Выглядит, как притоны, так привлекавшие меня в юности, и все мои внутренности преисполнены благодарностью за то, что я и не подозревал о существовании этого клуба.
Поднимаясь на второй уровень, я чувствую покалывание в спрятанном хвосте. Я встряхиваю задом, но оно не прекращается, такое легкое и острое, как будто на моем хвосте устроила себе шведский стол мелкая зубастая рыбешка. Это зажим «Г-3», будь он неладен, как-то сбился налево, и металлическая пряжка впивается в бок, а исправить положение можно не иначе, как полностью перестегнув всю серию «Г». Это недолго и достаточно просто, но придется на несколько драгоценных минут целиком выпростать хвост. И если в этот момент войдет кто-нибудь из млекопитающих…
Но кому придет в голову забрести в сгоревший ночной клуб в полдень рабочего дня? На всякий случай я, согнувшись пополам, карабкаюсь вверх по лестнице – зажим всю дорогу тычет, щемит, колет меня – и ныряю в относительную безопасность ближайшей тени.
Там подогнуть, тут повернуть и хлоп! – зажимы «Г-1» и «Г-2» отстегнуты, пряжки отскакивают. Мой хвост избавляется от оков, и я вздыхаю с облегчением, когда наконец-то высвобождается и звякает об пол злополучный «Г-3». В ляжке пульсирует тупая боль, и там, где зажим терзал мою плоть, назревает синяк. Теперь снова застегнуться, прежде чем…
– Есть кто-нибудь здесь? – доносится от входа.
Я замираю. Из всех моих пор выступает пот и солеными ручьями стекает по телу. Я проклинаю эволюционный процесс, одаривший нас потовыми железами после стольких тысячелетий блаженной сухости.
– Частное владение, приятель. Да еще и место происшествия под полицейским надзором.
Я не в состоянии поверить, что все это творится на самом деле. Мои руки, толстые и грубые под человеческой оболочкой, неуклюже возятся с пряжками, пытаясь водворить их на место.
– Эй ты! Да-да, ты! – новый возглас прорывается сквозь захлестнувший мозги рев сигнализации.
Я подпрыгиваю с мастерством и проворством, достойными олимпийского атлета или подающего бейсболиста высшей лиги, и в мгновение ока прячу хвост между ног, обвивая им туловище. Зажим «Г-3» встает на место сразу вслед за «Г-2». Неистово вожусь со своим облачением: с такой скоростью я еще не одевался. Застежки застегиваются, защелки защелкиваются, пуговицы, кнопки, петли, молнии – еще быстрей…
– Здесь не положено, – доносится с середины лестницы. – Посторонним вход воспрещен. Катись отсюда, парень.
Мой зажим «Г-1» заело напрочь. Да, знаю, старая модель, но они считаются вполне надежными, черт бы их всех побрал! Из расстегнутой молнии вылезает конец моего хвоста. И даже если тот тип, что взбирается по лестнице, не поймет, что перед ним кусок динозавра, видок получается крайне непристойный. Я уже провел два дня за решеткой в Цинциннати по обвинению в нарушении норм общественной нравственности – лучше не спрашивайте! – и, благодарю покорно, не имею ни малейшего желания повторять пройденное. Я сую, пихаю, проталкиваю, подбираю…
– Эй ты… да, ты, в углу.
Я поворачиваюсь, медленно, неохотно, готовый соврать, готовый заговорить, неловко похихикивая: простите, какой конфуз, рубашку не заправил. Хвост? Господи, нет же! Это просто смех какой-то! Хвост у столь неоспоримого человека, как я?! Какой абсурд!
И тут зажим поддается. Со звуком сотни когтей, скребущих сотню классных досок, хвост вырывается из оков и рвет пополам мои «Докеры». Хлопчато-полиэфирные лоскутья штанов развеваются на сквозняке.
Медленно, чуть ли не сладострастно прокручиваю перед мысленным взором оставшиеся годы моей жизни. Начиная с этого пришельца, вопящего словно чучело из «Пещеры ужасов», скатывающегося с лестницы, выбегающего на улицу, требующего срочного приема у своего психиатра, выплескивающего всю эту муть о получеловеке-полузвере, который фактически напал на него, ей-богу, прямо в дымящихся развалинах ночного клуба. Его помещают в лечебницу (мой совет: не ешь там ничего, кроме десерта), но это неважно. Слова о моей неосторожности вылетели – не поймаешь, и я заканчиваю свой век в одиночестве, без гроша в кармане, торгую на углу всяким мусором, официально отлученный Советом, изгнанный из общества динозавров за разглашение самой тайной из всех тайн: нашего существования.
