Я иду следом.
Закрыв за собой дверь, я задаю вопрос:
– Вы знали Раймонда Макбрайда?
– Вот так, сразу к делу.
– Стоит ли ходить вокруг да около? Давно вы с ним познакомились?
– Я не говорила, что была с ним знакома.
– Так скажите, были?
– Да. Однако предпочитаю, чтобы все было по порядку. – Сара направляется к расположенному в нише противоположной стены бару – у них у всех, что ли, в этом городе бары? – и наливает себе полстакана «Джонни Уолкера» с черной этикеткой.
– Выпьете?
Я отказываюсь. Сара сбрасывает туфельки – зелененькие, не больше тридцать четвертого размера – и свертывается калачиком на зеленом плюшевом диване. Подушки не без прорех, кое-где торчит поролоновая набивка, но, в общем, мебель в приличном состоянии. Зеркало с тремя перегоревшими лампочками над простым деревянным туалетным столиком. К стене прикноплены ряды полароидных снимков певицы с разнообразными прическами.
– Вам понравилось представление? – спрашивает она.
– Неплохо. У вас прекрасный голос.
Самодовольная ухмылка, глоток пойла. Она встряхивает волосами, надо полагать с целью выглядеть по-человечьи привлекательной.
– А все остальное?
– Все остальное в вас поет столь же чарующим голосом.
– Как это мило.
Теперь моя очередь самодовольно ухмыляться.
– Макбрайд. Как долго вы были с ним знакомы?
Госпожа Арчер надувает губы; похоже, ей хочется продолжить обмен любезностями и милыми шуточками, и хотя обычно я не уклоняюсь от хорошей партии в словесный волейбол, сейчас предпочитаю ускорить события. У меня уже аллергия от всего этого насквозь пропитавшего ночной клуб млекопитающего пота.
– Года два-три, я полагаю.
– Как вы познакомились?
– На благотворительном вечере.
– В пользу?…
– Понятия не имею. Рак, лейкемия, изящные искусства, нет, я правда не знаю.
Я невнятно бормочу:
– Вы были его… любовницей?
Потрясение от столь прямолинейного вопроса не состоялось.
– Мне больше нравится слово возлюбленная.
– Вы же знаете, что он был женат.
Сара вздрагивает, прищуривается. Она разгрызает ледяной кубик, поджимает губы:
– Да, я знала, что он был женат.
– Значит, вы были его любовницей. Когда вы начали трахаться?
– До чего ж вы мило выражаетесь, мистер Рубио.
– Я детектив, а не поэт.
– Но вполне могли бы оставаться в рамках приличий. Вы пришли в мою гардеробную, ко мне на работу. Я очень рада пригласить вас выпить и поболтать, но если разговор пойдет в таких… вульгарных тонах, мне придется попросить вас удалиться.
Слегка пережал – есть у меня такое свойство. Если подумать, именно оно вышвырнуло меня из Нью-Йорка и приличного общества девять месяцев назад. Я отступаю и, дабы продемонстрировать свою готовность поупражняться в хороших манерах, снимаю шляпу и кладу ее на стол.
Сара улыбается, и вновь воцаряется мир. Ее пойло опускается до угрожающе низкого уровня, и она облизывает край стакана длинным, крепким языком, извивающимся между идеально белыми зубами. Похлопывая лежащую рядом с ней подушку, она говорит:
– Давайте садитесь. Не выношу разговаривать с мужчиной, если не могу заглянуть ему в глаза.
У меня растет ком в горле, так что надеюсь, она еще раз предложит мне выпить, чтобы смыть его.
– Я и отсюда прекрасно вас вижу.
– А вот я нет. Близорукость.
С неохотой я занимаю место на диване, стараясь держаться подальше от свидетельницы, но у Сары Арчер явно другие соображения. Она вскидывает ноги и устраивает их у меня на коленях. Педикюр у нее свежий, ногти светло-фиолетовые.
– Так вот, вы должны понимать, как трудно мне говорить о Раймонде. Не в моей воле было стать его… женой… – ее губы вновь кривит горькая усмешка, – но он был очень мне близок. Даже для «любовницы».
– Понимаю. Я вовсе не хотел вас обидеть…
– Разве дело еще не закрыто?
– Именно это мне все и говорят.
– Однако?
– Однако я на всех не равняюсь.
