Не могу поверить, что все сошлось так быстро.
– Теперь я могу вас арестовать. Не официально. Однако я могу выслушать ваше признание и убедиться, что копы обойдутся с вами, как подобает.
Она снова встает и начинает мерить шагами дворик.
– Признание? В чем же это мне признаваться?
– Убийство мужа – это все-таки преступление, миссис Макбрайд.
– Я не делала этого! – Я чуть не обжегся, так горячо ее возмущение.
– Прекрасно, так у вас… и алиби имеется?
– Тоже мне сыщик, вы бы в полиции поинтересовались. Я была первой, к кому они пришли. И разумеется, у меня есть алиби. В тот вечер я вела благотворительное мероприятие на глазах у двух сотен приглашенных. Большинство из них сегодня здесь – хотите, приведу кого-нибудь, чтобы вы и их могли обвинить в убийстве?
Снова неразбериха. Все идет совсем не так, как предполагалось.
– Но зачем вам понадобилось покрывать все это?…
Джудит вздыхает и тяжело опускается на скамейку.
– Деньги. Вечно одно и то же.
– Пожалуйста, поконкретнее.
– Я вернулась с благотворительного вечера и обнаружила его. На полу, мертвого, все как я вам рассказывала. И я увидела раны, укусы, рубцы. И поняла, что если об этом станет известно, Совет обратит на нас самое пристальное внимание.
Кажется, начинаю понимать:
– Убийство дином другого дина…
– …всегда влечет за собой обязательное расследование Советом. А им только дай предлог, всю кровь высосут, вы же знаете, как действуют эти штрафные санкции. Я не знаю, кто убил моего мужа, мистер Рубио, но не исключено, что они вместе занимались… недозволенными делишками. Делишками, за которые пришлось бы отвечать всем его состоянием. И вот, чтобы избежать какого-либо официального расследования Советом…
– …вы сговорились с Валлардо и Наделем, чтобы фотографии и результаты вскрытия указывали на то, что в смерти повинен человек. Нет дина-убийцы, нет расследования, нет штрафов.
– Теперь вы все знаете. Что, неужели так ужасно желание сохранить свои средства?
Я качаю головой:
– А как быть с Эрни? Почему здесь вы солгали?
– Кто это?
– Мой партнер. Тот, кто приходил к вам…
Она отмахивается, случайно задев меня при этом:
– Снова это. На этот раз я действительно не понимаю, о чем вы говорите. Вы обнаружили еще какие-нибудь основания для обвинений? – Джудит протягивает руки, будто бы для наручников, но я злобно отталкиваю их, прежде всего потому, что она права. У меня нет никаких доказательств того, что она замешана в смерти Эрни, и недостаток информации просто бесит меня.
– Надель мертв, – рявкаю я.
– Это мне известно.
– Откуда?
– Эмиль… доктор Валлардо узнал об этом сегодня вечером и тут же позвонил мне. Насколько я поняла, Наделя обнаружили в виде чернокожей женщины в Центральном парке. Вот бедолага.
– Я был там. Его убили – заказное убийство.
– Вы и в этом меня обвиняете?
– Я никого не обвиняю…
– Очень жаль, что вам кажется, будто я ответственна за все убийства на Манхэттене, но уверяю вас, что не менее вашего переживаю из-за всего этого. Если вы выглянете за дверь, то увидите двух моих телохранителей, готовых ворваться сюда по первому зову. – Я бросаю взгляд на закрытую дверь, однако решаю поверить ей на слово. – Я готова к неожиданностям, мистер Рубио. А вы?
И в тот же момент с театральным эффектом распахиваются двери, и я вижу Гленду, зажатую между двумя здоровенными телохранителями, которые вчера утром приветствовали меня в офисе Джудит. Гленда извивается, пинается, визжит: «…отстаньте, суки… пасть порву…», одним словом, старается нанести как можно больше ущерба и голосом, и ногами.
– Ваша знакомая? – интересуется Джудит, и я скромно киваю. – Отпустите ее, – бросает она телохранителям, и те грубо швыряют Гленду во дворик. Я пытаюсь не пустить ее вслед за обидчиками в танцевальный зал, но не так-то просто удержать сто пятьдесят фунтов рассвирепевшего Хадрозавра. Наконец она успокаивается, и я отпускаю ее.