– Господи, Рубио! – снова доносится голос. – С таким хвостом все бабы твои.
Взор мой из мира болезненно-преувеличенных фантазий возвращается на второй этаж «Эволюция-клуба» и останавливается на ухмыляющемся сержанте Дане Паттерсоне, старейшем детективе лос-анджелесского полицейского департамента и самом ярком представителе Бронтозавров, с каким мне доводилось встречаться.
Мы обнимаемся, и сердце мое, до того бешено колотившееся в ритме рэгги, постепенно замедляет ход.
– Что, напугал тебя? – на толстых губах Дана играет озорная улыбка. Его запах, смесь чистейшего оливкового масла и смазки коленвала, сегодня еле ощутим, отчего, по всей вероятности, я не учуял его сразу.
– Меня напугал? О чем ты, парень, я же Раптор.
– Ну, так я снова спрошу: я ж тебя до смерти напугал?
Мы вместе беремся за мой упрямый хвост, то так, то эдак пытаясь запихнуть несносного мальчишку. Упругие мускулы Дана, явно проступающие сквозь личину средних лет афроамериканца, вздуваются от напряжения, когда мы в конце концов ухитряемся засунуть этого неслуха на место, затянуть все зажимы «Г» и застегнуть пряжки, не причинив при этом новых повреждений одежде. В машине есть запасная пара штанов, и если те, что пока на мне, не решат окончательно разорваться, я подожду еще несколько минут вполне прилично облаченный. Дан Паттерсон никогда не производил на меня впечатления пуриста от моды, и его вроде бы нисколько не беспокоит мое нынешнее полуодетое состояние.
– Рад видеть тебя, дружище, – говорит Дан. – Давненько мы…
– Все собирался тебе позвонить… – виновато улыбаюсь я.
Затянутой в человечью плоть рукой Дан сжимает мое плечо:
– Я понимаю, старина, поверь мне. Как, держишься? Работа есть?
– У меня все в порядке, – вру я. – Просто великолепно. – Если начну рассказывать Дану о финансовых проблемах, он предложит мне деньги, фактически навяжет, насколько я его знаю, – а мне не по душе принимать милостыню, даже от самого близкого из Бронтозавров.
– Слушай, ты получил часы, что я послал тебе, те, что…
– Да, да, конечно. Спасибо. – Некоторое время тому назад Дан случайно наткнулся на часы, которые Эрни забыл у него невзначай где-то за месяц до убийства. После моего бесславного возвращения из Нью-Йорка Дан отправил часы с посыльным на мой адрес, что я расценил как скрытую поддержку. И это оказалось самым весомым из полученных мной соболезнований.
– Ты представляешь здесь интересы страховой компании? – интересуется он.
Я киваю:
– Меня послал Тейтельбаум.
– Без дураков? Ты снова вкалываешь на «ТруТел»?
– По крайней мере, в этом деле. Кто знает, может, и дальше без работы не останусь.
– Как в старое доброе время, так, что ли? Мистер Тейтельбаум… Да, Т-Рекс, о котором хочется забыть. – Дану выпали скверные полтора года контракта с «ТруТел» – так мы и познакомились, – прежде чем он распрощался с независимостью и поступил на службу в лос-анджелесский полицейский департамент. В агентстве ходят легенды о его стычках с Тейтельбаумом.
Мы немного болтаем о старых добрых временах – дело Страма, процесс Куна, провал шлюхи с Голливуд-бульвара – лучше не спрашивайте, – еще чуть-чуть о планах на будущее. Он не прочь провести отпуск в «Экспрессии», нудистской колонии динозавров в Монтане – там сотни наших прохаживаются в своем натуральном обличье, грея шкуру на теплом солнышке, – и хотя подобного рода мечты – кратчайший путь к безделью, я не хочу объяснять ему, что не могу себе позволить нескольких дней безделья, и не только из-за цены хорошего крема для загара.
