И все-таки здорового спокойствия от создавшейся ситуации он не обрел. Нужно признать, что интимные отношения случались не часто - Ирина была поглощена новым образом жизни и хлопотами по дому, для Ольги главным было, что он рядом, вот разве Елена испытывала к нему какую-то непонятную страсть. Вначале он её боялся, и после той поездки к водоему избегал с ней встречаться, но потом у неё в бане купали детей, она как-то быстро сблизилась с Ольгой, которая, как казалось Афанасию, даже приветствовала их "дружеские отношения". Да и скоро страх отступил, ибо Афанасий понял, что Елена действительно стала другой, и если и зацикленной на смысле жизни, но вполне симпатичной и умной женщиной.
Она все добивалась, чтобы Афанасий посвятил её в свои исследования, и он постоянно пресекал её попытки подняться к нему в мансарду.
- Придет время, узнаешь.
- Ну как же так? Ты все обо мне знаешь, а сам скрытничаешь.
Но он-то знал, что и она ему не все рассказала.
А ещё Афанасий знал невероятно много. Он мог получить любую информацию о деятельности как отдельных личностей, так и любых организаций, какими бы тайными они не были. Вначале он с увлечением изучал всяческие сообщества и их сверхсекретные планы. И казалось, что весь мир только и занимается интригами, сговорами и заговорами: порой наивными, иногда злыми, а чаще всего просто сумасшедшими и утопичными. Ну и преступных планов хоть отбавляй. Словно адская паутина опутывала сознание людей. При желании он мог проникать в секретные правительственные архивы и программы. Что поначалу и делал, но вскоре это ему наскучило - конечно, факты иногда поражали, но оказывались банальными до идиотизма или же такими же глупыми по сути. Но зато он узнал, что против страны действительно работают мощные службы и организации, которые субсидируют как конкретных людей, так и партии и сообщества. И ему были смешны рассуждения всяческих телевизионных тусовщиков на темы заговоров - дескать, их нет и они выдуманы голодным обывателем. Эти умники сами входили в систему заговора, даже и не подозревая на чье колесо льют воду. Но они были сытыми обывателями и уже только поэтому являлись участниками и исполнителями заговора.
- Заговор есть всегда, - рассуждал он, беседуя с дядей Осей, - одни живут за счет других, сбиваются в стаю ради расширения пространства и добычи.
- Верно, верно! А вот Алька кричит, что Америка с Европой не делают никаких геополитических заговоров, что они просто боятся хаоса российского. Ну не дурак ли? Он даже говорит, что войн больше не будет. А я ему говорю будут, да ещё такие, что в страшном сне не приснятся.
- Если таких представлений, как ваше, будет большинство, то и воздасться.
- Что вы имеете ввиду? - старик насторожился, но глаза за стеклами очков были невозмутимыми. - Вы считаете, что Алька не дурак? - он рассмеялся, - я понимаю, вы говорите о силе и воле убеждений. Но, милый археолог, вы-то должны знать, что одна идея, одна вера, один образ жизни никогда не могут быть распространены повсеместно и войти во все головы разом. Человек рожден, чтобы действовать, двигаться, завоевывать - разве история вам не показала это?
- Конечно. Знание истории настраивает нас на фатальный лад. Но кто знает, чего ждать от человека?
- Я знаю. Нет, я верю в благородные порывы человека, я сидел в лагере пять лет, я видел, что в скотских условиях некоторые способны совершать благородные поступки. Но это всегда лишь порыв, один поступок в веренице социальной предопределенности. В целом же вполне четко можно представить чего от человека ждать: он будет есть, спать, делать детей, обогащаться, он будет действовать, как та же бабочка, как этот кот.
- А как же творчество?
- Искусство? Ну будут иногда новые формы на старом содержании.
Афанасий вздохнул:
- Мне кажется, вы просто сами себя убеждаете... перед смертью.
- Не понял?
- Ну, что все будет не интересно, предсказуемо, что вы все поняли и вам плевать на все, что будет после вас. Вы просто очень любите жизнь.
Дядя Ося встал и вышел из комнаты. Этот диалог происходил у него в доме, где Афанасий стал часто бывать. С Сиплярским он говорил мало, тот обычно приглашал составить компанию в покер, или когда были гости из Москвы.
