– Ты вчера перепил, я угадал? – спросил я. Вопрос мой остался без ответа. Джекоб вытер лицо рукавом куртки, и на ткани осталось темное пятно.
– Мой грузовик вчера, – сказал он, – твоя машина сегодня… Это может вызвать у людей любопытство.
Я расстегнул свой привязной ремень, приготовившись вылезти из машины, и, когда наконец спрыгнул на землю, почувствовал, как давит мне на желудок рюкзак с деньгами. Я вдруг подумал, что все было бы намного проще, если бы Джекоб не поехал со мной. Я обернулся к нему. Подбородок его был перепачкан в кетчупе.
– Вот что мы сделаем, – предложил я. – Ты останешься здесь. Я пойду к самолету, все там осмотрю и быстро вернусь. Если в мое отсутствие кто-нибудь проедет мимо, сделай вид, что копаешься в моторе.
– А если остановятся помочь?
– Поговоришь с ними.
– Поговорю? И о чем же это, по-твоему, я могу с ними поговорить? – Голос его прозвучал отрывисто. Трудно было понять, от усталости это или от негодования.
– Скажешь, что все в порядке. Что ты только что починил сам.
– А как быть со следами? – И он махнул рукой в сторону леса.
– Я возьму с собой собаку, – сказал я. – Если кто и спросит, можешь ответить, что Мэри-Бет убежал, а мы с Лу отправились за ним в погоню.
– Мы не оберемся неприятностей, если кто-нибудь все-таки проедет мимо. Когда самолет в конце концов обнаружат, они сразу припомнят, что видели нас здесь.
– До весны самолет не найдут. А там уж никто и не вспомнит, что встретил нас на дороге.
– А что, если опять проедет шериф?
Я нахмурился. Мне стоило больших трудов заставить себя забыть о Карле.
– Его не будет, – произнес я с преувеличенной уверенностью. – Вчера он работал допоздна. Уверяю тебя, он еще в постели.
– А если нет?
– Если подъедет шериф, можешь сказать ему, что мы кое-что потеряли здесь вчера. Ну, положим, я потерял шапку и захотел вернуться поискать ее.
– Вчера ты орал на меня за то, что я пошел на риск. Но, похоже, то, что затеял ты, – гораздо рискованнее.
– Это необходимый риск, Джекоб. Вот в чем вся разница.
– Не вижу в нем никакой необходимости. Я пожал плечами, изобразив безразличие.
– Если хочешь, можем сжечь деньги прямо сейчас. Мне же лучше – не надо будет тащиться в лес.
– Я не хочу сжигать деньги. Я хочу оставить их.
– Тогда я пошел, Джекоб. Ты можешь или оставаться здесь, или пойти со мной.
Возникла долгая пауза: он мучительно соображал, на чем остановиться. Выбор у него, надо сказать, был небольшой. Наконец Джекоб принял решение.
– Я останусь здесь, – промямлил он.
Я натянул на голову шерстяную шапочку – темно-синюю, как и моя куртка с перчатками. Потом вытащил ключи из зажигания и сунул их в карман.
Мэри-Бет бежал впереди меня, то скрываясь за деревьями, то с визгом выныривая и позвякивая ошейником, бросаясь мне навстречу; пес был весь в снегу. Покружив вокруг меня, он вновь устремлялся в глубь леса. Я двигался довольно резво, холодный воздух бодрил, заставляя окончательно проснуться.
Минут через пятнадцать я подошел к окраине сада и остановился передохнуть и осмотреться. Самолет все так же лежал в ложбине, его металлический каркас блестел, как серебро, резко выделяясь на фоне потемневших яблоневых деревьев. Наши следы были видны повсюду – черные дыры в глубоком снегу.
Поднялся порывистый ветер, растревоживший спящий лес, и в воздухе тут же запахло сыростью, что предвещало перемену погоды. Я посмотрел на небо. Оно было затянуто тяжелой серой пеленой и обещало обрушить на землю долгожданный снегопад.
В саду по-прежнему было полно ворон. Я не сразу заметил их, но, когда начал спускаться в ложбину, мне показалось, что они сидят повсюду. Некоторые из них без конца перелетали с дерева на дерево и все время каркали, словно спорили друг с другом.
Я двинулся к самолету, придерживая рукой свое отяжелевшее брюшко. Собака следовала за мной по пятам.