– Отличная идея, – говорю я. – Позвони, когда определишься со временем.
В конце концов, когда разговор двух старых друзей входит в привычный ритм, я возвращаюсь к делу:
– Что привело тебя сюда? Разве этот случай не выходит за пределы твоей компетенции? – Дан обычно работает в центре; долина Сан-Фернандо очень далека от протоптанных им троп.
– Они обратились за помощью в наш отдел поджогов, – объясняет Дан. – Мы постоянно помогаем друг другу. Я всего лишь охраняю место происшествия, и, видать, не слишком прилежно.
– И что скажешь мне о пожаре?
– Самому лень искать, господин частный сыщик?
– Думаю, если спихнуть всю работу на тебя, самому можно отправиться домой и поспать наконец. Неделя была долгой.
Дан вытаскивает потертый желтый блокнот и бормочет себе под нос, листая страницы:
– Поглядим… в среду утром, около трех, в восемнадцатую пожарную часть поступил сигнал о том, что горит «Эволюция-клуб» на бульваре Вентура. Звонивший себя не назвал, только сообщил, что весь дом охвачен пламенем.
– Откуда был звонок?
– Из телефонной будки напротив. Были отправлены три машины вместе с целым караваном спецтранспорта: кареты «скорой помощи», фельдшеры и тому подобное.
– Это обычная процедура? В смысле, целый караван? – Я достаю ручку и блокнот и записываю детали – важные, неважные, – все, что успеваю ухватить. Никогда не знаешь, что пригодится.
– Ясное дело, когда горит ночной клуб. Как правило, больше вреда наносят не огонь и не дым, а охваченные паникой клиенты. Они превращаются в стадо обезумевших Компи, и плевать им, кого они топчут. – Он лижет палец и снова листает блокнот. – Клиенты рвутся на улицу, лезут отовсюду…
– Пятьдесят, сто, сколько? – Другими словами, сколько свидетелей, будь они неладны, мне предстоит опросить?
Дан смеется и качает головой:
– Видно, ты давно не посещал вечеринок в Долине?
– Стараюсь не выбираться за пределы Западной стороны. У меня здоровье и так ни к черту, чтобы еще окончательно погубить его здешним смогом.
– В хороший вечер в такие места набивается сотни четыре. К счастью для тебя – и для них, я полагаю, – утро среды не самое время для столпотворения. По приблизительным оценкам, можно говорить о ста восьмидесяти – двухстах гостях.
– Имена и номера телефонов?
– Около двадцати.
– Для меня вполне достаточно.
– Двое погибших – задохнулись в дыму, как мы полагаем, – продолжил Дан. – Еще один, с ожогами, в критическом состоянии – кстати, тот тип, которому и принадлежал клуб.
– Динозавр, так?
Дан поднимает бровь:
– Кому же может принадлежать клуб с названием «Эволюция»? Ну, продолжай…
– Похоже, к черту летит теория страховой компании о самоподжоге. В смысле, реши я спалить собственное заведение, отправился бы куда-нибудь перекусить не меньше чем за час до пожара.
– И любой бы так поступил, верно? А мои люди утверждают, что им вчетвером пришлось ломать дверь, чтобы вытащить парня из его конторы. Он уже был полумертвый, поджаренный, как индейка, а все сопротивлялся… Говорят, никогда такого не видели.
– Будто охранял что-то?
– Кто знает? Мы не нашли ничего, кроме действительно красивого кресла.
– Дай угадаю – он ведь Компи, верно?
– Не-а, он как раз твоего вида. Рапторы, известное дело, не слишком догадливы.
– По крайней мере, мозг у меня побольше шарика для пинг-понга.
Дан кидает мне шелестящий страницами блокнот:
– Сам убедись, – тычет он пальцем в каракули. – Вот, слово в слово, показания присутствовавшего офицера. Все свидетели утверждают, что сначала раздался грохот, потом повалил дым. Гости кинулись наружу, сметая все на своем пути, а уж затем сзади вырвалось пламя, как раз к приезду пожарных.
– Вырвалось, говоришь? Бомба?