Афанасий вначале не понимал, почему это Сиплярский зауважал его. Но дядя Ося как-то пояснил:
- Он считает, что ты его от тюрьмы спас - в той истории с попыткой изнасилования.
Так или иначе, но Афанасию понравилось бывать в этом доме. Вся мебель и все предметы были здесь пропитаны каким-то старинным запахом, непонятным и влекущим. Да и дядя Ося был ещё тот жук - старый-то старый, а с порывами похлеще, чем у иных юнцов. У него была тридцатитрехлетняя любовница, которая приходила к нему раз в неделю по четвергам. И в эти дни Сиплярский был вынужден где-то перекантоваться, обычно он шел к Афанасию.
... Дядя Ося вернулся, и глаза у него были красными.
- Идеалист вы, Афанасий. А я сентиментальный старик. Да, я люблю жизнь, люблю природу, книги, люблю думать, работать. Но в людях я не уверен. Вот даже вы, порядочный, умный, пытливый молодой человек, но ведь и вы против меня воюете, разве не так?
- Ну, это громко сказано.
- Я о своих еврейских корнях. Ведь вы с опаской, с оглядкой ко мне относитесь...
- Да что вы в самом деле!
Старик покачал головой и упрямо сказал:
- Нет, вам нужно определиться. Вы не закрывайте этой темы, ведь я и сам хочу о ней говорить, сколько можно прятать голову в песок, как страусы. Нельзя закапывать интерес, если он возникает. Я вас прошу, не закапывайте эту тему!
От такого напора Афанасию стало не по себе. Он действительно давно перестал задаваться еврейским вопросом, ему и русского хватало.
- Ну, если вы хотите. Хотя здесь, возможно, и не о чем особо говорить.
- Мне это важно, я всю жизнь был космополитом, и только в последние годы серьезно занялся историей евреев...
- Опять про евреев! - это вбежал Сиплярский. - Дядя Ося, я тебя сдам в психушку! А ты, Афоня, не устраивай здесь геноцид, пошли, нас ждут!
- Ну куда ты его тащишь, дай поговорить спокойно!
- Сейчас наговоришься, вон, к тебе родственнички пожаловали.
В дом ввалилось человек десять - тетки, дядьки, племяши и племянницы, Симочки, Лялечки, Фенечки и Гашечки. Гвалт поднялся вселенский. Дядя Ося только и успел подать Афанасию руку и попросил заходить.
- Врет он все тебе, ты ему не верь, - на ходу говорил Александр Антонович, - ты для него просто непонятный, он думает, что ты что-то скрываешь или от кого-то скрываешься. Совсем рехнулся, козел старый! Расист долбаный! Недавно мне говорит: ненавижу я вас, евреев! Ха-ха-ха, еврей еврею, представляешь? Анекдот!
- А куда мы идем?
- Да тут сабантуйчик намечается. Люди разные, выпьем, пообщаемся. Там у одного журналиста день рождения, корреспонденточки будут разные.
- Да мне-то неудобно...
- Брось, а хочешь, Ольгу возьмем?
- Нет, давай уж вместе.
День рождения, когда они вошли, был уже в разгаре. В одной комнате грохотала музыка, в другой кто-то выпивал, сидели в креслах в расслабленных позах.
- А где именинник-то? - вопросил Сиплярский.
- А сейчас будет, - узнал его один из гостей, - когда статью-то принесешь?
- Вот сейчас выпью и сбегаю, она у меня уже готова. Знакомьтесь, это Афанасий Никитин - большой ценитель женской красоты.
- Все мы большие...
Им налили, они выпили. Спиртного было навалом, а вот закуска - одни орешки да какая-то зелень.
Были и знакомые лица, мелькавшие по телевизору - режиссер документалист, ведущий программы, модный писатель. Но Афанасий не помнил их фамилий.
"Черт возьми, - думал он, - я же о каждом из них могу знать больше, чем они сами о себе, и получается, что я заговорщик в единственном числе. Потому что я могу не только знать, но и управлять каждым, как захочу".
Эта тайна приятно щекотала ему нервы.
Здесь демонстрировали непомерные амбиции и якобы собственные взгляды на жизнь. Но он-то знал, чего такие взгляды стоят и как легко их изменить.