Вытянув пальцы ног к моей груди, словно балерина, Сара говорит:
– Можете себе представить, каково это простоять целый час на сцене на трехдюймовых каблуках? Адовы муки в ногах, мистер Рубио.
– Представляю. – Пора брать быка за рога. – Вы когда-нибудь встречали человека по имени Донован Берк?
– Сейчас как раз в наших отношениях подходящий момент, чтобы вы решили поинтересоваться, не нужно ли мне помассировать ступни.
– В наших отношениях?
– Давайте интересуйтесь.
– Я бы предпочел задать вам несколько более подходящих вопросов.
– И я буду счастлива ответить на них. – Она все вытягивает мне на обозрение свои мускулистые икры. Не соблазняет. – Вы же хотели помассировать мне ступни.
Выбора, ясное дело, у меня нет. Она может вышвырнуть меня отсюда в любой момент, и, несмотря на остающиеся у меня вопросы, я бы солгал, утверждая, будто получаю лишь отвращение оттого, что допрос мой скатывается на столь неподобающий уровень. Приступаю к энергичному растиранию ступней. В руках у меня изящная ножка, твердая, но гладкая, и хотя осязание частично скрадывается перчатками, которые я вынужден носить, дабы скрыть когти, я не могу обнаружить ни единой мозоли.
– Вернемся к моему вопросу: вы когда-нибудь встречали человека по имени Донован Берк?
– Думаю, что нет. Вот так, хорошо – там, там, колено – да, именно так…
– Вы когда-нибудь были в ночном клубе «Пангея»?
– Конечно, это же заведение Раймонда. – Она чуть приподнимается с мечтательной улыбкой на губах, будто припоминает что-то давно забытое. – На самом деле, я даже пела там однажды. Кажется, в новогоднюю ночь. Исполняла праздничное попурри.
– Донован Берк был менеджером «Пангеи».
Сара выплевывает в стакан кубик льда и вдруг отводит глаза:
– Правда?
– Итак, я повторяю вопрос: вы когда-нибудь встречали человека по имени Донован Берк?
– Наверное… наверное, должна была.
– Должны были.
– Если он был менеджером, то должна была. Но я не помню. На Раймонда работала уйма народу. Менеджеры, инструкторы, телохранители – даже детективы, как вы.
– Таких детективов, как я, не существует, – качаю я головой.
– Я в этом совсем не уверена. Несколько месяцев назад еще один детектив из Лос-Анджелеса был счастлив уделить мне время…
Молниеносно я вскакиваю над Сарой Арчер; сердце готово выпрыгнуть из груди, кровь плещется по венам. Похоже, я перепугал бедную девочку, судя по тому, как она погружается в подушки, будто в трясину.
– Как его звали? Где вы его видели? Когда вы его видели?
– Я… я… я не помню, – заикается она.
– Его звали Эрни? Эрни Ватсон?
– Возможно…
– Возможно… или так?
– Может быть, и так. – Она запинается, нервничает, и хотя у меня нет никаких оснований запугивать свидетеля, она теперь, по крайней мере, ко мне не лезет. – Он был примерно вашего роста… Постарше, симпатичный…
– Как давно вы видели его?
– Это было после смерти Раймонда… в январе.
– По времени совпадает. – Эрни был убит в начале января, всего через несколько дней после того, как взялся за дело Макбрайда. – О чем он вас спрашивал?
– Ни о чем особенном, – отвечает Сара. – Мы лишь немного поговорили, и он сказал, что позвонит позже. Он дал мне карточку, свой здешний номер телефона… – Она тянется к стоящей рядом тумбочке – халат распахивается, обнажая бледную кожу, – и роется в сумочке. Мгновение спустя она извлекает маленькую визитную карточку и садится. Халат запахивается. А я все равно не смотрел.
Это обычная карточка «Джей amp; Ти», агентства Гленды. Время от времени сотрудники «Тру-Тел» используют «Джей amp; Ти» в качестве нью-йоркской штаб-квартиры; Эрни, должно быть, именно так и поступил. А это значит, что его записки, прежде не обнаруженные, могут и найтись, если поискать хорошенько. Я отмечаю про себя, что необходимо как можно скорей позвонить Гленде и заставить ее все там перелопатить.
– Вы не пытались звонить по этому номеру?
– Случая не представилось. И потом, мне казалось, он собирается вернуться, чтобы еще меня порасспрашивать. Но больше я его не видела.