Дан качает головой:
– Мы здесь все прочесали – никаких следов взрыва. Но ты на правильном пути… Пойдем-ка со мной. – Дан спускается по лестнице, и я покорно семеню следом. Тупая боль в хвосте постепенно утихает, за что я ей очень признателен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Поднимаясь на второй уровень, я чувствую покалывание в спрятанном хвосте. Я встряхиваю задом, но оно не прекращается, такое легкое и острое, как будто на моем хвосте устроила себе шведский стол мелкая зубастая рыбешка. Это зажим «Г-3», будь он неладен, как-то сбился налево, и металлическая пряжка впивается в бок, а исправить положение можно не иначе, как полностью перестегнув всю серию «Г». Это недолго и достаточно просто, но придется на несколько драгоценных минут целиком выпростать хвост. И если в этот момент войдет кто-нибудь из млекопитающих…
Но кому придет в голову забрести в сгоревший ночной клуб в полдень рабочего дня? На всякий случай я, согнувшись пополам, карабкаюсь вверх по лестнице – зажим всю дорогу тычет, щемит, колет меня – и ныряю в относительную безопасность ближайшей тени.
Там подогнуть, тут повернуть и хлоп! – зажимы «Г-1» и «Г-2» отстегнуты, пряжки отскакивают. Мой хвост избавляется от оков, и я вздыхаю с облегчением, когда наконец-то высвобождается и звякает об пол злополучный «Г-3». В ляжке пульсирует тупая боль, и там, где зажим терзал мою плоть, назревает синяк. Теперь снова застегнуться, прежде чем…
– Есть кто-нибудь здесь? – доносится от входа.
Я замираю. Из всех моих пор выступает пот и солеными ручьями стекает по телу. Я проклинаю эволюционный процесс, одаривший нас потовыми железами после стольких тысячелетий блаженной сухости.
– Частное владение, приятель. Да еще и место происшествия под полицейским надзором.
Я не в состоянии поверить, что все это творится на самом деле. Мои руки, толстые и грубые под человеческой оболочкой, неуклюже возятся с пряжками, пытаясь водворить их на место.
– Эй ты! Да-да, ты! – новый возглас прорывается сквозь захлестнувший мозги рев сигнализации.
Я подпрыгиваю с мастерством и проворством, достойными олимпийского атлета или подающего бейсболиста высшей лиги, и в мгновение ока прячу хвост между ног, обвивая им туловище. Зажим «Г-3» встает на место сразу вслед за «Г-2». Неистово вожусь со своим облачением: с такой скоростью я еще не одевался. Застежки застегиваются, защелки защелкиваются, пуговицы, кнопки, петли, молнии – еще быстрей…
– Здесь не положено, – доносится с середины лестницы. – Посторонним вход воспрещен. Катись отсюда, парень.
Мой зажим «Г-1» заело напрочь. Да, знаю, старая модель, но они считаются вполне надежными, черт бы их всех побрал! Из расстегнутой молнии вылезает конец моего хвоста. И даже если тот тип, что взбирается по лестнице, не поймет, что перед ним кусок динозавра, видок получается крайне непристойный. Я уже провел два дня за решеткой в Цинциннати по обвинению в нарушении норм общественной нравственности – лучше не спрашивайте! – и, благодарю покорно, не имею ни малейшего желания повторять пройденное. Я сую, пихаю, проталкиваю, подбираю…
– Эй ты… да, ты, в углу.
Я поворачиваюсь, медленно, неохотно, готовый соврать, готовый заговорить, неловко похихикивая: простите, какой конфуз, рубашку не заправил. Хвост? Господи, нет же! Это просто смех какой-то! Хвост у столь неоспоримого человека, как я?! Какой абсурд!
И тут зажим поддается. Со звуком сотни когтей, скребущих сотню классных досок, хвост вырывается из оков и рвет пополам мои «Докеры». Хлопчато-полиэфирные лоскутья штанов развеваются на сквозняке.
Медленно, чуть ли не сладострастно прокручиваю перед мысленным взором оставшиеся годы моей жизни. Начиная с этого пришельца, вопящего словно чучело из «Пещеры ужасов», скатывающегося с лестницы, выбегающего на улицу, требующего срочного приема у своего психиатра, выплескивающего всю эту муть о получеловеке-полузвере, который фактически напал на него, ей-богу, прямо в дымящихся развалинах ночного клуба. Его помещают в лечебницу (мой совет: не ешь там ничего, кроме десерта), но это неважно. Слова о моей неосторожности вылетели – не поймаешь, и я заканчиваю свой век в одиночестве, без гроша в кармане, торгую на углу всяким мусором, официально отлученный Советом, изгнанный из общества динозавров за разглашение самой тайной из всех тайн: нашего существования.
