Этот Гиви так подружился с Яковом - просто своим человеком стал в семье. И устроил такую коммерцию на этом знакомстве: брал от всяких жуликов взятки и с помощью Якова Брежнева устраивал их на высокие должности. Что стоило Якову Брежневу снять трубку и позвонить какому-нибудь министру да сказать тому: «Это Яков Брежнев говорит. Слушай, у меня тут есть хороший человек, очень толковый, друг нашей семьи, а у тебя вроде есть свободная должность директора пивного завода в Ленинграде. Брат бы сам позвонил, да ему некогда, сегодня заседание Политбюро…» И все - такого звонка было достаточно, кто же откажет брату Генерального Секретаря ЦК! Но Сергей Кузьмич ничего не знал об этом, это все у него за спиной, а так-то - ну, играют они по вечерам в карты и все. Галя своего Цыгана в Большой театр устроила, а этот Гиви вроде при Якове Брежневе, мемуары ему помогает писать. И однажды увидел на книжной полке у нас книгу Сергея Кузьмича «Фронт без флангов». Сергей Кузьмич ее еще в пятидесятых годах написал, когда мы в отпуск с ним на Валдай ездили. То есть, ну, в общем, мы ее вмеcте с ним писали - про наши фронтовые годы.
Переделали кое-что, досочинили и придумали себе общий псевдоним - «Семен Днепров». Чтоб не было сплетен, что руководитель КГБ пользуется своей властью и свои мемуары печатает. Короче, взял Гиви эту книжку почитать и через три дня приводит к нам какого-то своего приятеля, режиссера с «Мосфильма» Игоря Фростева. И тот нам стал рассказывать, какой замечательный фильм о работе чекистов можно сделать по этой книге. Так закрутилось это кино. Были, конечно, всякие сложности. Например, артист Вячеслав Тихонов - вы его знаете, он в «Войне и мире» князя Болконского играл - так он отказался играть главную роль. А там главный герой - чекист, командир отряда СМЕРШа, ну, то есть, сам Сергей Кузьмич имелся в виду. Фростев - к Мигуну, так, мол, и так: Тихонов отказывается играть главную роль, даже на кинопробу не приехал. Сергей Кузьмич человек не гордый был - сам позвонил этому артисту, пригласил его в КГБ и объяснил, что органы возлагают на него большие надежды - нужно создать положительный образ советского чекиста. Ну, Сергею Кузьмичу трудно отказать, вы сами понимаете! К тому же Тихонову сразу прекрасную квартиру выделили… Короче, так собрали лучших артистов, и я целиком с ними в эту работу ушла. Сначала мы сделали «Фронт без флангов», потом вторую серию - «Война за линией фронта», потом третью начали - «Незримая война». И меня эта работа целиком поглотила и примирила с тем, что… ну, что у нас с Сергеем Кузьмичем семейные отношения давно развалились. Развод он не хотел оформлять, а просто жил с этой… как ее?., ну, в общем, у него была женщина, я знала. Но у нас в Политбюро не любят, когда кто-то из членов правительства разводится и женится на молодых, вы же знаете. Короче, он жил на две семьи - со мной чисто товарищеские отношения, а где он бывал все остальное время - меня не касалось. Мы на эту тему вообще не разговаривали. Я увлеклась кинематографом и, между прочим, мы с Сергеем Кузьмичем за эти фильмы ни копейки не получили - весь гонорар пожертвовали в фонд помощи детям Вьетнама. Чтобы в ЦК не говорили, что мы на кинематографе наживаемся. И, между прочим, на съемках второго фильма в начале 78-го года Гиви Мингадзе познакомился с нашей монтажницей Аней Финштейн. Это была очень красивая девочка - еврейка с огромными глазами, вот такие волосы до спины, Эсфирь, принцесса! Мигун ее так и называл, кстати. Но… Этот Гиви оказался негодяем. За все добро, что мы ему сделали, и особенно Яков, - он нам по-черному отплатил. Он спрятал на квартире у Якова Брежнева магнитофон и два месяца этот магнитофон записывал там все разговоры. А ведь туда и Брежнев приходил, и Устинов, и Галя, и Юра Брежневы. Ну, Сергей Кузьмич его разоблачил, конечно. Отнял пленки и отдал Брежневу. А самого Гиви мы пожалели - Боря Буранский за своего друга у Мигуна в ногах валялся, вот мы его и пожалели. Вместо того, чтобы расстрелять негодяя за политическую диверсию, оформили ему десять лет по валютному делу. А теперь оказывается, что у него не все пленки тогда отняли, а какие-то черновые пленки были у отца этой Ани Финштейн… Но Сергей Кузьмич не получал от нее никакого письма - это точно, он бы мне сказал…
- Это письмо перехватила цензура и доставила в КГБ, - сказал я Вете Петровне.
