Может быть, их до сих пор здесь караулят?
Он достал лопату, и они пошли к пруду - к молчаливой воде, отражающей бегущую по облакам луну.
Он долго не мог найти место, и уже совсем отчаявшись, заметил зарубку на стволе ели. Мешок был извлечен, и, посветив в него, Афанасий убедился, что все на месте.
- Может теперь она успокоится.
И она поняла, что он имеет в виду Ирину.
- Оставлять здесь не стоит, ещё в темноте наследим, и будет заметно, что копали. Возьмем все.
- А сундук?
- А если он не влезет в салон?
- У них же влез.
- Сдался он тебе! - но Афанасию тоже почему-то хотелось ещё раз увидеть этот сундук.
Они отправились назад и, обойдя пруд, заметили за деревьями свет от фар. И, видимо, они светились рядом с их машиной.
- Ну вот, - равнодушно сказал он, - допрыгались.
- Это милицейская, - увидела мигалку-вертушку Ольга. - Бросай все под дерево! Раздевайся!
И сама стала снимать одежду.
Он ещё не понял, что она задумала, но подчинился, и, пока прятал под ель мешок и лопату, Ольга оказалась в воде.
- Иди сюда! - крикнула она - вода теплая!
Тогда он сообразил и быстро разделся. Вода была ужасно холодная, но он поплыл, успев заметить, что машина направляется к ним.
Фары осветили поверхность водоема, а мигающая вертушка создавала ощущение праздника.
"Эй, вы, там! - раздалось из динамика. - Давай на берег!"
Из машины вышли двое и смотрели, оставаясь невидимыми.
- А что случилось?! - крикнула Ольга.
- Вылазь, - тебе говорят.
- Я не могу, я не одета!
Афанасий подплыл и, оставаясь по пояс в воде, спросил:
- Что случилось?
- Чего вы здесь делаете?
- Купаемся.
- Это ваша там машина?
Было впечатление, что он говорит с машиной и, как ни старался, разглядеть за слепящими фарами никого не смог.
- Наша.
- Это моя машина! - подплыла Ольга.
- А что вы здесь собрались делать?
- Да мы просто купаемся.
- Да ты иди сюда!
- Зачем?
- Документы покажешь, права.
- Машина моя!
- Ну, иди ты.
- Я не одета.
- Одевайся, русалочка, - и оба рассмеялись.
Афанасий вышел и, обойдя свет фар, увидел две довольные физиономии.
- А че случилось? Мы купаемся, никого не трогаем.
- Куда лопату и мешки дел?
Афанасий поперхнулся от ужаса:
- Какие... мешки?
- Давай документы неси, тебе сказали! - у этого сержанта было красное лицо.
- Там, в бардачке! - крикнула Ольга. - И возьми мое удостоверение.
- Плавай, плавай, русалочка! - гоготнул второй. - А мы пока поищем, и он зажег фонарик, пошел вдоль пруда.
Афанасий схватил куртку и помчался к машине. На все у него ушло минут шесть, и, когда он вернулся, второй все ещё ходил вдоль пруда и шарил по земле фонариком, вот он углубился в лес...
Афанасий подал сержанту права и удостоверение Ольги.
- Старший следователь? - это ты что ли?
- Да, это я! - крикнула Ольга.
- Коля! - позвал сержант. - Давай сюда! Ну, у вас и развлеченьице плавать по ночам.
Коля вышел из чащи, и у Афанасия вырвался вздох облегчения.
- Ну, что тут?
- Да это свои, - сержант подал удостоверение - из прокуратуры.
Коля присвистнул:
- Чего Вас сюда занесло, Ольга Николаевна?
- Здесь вода чистая!
- А мы тут, понимаете, расхитителей ловим! Картошку выкапывают мешками! Думали, это вы!
- Вы бы лучше фары выключили!
- Ну, извините, мы поехали, счастливо оставаться, не утоните тут! - и сержант шепнул:
- Как прокурорша-то?
- Ну, ты что! - простучал зубами Афанасий, пытаясь изобразить восхищение.
- Сейчас согреетесь, - ухмыльнулся Коля, - поехали!
И машина дала задний ход, свет начал удаляться, и пространство вокруг водоема потемнело.
- Не смотри, - сказала Ольга дрожащим голосом.
- Вот еще! Давай тебя разотру.