Дверца была приоткрыта – в точности так, как и накануне. Я разглядел на снегу след, оставленный рюкзаком, когда я тащил его из самолета, – длинная и довольно глубокая борозда. Мэри-Бет обежал вокруг самолета, обнюхивая воздух.
Я просунул голову в дверной проем, подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, потом протиснулся в салон. Я торопился, помня о том, что Джекоб остался на дороге в моей машине и что это может выйти нам боком, как вдруг ощутил на своем лице какое-то неестественное тепло, на которое обратил внимание еще вчера, то же тяжелое удушье, и в памяти сразу же ожило воспоминание о птице.
Я присел на корточки – как раз в том месте, где нашел рюкзак, и, упираясь рукой в стену, чтобы удержать равновесие, заглянул в кабину пилота.
Он сидел в той же позе, в какой я оставил его накануне. Голова была запрокинута, руки распростерты, как на распятии. Выражение лица оставалось все таким же скорбным – оголенные кости, выделявшиеся под глазами белыми полукружьями и придававшие ему сходство с трагикомической маской клоуна; кровяная сосулька, торчавшая из носа и нависавшая над открытым ртом; кончик языка – распухшего и темного, зажатый между губ.
Я хлопнул ладонью по фюзеляжу.
– Эй! – заорал я. – Убирайся отсюда!
Мой голос эхом разнесся по самолету. Я прислушался, выжидая. Мэри-Бет подбежал к открытой двери и начал шумно принюхиваться. Он тихонько заскулил, но голову внутрь так и не просунул. В кабине пилота ничто не шелохнулось.
– Эй! – крикнул я снова. И топнул ногой.
Я выждал еще немного, но ничего подозрительного так и не заметил. Убедившись в том, что я – единственное живое существо в самолете, я поднялся на ноги и принялся осматривать пол, проверяя, не остались ли на нем капельки моей крови. Не обнаружив никаких следов, я стал потихоньку пробираться в носовой отсек, расстегивая на ходу куртку.
Я прокрался к сиденью пилота и, встав сзади, попытался сообразить, куда правильнее засунуть деньги. Сначала я планировал просто положить их на сиденье второго пилота, но сейчас понял, что это никуда не годится: во время аварии деньги непременно должны были бы упасть. В таком случае их, пожалуй, следовало бы оставить в ногах у мертвого пилота, прижав к самому носу самолета.
Я расстегнул куртку и вытащил деньги из рюкзачка. Обтерев перчаткой пластиковый мешок, в который они были упакованы, и тем самым стирая отпечатки пальцев, я опустился на корточки и плавно продвинул пакет вперед – мимо сидений, ботинок пилота, – пока он не уперся в переднюю стенку. Спина у меня взмокла, стала холодной и липкой. Я старался сдерживать дыхание – от этого у меня начала кружиться голова.
Задвинув деньги в самый дальний угол, я поднялся, схватил пилота за плечи и подтолкнул его вперед. Тело поддалось на удивление легко, ноги его плавно заскользили по полу. В последний момент голова пилота свесилась и со смачным треском, напоминавшим удар биты по мячу, рухнула на приборную панель. Кровяная сосулька разбилась и, упав на пол, рассыпалась.
Я глубоко вздохнул и попятился. Потом медленно выпрямился в полный рост и уперся головой в металлический потолок; так я постоял немного, мысленно проверяя себя, все ли сделал. Пакет с деньгами пристроил, пилота передвинул. Пожалуй, все.
Я застегнул куртку, повернулся к выходу, сделал один шаг и… замер, похолодев от ужаса. Возле открытой двери сидели и молча наблюдали за мной две вороны. Самое удивительное было в том, что я подумал о них раньше, чем увидел; их черные тени промелькнули в моем сознании еще до того, как я обернулся и столкнулся со своими заклятыми врагами. Меня сковал суеверный страх – выходило так, будто жуткое видение было рождено моим сознанием.
Я уставился на птиц. Они не шелохнулись.
Взмахнув руками, я заорал:
– Прочь!
Одна из птиц не спеша направилась к двери. Другая даже не тронулась с места.