Сиплярский вступил в какой-то спор о политике, где упоминались имена важных сановников, с которыми многие из присутствующих "еще вчера" встречались. С особым вниманием выслушивались мелкие бытовые подробности: какой кабинет, какой галстук, что ели-пили, кто с похмелья, у кого какая квартира и что в ней. Вообще, эта тусовка здорово смахивала на комсомольский междусобойчик - мало что изменилось, все та же затхлая двойственность получиновничьей жизни. Да и что могло измениться, что менять и кому?
- Я не люблю этих коллективных застолий. Как люди соберутся вместе, так перевоплощаются на глазах. Каждый, как в театре, что - то из себя изобразить пытается. Зачем, ты не знаешь?
Афанасий посмотрел в пьяные глаза говорившего. Неопределенного возраста, тот улыбался ему, показывая прокуренные зубы.
- Игореша. Модельер. Будем знакомы.
- Будем, - пожал Афанасий влажную вялую ладонь.
- Пойду, ещё потрясусь, - Игореша поплелся в "танцевальную комнату".
И прошел бы день рождения и забылся, если бы не этот Игореша. Минут через двадцать после его ухода из "танцевальной комнаты" выскочили возбужденные девицы и сообщили, что непонятно откуда сюда попавший свинья-Игореша наблевал на кресло.
- Да его Никита привел.
- А где Никита?
- С Веркой ушел.
- Вот скотина! Куда теперь его?
Вывели невменяемого Игорешу.
- Посадите его на улице, очухается, уйдет.
Так и сделали. Глаза у модельера были совершенно стеклянные.
Наслушавшись разговоров и насмотревшись на компанию, пьяненький Афанасий откланялся и вышел во двор. Лампа на столбе освещала стол, на который положил голову спящий Игореша.
Афанасий тронул его за плечо:
- Замерзнешь, вставай.
- Сейчас, сейчас. Слушай, а который час?
- Начало первого.
Игореша простонал и схватился за голову.
- Что, опоздал?
Бедняга выругался в собственный адрес.
- Ну пошли, переночуешь у меня, - Афанасий был настроен любить всех людей.
- Серьезно? - дрожал всем телом Игореша.
- Только не бузи. Здесь рядом.
- Слушай, а я там ничего не устроил? А то я не помню.
- Наблевал на танцующих дам.
- Ох!.. А ничего не наговорил?
- Я не слышал.
- Ну, слава богу! Хоть на этот раз повел себя по-человечески. Обычно я посылаю всех на три буквы, или заявляю, что я гигант секса, или что-то в этом роде.
- Молодец. Но сегодня ты дал маху, ну ничего, ещё как-нибудь выступишь.
- Да нет, меня это убивает. Просто я мало пью, надо бы больше, чтобы адаптироваться, а я эпизодически.
- Но зато без меры, - поддакнул Афанасий, который прекрасно знал, о чем идет речь.
Ольге не пришлось долго объяснять, она постелила для гостя и ушла спать.
- Похмелишься?
- Да надо бы... если кишки примут.
- Ну, давай, - подал Афанасий водку.
- Только я отвернусь, чтобы ты не смотрел на эту процедуру.
Он отвернулся и что-то там манипулировал с огненной жидкостью.
- На, запей.
- Главное, чтобы назад не пошла. Понимаешь, идиотский желудок, умнее меня, все время со мной дискутирует: это не хочу, это не давай, это не пей, не ешь. Как будто во мне сидит некто. Во-во... нет, вроде успокоился, смирился.
Игореша ожил. Афанасий тоже выпил и спросил:
- Ты говорил, что ты модельер?
- Нет, это я так, чтобы всем было понятно. На самом деле я, скорее, моделист.
- Делаешь модели?
- Я занимаюсь энергетическим моделированием.
- Не понял.
Гость закурил, и было видно, что он окончательно пришел в себя.
- Слово "модель" уходит корнями в латинский язык и означает "мера" или "совершенный образец".
- Ты создаешь энергетические образцы?
- Скорее, я ищу, пытаюсь создать меру - всему и всего. Но чтобы было понятно - вообще-то я инспектор.
- Да, очень понятно.
- Тогда наливай! И чтобы было ещё яснее, я - Пушкин.
- Здравствуйте, Александр Сергеевич!
- С кем имею честь?
- Афанасий Никитин.
- А, так это вы ходили за три моря? Давно ли вернулись?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34