- Ну видите! Так вот какие пленки они у меня дома искали. Но те пленки давно у Брежнева. Он из-за них своего брата уже три года на даче под домашним арестом держит. А они их у нас искали, идиоты!
Я усмехнулся:
- Вета Петровна, вы рассказали только часть правды. Если у вас были товарищеские отношения с вашим мужем, то вы не можете не знать, что Гиви Мингадзе и Борис Буранский в 76-м году по приказанию Мигуна сожгли в гостинице «Россия» весь штаб Отдела разведки МВД СССР. А кроме того, вы наверняка знаете, откуда такое совпадение: Гиви Мингадзе был арестован 17 июля 1978 года, и в этот же день умер от инфаркта Федор Кабаков, а через день Суслов слег в больницу. Это по их заданию Гиви записывал семейные разговоры Брежнева?
- Об этом я ничего не знаю, - сухо сказала Вета Петровна.
В это же время
В соседнем кабинете Марат Светлов «распекал» капитана Арутюнова:
- Изверг! Такую грандиозную идею - и при всех ляпнул! Ты же понимаешь, что мы все у них под колпаком! За каждым нашим шагом следят и стучат если не Краснову, то Щелокову! Мы их переиграть должны, переиграть у них же на виду! А ты!… Это же так просто - спрятать этого раненого в отдельном боксе тюремной больницы, куда никакой следователь, даже я, не могу войти без пропуска! Ох ты, сукин сын, армянская голова! - живые глаза Светлова блестели азартом. - Значит, так! Поручаю лично тебе, но чтоб ни одна живая душа не знала, даже Пшеничный! Завтра с утра берешь за шкирку городскую санэпидстанцию, трех врачей, и по-тихому объясняешь им задачу: во всех тюремных больницах устроить санитарную проверку. На чуму, на холеру, на вшивость, на дизентерию, на триппер - это меня не касается, это они сами пусть придумывают. Важно, чтобы они обошли все больничные палаты в тюремных медчастях и осмотрели всех больных. И если среди них нет этого раненого, значит - он может быть в областных тюрьмах, и делаешь проверку там. Только сам ни в одну тюрьму носа не суй, чтоб не спугнуть зверя, понял? А Пшеничный со своей бригадой пусть лазит по больницам, и Венделовский - по госпиталям. Для прикрытия, для отвода глаз… - Светлов взглянул на ручные часы и спросил у Арутюнова без всякого перехода: - Слушай, ты не знаешь, во сколько в «Национале» собираются валютные 6…ди?
17 часов 40 минут
- Может, рюмку коньяка для храбрости? - предложил мне Чанов перед дверью брежневского кабинета.
- Нет. Нарзан я бы выпил…
- Нарзан там, у Леонида Ильича в кабинете. Пошли.
Генерал Жаров еще раз похлопал меня по карманам брюк и пиджака, приговаривая: «Не обижайся, порядок такой. Это у нас партийный ритуал! Тебя не обыщешь, другого не обыщешь, а там, глядишь… Прошу!» - и сам открыл перед нами дверь в кабинет.
Просторный, тепло натопленный кабинет тонул в рубиновом полумраке. За окнами, совсем близко, в каких-нибудь 50 метрах ярко горела на Спасской башне рубиновая звезда, и это ее свет красил брежневский кабинет рубиново-красными отблесками, в которых тонули и обстановка, и маленькая дежурная настольная лампочка тоже под красным, в тон рубиновой звезде, абажуром. В этом единственном пятне света сидел за письменным столом круглолицый седой крепыш с розовым от света лампы лицом и мокрыми губами - Константин Черненко. Он что-то писал - молча, старательно, быстро. А у окна, в кресле-качалке спал Леонид Ильич Брежнев - завернутый в клетчатый плед, с безвольно обмякшим во сне мясистым лицом. Он дышал открытым ртом, старческий подбородок висел над краем шерстяного пледа. На коленях у него дремал рыжий котенок, держа лапами его маленькую пухлую руку.