Очень медленно я шагнул вперед. Первая птица бросилась к выходу. На пороге она замерла, уставившись на меня; перья ее блестели в луче света, проникавшем снаружи. Вторая птица подняла крылья, явно угрожая мне. Покрутив головой, она вытянула шею и громко каркнула. Звук рикошетом отскочил от металлических стен салона. Когда он затих, птица сложила крылья и с вызовом ринулась на меня.
– Вон! – завопил я.
Первая птица вскрикнула и быстро исчезла в дверном проеме. Я расслышал, как она взмахнула крыльями и полетела прочь. Вторая же преспокойно сидела на своем месте и косила на меня то одним глазом, то другим.
Я сделал еще шаг вперед, тяжело ступая по полу массивными сапогами.
Птица шарахнулась от двери и опять взметнула вверх крылья.
Я наблюдал за ней, выжидая удобный момент.
– Я ухожу, – произнес я, чувствуя себя полным идиотом, и сделал два шаркающих шага к двери.
Птица отступила, растворившись в темноте хвостового отсека. Втянув голову в плечи, я продолжил свой путь; подошвы моих сапог отчаянно скребли по полу, издавая резкий и довольно неприятный звук.
Дойдя до двери, я развернулся и, не спуская глаз с вороны, начал пятиться. Она подняла крылья еще выше и, повернув голову, продолжала внимательно следить за моими передвижениями.
– Я ухожу, – снова сказал я, с трудом протискиваясь в дверь.
Оказавшись на воле, я вновь – так же, как и вчера, оценил всю прелесть окружающего мира. Поднажав плечом, я с усилием закрыл за собой дверь. Раздался отвратительный скрежет.
Мэри-Бет исчез. Я отыскал глазами его следы: они вели к дороге. Я пару раз окликнул собаку, потом со спокойной душой предположил, что она уже давно в машине вместе с Джекобом.
Начав потихоньку выбираться из ложбины, я вдруг уловил какую-то еле заметную перемену в пейзаже и, лишь преодолев покатый склон и оказавшись наверху, понял, в чем дело. Это был гул аэросаней, он завис в воздухе, словно жужжащий пчелиный рой. Приближался он со стороны дороги.
Я замер, напряженно прислушиваясь и пытаясь понять, что бы это значило. Ветер стих, стало теплее, и, когда я взглянул на небо, то увидел, что оно вовсе не хмурилось, а, наоборот, заметно просветлело. Я даже разглядел довольно широкий лоскут голубизны, проступившей на юге.
Жужжание аэросаней становилось все громче, и хотя звук еще был отдаленным, он явно приближался. Вороны в саду раскаркались, переговариваясь друг с другом.
Я бросил последний взгляд на самолет, тускло поблескивающий со дна ложбины, потом повернулся и бегом бросился к дороге.
Пока бежал, я изо всех сил напрягал слух, стараясь расслышать гул аэросаней, но тщетно. Я тяжело дышал, визгливо шуршала ткань куртки, сапоги шумно проваливались в снег, ветки деревьев звонко хлестали меня, и различить в этой какофонии звуков шум работающего двигателя было практически невозможно. Ноги скользили и разъезжались в разные стороны, сапоги на мне были тяжелые, и я очень скоро выбился из сил. Буквально через несколько минут я перешел на шаг, а впереди лежала еще добрая половина пути. Как только я перестал бежать, сразу же стал слышен рев двигателя. Аэросани были где-то совсем близко, за деревьями, – во всяком случае, мне так показалось. Оттуда же доносился и лай Мэри-Бет. Прислушиваясь, я прошел еще ярдов двадцать, пока сердце не стало биться ровнее, потом сделал глубокий вдох и опять побежал.
Сначала я разглядел свою машину – темно-зеленый фургон, припаркованный у обочины. Он замаячил передо мной каким-то темным пятном, но затем, вынырнув из-за деревьев, неожиданно приобрел ясные очертания. Потом я увидел брата, который стоял возле машины, издалека напоминая гигантский красный маяк. Рядом с ним был мужчина пониже – он-то как раз и сидел в аэросанях; двигатель сейчас работал вхолостую, извергая густое облако светло-серого дыма.
Я сразу узнал этого тщедушного старика, одетого в оранжевую охотничью куртку. Это был Дуайт Педерсон – хозяин близлежащей фермы. Через плечо у него было переброшено ружье.
Завидев Педерсона, я опять перешел на шаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61