Только вот красивые перышки на крылышках уже поблекли...
- Моя супруга, Фаина Львовна, - с гордостью представил её Главный.
"Ах, да, - мелькнуло у Насти, - в его время было модно жениться на "арийках". Нет, не так: "арийки" быстро прибирали к рукам перспективных деятелей. Не с бровастого Лени это началось, и не на нем закончилось. Лишь последнего президента СССР захомутала хохлушка, но и та оказалась будь здоров. И надо отдать должное, они помогали им "расти".
Фаина Львовна Насте понравилась. Даже с первого взгляда было видно, что она бесхитростный и глубоко преданный мужу человечек. Вручая Главному свои покупки, Настя пожалела, что не сообразила купить цветы для его супруги.
На неё удручающее впечатление произвел стол, за который гостеприимно пригласила Фаина Львовна: фарфор, хрусталь, серебро и... прозрачно тоненькие ломтики сыра, дешевенькой колбаски - тщательно скрываемая бедность.
- Расскажите мне, как живете, - попросила Настя после неизбежных расспросов о здоровье и самочувствии.
- Ну что же, слушайте... Пенсия со всеми "надбавками" - 350 рублей. Ходил в собес оформить высокое звание "Ветеран труда". Там спросили, есть ли награды. Ответил: вам сколько нужно, чтобы было орденов? Десять, пятнадцать? Только советских или пойдут и зарубежные? Дали мне "Ветерана" все-таки платить за квартиру можно пятьдесят процентов. Мне одному, а Фаине - полностью, она, оказывается, не ветеран, хотя и её жизнь прошла вместе со страной...
- Вам остается утешаться тем, что в свое время неплохо пожили, - Настя понимала, что её ехидство неуместно, но удержаться не смогла.
- Что вы имеете в виду? - насупился Главный.
- Льготы, привилегии всякие, многое из того, что было недоступно большинству...
- Настя, вы умная женщина и прекрасно понимаете, что вся эта трескотня про привилегии партократов - не более, чем пропагандистский трюк в борьбе за власть. Ну что я имел? Пятьсот пятьдесят рублей оклад, талонную книжку в столовую диетического питания на Грановского, в просторечии "кормушку", на семьдесят рублей, путевки в санаторий для меня и супруги раз в год со скидкой - мне пятьдесят процентов платить, ей - семьдесят... Да, вот ещё что... Были мы прикреплены к поликлинике на Сивцевом Вражке, а ко мне была прикреплена машина... Не густо, уважаемая Анастасия Игнатьевна, если учесть, что работал я круглые сутки и много лет подряд. Знаете ли вы. сколько моих друзей легло в землю в сорок-сорок пять лет от инфарктов, стрессов, нечеловеческих перегрузок?
Голос Главного дрожал от возмущения.
- Это вам не виллы на Лазурном берегу, не десяток резиденций по всей стране, и, наконец, не квартиры на Кипре, в Париже и ещё черт знает где!
- Да уж, - согласилась Настя. - Ныне даже средний чиновник за год уворовывает больше, чем вы заработали за всю жизнь.
- Рад, что вы это понимаете, - почти торжествующе произнес Главный. Он всегда был упрямым и своенравным и мало кому в редакции удавалось его переспорить. Но тогда ещё действовал авторитет должности, а сейчас... Сейчас он просто был прав.
Главный лихо хлопнул рюмку коньяка и, отдышавшись, продолжил свой монолог:
- Вы понимаете, что они творят, эти... эти...
- Сволочи... - подсказала Настя.
- Вот именно, сволочи! Страна сдвинулась, свихнулась, завиляла задом на орбитах Истории! Миллионеры и бомжи, жирующие банкиры и нищие на каждом углу, уголовные "авторитеты", пришибленные безработные... Поколения, которые победили фашизм, построили страну, лишены медицинской помощи, лекарств, пенсии не хватает даже на каждодневный пакет молока с батоном хлеба. И знаете, зачем они это делают?
Настя понимала, что вопрос чисто риторический и сейчас последует на него ответ:
- Страну разворовали, а теперь уничтожают тех, кто помнит её другой, знает, что можно жить иначе... На остановке троллейбуса на Тверской у родной когда-то газеты видел "запаянный" в витрину плакатик: "Долой, кровососов-богатеев!"