Я не в состоянии справиться с дрожью в голосе, но героически пытаюсь скрыть ее кашлем и говорю просто:
– Он умер.
На лице ее лишь удивление и участие:
– Очень жаль.
– Его сбило такси.
– Очень жаль, – повторяет она. – По крайней мере, быстро.
Наша беседа прерывается дробным стуком в дверь.
– Должно быть, менеджер, – смотрит на меня Сара.
Я огладываюсь – и прежде чем кто-либо из нас успевает отреагировать, из-под двери показывается письмо, пауком-альбиносом скользит по полу и тормозит, уткнувшись в мои грошовые мокасины. Сверху нетвердыми, дрожащими буквами, словно писал третьеклассник, выведено имя Сары.
Я тянусь к нему и…
– Нет! – Что-то новое в ее голосе, что-то на грани смертельного ужаса. Будь она дином, я бы сразу понял – запах выдает.
– Я просто хотел…
– Я сама. Благодарю вас, но предпочитаю решать сама, когда мужчине пора склониться у моих ног.
Несмотря на сарказм, ясно, что настроение у Сары резко упало. Она с трудом волочит за собой ноги, будто те связаны, и чуть не до крови кусает губы. Медленно сгибаются колени, тело неохотно опускается следом, Сара припадает к полу и робко подбирает конверт, перебирая пальцами черные каракули, сложенные в ее имя.
– Что-то не так? – полувопросительно-полуутвердительно говорю я.
Скрежеща зубами, она качает головой:
– Нет… нет. Все в порядке. – Я вижу, как пульсируют ее виски. – Я очень устала, мистер Рубио. Наверное, нам лучше продолжить как-нибудь в другой раз.
Я предлагаю ей выпить, спрашиваю, не принести ли бутылку вина из бара, но она отказывается. Сара застывает у дивана, будто пустила глубоко в паркет корни страха.
– Может… может, вам лучше уйти, – говорит она, как и следовало ожидать. Я хватаю саквояж, перекидываю его через плечо, готовясь вернуться к роли Винсента, Странствующего Раптора, чьи пожитки тянутся за ним, пока он бороздит улицы Нью-Йорка.
– Вы правы, пора мне двигаться. Может, удастся поговорить позже.
– Наверное, так будет лучше всего.
– Я в «Плазе», если захотите меня отыскать. Поздняя регистрация в отеле была три часа назад. Может, послоняюсь по улицам и дотяну до ранней. Не придется платить за лишнюю ночь.
Однако ей, чувствуется, не до моих меркантильных проблем, так что мне остается горько оплакивать потерю случайного собеседника.
– Я вас провожу, – говорит она, не двигаясь при этом с места.
– Не беспокойтесь, я найду дорогу.
Открываю дверь – никого не видать. Кто бы ни доставил письмо – скорее всего, велосипедист-посыльный, понятия не имеющий о его содержимом, – он уже скрылся.
– Доброй ночи, – говорит она; похоже, к хозяйке возвращается та часть мозга, что отвечает за вежливость.
– И вам того же. Может, загляну завтра.
– Да, – машинально кивает она. – Завтра. – Дверь закрывается, и я снова в сыром коридоре, пронизанном ароматами прокисшего пива.
Мне необходимо поговорить с Глендой, а еще мне необходима хорошая порция базилика. Но какое-то предчувствие щекочет мне внутренности, и это предчувствие превращается в подозрение, а если я чему-то и научился от Эрни, так это относиться к любому предчувствию, как к подозрению, а к любому подозрению, как к факту.
Что бы ни означало это письмо, что бы ни было там внутри, оно было рассчитано на определенную реакцию. И реакция последовала. А за реакцией должны последовать некие события.
Если интуиция меня не обманывает – полагаться на нее – изрядная, по нынешним временам, авантюра, но что у меня осталось, кроме интуиции, – не пройдет и пяти минут, как Сара Арчер смоется из гардеробной, проследует по коридору до служебного входа и скроется в ночи.
А я отправлюсь за ней.
Если смогу поймать такси.
8
Эрни был таким: как швейцарские часы с шестью шестеренками, слегка неисправные. Его было не остановить; у него на все готов был ответ. Ты говоришь ему: «Мы не можем вести наблюдение, аккумулятор сдох», а он отвечает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Закрыв за собой дверь, я задаю вопрос:
– Вы знали Раймонда Макбрайда?