Неслышно ступая по толстому ворсистому ковру, Чанов кивнул на ходу Черненко, подошел к Брежневу, постоял над ним, слушая дыхание, потом взял от стены стул и поставил этот стул напротив Брежнева, в двух шагах от него. И кивнул мне на этот стул. Я сел. Все так же хозяйски, молча, Чанов открыл в этом красном полумраке какой-то стенной шкаф, который оказался холодильником, вытащил бутылку нарзана и налил мне минеральную воду в фужер. Звук булькающей и шипящей минеральной воды разбудил Брежнева.
- А? - встрепенулся он знаменитыми на весь мир густыми черными бровями. Потом взглянул на меня с интересом и пожевал со сна губами. - Ты кто?
- Это следователь Шамраев Игорь Иосифович, - сказал ему Чанов.
- Здравствуйте, - брякнул я, не зная, с чего начать, и мой голос прозвучал излишне громко в тишине этого кабинета. Испуганный котенок хотел спрыгнуть с колен Брежнева, но он удержал его и произнес врастяжку:
- Это… сейчас… от тебя… зависит - здравст… здравств… здравствовать мне… или в постель ложиться…
Его нижняя челюсть двигалась с видимым усилием, словно что-то мешало ей сомкнуться с верхней, и оттого длинные слова проходили через этот рот с трудом, почти без согласных, но глаза Брежнева смотрели на меня цепко, в упор:
- Ну? Что с Мигуном?… Его убили?
Я произнес:
- Леонид Ильич, я должен говорить с вами наедине.
Сидевший в глубине кабинета за письменным столом Черненко удивленно вскинул лицо, а Брежнев сказал мне:
- Не бойся… Здесь… все свои…
- Я могу выйти, - сказал Чанов.
- Леонид Ильич, есть факты, которые я могу сказать только вам и без свидетелей. Это мой долг следователя, - сказал я и повернулся к Черненко. - Извините, Константин Устинович.
- Ну, раз долг… - Брежнев сделал короткий жест мягкой рукой, чтобы Чанов и Черненко вышли, и спросил у меня с усмешкой: - И кота убрать?
Я отпил минеральную воду, Чанов и Черненко вышли.
- Так… - сказал Брежнев, не двигаясь в кресле. - Ты выяснил… кто… его… убил?
- Да.
- Анд… Анд… Андропов? - его нижняя челюсть все же преодолела это трудное сочетание согласных.
- Я могу оперировать только фактами, Леонид Ильич, - я открыл свою папку, вытащил фоторобот - портрет раненого. - Этого человека Мигун ранил в момент самообороны. А этот, - показал я второй фоторобот - портрет полковника Олейника, - сопровождал раненого от дома Мигуна в больницу.
И неожиданно при виде этих конкретных документов-фотографий Брежнев совсем не по-инвалидски, не по-старчески, а как-то живо, энергично подался ко мне от спинки своего кресла и спросил без пауз, без трудностей с челюстью:
- Чьи это люди?
- Раненого я еще не знаю, а второй - полковник Олейник из Отдела разведки МВД.
- Арестован? - выстрелил он вопросом, и даже «р» прозвучало ясно, коротко.
- Нет еще, Леонид Ильич. Рано.