- Я ведь тоже не бедненькая дамочка, - посчитала нужным уточнить Настя.
- Знаю, читал. Неожиданная удача - можно только порадоваться за вас. Но вы не воровали, не убивали...
"Эх, знал бы ты, мой дорогой Главный, что за этой "удачей"", тоскливо подумалось Насте. Она нарочито бодро произнесла:
- Ладно, не будем о плохом. Давайте о хорошем...
Но сменить "пластинку" не удалось. Как и многим старикам, Главному нужен был лишь повод, чтобы выговориться. И он стал говорить о том, как тошно жить, когда неделями молчит телефон, когда ты никому не нужен, твои ровесники уходят один за другим из жизни, а вся твоя жизнь, оказывается, была то ли преступной, то ли ошибочной. Пытался писать мемуары - ведь столько видел, пережил, со многими великими людьми встречался! Написал несколько глав и бросил, потому что понял - никому это не нужно.
- Из редакции кто-нибудь был, звонил?
- Вы, Анастасия Игнатьевна, первая.
- Поганцы мелкотравчатые, - вырвалось у Насти.
- Не будем судить их строго, - ответил Главный, все в душе у него уже перегорело. - Вы вот мне сюрприз преподнесли... А была такая ершистая, строптивая... Помню, как от меня требовали, чтобы я вас уволил после ваших острых выступлений...
- Я знаю...
- Только вы не подумайте, что я напоминаю об этом, как о каком-то своем "подвиге". Обычное было дело. Извините, вырвалось.
- Я у вас многому научилась, - сказала Настя. - Вы были для меня Главным, им и остались...
Она попыталась найти какие-то особые слова, ибо её переполняла нежность к этому старику, которого она помнила энергичным, деятельным, распоряжающимся судьбами людей. Ведь порою одного слова его было достаточно, чтобы журналист получил квартиру, уехал на работу в закордонные дали, печатался из номера в номер. По публикациям в газете награждали их героев орденами, а по критическим выступлениям начинались расследования, и иные "действующие лица" быстренько оказывались под следствием. Настя помнила, как после командировки во Фрунзе она рассказала Главному о молодой балерине Киргизского театра оперы и балета. "Айсулу необычайно талантлива!" - Настя восторженно сказала Главному. "А вы напишите", - сказал Главный. "Но я ничего не понимаю в балете!" - призналась Настя. "А вы пишите не о балете, а о талантливой Айсулу, - посоветовал Главный. - Я дам задание, чтобы из Фрунзе самолетом прислали её фотографии".
Материал был опубликован и через некоторое время Настя получила странную телеграмму от Айсулу: "Спасибо, я навеки твоя раба". И подпись: "Народная артистка республики". Ларчик открывался просто. Каждое утро первому секретарю ЦК компартии республики клали на стол московские газеты, в которых помощник красными "галочками" отмечал материалы о Киргизии. Первый прочитал очерк Насти об Айсулу и вызвал заведующего отделом культуры. Спросил:
- Кто она такая?
- Написано - солистка... Точно не знаю, - замялся "руководитель" культуры.
- В Москве знают, а ты нет? - рассвирепел первый секретарь. И распорядился:
- Чтобы сегодня вышел указ о присвоении этой Айсулу звания народной. Опубликуйте в завтрашних номерах наших газет. А от меня пошлите правительственную телеграмму этой... нашей молодой, талантливой народной артистке.
Маленькая смешная газетная история... Еще со сталинских времен так повелось: сегодня хвалебное выступление газеты - завтра его героя резко возвысят, раскритиковала газета - ищи потом человека в лагерях... И ничего случайного в таких выступлениях не было: и адреса и "героев" называли "сверху".
А Настя случайно попала со своим рассказом под хорошее настроение Главного и её пятьдесят строк и пяток фотографий вывели действительно талантливую девочку на высокую орбиту: прима-балерина, зарубежные гастроли, премии.
И сейчас она подумала о том, что Главный был верным слугой режима, но не растерял человечность, всем кто к нему обращался за помощью - помогал. Где они теперь, его "выдвиженцы", те, кто превозносил его организаторские и журналистские таланты? Ау, где вы?!
