- Да.
- Об этом нужно спрашивать не меня, а Эдгартона, - ответила Кейси.
- Я звонил ему в контору, и мне сказали, что его нет в городе. Где он? В Пекине?
- Комментариев не будет.
- А Мардер?
- Что - Мардер?
Роджерс вздохнул.
- Все знают, что Эдгартон и Мардер на ножах. Мардер нацелился на должность президента, но совет директоров его прокатил. Однако с Эдгартоном заключен лишь годовой контракт. У него всего двенадцать месяцев, чтобы добиться успеха. Я слышал, Мардер подсиживает его всеми доступными способами.
- Я ничего об этом не знаю. - Разумеется, до Кейси доходили подобные слухи. Ни для кого не было секретом, что назначение Эдгартона явилось тяжелым ударом для Мардера. Однако мог ли Мардер что-нибудь противопоставить ему - дело совсем иное. Его жена владела одиннадцатью процентами акций “Нортона”. Воспользовавшись своими связями, Мардер мог наскрести еще пять. Однако шестнадцати процентов было недостаточно, чтобы переломить ситуацию - особенно если учесть, что Эдгартон пользовался твердой поддержкой совета директоров.
Поэтому большинство служащих предприятия полагали, что у Мардера нет иного выхода, кроме сотрудничества с Эдгартоном, - по крайней мере, в данный момент. Компания переживала серьезные финансовые затруднения. Она уже начала строить самолеты, на которые не было покупателя. Чтобы удержаться на рынке и создавать новые модели, требовались миллиарды долларов.
Ситуация была очевидная. Эта сделка необходима компании. И каждый это понимал. Мардер тоже.
- Тебе не доводилось слышать, что Мардер подсиживает Эдгартона? - спросил Роджерс.
- Комментариев не будет, - ответила Кейси. - Но, опять-таки неофициально, скажу: поступать так было бы глупо. Все на заводе мечтают об этой сделке. И Мардер не исключение. В эти дни он всеми силами подталкивает расследование происшествия с Пятьсот сорок пятым, чтобы контракт не оказался сорванным.
- Способно ли соперничество двух ведущих руководителей повредить репутации компании?
- Вряд ли.
- Ладно. - Роджерс закрыл блокнот. - Позвони мне, если что-нибудь выяснится с Пятьсот сорок пятым.
- Непременно, Джек.
- Спасибо, Кейси.
***
Расставшись с Роджерсом, Кейси почувствовала, как много сил отняла у нее беседа. В нынешние дни разговор с журналистом все больше напоминал решающий шахматный матч: ты должен просчитывать свои действия на несколько ходов вперед, предвидеть, каким образом репортер может исказить твои слова. Интервью зачастую проходило в атмосфере откровенной неприязни.
Так было не всегда. Когда-то журналистов интересовала информация, их вопросы были нацелены на выяснение сути обсуждаемого события. Репортеры стремились получить точную ясную картину, и для этого им приходилось смотреть на вещи твоими глазами, проникаться образом твоего мышления. В конечном итоге они могли не соглашаться с тобой, однако делом чести было скрупулезно изложить твою точку зрения, прежде чем ее опровергать. Процесс взятия интервью был официальный, безличный, поскольку внимание было приковано в основном к предмету, который предполагалось освещать.
Но теперь журналисты приступали к делу, имея в голове готовый сюжет. Они видели свою обязанность в том, чтобы подтверждать то, что уже известно. Им требовались не столько сведения, сколько улики. Они относились к точке зрения собеседника с неприкрытым скептицизмом, заранее считая, что он старается скрыть правду. Они исходили из презумпции всеобщей виновности, вели разговор в духе едва сдерживаемой враждебности и подозрительности. Эта новая манера подразумевала весьма личный подход: человека пытались загнать в угол, подловить на мелких промахах, вырвать у него неловкое заявление или хотя бы фразу, которую можно извлечь из контекста и подать как глупость или бессмыслицу.