– Притащила тебе пару сосисок, – говорит Гленда и вываливает мне в руки гору закусок. – Не пора ли нам сваливать? Кажется, буфетчик мной недоволен.
– Думаю, мы почти закончили. – Я поворачиваюсь к Джудит: – Если только вы не хотите еще что-нибудь мне сообщить.
– Нет, если только вы не хотите еще в чем-нибудь меня обвинить.
– Пока нет. Благодарю вас. Но на вашем месте я бы не уезжал из города.
Кажется, это ее забавляет.
– Я не привыкла подчиняться приказам.
– А я и не предлагаю.
Я запихиваю в рот сосиску и принимаюсь жевать, обжигая нёбо. Я собирался выдать напоследок еще несколько залпов в сторону миссис Макбрайд, но если сейчас заговорю, то могу угодить в нее сосиской, а от этого никому лучше не станет.
Крепко взяв Гленду за руку, я вывожу ее из садика, через танцевальный зал, мимо толпы подвыпивших гуляк к ближайшей станции метро. В обмен на жетоны я отдаю кассиру последний трояк из бумажника, и мы направляемся к поезду, следующему в южном направлении.
Гленда вернулась в свою квартиру, а я в львиное логово. Я стою у дверей президентских апартаментов с магнитной картой-ключом в руках, готовый вставить ее в замок. Там, внутри, Сара, может спит, а может, не спит, и все запасы силы воли, которые я ухитрился наскрести в метро, вполне могут улетучиться через какую-нибудь незаделанную щель. Со всех сторон меня окружает народ, желающий моей смерти, в кармане пусто, никаких перспектив на горизонте, но именно в ближайшие пять минут выяснится, спасен я или погиб. Я сую карту в щель.
Войдя в номер, я сразу замечаю, что храпа не слышно, а в спальне горит свет. Сара уже не спит. Я тут же сам с собой договариваюсь: если Сара читает, смотрит телевизор или просто там околачивается, я заказываю ей кофе, выклянчиваю у портье несколько баксов, отправляю ее домой на такси, и никакой ерунды. А вот если я войду в спальню и обнаружу ее гибкое податливое тело под одеялами – на одеялах – среди одеял – нагое и ждущее моего возвращения, тогда я захлопну ставни перед остатками добропорядочности и отдамся во власть первичных инстинктов, продолжающих руководить моим телом, когда я головой вперед кидаюсь в сладостную пропасть греха.
На подушке записка. И никакой Сары.
Записка гласит: «Дорогой Винсент, прости, что заставила тебя сожалеть. Пожалуйста, вспоминай меня с нежностью. Сара».
Прижав записку к груди, я падаю на кровать и считаю плитки на потолке. Этой ночью мне не заснуть.
14
Как и ожидалось, царства грез я так и не достиг. Ночь я провел в ванне, плескаясь без оболочки то в ледяной, то в обжигающе-горячей воде. Каждые полчаса я ковылял в спальню, натягивал облачение на случай проникновения со взломом горничной и предпринимал очередную безуспешную попытку погрузиться в сон. Ленивый бездельник этот песочный человечек. Я его ненавижу.
В восемь часов утра звонит телефон. Это Салли из лос-анджелесского «ТруТел», и она сообщает, что со мной хочет поговорить Тейтельбаум.
– Давай его сюда, – разрешаю я Салли, и он сразу же тут как тут. Похоже, он был там с самого начала.
– Ты уволен! – первое, что вопит он мне в ухо, и мною овладевает нехорошее предчувствие, что оно же окажется и последним.
– Я… о чем, черт возьми, вы говорите?
– Разве не обсудили мы все насчет Ватсона? Не было у нас такой чертовой дискуссии?
– Какие дискуссии?… Вы сказали не крутиться вокруг гибели Эрни, вот и все…
– А ты именно этим и занимаешься! – У меня стакан в руке дрожит от его крика, и поверхность воды начинает рябить. – Ты меня кинул, Рубио, а теперь я тебя выкину.
– Успокойтесь, – демонстративно понижаю я голос. – Я задал несколько вопросов исключительно в перспективах дела Макбрайда…
– Я не один из твоих подозреваемых, Рубио. Тебе меня не одурачить. Мне все известно о твоей маленькой подружке из «Джей amp; Ти»… Мы знаем все, что она сделала.
Гленда? Вот дерьмо – он знает о файлах.