- Можно вас спросить о том, что меня давно не то, чтобы мучает, но весьма занимает? - попросила разрешения Настя.
- Спрашивайте, Анастасия Игнатьевна. Отвечу откровенно.
- Неужели вы, умный человек, не видели и не чувствовали, что режим, которому вы так верно служили, идет ко дну, разваливается?
- Не так все просто, Анастасия Игнатьевна... Понимал, конечно, но верить не желал. Знаете, в жизни так бывает: ум с сердцем не в ладу. Сколько я всяких записок "наверх" написал: и служебных, и секретных и совершенно секретных! Надеялся - достучусь.
- Что-нибудь конкретное предлагали?
- Конечно. К примеру: разрешить свободный выезд из страны желающим на все четыре стороны, разрешить свободное хождение, покупку, обмен валюты, узаконить мелкое и среднее предпринимательство, пересмотреть отношение к частной собственности... Много чего я предлагал...
- И?..
- Как в пустоту. Более того, стали навешивать ярлыки и ярлычки.
Главный сказал со странной улыбочкой:
- Самое любопытное, что некоторые из тех, кто мне рьяно ярлыки клеил, сейчас возглавляют банки, акционерные общества, скупают квартиры и особняки.
- Ничего, - в тон ему ответила Настя. - Бог дал, Бог и возьмет обратно...
Молчаливая Фаина Львовна, чутко уловив, что разговор заходит в тупик, подала голос:
- Я вашего молодого человека на кухне чаем напоила. Отказался садиться за стол с вами, попросил дверь кухни не закрывать, чтобы ему вход в квартиру был виден. Странный молодой человек...
- Это мой телохранитель, - объяснила Настя.
- А у меня телохранителей никогда не было, - с намеком сказал Главный. - Даже в войну.
- Я понимаю, что вы хотите сказать - вас лучше телохранителей оберегал общий порядок в державе.
- Вот именно.
- Вы из партии вышли?
- Нет, я убеждения не меняю. Но и на демонстрации с этими впавшими в истерику не хожу.
Пора было прощаться, но оставалось ещё одно важное дело. Настя увидела, как живет ныне Главный - бедно живет. На выцветших обоях светлели светлые прямоугольники, там были картины, которые он собирал всю жизнь, а теперь продавал. Зияли пустотой книжные полки - что там стояло: редкие книги, сувениры в память о странствиях по миру? Да и ремонт давно не делался - не с чего.
- Не посчитайте наглостью, - сказала Настя, - то, что я предложу. В моей "Африке" работает несколько журналистов из вашей и моей газеты, мои лучшие и профессионально подготовленные помощники. Это вы их воспитали... И если наши нынешние руководители-демократы не могут или не хотят позаботиться о тех, кто безответно десятилетиями работал на страну, то это должны сделать мы. "Африка" устанавливает вам ежемесячную персональную пенсию в пятьсот долларов.
- Нет! - вскинулся Главный. - Мне подачек не надо!
- Это не подачка, - мягко объяснила Настя. - Это возмещение долгов. Вы прожили большую жизнь и я хочу, чтобы она завершилась достойно.
Вмешалась Синичка:
- Анастасия Игнатьевна, дорогая, спасибо вам. Но можно не в долларах? Он не хочет потому, что в долларах...
- Конечно. Хотела, как лучше, доллары стали свободно ходить по стране, сняли с них узду. Тогда - по курсу на день выплаты. Деньги вам будут привозить на дом.
В самом деле, если её наследство пополнялось партийными деньгами, прикарманенными Строевым и Юрьевым, то почему бы малую их толику не пустить на пенсию "верному сыну партии"?
Настя оставила Фаине Львовне визитную карточку:
- В случае какой надобности - звоните немедленно. Ваш муж не позвонит, я его знаю, он - гордый...
Привет свинцом издалека
Настя попросила Никиту забросить её в редакцию, были неотложные дела, да и, как говорится, ещё не вечер. Никита всю дорогу сосредоточенно молчал, очевидно, в кухне, где он пил чай, был слышен весь разговор и он произвел на него впечатление.
Настя с удовольствием уселась в кабинете за свой огромный стол, придвинула к себе верстку новой книги, попросила Нину приготовить крепкий чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
- Моя супруга, Фаина Львовна, - с гордостью представил её Главный.