Поскольку беседа принимала столь личный характер, репортер непрерывно интересовался собственным мнением интервьюируемого: как вы считаете, будет ли иметь событие отрицательные последствия? Как вы думаете, пострадает ли компания? Подобные спекуляции были неприемлемы для старого поколения журналистов, которых интересовала истинная подоплека дела. Современный журналист склонен к откровенной субъективности восприятия - он предпочитает термин право на собственную интерпретацию, - и так называемые “личные мнения” составляют основу его продукции. Кейси находила такой подход весьма утомительным.
"Джек Роджерс еще из лучших, - подумала она. - Работать с репортерами печатных изданий всегда было легче и приятнее. Но за тележурналистами нужен глаз да глаз. От них можно ожидать любой пакости”.
У ангара номер 5 10:15 утра
Шагая по заводской территории, Кейси вынула из сумочки сотовый телефон и позвонила Мардеру. Эйлин, его секретарь, сообщила, что у шефа деловая встреча.
- Я только что говорила с Джеком Роджерсом, - сказала Кейси. - По-моему, он собирается написать статью о передаче производства крыла Китаю и серьезных трениях в нашем руководстве.
- Ого, - отозвалась Эйлин. - Это очень плохо.
- Пусть Эдгартон встретится с ним и покончит со слухами.
- Эдгартон не общается с прессой, - сказала Эйлин. - Джон освободится в шесть. Хочешь встретиться с ним, когда он вернется в контору?
- Да, пожалуй.
- Я запишу тебя на прием, - пообещала Эйлин.
Лаборатория прочностных испытаний 10:19 утра
- Амос! - крикнула Кейси, подходя к Питерсу, роющемуся в груде железок, сваленных рядом со зданием лаборатории прочностных испытаний.
Он оглянулся и посмотрел на нее:
- Проваливай!
Амос был легендой “Нортона”. Несдержанный и грубый, в возрасте около семидесяти лет, он далеко перешагнул все положенные сроки ухода на пенсию, но продолжал работать, потому что на заводе его некем было заменить. Его специальностью была полная загадок наука о сопротивляемости нагрузкам, или усталостные испытания. В нынешнее время они были куда важнее, чем десяток лет назад.
С тех пор, как началась дерегуляция, компании-перевозчики эксплуатировали самолеты намного дольше, чем следовало. На внутренних линиях летали три тысячи машин, переваливших за двадцатилетний рубеж, а через пять лет их число должно было удвоиться. Никто не знал, что будет с этими самолетами по мере их старения.
Никто, кроме Амоса.
Именно его НКТБ пригласила консультантом для расследования нашумевшего происшествия с “Боингом-737” компании “Алоха” в 1988 году. “Алоха” осуществляла внутренние перевозки между Гавайскими островами. Один из самолетов “Алохи” находился на высоте семь тысяч метров, когда внезапно отвалился трехметровый участок обшивки от входного люка до крыла. Салон разгерметизировался, одну из стюардесс засосало в образовавшийся пролом. Невзирая на взрывную декомпрессию, экипажу удалось благополучно посадить машину на острове Мауи, и ее тут же сдали на слом.
Весь парк “Алохи” был исследован на предмет коррозии и усталостных повреждений. Были списаны еще два престарелых “Боинга”, а один несколько месяцев простоял в ремонте. Корпуса всех трех машин имели значительные растрескивания корпуса и иные следы коррозии. ФАВП издало Директиву о годности к полетам, потребовав осмотреть все находящиеся в эксплуатации “Боинги-737”. Еще сорок девять машин восемнадцати различных авиакомпаний имели трещины в корпусе.
Контролирующие органы авиаиндустрии переполошились. Считалось, что “Боинг”, “Алоха” и ФАВП внимательно следят за состоянием “семьсот тридцать седьмых”: на этих машинах раннего выпуска нередко отмечались коррозионные повреждения. “Боинг” предупреждал “Алоху”, что влажный соленый воздух Гавайев “весьма способствует” коррозии.