- Что значит рано? Я тебе дал срок до третьего числа…
- Леонид Ильич, дело не столько в том, кто конкретно убил, сколько в том, почему убили…
- Нет! - перебил он жестко. - Именно - кто убил и чей выполняли приказ? Щелокова? Суслова? Андропова? Гришина? Кириленко? Чей? Молодец! Молодец, Леонид Ильич! Не зря я этот месяц в кровати провалялся! Давай бери весь Отдел разведки и пусть раскалываются - чей приказ выполняли? - он энергично закачался в кресле-качалке, а я с изумлением глядел на него - только что, минуту назад это был престарелый, с безвольно обвисшим лицом, с еле двигающейся челюстью полупокойник, и вдруг…
- Что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота? - усмехнулся он. - Это бегинская хитрость. Как ему в Кнессете ихнем вотум недоверия хотят вынести, так у него сердечный приступ. А Чанов, умница, углубил идею: чуть что - Суслов, или Кабаков, или еще какая-нибудь сволочь на мое место метит - так я еле живой, умираю. Ну, они и ждут - когда я помру, зачем же насильно скидывать, если я сам не сегодня-завтра Богу душу отдам. Но пока то-се, мы тут производим перестановочку сил и… И как только мне доложили, что Мигун покончил жизнь самоубийством, я сразу понял - крышка им!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Переделали кое-что, досочинили и придумали себе общий псевдоним - «Семен Днепров». Чтоб не было сплетен, что руководитель КГБ пользуется своей властью и свои мемуары печатает. Короче, взял Гиви эту книжку почитать и через три дня приводит к нам какого-то своего приятеля, режиссера с «Мосфильма» Игоря Фростева. И тот нам стал рассказывать, какой замечательный фильм о работе чекистов можно сделать по этой книге. Так закрутилось это кино. Были, конечно, всякие сложности. Например, артист Вячеслав Тихонов - вы его знаете, он в «Войне и мире» князя Болконского играл - так он отказался играть главную роль. А там главный герой - чекист, командир отряда СМЕРШа, ну, то есть, сам Сергей Кузьмич имелся в виду. Фростев - к Мигуну, так, мол, и так: Тихонов отказывается играть главную роль, даже на кинопробу не приехал. Сергей Кузьмич человек не гордый был - сам позвонил этому артисту, пригласил его в КГБ и объяснил, что органы возлагают на него большие надежды - нужно создать положительный образ советского чекиста. Ну, Сергею Кузьмичу трудно отказать, вы сами понимаете! К тому же Тихонову сразу прекрасную квартиру выделили… Короче, так собрали лучших артистов, и я целиком с ними в эту работу ушла. Сначала мы сделали «Фронт без флангов», потом вторую серию - «Война за линией фронта», потом третью начали - «Незримая война». И меня эта работа целиком поглотила и примирила с тем, что… ну, что у нас с Сергеем Кузьмичем семейные отношения давно развалились. Развод он не хотел оформлять, а просто жил с этой… как ее?., ну, в общем, у него была женщина, я знала. Но у нас в Политбюро не любят, когда кто-то из членов правительства разводится и женится на молодых, вы же знаете. Короче, он жил на две семьи - со мной чисто товарищеские отношения, а где он бывал все остальное время - меня не касалось. Мы на эту тему вообще не разговаривали. Я увлеклась кинематографом и, между прочим, мы с Сергеем Кузьмичем за эти фильмы ни копейки не получили - весь гонорар пожертвовали в фонд помощи детям Вьетнама. Чтобы в ЦК не говорили, что мы на кинематографе наживаемся. И, между прочим, на съемках второго фильма в начале 78-го года Гиви Мингадзе познакомился с нашей монтажницей Аней Финштейн. Это была очень красивая девочка - еврейка с огромными глазами, вот такие волосы до спины, Эсфирь, принцесса! Мигун ее так и называл, кстати. Но… Этот Гиви оказался негодяем. За все добро, что мы ему сделали, и особенно Яков, - он нам по-черному отплатил. Он спрятал на квартире у Якова Брежнева магнитофон и два месяца этот магнитофон записывал там все разговоры. А ведь туда и Брежнев приходил, и Устинов, и Галя, и Юра Брежневы. Ну, Сергей Кузьмич его разоблачил, конечно. Отнял пленки и отдал Брежневу. А самого Гиви мы пожалели - Боря Буранский за своего друга у Мигуна в ногах валялся, вот мы его и пожалели. Вместо того, чтобы расстрелять негодяя за политическую диверсию, оформили ему десять лет по валютному делу. А теперь оказывается, что у него не все пленки тогда отняли, а какие-то черновые пленки были у отца этой Ани Финштейн… Но Сергей Кузьмич не получал от нее никакого письма - это точно, он бы мне сказал…
- Это письмо перехватила цензура и доставила в КГБ, - сказал я Вете Петровне.