"Ах, да, - мелькнуло у Насти, - в его время было модно жениться на "арийках". Нет, не так: "арийки" быстро прибирали к рукам перспективных деятелей. Не с бровастого Лени это началось, и не на нем закончилось. Лишь последнего президента СССР захомутала хохлушка, но и та оказалась будь здоров. И надо отдать должное, они помогали им "расти".
Фаина Львовна Насте понравилась. Даже с первого взгляда было видно, что она бесхитростный и глубоко преданный мужу человечек. Вручая Главному свои покупки, Настя пожалела, что не сообразила купить цветы для его супруги.
На неё удручающее впечатление произвел стол, за который гостеприимно пригласила Фаина Львовна: фарфор, хрусталь, серебро и... прозрачно тоненькие ломтики сыра, дешевенькой колбаски - тщательно скрываемая бедность.
- Расскажите мне, как живете, - попросила Настя после неизбежных расспросов о здоровье и самочувствии.
- Ну что же, слушайте... Пенсия со всеми "надбавками" - 350 рублей. Ходил в собес оформить высокое звание "Ветеран труда". Там спросили, есть ли награды. Ответил: вам сколько нужно, чтобы было орденов? Десять, пятнадцать? Только советских или пойдут и зарубежные? Дали мне "Ветерана" все-таки платить за квартиру можно пятьдесят процентов. Мне одному, а Фаине - полностью, она, оказывается, не ветеран, хотя и её жизнь прошла вместе со страной...
- Вам остается утешаться тем, что в свое время неплохо пожили, - Настя понимала, что её ехидство неуместно, но удержаться не смогла.
- Что вы имеете в виду? - насупился Главный.
- Льготы, привилегии всякие, многое из того, что было недоступно большинству...
- Настя, вы умная женщина и прекрасно понимаете, что вся эта трескотня про привилегии партократов - не более, чем пропагандистский трюк в борьбе за власть. Ну что я имел? Пятьсот пятьдесят рублей оклад, талонную книжку в столовую диетического питания на Грановского, в просторечии "кормушку", на семьдесят рублей, путевки в санаторий для меня и супруги раз в год со скидкой - мне пятьдесят процентов платить, ей - семьдесят... Да, вот ещё что... Были мы прикреплены к поликлинике на Сивцевом Вражке, а ко мне была прикреплена машина... Не густо, уважаемая Анастасия Игнатьевна, если учесть, что работал я круглые сутки и много лет подряд. Знаете ли вы. сколько моих друзей легло в землю в сорок-сорок пять лет от инфарктов, стрессов, нечеловеческих перегрузок?
Голос Главного дрожал от возмущения.
- Это вам не виллы на Лазурном берегу, не десяток резиденций по всей стране, и, наконец, не квартиры на Кипре, в Париже и ещё черт знает где!
- Да уж, - согласилась Настя. - Ныне даже средний чиновник за год уворовывает больше, чем вы заработали за всю жизнь.
- Рад, что вы это понимаете, - почти торжествующе произнес Главный. Он всегда был упрямым и своенравным и мало кому в редакции удавалось его переспорить. Но тогда ещё действовал авторитет должности, а сейчас... Сейчас он просто был прав.
Главный лихо хлопнул рюмку коньяка и, отдышавшись, продолжил свой монолог:
- Вы понимаете, что они творят, эти... эти...
- Сволочи... - подсказала Настя.
- Вот именно, сволочи! Страна сдвинулась, свихнулась, завиляла задом на орбитах Истории! Миллионеры и бомжи, жирующие банкиры и нищие на каждом углу, уголовные "авторитеты", пришибленные безработные... Поколения, которые победили фашизм, построили страну, лишены медицинской помощи, лекарств, пенсии не хватает даже на каждодневный пакет молока с батоном хлеба. И знаете, зачем они это делают?
Настя понимала, что вопрос чисто риторический и сейчас последует на него ответ:
- Страну разворовали, а теперь уничтожают тех, кто помнит её другой, знает, что можно жить иначе... На остановке троллейбуса на Тверской у родной когда-то газеты видел "запаянный" в витрину плакатик: "Долой, кровососов-богатеев!"
