Мы с Сарой продолжали томиться ожиданием. За дверью ходили доктора и медсестры, полицейские; их шаги эхом разносились по выложенному кафелем коридору. Мы провожали всех проходивших мимо взглядами, но никто так и не остановился, чтобы побеседовать с нами.
Стоило ребенку захныкать, как Сара тут же начинала тихонько напевать, и девочка успокаивалась. Не сразу, но я узнал мелодию. Это был «Братец Жак». Песенка передалась мне и прочно засела в голове, так что, даже когда Сара замолкала, я продолжал напевать ее про себя.
В самом начале двенадцатого в комнату вошел помощник шерифа. При его появлении я сразу же встал со стула и протянул для пожатия руку. Сара приветливо улыбнулась и кивнула головой.
– На меня возложена крайне неприятная миссия, – начал помощник. И умолк, словно забыл, о чем хотел сказать. Он уставился в телевизор – на экране крутили рекламный ролик «Тойоты» – и нахмурился. С этим парнем мне еще не доводилось беседовать. Он был очень молод и совсем не походил на полицейского, а выглядел, скорее, переодетым в маскарадный костюм мальчишкой. Форма была ему, пожалуй, великовата, начищенные черные ботинки чересчур сияли, фуражка сидела на голове слишком уж безукоризненно. У него было абсолютно круглое лицо, слегка веснушчатое – типичное лицо сельского парнишки – плоское, бледное, луноподобное.
– Мне искренне жаль вашего брата, – вновь начал он. И робко взглянул на Сару, не оставив без внимания и малышку, потом опять повернулся к телевизору.
Я ждал, весь обратившись в слух.
– У нас его собака, – сказал он. – Мы нашли ее на месте преступления. – Он прокашлялся, отвлекся от телевизора и растерянно посмотрел на меня. – Мы тут подумали… не захотите ли вы взять ее себе.
Помощник шерифа переступил с ноги на ногу. Ослепительные черные ботинки скрипнули.
– Если нет, – быстро продолжил он, словно спохватившись, – если вам сейчас не до этого, мы можем пока поместить собаку в зверинец. – Он взглянул на Сару. – До тех пор, пока не улягутся все волнения.
Я тоже посмотрел на Сару. Она кивнула мне.
– Нет, – сказал я. – Мы сами о ней позаботимся. Полицейский улыбнулся. По-видимому, он испытал огромное облегчение.
– Тогда я завезу ее к вам домой, – проговорил он. И, уходя, вновь пожал мне руку.
Сорок минут спустя к нам зашел доктор и сообщил, что операция закончена. Джекоба перевели в отделение интенсивной терапии; состояние его было критическим. Доктор сказал, что от дроби, выпущенной из ружья, пострадали оба легких, сердце, аорта, три грудных позвонка, диафрагма, пищевод, печень, желудок. Он захватил с собой схему расположения этих органов в теле человека и развернул ее перед нами. Перечисляя названия задетых участков, он обводил их красным карандашом.
– Мы сделали все возможное, – сказал он. Судя по его словам, шансов выжить у Джекоба было маловато.
Позже, когда я вновь занял свой пост наблюдения у окна, Сара подошла ко мне и прошептала:
– Почему ты не проверил, жив он или нет?
По ее голосу я догадался, что она была на грани истерики.
– Если он выживет…
– Тссс. – Я бросил взгляд на дверь.
Мы молча переглянулись. Потом я опять отвернулся к окну.
Около трех часов пополудни зашел уже другой доктор. Он явился словно по волшебству: ни я, ни Сара не слышали его шагов по коридору, он просто возник вдруг в дверном проеме. Высокий, худощавый, приятной наружности, с коротко подстриженными седыми волосами, в белом халате. Под халатом виднелся красный галстук – ярко-красный, – и мне почему-то сразу померещилась кровь.
– Я – доктор Рид, – представился он.
У него было твердое рукопожатие, сухое и жалящее, как укус змеи. Говорил он быстро, словно боялся, что его в любой момент хватятся и он не успеет сказать то, что хотел.
– Ваш брат пришел в сознание.
Я почувствовал, как кровь горячей волной хлынула к лицу. Взглянуть на Сару я не отважился.
– Речь его еще бессвязна, – продолжил доктор, – но он все время зовет вас.
