился, что в Ветрово прибывают «мешочники» с маковой соломкой. И «слободские» будут ждать товар у танцплощадки, что у кладбища, напомню, старых паровозов.
От скуки я проявил неуемную инициативу, и моя боевая группа перехватила двух курьеров. Они оказались случайными людишками, позарившимся на легкий хлеб. Даже угроза смерти на рельсах не могла развязать им языки эти отбросы не знали ничего, кроме одно: товар они получали близ Киевского вокзала.
— У кого? — интересовался я.
— Не знаем мы, — харкали кровью. — Там какой-то Юзик… Такой худой, одни кости…
— А кроме костей, что еще?
— Не знаем мы…
Забросив избитых до полусмерти «мешочников» в проходящую на Владивосток электричку, мы переместились на танцплощадку. Там случилась кровавая и скорая расправа с зазевавшимся неприятелем, который был забит битами на железнодорожное кладбище.
Наши спортивные достижения почему-то вызвали гнев у господина Соловьева. Почему? Во-первых, «мешочники» выполняют роль смертников и на всем пути следования до места назначения находятся под контролем. Во-вторых: неподготовленный и бессмысленный скок ни к чему хорошему не приведет. Если «слободские» решат, что наезжает новая братва, желающая порушить их коммерцию, жди ответного удара. Они — люди основательные и не любят грошовой самодеятельности.
— А почему не взять за шкирман Шмарко? — спросил я. — Уж он то знает подходы?
— Вора в законе? — удивился Соловей-Разбойник. — Ты хочешь войны с «ворами»?
— А почему бы нет?
— Иди ты в Пензу! — выругался в сердцах мой приятель.
— Сам иди на Херсон, — огрызнулся я.
Так мы раньше цивилизованно костерили друг дружку в присутствии девочек и строгих учителей, и это не вызывало никаких отрицательных эмоций со стороны школьной общественности.
На этом полемика была прекращена: я, отправленный в город Пензу, остался при своем мнение, если воевать, то против всех и открытым фронтом, а господин Соловьев, энергично ушедший на город Херсон, считал, что необходима сложная и кропотливая деятельность потайных разведчиков в тылу врага.
— А кто у нас лазутчики? — поинтересовался я.
— Не скажу, — ответил Соловей-Разбойник.
— Ну и не надо, — обиделся я. — Султанчик, знаю.
— А ему я оторву. И не только язык.
— Не надо, — заступился. — Кто будет любить Анджелу?
— Уговорил, — добродушно хохотнул, однако посчитал нужным заметить. А бесполезные знания укорачивают жизнь, дружище. Без них спокойнее. Балдей пока, а родина-мать тебя никогда не забудет.
— Уже забыла, — буркнул я свое.
Конечно же, не послушал своего предусмотрительного товарища, отправившись в самостоятельное путешествие к столичному Киевскому вокзалу.
Такого варева из человеческих тел и страстей давненько не встречал: в осенней мглистой синеве на узенькой, необустроенной территории сбились горластые и гекающий негоцианты из братской Украины и культурный, обнищавший московские люд.
Продавали все: от пластов сала, покрытых бриллиантовой солью, до Т-80У на боевом ходу. Всюду шныряли подозрительные субъекты с ужимками макак. Скелет Юзика как-то не просматривался. Наконец один из субъектов, похожий на спившегося лягаша, спросил:
— Кого надо, командир?
— Юзика?
— Юзик укатил на юга. А чего надо?
— Травки?
— Какой? — привычно смотрел по сторонам, делая вид, что разговаривает не со мной, а столбом, заклеенным самоделковыми объявлениями.
— А какая есть?
— Все есть, — наконец взглянул на меня, как на картину импрессионистов в Эрмитаже. — А долляры?..
— Долляры тута, — уверенно похлопал по внутреннему карману.
— Отползем, — деловито кивнул в сторону бетонного забора, где скрывались пакгаузы.
Что мы и сделали, промесив грязь к дыре забора, нырнули туда; торгаш снова поинтересовался, чего желает душа клиента? Я пожал плечами — можно дешевенькой анашки, а лучше героинчика для скорейшего улета к звездным полусферам.
— Есть такой товар, — кивнул. — Сколько надо?
— А какие цены?
— Убойный, афганский. Одна граммулька — триста баксов.
— Ну, пятьдесят. Килограмм, — пошутил. — Грамм-грамм, дядя.
— Ооо, все равно круто, командир, — ухмыльнулся купец, вытягивая из кармана мобильный телефончик. — Васек, клиент! Давай сахарок. Полста. — И ко мне. — Монету покажи — пятнадцать тысяч баксов. Без них — счастья нету.
— Ну и цены у вас, суки, — улыбнулся, тыкая монокль ТТ в глаз спекулянта. — Васька сюда!
— Васек, хип-хоп! — промямлил.
Все мои действия были настолько безобразны и глупы, что только доброе отношение ко мне Творца нашего вырвало дуралея из капкана. Разумеется, существовала отлаженная до автоматизма система уличного наркобизнеса, стократно контролируемая боевым прикрытием.
Через мгновение после «хип-топ» со всех сторон замелькали агрессивные и наступательные тени.
Вот тебе, Леха, и хип-хоп, сказал себе и, саданув оппонента рукояткой ТТ, дернул под разгружаемые вагоны. И долго ещё скакал по рельсам и шпалам, пока с ветерком не примчал до родного Казанского. Там втиснулся в вечернюю притомленную электричку и всю дорогу слушал издевательский мотивчик колес: хип-хоп, хип-хоп, хип-хоп!
Этот незамысловатый мотивчик сбил с меня самоуверенность и спесь. Понял — в данном случае «хип-хоп» не проходит, о чем, кстати, и был предупрежден господином Соловьевым.
Необходимо было сделать паузу. Чем я и занялся, маясь от безделья и скуки.
Меня несколько раз вызывал новый дознаватель со смешной фамилией Лялькин. У него было такое измученное выражение лица, словно ему сделали аборт. Без наркоза. Он маялся желудком и все время глотал таблетки. Боль его интересовала куда больше, чем факт гибели коллеги Ермакова.
И я не удивился, когда узнал, что дело закрыли, посчитав, что это, видимо, сам следователь произвел себе столь удачное харакири по причине общей утомленности организма.
Общак ТОО «Лакомки» и бара «Марс» за такое справедливое заключение приплатил десять тысяч $, что привело все заинтересованные стороны к обоюдному примирению и согласию.
Укрываемый первым снегом, милый городок жил размеренной и трудовой деятельностью, подспудно готовясь к очередному Новому году. Скоро в морозном воздухе пахнет лесными елочками, марокканскими мандаринами, серебряным дождиком, ватными Дедом-морозом и Снегурочкой, близким и неуловимым счастьем, детскими криками, искрами бенгальских огней, так похожих на искры электросварки…
Где-то там, за горными хребтами, продолжалась кровавая бойня, и молодые полки уходили в небесные поля вечности, а мы жили суетливыми днями и с нетерпением ждали Нового года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72