- Я ведь тоже не бедненькая дамочка, - посчитала нужным уточнить Настя.
- Знаю, читал. Неожиданная удача - можно только порадоваться за вас. Но вы не воровали, не убивали...
"Эх, знал бы ты, мой дорогой Главный, что за этой "удачей"", тоскливо подумалось Насте. Она нарочито бодро произнесла:
- Ладно, не будем о плохом. Давайте о хорошем...
Но сменить "пластинку" не удалось. Как и многим старикам, Главному нужен был лишь повод, чтобы выговориться. И он стал говорить о том, как тошно жить, когда неделями молчит телефон, когда ты никому не нужен, твои ровесники уходят один за другим из жизни, а вся твоя жизнь, оказывается, была то ли преступной, то ли ошибочной. Пытался писать мемуары - ведь столько видел, пережил, со многими великими людьми встречался! Написал несколько глав и бросил, потому что понял - никому это не нужно.
- Из редакции кто-нибудь был, звонил?
- Вы, Анастасия Игнатьевна, первая.
- Поганцы мелкотравчатые, - вырвалось у Насти.
- Не будем судить их строго, - ответил Главный, все в душе у него уже перегорело. - Вы вот мне сюрприз преподнесли... А была такая ершистая, строптивая... Помню, как от меня требовали, чтобы я вас уволил после ваших острых выступлений...
- Я знаю...
- Только вы не подумайте, что я напоминаю об этом, как о каком-то своем "подвиге". Обычное было дело. Извините, вырвалось.
- Я у вас многому научилась, - сказала Настя. - Вы были для меня Главным, им и остались...
Она попыталась найти какие-то особые слова, ибо её переполняла нежность к этому старику, которого она помнила энергичным, деятельным, распоряжающимся судьбами людей. Ведь порою одного слова его было достаточно, чтобы журналист получил квартиру, уехал на работу в закордонные дали, печатался из номера в номер. По публикациям в газете награждали их героев орденами, а по критическим выступлениям начинались расследования, и иные "действующие лица" быстренько оказывались под следствием. Настя помнила, как после командировки во Фрунзе она рассказала Главному о молодой балерине Киргизского театра оперы и балета. "Айсулу необычайно талантлива!" - Настя восторженно сказала Главному. "А вы напишите", - сказал Главный. "Но я ничего не понимаю в балете!" - призналась Настя. "А вы пишите не о балете, а о талантливой Айсулу, - посоветовал Главный. - Я дам задание, чтобы из Фрунзе самолетом прислали её фотографии".
Материал был опубликован и через некоторое время Настя получила странную телеграмму от Айсулу: "Спасибо, я навеки твоя раба". И подпись: "Народная артистка республики". Ларчик открывался просто. Каждое утро первому секретарю ЦК компартии республики клали на стол московские газеты, в которых помощник красными "галочками" отмечал материалы о Киргизии. Первый прочитал очерк Насти об Айсулу и вызвал заведующего отделом культуры. Спросил:
- Кто она такая?
- Написано - солистка... Точно не знаю, - замялся "руководитель" культуры.
- В Москве знают, а ты нет? - рассвирепел первый секретарь. И распорядился:
- Чтобы сегодня вышел указ о присвоении этой Айсулу звания народной. Опубликуйте в завтрашних номерах наших газет. А от меня пошлите правительственную телеграмму этой... нашей молодой, талантливой народной артистке.
Маленькая смешная газетная история... Еще со сталинских времен так повелось: сегодня хвалебное выступление газеты - завтра его героя резко возвысят, раскритиковала газета - ищи потом человека в лагерях... И ничего случайного в таких выступлениях не было: и адреса и "героев" называли "сверху".
А Настя случайно попала со своим рассказом под хорошее настроение Главного и её пятьдесят строк и пяток фотографий вывели действительно талантливую девочку на высокую орбиту: прима-балерина, зарубежные гастроли, премии.
И сейчас она подумала о том, что Главный был верным слугой режима, но не растерял человечность, всем кто к нему обращался за помощью - помогал. Где они теперь, его "выдвиженцы", те, кто превозносил его организаторские и журналистские таланты? Ау, где вы?!