Я вышел вслед за ним из комнаты, и мы быстрым шагом двинулись по коридору. У доктора была размашистая, стремительная походка, и мне приходилось чуть ли не скакать за ним вприпрыжку, чтобы не отстать. Мы подошли к лифтам. Ждать не пришлось: перед нами тут же открылась дверь одного из них. Доктор Рид нажал кнопку пятого этажа, раздался мелодичный звонок, и двери лифта закрылись.
– Он говорит? – спросил я, чуть дыша. Спохватившись, что вопрос мой может вызвать подозрение, я отвернулся.
Доктор следил за движением цифр на табло. За спиной он держал свой блокнот.
– Нет еще, – ответил он. – У него появились лишь проблески сознания. Все, что нам удалось разобрать в его речи, так это ваше имя.
Я закрыл глаза.
– Вообще-то, я не имею права пускать вас сейчас к нему, – признался доктор. – Но, откровенно говоря, это может быть вашим последним свиданием.
Двери открылись, и мы ступили в коридор пятого этажа. Освещение здесь было тусклое. Справа от лифтов, за высокой стойкой, шептались о чем-то медсестры; при нашем появлении они быстро взглянули на доктора, но не на меня. Я расслышал слабые сигнальные гудки, которые доносились откуда-то сзади.
Доктор Рид подошел к одной из сестер и переговорил с ней; потом вернулся ко мне, взял меня за локоть и быстро увлек по коридору налево. Мы миновали несколько палат, двери в которые были открыты, но я не осмеливался заглядывать внутрь. Я сразу определил, в какой палате лежит Джекоб. Она находилась в самом конце коридора, в левом углу. Возле нее стоял Карл Дженкинс; он беседовал со своим помощником – тем самым, с лицом сельского парнишки. Оба они кивнули мне головой; доктор провел меня в палату.
Мой брат лежал на кровати сразу возле двери. Под простынями он казался огромным, похожим на мертвого медведя, но в то же время и каким-то усохшим, словно из него выкачали все внутреннее содержимое и от него осталась лишь одна оболочка. Он был абсолютно неподвижен. Отовсюду торчали трубки; они свешивались с кровати, беспорядочно стелились по полу. Джекоб был весь утыкан ими и напоминал куклу-марионетку.
Я подошел поближе.
По другую сторону кровати стоял санитар – низкорослый, темноволосый молодой человек, который следил за трубками. На меня он не обратил ни малейшего внимания. За его спиной располагался большой агрегат на колесах с крошечным желтым экраном, все время подававший какие-то сигналы.
Палата была просторная и имела форму вытянутого прямоугольника; здесь стояло еще несколько кроватей, каждая была отделена от других белой ширмой. Я не мог определить, заняты они или пустуют.
Санитар работал в прозрачных резиновых перчатках. Сквозь них я даже разглядел волосы на его руках – черные жесткие завитки.
Доктор Рид остановился в ногах кровати.
– Вы можете побыть здесь только одну минуту, – сказал он. Потом повернулся к санитару, и они о чем-то зашептались. Доктор по ходу разговора делал пометки в блокноте.
С трудом переведя дыхание, я взял брата за руку. Она была холодной, тяжелой, влажной, как кусок мяса. Казалось, будто Джекобу она уже больше и не принадлежит. Я испытал отвращение. Пришлось крепче сжать руку, чтобы устоять перед острым желанием немедленно отшвырнуть ее от себя.
Веки его чуть дрогнули – судя по всему, Джекоб пытался открыть глаза. Когда ему это наконец удалось, он устремил взгляд прямо на меня. И смотрел не мигая. Из носа у него торчали трубки. В лице не было ни кровинки, и оно казалось почти прозрачным. Я смог разглядеть вены на его висках, выступившую на лбу испарину.
Он все смотрел на меня, и вдруг губы его зашевелились и, словно повинуясь некоему рефлексу, растянулись в подобие улыбки. Это не была улыбка Джекоба, да и вообще я никогда и ни у кого такой не встречал. Она, скорее, напоминала собачий оскал. Глаза его при этом оставались неподвижными.
– Я здесь, Джекоб, – прошептал я. – Здесь, с тобой.
