"Но не может этого быть, нет никакого волшебства на свете, есть только комья и глыбы звездной материи, несущейся черт знает куда!"
Но вот же - лежат листы, над ними сидит Елена и что-то восторженно выписывает. Или это сон?
А разве это не волшебство - сами эти куски и глыбища материи, несущиеся черти куда? Не чудо ли, что на одной из планет бушуют страсти, растут деревья, снуют животные - и какие разные? И разве может быть такое чудо случайным?
- Но чьи это листы, кому они принадлежали? Кто их создал? оказывается, это он спросил вслух.
- Все узнаем, потерпи, - оглянулась Елена.
В этот знаменательный вечер они ещё долго выуживали из себя желания и выписывали их на все терпящую бумагу.
Конечно, в основном формулировала Елена, Афанасий только изредка вносил коррективы, удивляясь четкости её устремлений. Лист бесстрастно проглотил все и обозначил отсчет времени.
- Красота! - сладко потянулась Елена и вспомнила: - А где свитки и деньги?
- Свитки здесь, а деньги я закопал.
- Правильно, что спрятал. У меня тоже кое-что осталось. А вот свитки они для чего?
- Там непонятные знаки и символы, всю жизнь нужно потратить, чтобы расшифровать.
- А что, если спросить? - и она потребовала ответа у бумаги:
- "Свитки из сундука - каково их назначение, какую информацию содержат, можно ли расшифровать?"
Лист быстро ответил:
"Реализованная система. Вечное осознанное пребывание и присутствие. Осуществление личного "я". Язык исчерпан. Желания внеземные. Преемственная память Сочинителя."
Они ничего не поняли.
- О Сочинителе я уже читал, - припомнил Афанасий.
- "Кому нужны свитки, зачем они?" - не сдавалась Елена.
"Сочинитель. Сочинитель..." - появилось много раз.
"Кто Сочинитель?"
"Все. Везде. Всегда."
- Бог что ли? - съехидничила Елена, но Афанасий остановил её.
- Не играй с огнем.
- Да он же нас не слышит, или ты думаешь, у этих бумаг есть слух? - и она поежилась: - Хотя, кто его знает...
Они развернули свитки и долго пялились на причудливые знаки и рисованные фигурки.
- Это бесценно, - заключила Елена, - нужно отрезать немного и отдать специалисту по древним языкам. Ты совершишь вселенское открытие!
Афанасий стыдливо покраснел.
- Да ладно тебе...
- Ты представляешь, как нам с тобой повезло?! Мы с тобой набросали только первый этап жизни, а потом будут второй, третий. Господи, там же у меня Сиплярский! Нужно его выпроводить, чтобы он не вынюхивал.
- Да он уже наверное ушел.
Но Александр Антонович никуда не делся, он сидел и пил коньяк. На весь дом гремела музыка.
- Это ничего, что я тут у вас коньячок откопал? А то никак не могу прийти в себя. Ты извини меня, Афанасий. У меня просто крыша съехала от катастрофы.
- Да чего там...
- А я теперь думаю, дядька сам себе такую смерть выбрал, меня вот только, негодник, не предупредил. Если бы что-то в его комнате не взорвалось, я бы не проснулся. Тут менты с меня уже показания сняли. Придурки, спрашивают - во сколько я спать лег, где обычно спал, какие у дяди сбережения, всякую дурь!
- А тебе есть где жить?
- Да вроде родственниками вся Москва забита, приютит кто-нибудь. А что, мне уже пора, а, Елена Сергеевна?
- Но я же не родственница, - виновато улыбнулась она и приглушила музыку.
- Ясно, гоните, значит, бедного неудачника. Я понимаю - у вас совет да любовь. Сейчас уйду, раз так вам противен.
Афанасий хотел было возразить, но не успел.
- Но вы бы не слишком носы задирали - у самих рыльца в пушку! Не такие уж вы чистоплотненькие, чтобы мной чураться. Знаю я ваши делишки! - он поднялся и поклонился: - Спасибо за приют и одежонку, даст черт - ещё встретимся.
Афанасий вышел за ним.