– Вот так, сразу к делу.
– Стоит ли ходить вокруг да около? Давно вы с ним познакомились?
– Я не говорила, что была с ним знакома.
– Так скажите, были?
– Да. Однако предпочитаю, чтобы все было по порядку. – Сара направляется к расположенному в нише противоположной стены бару – у них у всех, что ли, в этом городе бары? – и наливает себе полстакана «Джонни Уолкера» с черной этикеткой.
– Выпьете?
Я отказываюсь. Сара сбрасывает туфельки – зелененькие, не больше тридцать четвертого размера – и свертывается калачиком на зеленом плюшевом диване. Подушки не без прорех, кое-где торчит поролоновая набивка, но, в общем, мебель в приличном состоянии. Зеркало с тремя перегоревшими лампочками над простым деревянным туалетным столиком. К стене прикноплены ряды полароидных снимков певицы с разнообразными прическами.
– Вам понравилось представление? – спрашивает она.
– Неплохо. У вас прекрасный голос.
Самодовольная ухмылка, глоток пойла. Она встряхивает волосами, надо полагать с целью выглядеть по-человечьи привлекательной.
– А все остальное?
– Все остальное в вас поет столь же чарующим голосом.
– Как это мило.
Теперь моя очередь самодовольно ухмыляться.
– Макбрайд. Как долго вы были с ним знакомы?
Госпожа Арчер надувает губы; похоже, ей хочется продолжить обмен любезностями и милыми шуточками, и хотя обычно я не уклоняюсь от хорошей партии в словесный волейбол, сейчас предпочитаю ускорить события. У меня уже аллергия от всего этого насквозь пропитавшего ночной клуб млекопитающего пота.
– Года два-три, я полагаю.
– Как вы познакомились?
– На благотворительном вечере.
– В пользу?…
– Понятия не имею. Рак, лейкемия, изящные искусства, нет, я правда не знаю.
Я невнятно бормочу:
– Вы были его… любовницей?
Потрясение от столь прямолинейного вопроса не состоялось.
– Мне больше нравится слово возлюбленная.
– Вы же знаете, что он был женат.
Сара вздрагивает, прищуривается. Она разгрызает ледяной кубик, поджимает губы:
– Да, я знала, что он был женат.
– Значит, вы были его любовницей. Когда вы начали трахаться?
– До чего ж вы мило выражаетесь, мистер Рубио.
– Я детектив, а не поэт.
– Но вполне могли бы оставаться в рамках приличий. Вы пришли в мою гардеробную, ко мне на работу. Я очень рада пригласить вас выпить и поболтать, но если разговор пойдет в таких… вульгарных тонах, мне придется попросить вас удалиться.
Слегка пережал – есть у меня такое свойство. Если подумать, именно оно вышвырнуло меня из Нью-Йорка и приличного общества девять месяцев назад. Я отступаю и, дабы продемонстрировать свою готовность поупражняться в хороших манерах, снимаю шляпу и кладу ее на стол.
Сара улыбается, и вновь воцаряется мир. Ее пойло опускается до угрожающе низкого уровня, и она облизывает край стакана длинным, крепким языком, извивающимся между идеально белыми зубами. Похлопывая лежащую рядом с ней подушку, она говорит:
– Давайте садитесь. Не выношу разговаривать с мужчиной, если не могу заглянуть ему в глаза.
У меня растет ком в горле, так что надеюсь, она еще раз предложит мне выпить, чтобы смыть его.
– Я и отсюда прекрасно вас вижу.
– А вот я нет. Близорукость.
С неохотой я занимаю место на диване, стараясь держаться подальше от свидетельницы, но у Сары Арчер явно другие соображения. Она вскидывает ноги и устраивает их у меня на коленях. Педикюр у нее свежий, ногти светло-фиолетовые.
– Так вот, вы должны понимать, как трудно мне говорить о Раймонде. Не в моей воле было стать его… женой… – ее губы вновь кривит горькая усмешка, – но он был очень мне близок. Даже для «любовницы».
– Понимаю. Я вовсе не хотел вас обидеть…
– Разве дело еще не закрыто?
– Именно это мне все и говорят.
– Однако?
– Однако я на всех не равняюсь.