– И мы знаем, что втянул ее ты. Это промышленный шпионаж, это кража со взломом, это переходит всякие границы. И еще это то, что с меня хватит. – Я слышу, как Тейтельбаум топает по комнате, как валятся со стола безделушки, и хотя удивительно, что он вообще оторвал задницу от стула, слышно, как нелегко ему это далось: от натуги он задыхается и пыхтит: – Ты уволен, я закрываю твою кредитную карту, с тобой покончено. Всё.
– Так… что же теперь? – надуваю я губы. – Вы хотите, чтобы я вернулся в Лос-Анджелес?
– Мне наплевать, что ты будешь делать, Рубио, я аннулировал твой обратный билет, так что оставайся в Нью-Йорке, если тебе угодно, у них там в туннелях метро отличное общество бездомных бродяг. Я, разумеется, обзвонил все фирмы в городе, так что единственная работа, которую ты сможешь здесь получить в качестве детектива, – это разыскивать, куда запропастился твой последний чек на социальное пособие.
– Я тут кое-что раскопал, мистер Тейтельбаум, – пускаюсь я в объяснения. – На сей раз это не дерьмо собачье, это по-настоящему важно, и я не собираюсь бросать все, потому что…
Но он вешает трубку. Я перезваниваю и небрежно прошу Салли соединить меня с шефом.
После короткой паузы я снова слышу голос Салли:
– Он не подходит к телефону, – объясняет она. – Извини, Винсент. Может быть, я могу тебе чем-то помочь?
Я раздумываю, не использовать ли Салли в качестве провокатора, попросив у нее потихоньку влезть в компьютер, восстановить мою кредитную карту и прислать новый билет до Лос-Анджелеса, но я уже подвел Гленду и добавлять очередное существо в мой список пострадавших друзей не хочу.
– Ничем, – отвечаю я. – Я в полной заднице, вот и все.
– Все уладится, – утешает меня секретарша.
– Конечно. Конечно, уладится. – Без кредитной карты и с пустым карманом меня, возможно, хватит еще на день. В комнате заметно мрачнеет.
– Переслать вам сообщения?
– Какие сообщения?
– Тут их целая кипа, разве мистер Тейтельбаум вам не сказал?
– Не совсем. Черт, какая разница. Что-нибудь важное?
– Не знаю. Все они от какого-то полицейского сержанта, Дана Паттерсона. Просто просит ему перезвонить. Говорит, это срочно, их тут четыре или пять.
Я тут же прекращаю разговор с Салли и соединяюсь с лос-анджелесским полицейским департаментом. Короткое «Винсент Рубио. Дана Паттерсона, пожалуйста», и вскоре на другом конце провода уже он сам:
– Дан Паттерсон.
– Дан, это я. Что случилось?
– Ты дома? – интересуется он.
– Я в Нью-Йорке.
Пауза, несколько напряженная.
– Ты не… не начал опять…
– Да. Вовсю. Не спрашивай.
– Ладно, – тут же соглашается он. Вот это друг. – Мы кое-что нашли в заднем помещении того ночного клуба.
– «Эволюции»?
– Да. Помнишь, я говорил тебе, что там возятся ребята из управления. И что одна коробка уцелела. Ну вот, они там такого странного дерьма накопали, что я подумал, тебе захочется знать, и речь вовсе не о нелегальной порнухе.
– Я так понимаю, что это не телефонный разговор. – В моей жизни начинает вырисовываться некий узор, и становится утомительно следовать его изгибам по всему глобусу.
– Тут надо показывать, и, поверь мне, ты не поймешь ничего, пока своими глазами не увидишь всю эту чертовщину. Мне пришлось всю эту хрень отправить в Совет, и у них вот-вот начнется экстренное заседание по этому поводу, но кое-какие бумаги я для тебя скопировал.
– Что ты скажешь на то, что я больше не занимаюсь делом «Эволюция-клуба»?
– Ничего – фотокопии все равно в твоем распоряжении.
– А если я скажу тебе, что у меня нет денег на билет в Лос-Анджелес, что я официально внесен в черный список всех сыскных контор города, что мне плевать на Тейтельбаума и все его дела, что меня тут вот-вот прикончат и что мне понадобится прорва денег, чтобы вернуться в Нью-Йорк после нашего свидания?
Ему нужно время, чтобы все это переварить, но не так много, как я ожидал.
– Тогда я пройдусь пошлю тебе денег через «Вестерн Юнион».
