Я в ужасе вскочил на ноги, а пес съежился от страха, забившись в грязь. Меня еще ни разу не кусала собака, и я не знал, как на это реагировать. Моей первой мыслью было избить Мэри-Бет и оставить его на всю ночь во дворе, но потом я все-таки передумал. Я понял, что на самом деле не сержусь на него, просто мне хотелось изобразить злость.
Я осторожно ощупал запястье. Солнце село, и во дворе было темно, так что разглядеть все равно ничего бы не удалось, но мне показалось, что кожу пес не прокусил. Он лишь тяпнул меня, а вовсе не стремился растерзать.
Мэри-Бет лежал в грязи и лизал лапы. Я понимал, что с ним нужно что-то делать. Пес был слаб, жалок; он, как зверь в зоопарке, сидел целыми днями на привязи, а по ночам – взаперти.
В прихожей зажегся свет, и из-за двери выглянула Сара.
– Хэнк? – позвала она.
Я обернулся, все еще прикрывая запястье другой рукой.
– Что ты там делаешь? – спросила она.
– Меня укусила собака.
– Что? – Сара не расслышала.
– Ничего. – Нагнувшись, я осторожно взялся за ошейник. Мэри-Бет не сопротивлялся.
– Увожу пса в гараж, – крикнул я Саре.
В четверг, поздно ночью, я открыл глаза и сел в постели – меня буквально трясло от какого-то неосознанного волнения, граничащего с паникой. Во сне мой больной мозг родил очередной план, и я поспешил посвятить в него Сару.
– Сара, – шепнул я, коснувшись ее плеча.
Она откатилась подальше от моей руки и что-то невнятно пробормотала.
Я зажег свет и повернул ее лицом к себе.
– Сара, – снова прошептал я, уставившись на нее в ожидании, когда она откроет глаза. Увидев, что она наконец проснулась, я сказал: – Я знаю, как избавиться от самолета.
– Что? – Сара бросила взгляд на колыбельку Аманды, потом, щурясь от света лампы, полусонная, обернулась ко мне.
– Я возьму напрокат автоген. Мы отправимся в лес и распилим самолет на маленькие кусочки.
– Автоген?
– Останки самолета мы закопаем в лесу.
Она уставилась на меня, пытаясь вникнуть в смысл моих слов.
– Самолет – это последняя оставшаяся улика, – продолжал я. – Нам бы только от него избавиться, и тогда уж можно будет ни о чем больше не беспокоиться.
Сара села в кровати. Откинула с лица упавшие пряди волос.
– Ты хочешь разрезать самолет?
– Это необходимо сделать до того, как его обнаружат. – Я сделал паузу, обдумывая сценарий дальнейших действий. – Можем сделать это завтра. Я возьму выходной. Найдем контору, где можно взять напрокат…
– Хэнк, – перебила она меня.
Что-то в ее голосе заставило меня замолчать и взглянуть на нее. Лицо ее выражало неподдельный страх. Руки она крепко прижимала к груди.
– В чем дело? – спросил я.
– Прислушайся к самому себе. К тому, что ты несешь.
Озадаченный, я тупо смотрел на нее.
– Ты, похоже, сошел с ума. Мы не можем идти с автогеном в лес и резать самолет. Это же бред какой-то.
Лишь только услышав это, я понял, что Сара, как всегда, права. Идея моя выглядела абсурдной и скорее напоминала сонное бормотание.
– Мы должны успокоиться, взять себя в руки, – сказала Сара. – Нельзя становиться заложниками ситуации.
– Я лишь хотел…
– Нужно положить этому конец. Что сделано – то сделано. Жизнь продолжается.
Я попытался взять ее за руку, надеясь этим жестом продемонстрировать, что со мной все в порядке, но она отстранилась от меня.
– Если мы будем и дальше заниматься самобичеванием, – проговорила она, – кончится тем, что мы потеряем все.
Аманда вскрикнула, но тут же затихла. Мы оба посмотрели в ее сторону.
– Получится так, что мы в конце концов признаемся, – прошептала Сара.
Я покачал головой.
– Я не намерен признаваться.
– Мы так близки к финишу, Хэнк. Скоро кто-нибудь обязательно найдет самолет, поднимется большой переполох, но постепенно люди начнут забывать о случившемся. И тогда мы сможем уехать. Заберем деньги и скроемся.