Вытянув пальцы ног к моей груди, словно балерина, Сара говорит:
– Можете себе представить, каково это простоять целый час на сцене на трехдюймовых каблуках? Адовы муки в ногах, мистер Рубио.
– Представляю. – Пора брать быка за рога. – Вы когда-нибудь встречали человека по имени Донован Берк?
– Сейчас как раз в наших отношениях подходящий момент, чтобы вы решили поинтересоваться, не нужно ли мне помассировать ступни.
– В наших отношениях?
– Давайте интересуйтесь.
– Я бы предпочел задать вам несколько более подходящих вопросов.
– И я буду счастлива ответить на них. – Она все вытягивает мне на обозрение свои мускулистые икры. Не соблазняет. – Вы же хотели помассировать мне ступни.
Выбора, ясное дело, у меня нет. Она может вышвырнуть меня отсюда в любой момент, и, несмотря на остающиеся у меня вопросы, я бы солгал, утверждая, будто получаю лишь отвращение оттого, что допрос мой скатывается на столь неподобающий уровень. Приступаю к энергичному растиранию ступней. В руках у меня изящная ножка, твердая, но гладкая, и хотя осязание частично скрадывается перчатками, которые я вынужден носить, дабы скрыть когти, я не могу обнаружить ни единой мозоли.
– Вернемся к моему вопросу: вы когда-нибудь встречали человека по имени Донован Берк?
– Думаю, что нет. Вот так, хорошо – там, там, колено – да, именно так…
– Вы когда-нибудь были в ночном клубе «Пангея»?
– Конечно, это же заведение Раймонда. – Она чуть приподнимается с мечтательной улыбкой на губах, будто припоминает что-то давно забытое. – На самом деле, я даже пела там однажды. Кажется, в новогоднюю ночь. Исполняла праздничное попурри.
– Донован Берк был менеджером «Пангеи».
Сара выплевывает в стакан кубик льда и вдруг отводит глаза:
– Правда?
– Итак, я повторяю вопрос: вы когда-нибудь встречали человека по имени Донован Берк?
– Наверное… наверное, должна была.
– Должны были.
– Если он был менеджером, то должна была. Но я не помню. На Раймонда работала уйма народу. Менеджеры, инструкторы, телохранители – даже детективы, как вы.
– Таких детективов, как я, не существует, – качаю я головой.
– Я в этом совсем не уверена. Несколько месяцев назад еще один детектив из Лос-Анджелеса был счастлив уделить мне время…
Молниеносно я вскакиваю над Сарой Арчер; сердце готово выпрыгнуть из груди, кровь плещется по венам. Похоже, я перепугал бедную девочку, судя по тому, как она погружается в подушки, будто в трясину.
– Как его звали? Где вы его видели? Когда вы его видели?
– Я… я… я не помню, – заикается она.
– Его звали Эрни? Эрни Ватсон?
– Возможно…
– Возможно… или так?
– Может быть, и так. – Она запинается, нервничает, и хотя у меня нет никаких оснований запугивать свидетеля, она теперь, по крайней мере, ко мне не лезет. – Он был примерно вашего роста… Постарше, симпатичный…
– Как давно вы видели его?
– Это было после смерти Раймонда… в январе.
– По времени совпадает. – Эрни был убит в начале января, всего через несколько дней после того, как взялся за дело Макбрайда. – О чем он вас спрашивал?
– Ни о чем особенном, – отвечает Сара. – Мы лишь немного поговорили, и он сказал, что позвонит позже. Он дал мне карточку, свой здешний номер телефона… – Она тянется к стоящей рядом тумбочке – халат распахивается, обнажая бледную кожу, – и роется в сумочке. Мгновение спустя она извлекает маленькую визитную карточку и садится. Халат запахивается. А я все равно не смотрел.
Это обычная карточка «Джей amp; Ти», агентства Гленды. Время от времени сотрудники «Тру-Тел» используют «Джей amp; Ти» в качестве нью-йоркской штаб-квартиры; Эрни, должно быть, именно так и поступил. А это значит, что его записки, прежде не обнаруженные, могут и найтись, если поискать хорошенько. Я отмечаю про себя, что необходимо как можно скорей позвонить Гленде и заставить ее все там перелопатить.
– Вы не пытались звонить по этому номеру?
– Случая не представилось. И потом, мне казалось, он собирается вернуться, чтобы еще меня порасспрашивать. Но больше я его не видела.