- Можно вас спросить о том, что меня давно не то, чтобы мучает, но весьма занимает? - попросила разрешения Настя.
- Спрашивайте, Анастасия Игнатьевна. Отвечу откровенно.
- Неужели вы, умный человек, не видели и не чувствовали, что режим, которому вы так верно служили, идет ко дну, разваливается?
- Не так все просто, Анастасия Игнатьевна... Понимал, конечно, но верить не желал. Знаете, в жизни так бывает: ум с сердцем не в ладу. Сколько я всяких записок "наверх" написал: и служебных, и секретных и совершенно секретных! Надеялся - достучусь.
- Что-нибудь конкретное предлагали?
- Конечно. К примеру: разрешить свободный выезд из страны желающим на все четыре стороны, разрешить свободное хождение, покупку, обмен валюты, узаконить мелкое и среднее предпринимательство, пересмотреть отношение к частной собственности... Много чего я предлагал...
- И?..
- Как в пустоту. Более того, стали навешивать ярлыки и ярлычки.
Главный сказал со странной улыбочкой:
- Самое любопытное, что некоторые из тех, кто мне рьяно ярлыки клеил, сейчас возглавляют банки, акционерные общества, скупают квартиры и особняки.
- Ничего, - в тон ему ответила Настя. - Бог дал, Бог и возьмет обратно...
Молчаливая Фаина Львовна, чутко уловив, что разговор заходит в тупик, подала голос:
- Я вашего молодого человека на кухне чаем напоила. Отказался садиться за стол с вами, попросил дверь кухни не закрывать, чтобы ему вход в квартиру был виден. Странный молодой человек...
- Это мой телохранитель, - объяснила Настя.
- А у меня телохранителей никогда не было, - с намеком сказал Главный. - Даже в войну.
- Я понимаю, что вы хотите сказать - вас лучше телохранителей оберегал общий порядок в державе.
- Вот именно.
- Вы из партии вышли?
- Нет, я убеждения не меняю. Но и на демонстрации с этими впавшими в истерику не хожу.
Пора было прощаться, но оставалось ещё одно важное дело. Настя увидела, как живет ныне Главный - бедно живет. На выцветших обоях светлели светлые прямоугольники, там были картины, которые он собирал всю жизнь, а теперь продавал. Зияли пустотой книжные полки - что там стояло: редкие книги, сувениры в память о странствиях по миру? Да и ремонт давно не делался - не с чего.
- Не посчитайте наглостью, - сказала Настя, - то, что я предложу. В моей "Африке" работает несколько журналистов из вашей и моей газеты, мои лучшие и профессионально подготовленные помощники. Это вы их воспитали... И если наши нынешние руководители-демократы не могут или не хотят позаботиться о тех, кто безответно десятилетиями работал на страну, то это должны сделать мы. "Африка" устанавливает вам ежемесячную персональную пенсию в пятьсот долларов.
- Нет! - вскинулся Главный. - Мне подачек не надо!
- Это не подачка, - мягко объяснила Настя. - Это возмещение долгов. Вы прожили большую жизнь и я хочу, чтобы она завершилась достойно.
Вмешалась Синичка:
- Анастасия Игнатьевна, дорогая, спасибо вам. Но можно не в долларах? Он не хочет потому, что в долларах...
- Конечно. Хотела, как лучше, доллары стали свободно ходить по стране, сняли с них узду. Тогда - по курсу на день выплаты. Деньги вам будут привозить на дом.
В самом деле, если её наследство пополнялось партийными деньгами, прикарманенными Строевым и Юрьевым, то почему бы малую их толику не пустить на пенсию "верному сыну партии"?
Настя оставила Фаине Львовне визитную карточку:
- В случае какой надобности - звоните немедленно. Ваш муж не позвонит, я его знаю, он - гордый...
Привет свинцом издалека
Настя попросила Никиту забросить её в редакцию, были неотложные дела, да и, как говорится, ещё не вечер. Никита всю дорогу сосредоточенно молчал, очевидно, в кухне, где он пил чай, был слышен весь разговор и он произвел на него впечатление.
Настя с удовольствием уселась в кабинете за свой огромный стол, придвинула к себе верстку новой книги, попросила Нину приготовить крепкий чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68