Я выждал какое-то время, но слезы больше не приходили. За окном совсем стемнело. Я слышал, как наверху, над моей головой, кто-то расхаживает взад-вперед по комнате. Половицы громко поскрипывали под тяжелыми шагами. Время от времени за окном раздавался шум от движения автомобилей по Мейн-стрит. Еле слышно потрескивала отопительная батарея.
Я вытер лицо рукой. Свернув эскиз, я вложил его обратно в книгу, бросил ее на дно чемодана и захлопнул крышку. Занимаясь упаковкой вещей Джекоба, я засучил рукава; теперь же аккуратно опустил их и расправил, застегнул манжеты.
Меня чуть пошатывало и немного мутило, как будто я не ел целый день. Я даже начал ощущать, как давит на тело одежда. Лицо мое было еще влажным от слез, и, пока они подсыхали, кожа слегка натягивалась. На губах чувствовался солоноватый привкус.
Еще до того, как подняться с кровати, я уже решил для себя, как реагировать на минутную слабость, которую я допустил в этот вечер. Пусть это останется аномалией, эпизодом в моей жизни, крошечной лагуной отчаяния, в которую я нечаянно плюхнулся, но все-таки сумел выкарабкаться. Саре я ничего не расскажу, сохраню все в тайне. И, когда это повторится, а я не сомневался, что так и будет, я сумею убедить себя в необходимости смириться с тем, что произошло. Что сделано – то сделано, и, только усвоив это, можно жить дальше, приняв смерть брата как неизбежность. Иначе, если уступить отчаянию и боли, печаль может медленно перерасти в сожаление, сожаление в упрек, а упрек в конце концов породит жажду понести наказание. И это отравит мою жизнь. Мне необходимо было обуздать эмоции, загнать их в самые потаенные уголки сознания.
Через минуту-другую я уже был на ногах и надевал куртку. Потом прошел в ванную и умылся. И наконец, заперев за собой дверь, понес чемодан и коробку с постельным бельем к машине.
Приехав домой, я оставил коробки на заднем сиденье. Я знал, что вытащить их сейчас равнозначно тому, чтобы выбросить, а я еще не был морально готов к этому.
Пожалуй, единственным существом, кто вместе со мной скорбел по кончине Джекоба, был Мэри-Бет. За те несколько недель, что он пробыл в нашем доме, с ним произошла удивительная метаморфоза. Он превратился в злого, брехливого пса. На нас стал рычать, а когда мы пытались приласкать его, скалил зубы.
Сара волновалась за Аманду, опасаясь, что собака может броситься на ребенка, и я решил, что лучше держать Мэри-Бет на улице. По утрам, уходя на работу, я стал привязывать его бельевой веревкой к стволу боярышника, что рос во дворе нашего дома, а на ночь запирал в гараже. Новый распорядок, казалось, еще больше злил собаку. Целый день пес сидел на снегу во дворе дома и лаял на проезжавшие мимо машины, на детей, поджидавших на углу школьный автобус, на почтальона, совершавшего свой ежедневный обход. Постоянно дергая веревку, он стер себе шерсть, и на загривке появились проплешины. По ночам, запертый в гараже, он выл – подолгу и протяжно, и вой эхом разносился по спящей улице. Среди соседских ребятишек поползли слухи о том, что наш дом наводнен привидениями и ночью воет вовсе не собака, а призрак моего брата.
Аманда, словно переняв от собаки дурной нрав, стала раздражительной, крикливой, несговорчивой. Плакала она теперь еще больше, и в голосе ее появились резкие нотки, как будто она жаловалась на настоящую боль, а не просто на дискомфорт. Она стала настолько привязана к матери, что, если не видела Сару, не чувствовала ее прикосновения, не слышала ее голоса, тут же заливалась громким плачем. Совпадение жутковатое – но только плюшевый мишка Джекоба мог немного успокоить девочку. Как только начинал петь мужской голос, малышка замирала, и ее тельце, казалось, прислушивалось к словам песенки, запоминало мелодию.
«Братец Жак, братец Жак…»
И лишь ночью, когда становилось уже совсем темно и Аманде очень хотелось спать, мне удавалось угомонить ее.
После долгих уговоров я продал грузовик Джекоба магазину «Рэйклиз» и теперь каждое утро, приезжая на работу, видел его запаркованным на улице, набитым мешками с зерном.