– Господи, Рубио! – снова доносится голос. – С таким хвостом все бабы твои.
Взор мой из мира болезненно-преувеличенных фантазий возвращается на второй этаж «Эволюция-клуба» и останавливается на ухмыляющемся сержанте Дане Паттерсоне, старейшем детективе лос-анджелесского полицейского департамента и самом ярком представителе Бронтозавров, с каким мне доводилось встречаться.
Мы обнимаемся, и сердце мое, до того бешено колотившееся в ритме рэгги, постепенно замедляет ход.
– Что, напугал тебя? – на толстых губах Дана играет озорная улыбка. Его запах, смесь чистейшего оливкового масла и смазки коленвала, сегодня еле ощутим, отчего, по всей вероятности, я не учуял его сразу.
– Меня напугал? О чем ты, парень, я же Раптор.
– Ну, так я снова спрошу: я ж тебя до смерти напугал?
Мы вместе беремся за мой упрямый хвост, то так, то эдак пытаясь запихнуть несносного мальчишку. Упругие мускулы Дана, явно проступающие сквозь личину средних лет афроамериканца, вздуваются от напряжения, когда мы в конце концов ухитряемся засунуть этого неслуха на место, затянуть все зажимы «Г» и застегнуть пряжки, не причинив при этом новых повреждений одежде. В машине есть запасная пара штанов, и если те, что пока на мне, не решат окончательно разорваться, я подожду еще несколько минут вполне прилично облаченный. Дан Паттерсон никогда не производил на меня впечатления пуриста от моды, и его вроде бы нисколько не беспокоит мое нынешнее полуодетое состояние.
– Рад видеть тебя, дружище, – говорит Дан. – Давненько мы…
– Все собирался тебе позвонить… – виновато улыбаюсь я.
Затянутой в человечью плоть рукой Дан сжимает мое плечо:
– Я понимаю, старина, поверь мне. Как, держишься? Работа есть?
– У меня все в порядке, – вру я. – Просто великолепно. – Если начну рассказывать Дану о финансовых проблемах, он предложит мне деньги, фактически навяжет, насколько я его знаю, – а мне не по душе принимать милостыню, даже от самого близкого из Бронтозавров.
– Слушай, ты получил часы, что я послал тебе, те, что…
– Да, да, конечно. Спасибо. – Некоторое время тому назад Дан случайно наткнулся на часы, которые Эрни забыл у него невзначай где-то за месяц до убийства. После моего бесславного возвращения из Нью-Йорка Дан отправил часы с посыльным на мой адрес, что я расценил как скрытую поддержку. И это оказалось самым весомым из полученных мной соболезнований.
– Ты представляешь здесь интересы страховой компании? – интересуется он.
Я киваю:
– Меня послал Тейтельбаум.
– Без дураков? Ты снова вкалываешь на «ТруТел»?
– По крайней мере, в этом деле. Кто знает, может, и дальше без работы не останусь.
– Как в старое доброе время, так, что ли? Мистер Тейтельбаум… Да, Т-Рекс, о котором хочется забыть. – Дану выпали скверные полтора года контракта с «ТруТел» – так мы и познакомились, – прежде чем он распрощался с независимостью и поступил на службу в лос-анджелесский полицейский департамент. В агентстве ходят легенды о его стычках с Тейтельбаумом.
Мы немного болтаем о старых добрых временах – дело Страма, процесс Куна, провал шлюхи с Голливуд-бульвара – лучше не спрашивайте, – еще чуть-чуть о планах на будущее. Он не прочь провести отпуск в «Экспрессии», нудистской колонии динозавров в Монтане – там сотни наших прохаживаются в своем натуральном обличье, грея шкуру на теплом солнышке, – и хотя подобного рода мечты – кратчайший путь к безделью, я не хочу объяснять ему, что не могу себе позволить нескольких дней безделья, и не только из-за цены хорошего крема для загара.
– Отличная идея, – говорю я. – Позвони, когда определишься со временем.