– Это так важно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Теперь я могу вас арестовать. Не официально. Однако я могу выслушать ваше признание и убедиться, что копы обойдутся с вами, как подобает.
Она снова встает и начинает мерить шагами дворик.
– Признание? В чем же это мне признаваться?
– Убийство мужа – это все-таки преступление, миссис Макбрайд.
– Я не делала этого! – Я чуть не обжегся, так горячо ее возмущение.
– Прекрасно, так у вас… и алиби имеется?
– Тоже мне сыщик, вы бы в полиции поинтересовались. Я была первой, к кому они пришли. И разумеется, у меня есть алиби. В тот вечер я вела благотворительное мероприятие на глазах у двух сотен приглашенных. Большинство из них сегодня здесь – хотите, приведу кого-нибудь, чтобы вы и их могли обвинить в убийстве?
Снова неразбериха. Все идет совсем не так, как предполагалось.
– Но зачем вам понадобилось покрывать все это?…
Джудит вздыхает и тяжело опускается на скамейку.
– Деньги. Вечно одно и то же.
– Пожалуйста, поконкретнее.
– Я вернулась с благотворительного вечера и обнаружила его. На полу, мертвого, все как я вам рассказывала. И я увидела раны, укусы, рубцы. И поняла, что если об этом станет известно, Совет обратит на нас самое пристальное внимание.
Кажется, начинаю понимать:
– Убийство дином другого дина…
– …всегда влечет за собой обязательное расследование Советом. А им только дай предлог, всю кровь высосут, вы же знаете, как действуют эти штрафные санкции. Я не знаю, кто убил моего мужа, мистер Рубио, но не исключено, что они вместе занимались… недозволенными делишками. Делишками, за которые пришлось бы отвечать всем его состоянием. И вот, чтобы избежать какого-либо официального расследования Советом…
– …вы сговорились с Валлардо и Наделем, чтобы фотографии и результаты вскрытия указывали на то, что в смерти повинен человек. Нет дина-убийцы, нет расследования, нет штрафов.
– Теперь вы все знаете. Что, неужели так ужасно желание сохранить свои средства?
Я качаю головой:
– А как быть с Эрни? Почему здесь вы солгали?
– Кто это?
– Мой партнер. Тот, кто приходил к вам…
Она отмахивается, случайно задев меня при этом:
– Снова это. На этот раз я действительно не понимаю, о чем вы говорите. Вы обнаружили еще какие-нибудь основания для обвинений? – Джудит протягивает руки, будто бы для наручников, но я злобно отталкиваю их, прежде всего потому, что она права. У меня нет никаких доказательств того, что она замешана в смерти Эрни, и недостаток информации просто бесит меня.
– Надель мертв, – рявкаю я.
– Это мне известно.
– Откуда?
– Эмиль… доктор Валлардо узнал об этом сегодня вечером и тут же позвонил мне. Насколько я поняла, Наделя обнаружили в виде чернокожей женщины в Центральном парке. Вот бедолага.
– Я был там. Его убили – заказное убийство.
– Вы и в этом меня обвиняете?
– Я никого не обвиняю…
– Очень жаль, что вам кажется, будто я ответственна за все убийства на Манхэттене, но уверяю вас, что не менее вашего переживаю из-за всего этого. Если вы выглянете за дверь, то увидите двух моих телохранителей, готовых ворваться сюда по первому зову. – Я бросаю взгляд на закрытую дверь, однако решаю поверить ей на слово. – Я готова к неожиданностям, мистер Рубио. А вы?
И в тот же момент с театральным эффектом распахиваются двери, и я вижу Гленду, зажатую между двумя здоровенными телохранителями, которые вчера утром приветствовали меня в офисе Джудит. Гленда извивается, пинается, визжит: «…отстаньте, суки… пасть порву…», одним словом, старается нанести как можно больше ущерба и голосом, и ногами.
– Ваша знакомая? – интересуется Джудит, и я скромно киваю. – Отпустите ее, – бросает она телохранителям, и те грубо швыряют Гленду во дворик. Я пытаюсь не пустить ее вслед за обидчиками в танцевальный зал, но не так-то просто удержать сто пятьдесят фунтов рассвирепевшего Хадрозавра. Наконец она успокаивается, и я отпускаю ее.
– Притащила тебе пару сосисок, – говорит Гленда и вываливает мне в руки гору закусок. – Не пора ли нам сваливать? Кажется, буфетчик мной недоволен.