Неделю спустя ко мне на работу заглянул шериф. Его интересовало, что я намерен делать с ружьем Джекоба.
– Сказать по правде, я как-то не задумывался над этим, – сказал я. – Наверное, продам.
Шериф сидел в кресле возле моего стола. На нем была форма, поверх которой он надел темно-зеленую полицейскую куртку. Фуражку он держал на коленях.
– Я так и думал, что ты захочешь продать его, – подхватил он. – Может, ты позволишь мне первому предложить тебе цену?
– Вы хотите купить его?
Он кивнул головой.
– Я давно ищу хорошее охотничье ружье.
Мысль о том, что он может завладеть ружьем Джекоба, повергла меня в некоторое уныние и заронила в душу тревогу. Как бы там ни было, но ружье представляло собой вещественное доказательство, и мне не хотелось, чтобы оно досталось Карлу. Но для отказа у меня не было никакого подходящего предлога.
– Я и не собираюсь торговаться, Карл, – сказал я. – Называйте цену, и ружье ваше.
– Как насчет четырехсот долларов?
Я вяло махнул рукой.
– Отдаю за триста.
– Ты не слишком ловкий коммерсант, Хэнк, – улыбнулся он.
– Я бы ни за что не позволил себе драть с вас три шкуры.
– Четыреста долларов – цена разумная. Я знаю толк в ружьях.
– Ну, хорошо. Как вам будет угодно. Но учтите, что я отдавал его вам за триста.
Карл нахмурился. Я чувствовал, что ему не хотелось переплачивать, но он сознавал, что сам загнал себя в ловушку и теперь придется выкладывать четыре сотни.
– Что, если завтра утром я завезу его к вам в офис, – предложил я, – а чек вы мне вышлете, когда осмотрите ружье повнимательнее?
Он медленно кивнул.
– Мне это подходит.
Потом мы немного поболтали о погоде, о Саре и ребенке. Но, уже собираясь уходить, Карл вновь заговорил о ружье.
– Ты уверен, что хочешь продать его? – спросил он. – Я не хотел бы давить на тебя.
– Да мне оно, в общем-то, и ни к чему, Карл. Никогда в жизни не охотился.
– А отец разве не брал тебя с собой на охоту? – Казалось, его это очень удивило.
– Нет, – ответил я. – Я даже ни разу не стрелял из ружья.
– Ни разу?
Я покачал головой.
Карл какое-то время постоял у стола, уставившись на меня и теребя в руках фуражку. Мне вдруг показалось, что он сейчас опять усядется.
– Но ты ведь знаешь, как стрелять, правда?
Я насторожился. Голос его звучал теперь иначе, в нем не было прежней непринужденности. И вопрос он задал не из простого любопытства и не ради поддержания беседы; его интересовал ответ, и он рассчитывал его получить.
– Думаю, что да, – сказал я.
Он кивнул головой, но от стола все не отходил, словно ожидал услышать что-то еще. Я отвел от него взгляд и уставился на свои руки, лежащие на столе. В ярком свете, падавшем от настольной лампы, волоски на моих пальцах казались седыми. Я сомкнул пальцы в кулаки.
– Ты хорошо знал Сонни? – неожиданно спросил Карл.
Я взглянул на него, чувствуя, как забилось сердце.
– Сонни Мейджора?
Он кивнул головой.
– Не так, чтобы очень. Скорее, шапочное знакомство. Не более того.
– Значит, просто знакомые…
– Да, – подтвердил я. – Здоровались, когда встречались на улице, но никогда не останавливались, чтобы поболтать.
Карл помолчал – по-видимому, переваривая полученную информацию. Потом надел фуражку. Он собирался уходить.
– А что? – спросил я. Он пожал плечами.
– Да ничего, просто интересно. – И он слегка улыбнулся мне.
Я поверил ему, мне почему-то казалось, что в его вопросах и в самом деле было больше любопытства, нежели подозрительности. Просто так же, как, зная меня, он не мог предположить, что убийство Джекоба, Сонни и Ненси – моих рук дело, его восприятие Лу с трудом соотносилось с тем, что тот совершил согласно нашей версии. Думаю, он чувствовал, что что-то здесь не так, но не мог угадать, что именно. Карл не вел расследование – он просто пытался восстановить ход событий, выстроить логическую цепочку, отыскав недостающие звенья. Я это знал и потому был уверен, что никакой опасности он не представляет. И все-таки наш разговор меня расстроил. Когда Карл ушел, я еще и еще раз прокрутил в памяти каждое свое слово, каждый жест, выискивая ошибки и промахи, которые могли стать подтверждением моей виновности. Конечно, не стоило так нервничать, тем более что серьезных поводов для этого не было, но все-таки на душе у меня было неспокойно, и всякий раз, как я пытался погасить в душе тревогу, она разгоралась все сильнее.