В конце концов, когда разговор двух старых друзей входит в привычный ритм, я возвращаюсь к делу:
– Что привело тебя сюда? Разве этот случай не выходит за пределы твоей компетенции? – Дан обычно работает в центре; долина Сан-Фернандо очень далека от протоптанных им троп.
– Они обратились за помощью в наш отдел поджогов, – объясняет Дан. – Мы постоянно помогаем друг другу. Я всего лишь охраняю место происшествия, и, видать, не слишком прилежно.
– И что скажешь мне о пожаре?
– Самому лень искать, господин частный сыщик?
– Думаю, если спихнуть всю работу на тебя, самому можно отправиться домой и поспать наконец. Неделя была долгой.
Дан вытаскивает потертый желтый блокнот и бормочет себе под нос, листая страницы:
– Поглядим… в среду утром, около трех, в восемнадцатую пожарную часть поступил сигнал о том, что горит «Эволюция-клуб» на бульваре Вентура. Звонивший себя не назвал, только сообщил, что весь дом охвачен пламенем.
– Откуда был звонок?
– Из телефонной будки напротив. Были отправлены три машины вместе с целым караваном спецтранспорта: кареты «скорой помощи», фельдшеры и тому подобное.
– Это обычная процедура? В смысле, целый караван? – Я достаю ручку и блокнот и записываю детали – важные, неважные, – все, что успеваю ухватить. Никогда не знаешь, что пригодится.
– Ясное дело, когда горит ночной клуб. Как правило, больше вреда наносят не огонь и не дым, а охваченные паникой клиенты. Они превращаются в стадо обезумевших Компи, и плевать им, кого они топчут. – Он лижет палец и снова листает блокнот. – Клиенты рвутся на улицу, лезут отовсюду…
– Пятьдесят, сто, сколько? – Другими словами, сколько свидетелей, будь они неладны, мне предстоит опросить?
Дан смеется и качает головой:
– Видно, ты давно не посещал вечеринок в Долине?
– Стараюсь не выбираться за пределы Западной стороны. У меня здоровье и так ни к черту, чтобы еще окончательно погубить его здешним смогом.
– В хороший вечер в такие места набивается сотни четыре. К счастью для тебя – и для них, я полагаю, – утро среды не самое время для столпотворения. По приблизительным оценкам, можно говорить о ста восьмидесяти – двухстах гостях.
– Имена и номера телефонов?
– Около двадцати.
– Для меня вполне достаточно.
– Двое погибших – задохнулись в дыму, как мы полагаем, – продолжил Дан. – Еще один, с ожогами, в критическом состоянии – кстати, тот тип, которому и принадлежал клуб.
– Динозавр, так?
Дан поднимает бровь:
– Кому же может принадлежать клуб с названием «Эволюция»? Ну, продолжай…
– Похоже, к черту летит теория страховой компании о самоподжоге. В смысле, реши я спалить собственное заведение, отправился бы куда-нибудь перекусить не меньше чем за час до пожара.
– И любой бы так поступил, верно? А мои люди утверждают, что им вчетвером пришлось ломать дверь, чтобы вытащить парня из его конторы. Он уже был полумертвый, поджаренный, как индейка, а все сопротивлялся… Говорят, никогда такого не видели.
– Будто охранял что-то?
– Кто знает? Мы не нашли ничего, кроме действительно красивого кресла.
– Дай угадаю – он ведь Компи, верно?
– Не-а, он как раз твоего вида. Рапторы, известное дело, не слишком догадливы.
– По крайней мере, мозг у меня побольше шарика для пинг-понга.
Дан кидает мне шелестящий страницами блокнот:
– Сам убедись, – тычет он пальцем в каракули. – Вот, слово в слово, показания присутствовавшего офицера. Все свидетели утверждают, что сначала раздался грохот, потом повалил дым. Гости кинулись наружу, сметая все на своем пути, а уж затем сзади вырвалось пламя, как раз к приезду пожарных.
– Вырвалось, говоришь? Бомба?
Дан качает головой:
– Мы здесь все прочесали – никаких следов взрыва. Но ты на правильном пути… Пойдем-ка со мной. – Дан спускается по лестнице, и я покорно семеню следом. Тупая боль в хвосте постепенно утихает, за что я ей очень признателен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48