Он взял футболку, но она вдруг побежала от него, он бросился догонять, и так они бегали и кричали, пока не выдохлись. Но зато согрелись, и после всех этих страхов и волнений, наконец, почувствовали, что живы, что пронесло, что есть эта ночь, этот опробованный пруд с бодрящей водой, что лес вокруг такой огромный и живой, что они все ещё молоды и что нечего бояться и можно хоть какое-то время ни о чем не думать...
- Ну, иди сюда, прокурорша, - Афанасий обнял её, и его губы почувствовали, как она давно ждала этого.
...Сундук они не стали откапывать. Ехали и хохотали, вспоминая произошедшее.
- Если бы не ты, я бы залетел. Этот, с фонариком, почти дошел до мешка. Он бы увидел его и лопату. Они бы меня и утопили в этом пруду. Ты здорово с купанием сообразила.
- У меня уже ногу начало сводить. Пришлось бы кричать: помогите! тону!
- А я даже не обратил внимание, что рядом картофельное поле.
- Счастливый ты, Афа. Так хорошо, когда ты такой...
- Какой?
- Земной, естественный.
И он подумал, что , наверное, он счастливый - что полоса неудач закончилась, что все, что он пожелает - осуществится и что, если даже и будет впереди что-то мелочное, то у него останется память об этих счастливых моментах жизни. Как остается память о когда-то опьянившей музыке или песне...
- Будешь стар, немощен, энергия из тела уйдет, чувства поблекнут и даже если останется память, но что она сохранит - что будет главным, что можно будет забрать с собой, если, конечно, это можно будет забрать?
- Не нужно, Афанасий. Это самокопание отравляет жизнь.
И он был согласен. Зачем задаваться этими вопросами всем - если бы так произошло, никто бы ничего не делал. "Эта планета действия, - вспомнил он фразу из прочитанного на мерцающей бумаге, - а есть абсолютное бездействие - это тоже жизнь, но совершенно иная, полярная земной."
И у него как-то разом спало возбуждение от ощущения счастья. Он мог сделать счастливой ту же Ольгу, но ему была тягостна мысль, что её счастье связано с ним и что он как бы является для неё главной составляющей счастья, как деталь, как элемент... Да и счастье ли это? Да и нужно ему такое счастье?
Ирина не спала. В доме заперли все двери, зашторили окна и взялись пересчитывать деньги - 726 тысяч долларов.На весах взвесили золото - около четырех килограммов, потом пересчитали алмазы.
Глядя на Ирину, сосредоточенную и аккуратно пересчитывающую деньги, Афанасий не удержался:
- Теперь тебе не нужно говорить - почему ты бедный, если такой умный?
- Не мешай, - отозвалась она, - а то собьюсь.
Афанасий решил основную часть клада закопать на Ольгином участке, остальное отдал на покупку квартиры и мебели.
- Жаль все-таки, что сундук не привезли, - сказал он, - придется ещё раз ехать.
- Да зачем он? Что он может стоить?
Афанасий посмотрел на жену с язвительной усмешкой:
- Это антикварная вещь, штук пять может потянуть.
- Ну, тогда... - и осеклась, поняв, что говорит не то.
- А теперь твоя душенька довольна?
- Довольна, - искренне рассмеялась она. - Повезло - так повезло, ничего не скажешь.
Ольга стала весело рассказывать о том, как милиция проверяла документы, разумеется, опустив заключительную часть этой эпопеи, а Афанасий сидел и глупо улыбался.
Потом он вышел во двор, чтобы подыскать место для клада.
Было уже утро. У Елены светились окна. Ему вдруг захотелось заглянуть - что она делает.
Не долго думая, он перемахнул через забор и обошел её дом. У баньки лежала лестница. Он осторожно приставил её - как раз можно было долезть до окон второго этажа. Он и полез. Но, заглянув в окно, он увидел, что в комнате горит свет, все те же картины и никого нет.
- Именно этого я от Вас не ожидала.
Елена стояла у лестницы.
- Я мог упасть от испуга.
- А я от разрыва сердца, если бы увидела физиономию в окне.
- Как же Вы не боитесь одна? - спустился он.
- Но Вы же обо мне заботитесь. И давно Вы так лазите?
- Да нет, в первый раз, но Вы, конечно, не поверите.
- Да чего уж там. Подглядывайте на здоровье. А куда это Вы ночью ездили?
- Да так, прокатились.
- А хотите прокатиться со мной?