- Что, археолог, докопался, довынюхивался, - дохнул ему в лицо перегаром Сиплярский и крепко взял за запястья. - Из-за тебя дядька сгорел, пойми это! А знаешь как? - Он выкатил глаза и казалось, что они вот-вот выскочат из орбит. - Я поджег! Я его, дурака, от поражения избавил! Предал он дело, понимаешь? И все из-за тебя!
Но в дверях появилась Елена, и ему пришлось отступаться:
- Вот такие у меня шуточки, - ненатурально хохотнул он, - чао, аборигены!
И поплелся - в спортивной желтой куртке с надписыо на спине: "чемпион".
- Что он тебе сказал?
- Что будто сам поджег дом, что я виноват и что дядя Ося предал какое-то дело.
- Нужно его устранить, а то будет вынюхивать.
Афанасий не ответил, в его голове вновь все сбилось в одну липкую кучу - дядя Ося, Игорек, евреи, свитки, Ольга с Гариком, пожар и композитор с котом, Сочинитель, первый этап жизни, куски звездной материи, Иоанн Грозный, "Федор-2", Игореша и жена Ирина с детьми - он даже не мог вспомнить - чего конкретно они нажелали с Леной час назад.
- Все будет хорошо, - погладила она его по щеке, - ты теперь не один, я все понимаю, я тебя вылечу, родной мой...
Ее волосы пахли так же, как у той девочки из подростковой жизни казавшейся теперь и не его, Афанасия, жизнью, а чьей-то другой, того, кто давным-давно ушел в другую сторону и с кем вряд ли доведется когда-нибудь встретиться...
Часть вторая
БУМАГА ТЕРПИТ
Лубянка.
"Довожу до вашего сведения, что я, Трушкин Флавий Анатольевич, имею некий лист (с виду обычный), самовоспроизводящий различного рода тексты, отдельные слова, а то и цифры. Мною же установлено, что с этим листом можно вступать в осмысленный диалог. Обретенный мною лист я обнаружил в документах у ныне покойного моего же племянника, Тимофея Швальца, посаженного в тюрьму за вооруженное ограбление. Я пенсионер, долгое время работал в охранных органах, имею поощрения от руководства, и считаю своим долгом уведомить развед-органы о существовании такой разведовательной аппаратуры, произведенной, по всей видимости, в США. Хочу добровольно и бескорыстно, лично передать этот секретный лист в ваши руки.
С уважением, гражданин Ф.А. Трушкин".
Этому заявлению вряд ли бы придали должное внимание, тем более, что оно было накалякано на затертом листочке в клеточку, каким-то безумным трудноразборчивым почерком. Но офицер, сортировавший корреспонденцию, вдруг вспомнил об инструкции трехгодичной давности. Тогда был создан особый, 114 отдел, и его начальник подполковник Луговой почти каждый день в течении месяца звонил и настойчиво просил не проглядеть какой-нибудь информации о находке листов с тайными или водяными знаками. Но офицер не знал существует этот отдел сегодня?
Оказалось, что отдел этот находится на стадии расформирования и что состоит на данный момент из одного сотрудника, подполковника Лугового, которого намереваются отправить в запас за фиктивное и фальсифицированное дело, повлекшее за собой разбазаривание немалых государственных средств.
Офицер позвонил Луговому и попросил его зайти за корреспонденцией.
- А что там? - голос подполковника звучал понуро.
- Тут какой-то чудной лист нашли, но возможно - это бред сивой кобылы.
- Ладно, зайду.
...Подполковник сидел в своем кабинете и в сотый раз со злорадством перечитывал послание пенсионера. Злорадство адресовалось генерал-полковнику Курехину, подписавшему приказ об увольнении Лугового в запас. Два года копал под подполковника Курехин, из-за этих подкопов и звания полковника не дали, и дураком сделался в глазах у сослуживцев. Никто уже не верил в существование "информационных самовоспроизводящихся листов", и вся Лубянка рассказывала про Лугового анекдоты и считала его мелким авантюристом, а то и просто сумасшедшим.
Но подполковник своими глазами видел один такой лист, читал текст и с изумлением следил за исчезновением одних строк и проявлением новых. Это видели и двое его парней, погибших на квартире у Дыбы. Был собран колоссальный материал, свидетельствующий о существовании целого сундука тайных бумаг, вытворявших невероятные фокусы. А сколько раз подполковник выходил на след владельцев этих бумаг - казалось, ещё чуть-чуть, вот они, ещё один свидетель, ещё один шаг, ещё одна зацепка... но ниточка в последний момент обрывалась, и - оля-улю! - все приходилось начинать сначала. Пятерых своих лучших агентов потерял Луговой, и все гибли при загадочных обстоятельствах, хотя внешне как бы по глупости или случайно.