Сара закрыла глаза, словно рисуя в своем воображении картину нашего отъезда. Вскоре она опять устремила взгляд на меня.
– Деньги ведь здесь, совсем рядом. – Она похлопала ладонью по матрацу. – Прямо под нами. Они будут нашими, если только мы сумеем их сохранить.
Я смотрел на нее. Свет от настольной лампы, падая ей на волосы, вырисовывал над ее головой золотистый нимб.
– Но разве тебе иногда не бывает горько? – спросил я.
– Горько?
– Да. От сознания того, что мы совершили?
– Конечно, – кивнула она. – Я ни на минуту не расстаюсь с этим ощущением.
Я вздохнул, испытав облегчение от ее признания.
– Но как бы то ни было, мы должны научиться жить с этим чувством. Воспринимать случившееся как любую другую невзгоду.
– Но разве это возможно? Ведь я убил своего брата.
– Это не твоя вина, Хэнк. У тебя не было выбора. Поверь мне. – Она коснулась моей руки. – Потому что это правда.
Я ничего не сказал, и она, слегка прижав мою руку к матрацу, придвинулась ближе.
– Ты понял?
Не отводя от меня взгляда, Сара сильнее сжала мою руку. Потом посмотрела на часы. Голова ее вынырнула из луча света, и нимб исчез. На часах было три семнадцать утра. Мысленно я все повторял слова Сары: «Это не твоя вина».
– Иди сюда. – Сара распахнула объятия. Я прильнул к ней, и она, обняв меня, медленно склонила мою голову к подушке.
– Все образуется, – прошептала она. – Обещаю тебе.
Она выждала какое-то время, словно пытаясь убедиться в том, что я больше не собираюсь вскакивать; потом повернулась на другой бок и погасила свет.
Мы молча лежали в темноте, как вдруг во дворе завыл Мэри-Бет.
– Я пристрелю его, – сказал я. – Хочу избавить его от страданий.
– О, Хэнк. – Сара вздохнула уже в полудреме. Она лежала на некотором расстоянии от меня, и простыни в ложбинке между нами быстро остывали. – Пора уже покончить со стрельбой.
Ближе к рассвету вернулась зима. Прорвался северный ветер, и снова повеяло холодом.
В пятницу утром, когда я ехал на работу, начался снегопад.
9
Снег шел весь день не переставая. Тяжелые хлопья кружились над землей, и казалось, будто кто-то щедрой рукой разбрасывает их с неба. Посетители несли снег в «Рэйклиз», стряхивая его с плеч и ботинок; он собирался на кафельном пороге у входа в магазин и, тая, растекался лужицами. Снегопад вызвал всеобщее волнение и радостное возбуждение своей внезапностью, натиском, загадочной тишиной, которой он окутал город. В голосах, доносившихся из коридора, сквозили праздничные интонации, дружелюбие и веселье.
Для меня же снегопад оказался не допингом, а, скорее, транквилизатором. Он успокоил меня и придал уверенности. Отложив в сторону дела, я все утро просидел за рабочим столом, уставившись в окно. Я смотрел, как ложится на город снег, как скрадывает он контуры машин и зданий, вымарывая краски, облекая все вокруг в белый цвет, выписывая безликий пейзаж. Я смотрел, как он заметает кладбище, что находилось по ту сторону дороги, укутывая черные плиты на могилах Джекоба, Лу, Ненси, Сонни. И, закрыв глаза, представлял, как он вьется над заповедником, сквозь ветви чахлых деревец в саду, проторивая себе путь к земле, и медленно, снежинка за снежинкой, засыпает самолет.
Я принял логику рассуждений Сары – действительно, будет лучше, если самолет найдут. Найдут, чтобы вскоре забыть о его существовании, – в результате у нас наконец появится возможность уехать и начать новую жизнь. Но я знал и другое: пока самолет лежит в ложбине, мы – в безопасности. И втайне молил: «Дай Бог, чтобы никому не пришло в голову связать убийства с деньгами, что находились в самолете. Пусть эти линии никогда не пересекутся в сознании людей» .
Глядя в окно на падающий снег, я строил воздушные замки, мечтая о том, как мы будем жить на новом месте, мысленно прикидывая, где лучше обосноваться. Воображение рисовало яхты, авиалайнеры «Конкорд», в голове мелькали названия заграничных стран. Я представлял, как мы с Сарой занимаемся любовью на берегу затерянного в океане острова, как я удивляю ее дорогими подарками с местных базаров: экзотическими духами, изящными статуэтками из дерева и слоновой кости, драгоценными камнями всевозможных размеров и цветов.