- Куда?
- Да так, пока машин на дорогах мало. Идемте.
Она открыла гараж. Там стояла небольшая "вольво".
- Садитесь.
- Это тоже не ваше?
- Это как раз моя.
Водила она не очень, но по прямой неслась быстро, стараясь обогнать редкие машины.
Он пожалел, что поехал. Их могли задержать, и это второй раз за день.
- Я Вам хотела рассказать про архив, помните? Это особый случай. Сейчас такое время, люди совсем распущены, я имею в виду безнаказанность. Все из грязи в князи лезут. Все хотят все и сразу.
Было забавно слушать это из её уст, ведь что-то подобное он о ней и думал.
- Некоторые считают - один раз переступлю, урву, а потом честно жить буду, государство поднимать, чтобы дети в хорошем обществе жили.
- Так всегда было.
- Может быть. Но я не об этом. Один такой рвач увел у одной организации архив. Там были особые бумаги...
Афанасий напрягся. Слова "особые бумаги" насторожили его.
- Если бы я их сама не видела, то никогда бы не поверила, что такое может быть на свете.
- Что же в них было необычного?
Он смотрел на дорогу и плохо соображал - что в конце концов происходит? Тем более, что Елена привезла его к тому самому повороту на проселочную дорогу, где он несколько часов назад был с Ольгой.
- Эти бумаги были волшебными, - заявила она, и тогда он все вспомнил.
Он вспомнил этот голос, фигуру женщины, распоряжающуюся властным тоном, он вспомнил Сереженьку и Годика, он вспомнил свой животный страх и звуки глухих выстрелов. Он только не смог вспомнить лицо женщины, и он посмотрел на неё - разве это она, разве это у неё он похитил клад? Что происходит - или это ловушка, или чья-то изощренная шутка?
- Я иногда приезжаю сюда, здесь есть милый пруд, и вода в нем всегда холодная и чистая.
Когда они проезжали мимо поляны, она чуть притормозила.
- Это памятное место для меня, роковое место.
Они выехали к пруду , и она выключила фары. А он вдруг понял, что дальше произойдет. Он даже не удивился такому повороту в событиях. Быть может, он подумал несколько цинично, но именно так: "За все нужно платить." И когда она положила его руку на свою, он не испытал ни отвращения, ни страха, ни стыда. Он просто сказал:
- Ну, иди ко мне.
Была все та же ночь. Плыли все те же облака, и все та же луна словно бежала и прыгала по ним и отражалась на поверхности молчаливой воды. Было словно два мира - один, недостижимый, вверху, а другой почти у самых ног словно на экране, в блюдце водоема - возможно более реальный и достижимый шагни только в эту холодную живую плоть...
- Все можно искупить... Ты только люби меня... я другая... я хочу заново родиться... - торопилась она , и её жаркие губы обжигали его тело.
А он подумал, что для полноты этого кругообразного сюжета не хватает купания и появления милицейской машины, наверняка, тогда сержант сказал бы ему:
- Ну, ты и силен, парень!
Но ни купаться, ни общаться с сержантом им не пришлось.
По дороге домой она почти все ему рассказала. Умолчала об убийстве и о своем самопохищении.
- Я уже не могу один на один жить с этим... - она не смогла подобрать слово, - ты поможешь мне все понять?
Они вышли из гаража , и он кивнул.
- Ну, иди, - и она выпустила его руку.
И все бы куда ни шло, и все бы можно было переварить, поспав и набравшись сил, если бы к нему в постель не забралась счастливая Ирина. Они действительно давно не были вместе, да и ей хотелось сполна вознаградить Афанасия за все его мужественные поступки и путешествия. Да и чувствовала она себя перед ним виноватой.
И когда они уже лежали, потные и расслабленные, она счастливо и преданно прошептала:
- Есть, оказывается, справедливость на земле.
Глава восьмая, в которой поведано
о жизни Дыбы в "шкуре бича", о подарке
Цитруса, о логове товарищей по
несчастью,о болезнях, о самолете,
зависшем в желтом облаке, и о встрече
Дыбы со старым знакомым.
Наверное, безобиднее степных черепах нет на свете существ. Они не посягают на посевы, не уничтожают подчистую фауну, не питаются себе подобными, не сосут кровь и не крадут яйца. Они более безобиднее лягушек, которые все-таки порой утомляют своим так называемым пением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34