Саре я рассказал о том, что продал ружье шерифу, но умолчал о его расспросах.
В ту ночь, как раз после визита Карла в мой офис, мы долго не могли сомкнуть глаз: Аманда разбушевалась не на шутку. Мы уложили ее в свою постель, выключили свет, и в темноте Сара укачивала ее на руках, а я все запускал плюшевого медвежонка Джекоба. Было уже далеко за полночь, когда она наконец заснула. Мы с Сарой, совершенно ошалевшие, еще долго сидели в обрушившейся на нас тишине, боясь пошевелиться, дабы не разбудить задремавшего ребенка. Наши ноги соприкасались под одеялом; я чувствовал, как трется о мою икру горячий лоскуток ее нежной кожи.
– Хэнк? – шепнула Сара.
– Что?
– А ты мог бы убить меня из-за денег? – Тон ее был игривым, она явно шутила, но в ее голосе я уловил и нотки искреннего беспокойства.
– Я убил их не из-за денег, – проговорил я.
Я почувствовал, как Сара повернула голову и смотрит на меня в темноте.
– Я пошел на это, чтобы уберечь нас. Спасти от тюрьмы.
Аманда издала какой-то звук, похожий на вздох, и Сара опять стала слегка покачивать ее.
– Хорошо. А мог бы ты убить меня, чтобы избежать тюрьмы? – Нотки беспокойства, заглушая игривый тон, зазвучали уже громче.
– Конечно нет, – сказал я, заваливаясь на спину.
И демонстративно зарылся в подушку, давая понять, что разговор окончен.
– Тогда представь, что у тебя появилась возможность скрыться с деньгами, но ты знаешь, что я могу тебя выдать. Что тогда?
– Ты бы никогда не смогла выдать меня.
– Ну, предположим, намерения мои изменились. И я захотела признаться.
Я выждал какое-то время, потом повернулся к ней.
– Что ты хочешь этим сказать?
Сара сидела, возвышаясь надо мной, словно темная глыба.
– Это просто игра. Мы рассматриваем гипотетическую ситуацию.
Я промолчал.
– Тебя отправят за решетку, – проговорила она.
– Я убил их ради того, чтобы спасти тебя, Сара. Тебя и Аманду.
Сара заерзала, и кровать негромко скрипнула. Я вдруг почувствовал, как она резко отстранилась от меня.
– Ты говорил, что убил Педерсона ради спасения Джекоба!
Я на мгновение задумался. Да, тогда я объяснил ей свое поведение именно так, но меня ведь побудили к этому и другие причины. Я попытался выкрутиться.
– Я не мог поступить иначе, – сказал я. – В перспективе маячила лишь тюрьма. Вы двое – все, что у меня есть.
Я протянул к ней руку, но в темноте нечаянно наткнулся на спящую Аманду. Она проснулась и начала плакать.
– Шшш, – принялась успокаивать ее Сара. Мы оба замерли, вслушиваясь в стихающие вопли младенца.
– Ты когда-нибудь задумывался над тем, что можешь убить Джекоба? – прошептала Сара.
– Это совсем другое. Ты же знаешь.
– Другое?
– Тебе я могу доверять. Ему не мог.
Лишь только произнеся это вслух, я вник в истинный смысл сказанного. Это была полуправда, но я предпочел не высказываться до конца. Мне казалось, что не стоит ворошить прошлое.
Сара задумалась.
– Ты понимаешь, что я имею в виду, – добавил я шепотом.
Я скорее уловил, чем разглядел, как она кивнула. Встав с кровати, она понесла Аманду в колыбельку. Вернувшись, Сара легла и тесно прижалась ко мне. Я ощутил на шее ее дыхание, и по моему телу пробежала дрожь.
После некоторого колебания я спросил:
– А ты могла бы убить меня?
– О, Хэнк. – Она зевнула. – Не думаю, чтобы я вообще могла убить кого-нибудь.
Из гаража донесся вой собаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61