Я не в состоянии справиться с дрожью в голосе, но героически пытаюсь скрыть ее кашлем и говорю просто:
– Он умер.
На лице ее лишь удивление и участие:
– Очень жаль.
– Его сбило такси.
– Очень жаль, – повторяет она. – По крайней мере, быстро.
Наша беседа прерывается дробным стуком в дверь.
– Должно быть, менеджер, – смотрит на меня Сара.
Я огладываюсь – и прежде чем кто-либо из нас успевает отреагировать, из-под двери показывается письмо, пауком-альбиносом скользит по полу и тормозит, уткнувшись в мои грошовые мокасины. Сверху нетвердыми, дрожащими буквами, словно писал третьеклассник, выведено имя Сары.
Я тянусь к нему и…
– Нет! – Что-то новое в ее голосе, что-то на грани смертельного ужаса. Будь она дином, я бы сразу понял – запах выдает.
– Я просто хотел…
– Я сама. Благодарю вас, но предпочитаю решать сама, когда мужчине пора склониться у моих ног.
Несмотря на сарказм, ясно, что настроение у Сары резко упало. Она с трудом волочит за собой ноги, будто те связаны, и чуть не до крови кусает губы. Медленно сгибаются колени, тело неохотно опускается следом, Сара припадает к полу и робко подбирает конверт, перебирая пальцами черные каракули, сложенные в ее имя.
– Что-то не так? – полувопросительно-полуутвердительно говорю я.
Скрежеща зубами, она качает головой:
– Нет… нет. Все в порядке. – Я вижу, как пульсируют ее виски. – Я очень устала, мистер Рубио. Наверное, нам лучше продолжить как-нибудь в другой раз.
Я предлагаю ей выпить, спрашиваю, не принести ли бутылку вина из бара, но она отказывается. Сара застывает у дивана, будто пустила глубоко в паркет корни страха.
– Может… может, вам лучше уйти, – говорит она, как и следовало ожидать. Я хватаю саквояж, перекидываю его через плечо, готовясь вернуться к роли Винсента, Странствующего Раптора, чьи пожитки тянутся за ним, пока он бороздит улицы Нью-Йорка.
– Вы правы, пора мне двигаться. Может, удастся поговорить позже.
– Наверное, так будет лучше всего.
– Я в «Плазе», если захотите меня отыскать. Поздняя регистрация в отеле была три часа назад. Может, послоняюсь по улицам и дотяну до ранней. Не придется платить за лишнюю ночь.
Однако ей, чувствуется, не до моих меркантильных проблем, так что мне остается горько оплакивать потерю случайного собеседника.
– Я вас провожу, – говорит она, не двигаясь при этом с места.
– Не беспокойтесь, я найду дорогу.
Открываю дверь – никого не видать. Кто бы ни доставил письмо – скорее всего, велосипедист-посыльный, понятия не имеющий о его содержимом, – он уже скрылся.
– Доброй ночи, – говорит она; похоже, к хозяйке возвращается та часть мозга, что отвечает за вежливость.
– И вам того же. Может, загляну завтра.
– Да, – машинально кивает она. – Завтра. – Дверь закрывается, и я снова в сыром коридоре, пронизанном ароматами прокисшего пива.
Мне необходимо поговорить с Глендой, а еще мне необходима хорошая порция базилика. Но какое-то предчувствие щекочет мне внутренности, и это предчувствие превращается в подозрение, а если я чему-то и научился от Эрни, так это относиться к любому предчувствию, как к подозрению, а к любому подозрению, как к факту.
Что бы ни означало это письмо, что бы ни было там внутри, оно было рассчитано на определенную реакцию. И реакция последовала. А за реакцией должны последовать некие события.
Если интуиция меня не обманывает – полагаться на нее – изрядная, по нынешним временам, авантюра, но что у меня осталось, кроме интуиции, – не пройдет и пяти минут, как Сара Арчер смоется из гардеробной, проследует по коридору до служебного входа и скроется в ночи.
А я отправлюсь за ней.
Если смогу поймать такси.
8
Эрни был таким: как швейцарские часы с шестью шестеренками, слегка неисправные. Его было не остановить; у него на все готов был ответ. Ты говоришь ему: «Мы не можем вести наблюдение, аккумулятор сдох», а он отвечает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48