- Ну видите! Так вот какие пленки они у меня дома искали. Но те пленки давно у Брежнева. Он из-за них своего брата уже три года на даче под домашним арестом держит. А они их у нас искали, идиоты!
Я усмехнулся:
- Вета Петровна, вы рассказали только часть правды. Если у вас были товарищеские отношения с вашим мужем, то вы не можете не знать, что Гиви Мингадзе и Борис Буранский в 76-м году по приказанию Мигуна сожгли в гостинице «Россия» весь штаб Отдела разведки МВД СССР. А кроме того, вы наверняка знаете, откуда такое совпадение: Гиви Мингадзе был арестован 17 июля 1978 года, и в этот же день умер от инфаркта Федор Кабаков, а через день Суслов слег в больницу. Это по их заданию Гиви записывал семейные разговоры Брежнева?
- Об этом я ничего не знаю, - сухо сказала Вета Петровна.
В это же время
В соседнем кабинете Марат Светлов «распекал» капитана Арутюнова:
- Изверг! Такую грандиозную идею - и при всех ляпнул! Ты же понимаешь, что мы все у них под колпаком! За каждым нашим шагом следят и стучат если не Краснову, то Щелокову! Мы их переиграть должны, переиграть у них же на виду! А ты!… Это же так просто - спрятать этого раненого в отдельном боксе тюремной больницы, куда никакой следователь, даже я, не могу войти без пропуска! Ох ты, сукин сын, армянская голова! - живые глаза Светлова блестели азартом. - Значит, так! Поручаю лично тебе, но чтоб ни одна живая душа не знала, даже Пшеничный! Завтра с утра берешь за шкирку городскую санэпидстанцию, трех врачей, и по-тихому объясняешь им задачу: во всех тюремных больницах устроить санитарную проверку. На чуму, на холеру, на вшивость, на дизентерию, на триппер - это меня не касается, это они сами пусть придумывают. Важно, чтобы они обошли все больничные палаты в тюремных медчастях и осмотрели всех больных. И если среди них нет этого раненого, значит - он может быть в областных тюрьмах, и делаешь проверку там. Только сам ни в одну тюрьму носа не суй, чтоб не спугнуть зверя, понял? А Пшеничный со своей бригадой пусть лазит по больницам, и Венделовский - по госпиталям. Для прикрытия, для отвода глаз… - Светлов взглянул на ручные часы и спросил у Арутюнова без всякого перехода: - Слушай, ты не знаешь, во сколько в «Национале» собираются валютные 6…ди?
17 часов 40 минут
- Может, рюмку коньяка для храбрости? - предложил мне Чанов перед дверью брежневского кабинета.
- Нет. Нарзан я бы выпил…
- Нарзан там, у Леонида Ильича в кабинете. Пошли.
Генерал Жаров еще раз похлопал меня по карманам брюк и пиджака, приговаривая: «Не обижайся, порядок такой. Это у нас партийный ритуал! Тебя не обыщешь, другого не обыщешь, а там, глядишь… Прошу!» - и сам открыл перед нами дверь в кабинет.
Просторный, тепло натопленный кабинет тонул в рубиновом полумраке. За окнами, совсем близко, в каких-нибудь 50 метрах ярко горела на Спасской башне рубиновая звезда, и это ее свет красил брежневский кабинет рубиново-красными отблесками, в которых тонули и обстановка, и маленькая дежурная настольная лампочка тоже под красным, в тон рубиновой звезде, абажуром. В этом единственном пятне света сидел за письменным столом круглолицый седой крепыш с розовым от света лампы лицом и мокрыми губами - Константин Черненко. Он что-то писал - молча, старательно, быстро. А у окна, в кресле-качалке спал Леонид Ильич Брежнев - завернутый в клетчатый плед, с безвольно обмякшим во сне мясистым лицом. Он дышал открытым ртом, старческий подбородок висел над краем шерстяного пледа. На коленях у него дремал рыжий котенок, держа лапами его маленькую пухлую руку.
Неслышно ступая по толстому ворсистому ковру, Чанов кивнул на ходу Черненко, подошел к Брежневу, постоял над ним, слушая дыхание, потом взял от стены стул и поставил этот стул напротив Брежнева, в двух шагах от него. И кивнул мне на этот стул. Я сел. Все так же хозяйски, молча, Чанов открыл в этом красном полумраке какой-то стенной шкаф, который оказался холодильником, вытащил бутылку нарзана и налил мне минеральную воду в фужер. Звук булькающей и шипящей минеральной воды разбудил Брежнева.