– Думаю, мы почти закончили. – Я поворачиваюсь к Джудит: – Если только вы не хотите еще что-нибудь мне сообщить.
– Нет, если только вы не хотите еще в чем-нибудь меня обвинить.
– Пока нет. Благодарю вас. Но на вашем месте я бы не уезжал из города.
Кажется, это ее забавляет.
– Я не привыкла подчиняться приказам.
– А я и не предлагаю.
Я запихиваю в рот сосиску и принимаюсь жевать, обжигая нёбо. Я собирался выдать напоследок еще несколько залпов в сторону миссис Макбрайд, но если сейчас заговорю, то могу угодить в нее сосиской, а от этого никому лучше не станет.
Крепко взяв Гленду за руку, я вывожу ее из садика, через танцевальный зал, мимо толпы подвыпивших гуляк к ближайшей станции метро. В обмен на жетоны я отдаю кассиру последний трояк из бумажника, и мы направляемся к поезду, следующему в южном направлении.
Гленда вернулась в свою квартиру, а я в львиное логово. Я стою у дверей президентских апартаментов с магнитной картой-ключом в руках, готовый вставить ее в замок. Там, внутри, Сара, может спит, а может, не спит, и все запасы силы воли, которые я ухитрился наскрести в метро, вполне могут улетучиться через какую-нибудь незаделанную щель. Со всех сторон меня окружает народ, желающий моей смерти, в кармане пусто, никаких перспектив на горизонте, но именно в ближайшие пять минут выяснится, спасен я или погиб. Я сую карту в щель.
Войдя в номер, я сразу замечаю, что храпа не слышно, а в спальне горит свет. Сара уже не спит. Я тут же сам с собой договариваюсь: если Сара читает, смотрит телевизор или просто там околачивается, я заказываю ей кофе, выклянчиваю у портье несколько баксов, отправляю ее домой на такси, и никакой ерунды. А вот если я войду в спальню и обнаружу ее гибкое податливое тело под одеялами – на одеялах – среди одеял – нагое и ждущее моего возвращения, тогда я захлопну ставни перед остатками добропорядочности и отдамся во власть первичных инстинктов, продолжающих руководить моим телом, когда я головой вперед кидаюсь в сладостную пропасть греха.
На подушке записка. И никакой Сары.
Записка гласит: «Дорогой Винсент, прости, что заставила тебя сожалеть. Пожалуйста, вспоминай меня с нежностью. Сара».
Прижав записку к груди, я падаю на кровать и считаю плитки на потолке. Этой ночью мне не заснуть.
14
Как и ожидалось, царства грез я так и не достиг. Ночь я провел в ванне, плескаясь без оболочки то в ледяной, то в обжигающе-горячей воде. Каждые полчаса я ковылял в спальню, натягивал облачение на случай проникновения со взломом горничной и предпринимал очередную безуспешную попытку погрузиться в сон. Ленивый бездельник этот песочный человечек. Я его ненавижу.
В восемь часов утра звонит телефон. Это Салли из лос-анджелесского «ТруТел», и она сообщает, что со мной хочет поговорить Тейтельбаум.
– Давай его сюда, – разрешаю я Салли, и он сразу же тут как тут. Похоже, он был там с самого начала.
– Ты уволен! – первое, что вопит он мне в ухо, и мною овладевает нехорошее предчувствие, что оно же окажется и последним.
– Я… о чем, черт возьми, вы говорите?
– Разве не обсудили мы все насчет Ватсона? Не было у нас такой чертовой дискуссии?
– Какие дискуссии?… Вы сказали не крутиться вокруг гибели Эрни, вот и все…
– А ты именно этим и занимаешься! – У меня стакан в руке дрожит от его крика, и поверхность воды начинает рябить. – Ты меня кинул, Рубио, а теперь я тебя выкину.
– Успокойтесь, – демонстративно понижаю я голос. – Я задал несколько вопросов исключительно в перспективах дела Макбрайда…
– Я не один из твоих подозреваемых, Рубио. Тебе меня не одурачить. Мне все известно о твоей маленькой подружке из «Джей amp; Ти»… Мы знаем все, что она сделала.
Гленда? Вот дерьмо – он знает о файлах.