Последовавшее за этим расследование показало, что происшествие было вызвано рядом причин. Выяснилось, что машины “Алохи”, совершая короткие рейсы, накапливают циклы взлета - посадки намного быстрее, чем предусматривается установленными сроками регламентных работ. Избыточное напряжение вкупе с корродирующим воздействием океанского воздуха способствовало образованию мелких трещин в обшивке корпуса. Это обстоятельство ускользнуло от внимания “Алохи”, располагавшей низкоквалифицированным техническим персоналом. ФАВП упустило их из виду по причине большой загруженности и нехватки кадров. Технический инспектор ФАВП в Гонолулу надзирал за девятью авиакомпаниями и множеством ремонтных станций, разбросанных по всему Тихоокеанскому региону от Китая до Сингапура и Филиппин. Со временем трещины в корпусах самолетов расширялись, и конструкция теряла прочность.
"Алоха”, “Боинг” и ФАВП интерпретировали результат расследования каждый по-своему. Незамеченные повреждения самолетов “Алохи” объяснялись плохим обслуживанием, неправильной эксплуатацией, недостатком внимания со стороны ФАВП и конструкторскими просчетами. Несколько лет участники событий обменивались взаимными обвинениями.
Однако происшествие с самолетом “Алохи” привлекло внимание производителей к проблеме старения флота, и Амос приобрел широкую известность на “Нортоне”. Он уговорил руководство приобретать все больше старых машин, с тем чтобы использовать их крылья и фюзеляжи в качестве объектов исследований. День за днем испытательные машины подвергали дряхлые самолеты циклическим нагрузкам, имитируя взлет, посадку, воздействие воздушных потоков и турбулентности. Амос получил возможность определять, в каких местах они ломаются и почему.
- Амос, - сказала Кейси, приближаясь к старику. - Это я, Кейси Синглтон.
Амос близоруко моргнул.
- А, Кейси. Не узнал тебя. - Он смотрел на нее, прищурившись. - Доктор выписал мне новый рецепт… Э-ээ… Как поживаешь? - Он двинулся к маленькому зданию в нескольких шагах от испытательного стенда, жестом велел Кейси идти следом.
Для всех было загадкой, каким образом Кейси удается ладить с Питерсом. Все объяснялось просто - они были соседями; Амос жил один со своим мопсом, и Кейси раз в месяц приходила к нему что-нибудь состряпать. В ответ Амос угощал ее рассказами об авиакатастрофах, которые ему доводилось расследовать с той поры, когда в пятидесятых годах произошли первые крушения “Кометы”. Во всем, что касалось самолетов, Амос был ходячей энциклопедией. Кейси многому научилась у него, он стал для нее кем-то вроде наставника.
- Кажется, я видел тебя вчера утром, - сказал Амос.
- Да. Я была с дочерью.
- Я так и подумал. Хочешь кофе? - Он открыл дверь, и в нос Кейси ударил острый запах подгоревшей гущи. У Амоса всегда был отвратительный кофе.
- Не откажусь, - сказала она.
Старик налил ей чашку:
- Надеюсь, черный сойдет. Забыл купить сливки.
- С удовольствием выпью черный. - Амос забывал о сливках уже много лет кряду.
Амос налил себе кофе в грязную кружку и жестом предложил Кейси сесть в потертое кресло, стоявшее напротив его стола. На столе возвышалась высокая стопка толстых сборников “Международного симпозиума ФАВП/НАСА по структурной целостности, надежности воздушных кораблей, методикам термографического анализа, устойчивости к коррозии и сопротивлению материалов”.
Водрузив ноги на стол, Амос раздвинул журналы, чтобы видеть гостью.
- Какая скучища - возиться с этим старьем, - заговорил он. - Как бы я хотел вернуть времена, когда в моей лаборатории в последний раз проводили “Т2”!
- “Т2”?
- Еще бы, откуда тебе знать, - заметил Амос. - Ты работаешь здесь пять лет, за это время мы не выпустили ни одной новой модели. Всякий раз, когда появляется новая машина, первый экземпляр подвергают тестам по программе “T1” - статические испытания. Самолет укрепляют на вибростенде и трясут, пока он не развалится на куски. Таким способом мы обнаруживаем слабые места. Второй экземпляр испытывают по программе “Т2” - тесты на усталостные разрушения. Это задача посложнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53