Он попытался откликнуться, но не смог. Судорожно глотнув воздух, он издал гортанный хриплый звук, и аппарат тревожно загудел. Доктор и санитар отвлеклись от беседы. Джекоб закрыл глаза. Постепенно ритм подаваемых сигналов вернулся к прежней монотонности.
Я продолжал держать его руку еще минуту-другую, пока доктор не попросил меня уйти.
Доктор Рид остался в палате, так что обратный путь к лифту я проделал в одиночестве. Карл уже переместился в противоположный конец коридора, где беседовал с медсестрой. «Сельский парнишка» исчез.
Войдя в лифт, я краем глаза уловил, что Карл отвернулся от медсестры и быстрым шагом направляется в мою сторону. Не раздумывая, я нажал кнопку закрытия дверей. Этот поступок продиктован был скорее простым желанием побыть одному, нежели страхом, но, уже совершив его, я вдруг подумал о том, что мое поведение может быть истолковано как попытка бегства от дальнейших расспросов. Я ткнул пальцем в кнопку открытия дверей. Но было уже слишком поздно: лифт медленно заскользил вниз.
Когда двери открылись, я вышел и свернул влево. Не пройдя и десяти шагов, я понял, что попал не на тот этаж. Торопясь удрать от Карла, я нажал кнопку третьего, а не второго этажа и оказался в родильном отделении; я сразу узнал его, поскольку недавно навещал здесь Сару. Я развернулся и пошел обратно, но стоило мне подойти к лифтам, как тот, который привез меня, закрыл двери и уехал.
Напротив лифтов находился медицинский пост – длинный Г-образный стол, выкрашенный в ярко-оранжевый цвет, – в точности такой же, как и на втором этаже. За ним сидели три медсестры. Еще при выходе из лифта я заметил, что они обратили на меня внимание, а сейчас прямо-таки откровенно разглядывали меня. Я стоял к ним спиной, размышляя о том, знают ли они, кто я, видели ли меня по телевизору, или, может, до них дошли блуждающие по больнице слухи о моей скромной персоне. «Это в его брата вчера ночью стреляли», – наверняка сообщили друг другу шепотом девушки, провожая меня участливыми взглядами.
Откуда-то слева доносился детский плач.
Мелодичный звонок оповестил о прибытии другого лифта, и вот наконец двери его распахнулись. В кабине находился Карл Дженкинс. Увидев его, я пришел в замешательство, но тут же взял себя в руки и постарался говорить как можно спокойнее.
– Привет, Карл, – сказал я, шагнув в лифт. Он просиял.
– Что ты делаешь здесь, на этом этаже, Хэнк? Хочешь сказать, что произвел на свет еще одного ребенка?
Я улыбнулся в ответ, нажимая кнопку второго этажа. Дверцы закрылись.
– Да вот, привык навещать Сару. И машинально нажал на другую кнопку.
Он издал тихий, короткий смешок – так, вежливо ухмыльнулся. И тут же лицо его стало серьезным.
– Я искренне жалею о случившемся, – сказал Карл. В руках он комкал фуражку и, пока говорил, не отрывал от нее взгляда.
– Я знаю, – ответил я.
– Если я чем-то могу…
– Очень любезно с вашей стороны, Карл. Тренькнул звоночек, двери распахнулись. Мы были на втором этаже. Я вышел из лифта. Карл придержал двери рукой.
– Он что-нибудь сказал тебе, пока ты был там?
– Кто? Джекоб?
Карл кивнул головой.
– Нет, – ответил я. – Ничего.
Я огляделся по сторонам. В правом углу коридора о чем-то тихо беседовали два доктора. Слева звучал женский смех. Карл не убирал руку с двери лифта.
– И все-таки: чем вы трое занимались вчера вечером? – спросил он.
Я пристально посмотрел на него, стараясь уловить в его лице хотя бы тень подозрения. Ведь он присутствовал при моем разговоре с его помощниками и, поскольку в числе прочих мне задавался и этот вопрос, слышал мой ответ на него. Двери начали автоматически закрываться, но он, упершись рукой, вновь их раздвинул.
– Мы отмечали рождение ребенка. Джекоб вытащил меня из дома.
Карл кивнул головой. Казалось, он все-таки ожидал услышать что-то другое.
– На самом деле я не очень-то хотел идти, – продолжил я. – Но он так радовался тому, что стал дядей, и мне неудобно было обижать его отказом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61