Но лист был, был! Агент подполковника выкрал его у авторитета Сыча, который сам долго охотился за этим сундуком. Пришел с добычей Луговой к Курехину, положил лист на стол, и ни черта на нем не проявилось, сколько бы они не пялились. Почему он перестал "работать" и "прикинулся" обычным? Луговой ответить не мог. И экспертиза не внесла ясности, лист как лист, только прокуренный или окуренный табачком. Да и Сыча вскоре укокошили. Вот тогда и стал Курехин копать под подполковника, несмотря на сто десять томов информации с показаниями свидетелей и очевидцев.
"Ты как за неуловимым Джо гоняешься, которого нет и который нахрен никому не нужен!" - и вскоре генерал дал указание расформировать отдел.
Луговой и сам порой себя чувствовал идиотом. Ему даже мнилось, что и генерал Курехин специально вредил поиску, а то и какие-то люди в политических верхах... Здоровье его расстроилось, дома разлад, все не в радость, карьера коту под хвост. Одно только держало на плаву Лугового непробиваемое упрямство. Если он один раз что-то увидел, усвоил, то никакой психотерапевт не заставит его назвать белое черным.
...Со злорадством он перечитывал послание Флавия Анатольевича, и когда тот вошел, встретил его подполковник, как отца родного.
Наговорил кучу приветствий, послушал притчи о болезнях и охранных заслугах, а потом не выдержал:
- Листик-то при вас?
- При мне, при мне, и улыбающийся пенсионер извлек конвертик из кармана.
- Да что же ты его, болван, так помял!
Лист действительно был потертый и замусоленный.
- Да боюсь я его, - признался пенсионер, - черт знает, что за машина!
Только развернул лист Луговой, только провел по нему ладонью, как тотчас появился рисунок - жирная нахальная фига.
- Последнее время только она, - пояснил Флавий, - да ещё какие-то циферки временами.
Появились и циферки, а потом снова фига.
- А до этого что было?
- А до этого целый год стихи, разговоры похабные, да описание каких-то местностей и городов зарубежных.
- Вы писали, что входили в осмысленный диалог, как это понимать?
- Да что-то карандашиком черканул, а в ответ гадость читаю: "не суйся, хуже будет". А потом вопрос: "кто такой?" Я написал свою фамилию, место проживания, а мне вопрос: "как там в Перово, в Москве? как погода?" Ну я все и описал, тепло, мол, и все прочее. Потом ещё вопрос: "откуда лист?" Я изложил про племяша. А мне матом: хватит, мол, врать, если, мол, буду трогать лист - не жилец буду.
- Так что же ты, гад, сразу лист не сдал? Неизвестно кому информацию выдавал, за это статья полагается!
Старик испугался, губы его задергались.
- Боялся - убьют! Каюсь, господин... това... гражданин полковник! Да и племяш мог вернуться, потребовать. А когда в тюрьме его...
- Знаю, убили его там.
- Ну вот, тогда я и решил вам передать, избавиться от...
- Иди, - махнул рукой подполковник.
- Чево?
- Свободен, говорю. Позову, если надо.
- Расписочку бы...
- Да тебя за это дело нужно за ноги подвесить, имел такую бумагу и сидел как подпольная крыса! - гаркнул Луговой, представив, что ещё год назад у него могло быть неоспоримое доказательство. "Если бы не этот старый пердун!"
Старик пулей вылетел за дверь и всю дорогу мелко-мелко трясся, пока дома не передал свою дрожь битому-перебитому коту, отмутузив его шваброй и приговаривая: "Вражина последняя! Срань американская" и т.д.
А подполковник ликовал, наступил его звездный час. Он смотрел на нарисованную фигу, и этот жалкий набросок казался ему непревзойденным шедевром, затмевающим картины Рембранта и Леонардо. Уж теперь-то все умоются! Будут звания, награды, почет и уважение! И кто бы не стоял за этими листами, они будут изобличены и повергнуты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34