– И мы знаем, что втянул ее ты. Это промышленный шпионаж, это кража со взломом, это переходит всякие границы. И еще это то, что с меня хватит. – Я слышу, как Тейтельбаум топает по комнате, как валятся со стола безделушки, и хотя удивительно, что он вообще оторвал задницу от стула, слышно, как нелегко ему это далось: от натуги он задыхается и пыхтит: – Ты уволен, я закрываю твою кредитную карту, с тобой покончено. Всё.
– Так… что же теперь? – надуваю я губы. – Вы хотите, чтобы я вернулся в Лос-Анджелес?
– Мне наплевать, что ты будешь делать, Рубио, я аннулировал твой обратный билет, так что оставайся в Нью-Йорке, если тебе угодно, у них там в туннелях метро отличное общество бездомных бродяг. Я, разумеется, обзвонил все фирмы в городе, так что единственная работа, которую ты сможешь здесь получить в качестве детектива, – это разыскивать, куда запропастился твой последний чек на социальное пособие.
– Я тут кое-что раскопал, мистер Тейтельбаум, – пускаюсь я в объяснения. – На сей раз это не дерьмо собачье, это по-настоящему важно, и я не собираюсь бросать все, потому что…
Но он вешает трубку. Я перезваниваю и небрежно прошу Салли соединить меня с шефом.
После короткой паузы я снова слышу голос Салли:
– Он не подходит к телефону, – объясняет она. – Извини, Винсент. Может быть, я могу тебе чем-то помочь?
Я раздумываю, не использовать ли Салли в качестве провокатора, попросив у нее потихоньку влезть в компьютер, восстановить мою кредитную карту и прислать новый билет до Лос-Анджелеса, но я уже подвел Гленду и добавлять очередное существо в мой список пострадавших друзей не хочу.
– Ничем, – отвечаю я. – Я в полной заднице, вот и все.
– Все уладится, – утешает меня секретарша.
– Конечно. Конечно, уладится. – Без кредитной карты и с пустым карманом меня, возможно, хватит еще на день. В комнате заметно мрачнеет.
– Переслать вам сообщения?
– Какие сообщения?
– Тут их целая кипа, разве мистер Тейтельбаум вам не сказал?
– Не совсем. Черт, какая разница. Что-нибудь важное?
– Не знаю. Все они от какого-то полицейского сержанта, Дана Паттерсона. Просто просит ему перезвонить. Говорит, это срочно, их тут четыре или пять.
Я тут же прекращаю разговор с Салли и соединяюсь с лос-анджелесским полицейским департаментом. Короткое «Винсент Рубио. Дана Паттерсона, пожалуйста», и вскоре на другом конце провода уже он сам:
– Дан Паттерсон.
– Дан, это я. Что случилось?
– Ты дома? – интересуется он.
– Я в Нью-Йорке.
Пауза, несколько напряженная.
– Ты не… не начал опять…
– Да. Вовсю. Не спрашивай.
– Ладно, – тут же соглашается он. Вот это друг. – Мы кое-что нашли в заднем помещении того ночного клуба.
– «Эволюции»?
– Да. Помнишь, я говорил тебе, что там возятся ребята из управления. И что одна коробка уцелела. Ну вот, они там такого странного дерьма накопали, что я подумал, тебе захочется знать, и речь вовсе не о нелегальной порнухе.
– Я так понимаю, что это не телефонный разговор. – В моей жизни начинает вырисовываться некий узор, и становится утомительно следовать его изгибам по всему глобусу.
– Тут надо показывать, и, поверь мне, ты не поймешь ничего, пока своими глазами не увидишь всю эту чертовщину. Мне пришлось всю эту хрень отправить в Совет, и у них вот-вот начнется экстренное заседание по этому поводу, но кое-какие бумаги я для тебя скопировал.
– Что ты скажешь на то, что я больше не занимаюсь делом «Эволюция-клуба»?
– Ничего – фотокопии все равно в твоем распоряжении.
– А если я скажу тебе, что у меня нет денег на билет в Лос-Анджелес, что я официально внесен в черный список всех сыскных контор города, что мне плевать на Тейтельбаума и все его дела, что меня тут вот-вот прикончат и что мне понадобится прорва денег, чтобы вернуться в Нью-Йорк после нашего свидания?
Ему нужно время, чтобы все это переварить, но не так много, как я ожидал.
– Тогда я пройдусь пошлю тебе денег через «Вестерн Юнион».
– Это так важно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48