А снег все падал и падал, заметая утренние следы прохожих и свежерасчищенную дорогу.
Примерно за полчаса до окончания рабочего дня мне позвонил шериф Дженкинс.
– Привет, Хэнк. Занят?
– Не так, чтобы очень, – ответил я. – Подчищаю дела к выходным.
– Не сможешь сейчас подскочить ко мне? Тут у меня один человек, которому ты мог бы кое в чем помочь.
– И кто же это?
– Его зовут Нил Бакстер. Он из ФБР.
Шагая по заснеженной улице, я мысленно твердил: «Это не имеет никакого отношения к тому, что я совершил. Они бы не стали меня вызывать, если бы хотели арестовать. Они бы сами явились в «Рэйклиз».
Офис Карла находился в городской ратуше – приземистом, двухэтажном кирпичном здании с короткой бетонной лестницей, ведущей к подъезду. Я остановился на нижней ступеньке, возле алюминиевого флагштока, и попытался собраться с мыслями. Стряхнул с волос снег. Расстегнул пальто, поправил узел галстука.
Карла я встретил в холле. Казалось, он поджидал меня. Шериф улыбался, приветствуя меня как старого друга. Взяв под руку, он повел меня налево, к своему кабинету.
На самом деле у него их было два – большой служил приемной, а из него дверь вела во внутренний, размером поменьше. Жена Карла, Линда – невысокая миловидная женщина, печатала на машинке в приемной. Она улыбнулась, когда мы вошли, и шепотом поздоровалась. В открытую дверь я разглядел мужчину, сидевшего ко мне спиной. Он был высокий, с короткой стрижкой и одет в темно-серый костюм.
Я прошел вслед за Карлом во внутренний кабинет, и он закрыл за нами дверь; стук пишущей машинки из приемной стал почти не слышен. Обстановка в этой комнатушке была более чем скромной: деревянный стол, три пластиковых стула и шкафчики с картотекой, выстроившиеся в ряд вдоль стены напротив окна. На шкафах стояли две фотографии: на одной была снята Линда с кошкой на коленях, на другой – запечатлен весь клан Дженкинсов: дети, внуки, двоюродные братья и сестры, племянники и племянницы, зятья и невестки – все собрались на лужайке перед желтым домиком с голубыми ставнями. На рабочем столе Карла были аккуратно расставлены письменные приборы. Меленький американский флаг, укрепленный на пластмассовой подставке, стоял возле жестяной банки с желтыми карандашами и каменным пресс-папье, в котором, пожалуй, и необходимости-то не было за отсутствием на столе бумаг. Позади стола я разглядел стенной шкафчик со стеклянными дверцами – для хранения охотничьих ружей.
– Это агент Бакстер, – произнес Карл. Мужчина поднялся со стула и повернулся ко мне лицом. Он чуть подался вперед, чтобы пожать мне руку, причем свою перед этим незаметно вытер о брючину. Фэбээровец был худощавый, широкоплечий, с круглым лицом и плоским носом, как у боксера. Его рукопожатие было твердым и решительным, и, пока Карл представлял нас друг другу, он не отводил от меня взгляда. Странно, но лицо его показалось мне знакомым – он напоминал то ли известного киноактера, то ли спортсмена, – но я никак не мог вспомнить кого же именно; сходство было слишком мимолетным. Он был элегантен, с виду энергичен, и чувствовалась в нем спокойная уверенность профессионала.
Мы сели, и Карл обратился ко мне с вопросом:
– Ты помнишь тот день, зимой, когда я встретил вас возле заповедника?
– Да, – кивнул я, чувствуя, как щупальца страха начинают расползаться по телу.
– Джекоб ведь говорил тогда, что несколькими днями раньше вы слышали рев пикирующего самолета?
Я снова кивнул.
– Не смог бы ты рассказать агенту Бакстеру поподробнее, что именно вы слышали?
Я не видел пути к отступлению, не было никакой возможности солгать или уйти от вопроса, так что пришлось выполнить просьбу Карла. Я воспроизвел в памяти историю, сочиненную Джекобом, и пересказал ее агенту ФБР.
– Шел снег, – начал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61