- А? - встрепенулся он знаменитыми на весь мир густыми черными бровями. Потом взглянул на меня с интересом и пожевал со сна губами. - Ты кто?
- Это следователь Шамраев Игорь Иосифович, - сказал ему Чанов.
- Здравствуйте, - брякнул я, не зная, с чего начать, и мой голос прозвучал излишне громко в тишине этого кабинета. Испуганный котенок хотел спрыгнуть с колен Брежнева, но он удержал его и произнес врастяжку:
- Это… сейчас… от тебя… зависит - здравст… здравств… здравствовать мне… или в постель ложиться…
Его нижняя челюсть двигалась с видимым усилием, словно что-то мешало ей сомкнуться с верхней, и оттого длинные слова проходили через этот рот с трудом, почти без согласных, но глаза Брежнева смотрели на меня цепко, в упор:
- Ну? Что с Мигуном?… Его убили?
Я произнес:
- Леонид Ильич, я должен говорить с вами наедине.
Сидевший в глубине кабинета за письменным столом Черненко удивленно вскинул лицо, а Брежнев сказал мне:
- Не бойся… Здесь… все свои…
- Я могу выйти, - сказал Чанов.
- Леонид Ильич, есть факты, которые я могу сказать только вам и без свидетелей. Это мой долг следователя, - сказал я и повернулся к Черненко. - Извините, Константин Устинович.
- Ну, раз долг… - Брежнев сделал короткий жест мягкой рукой, чтобы Чанов и Черненко вышли, и спросил у меня с усмешкой: - И кота убрать?
Я отпил минеральную воду, Чанов и Черненко вышли.
- Так… - сказал Брежнев, не двигаясь в кресле. - Ты выяснил… кто… его… убил?
- Да.
- Анд… Анд… Андропов? - его нижняя челюсть все же преодолела это трудное сочетание согласных.
- Я могу оперировать только фактами, Леонид Ильич, - я открыл свою папку, вытащил фоторобот - портрет раненого. - Этого человека Мигун ранил в момент самообороны. А этот, - показал я второй фоторобот - портрет полковника Олейника, - сопровождал раненого от дома Мигуна в больницу.
И неожиданно при виде этих конкретных документов-фотографий Брежнев совсем не по-инвалидски, не по-старчески, а как-то живо, энергично подался ко мне от спинки своего кресла и спросил без пауз, без трудностей с челюстью:
- Чьи это люди?
- Раненого я еще не знаю, а второй - полковник Олейник из Отдела разведки МВД.
- Арестован? - выстрелил он вопросом, и даже «р» прозвучало ясно, коротко.
- Нет еще, Леонид Ильич. Рано.
- Что значит рано? Я тебе дал срок до третьего числа…
- Леонид Ильич, дело не столько в том, кто конкретно убил, сколько в том, почему убили…
- Нет! - перебил он жестко. - Именно - кто убил и чей выполняли приказ? Щелокова? Суслова? Андропова? Гришина? Кириленко? Чей? Молодец! Молодец, Леонид Ильич! Не зря я этот месяц в кровати провалялся! Давай бери весь Отдел разведки и пусть раскалываются - чей приказ выполняли? - он энергично закачался в кресле-качалке, а я с изумлением глядел на него - только что, минуту назад это был престарелый, с безвольно обвисшим лицом, с еле двигающейся челюстью полупокойник, и вдруг…
- Что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота? - усмехнулся он. - Это бегинская хитрость. Как ему в Кнессете ихнем вотум недоверия хотят вынести, так у него сердечный приступ. А Чанов, умница, углубил идею: чуть что - Суслов, или Кабаков, или еще какая-нибудь сволочь на мое место метит - так я еле живой, умираю. Ну, они и ждут - когда я помру, зачем же насильно скидывать, если я сам не сегодня-завтра Богу душу отдам. Но пока то-се, мы тут производим перестановочку сил и… И как только мне доложили, что Мигун покончил жизнь самоубийством, я сразу понял - крышка им!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68