И что дальше?
— Я-то надеялся, что кто-нибудь важный решится ему помочь.
Рассыльный на бегу положил на стол пачку непросохших сигнальных экземпляров уже подписанных полос.
Вулфендт помолчал. За его высоким лбом шла напряженная работа: острый ум стремительно просчитывал все “за” и “против”.
— Вот что, — решительно сказал он. — Даю тебе еще двадцать четыре часа. То есть один-единственный день, чтобы отыскать такого доброго молодца на белом коне.
— Спасибо, Чак, — расплывшись в довольной улыбке, Дан Орлифф направился к выходу. Обернувшись, через плечо окликнул:
— А знаешь, Чак, там, на горе, холод страшный.
Так ничего и не придумав, он пошел домой, позавтракал с женой Нэнси и отвез свою шестилетнюю дочь Патти в школу. К тому времени, когда он вернулся в деловую часть города и остановил машину у здания иммиграционной службы, было уже около десяти часов. Он и сам не знал, зачем приехал сюда — позавчера Дан уже интервьюировал Эдгара Крамера и не добился от него ничего, кроме скучного официального заявления. Но по логике начинать следовало все отсюда.
— Разыскиваю рыцаря на белом коне, — доверительно сообщил Дан молоденькой девушке, исполнявшей обязанности секретаря Эдгара Крамера.
— А он только что вон туда проскакал, — ответила она, показывая пальцем. — Прямо в палату для буйных.
— Меня всегда удивляло, — заметил Дан, — как это нынешним девочкам удается быть одновременно такими сексуальными и такими умненькими.
— У моих гормонов очень высокий коэффициент умственного развития, — проинформировала она его. — А муж научил меня ответам на все вопросы.
Дан горестно вздохнул.
— Итак, если вы закончили упражняться в остроумии, — не дала ему опомниться девушка, — я вам скажу еще кое-что. Вы репортер, вам нужен мистер Крамер, и он в данный момент очень занят. Все.
— Что-то не припомню, чтобы мы были знакомы.
— Никогда и не были, — дерзко парировала она. — Просто репортера сразу видно. Они все малость чокнутые.
— Для разнообразия вам попался один не чокнутый. Поэтому, если не возражаете, я подожду.
Девушка улыбнулась и кивнула в сторону закрытой двери кабинета Эдгара Крамера:
— Судя по звукам, долго вам ждать не придется. Дан расслышал резкие голоса, звучавшие на повышенных тонах. Его острый слух уловил слово “Дюваль”. Через несколько минут из кабинета вылетел Элан Мэйтлэнд с горевшими злым румянцем щеками.
Дан Орлифф догнал его у выхода из здания.
— Извините, — окликнул он Элана. — Сдается, у нас с вами найдутся общие интересы.
— Едва ли, — отрезал Элан. Он и не собирался останавливаться. Его всего трясло от злости — запоздалая реакция на вынужденную сдержанность.
— Спокойно, — поравнявшись с Эланом, Дан мотнул головой в сторону здания, из которого они только что вышли. — Я не из этих. Репортер.
Элан Мэйтлэнд остановился на краю тротуара.
— Тогда простите, — он перевел дыхание, смущенно улыбнулся. — Я просто готов был сорваться, а тут вы подвернулись под руку.
— Всегда к вашим услугам, — добродушно пошутил Дан. Мысленно он уже отметил портфель и галстук в цветах университета Британской Колумбии. — А вы часом не адвокат?
— Адвокат.
— Представляете некоего Анри Дюваля?
— Да.
— Не могли бы мы где-нибудь потолковать?
Элан Мэйтлэнд заколебался. Эдгар Крамер обвинил его в том, что он ищет шумихи, на что разозленный Элан пообещал, что теперь именно этого и будет добиваться. Однако ему трудно было так сразу отделаться от инстинктивного стремления всех адвокатов избегать заявлений для прессы.
— Не для печати, только между нами, — тихо спросил Дан Орлифф, — что, дела плохи?
Элан скривил лицо в кислую гримасу:
— Сугубо между нами, хуже некуда.
— В таком случае, что вам или Дювалю терять?
— Нечего, наверное, — задумчиво протянул Элан. А правда, подумалось ему, потерять они ничего не потеряют, а какая-то польза, может, и выйдет. — Ладно. Пойдемте, кофейку выпьем.
— Вот как чувствовал, что сегодня удачный день будет, — с блаженным видом констатировал Дан Орлифф. — Да, кстати, где коня-то привязали?
— Коня? Какого коня? — растерялся Элан. — Я пешком пришел…
— Не обращайте внимания, — извиняющимся тоном попросил Дан, — что-то я расшалился сегодня. У меня здесь машина.
Через час, за четвертой чашкой кофе, Элан Мэйтлэнд заметил:
— Вы все выспрашиваете обо мне да обо мне, хотя Дюваль-то куда важнее…
Дан Орлифф энергично затряс головой:
— Ну нет. Только не сегодня. Сегодня как раз вы гвоздь программы. — Он взглянул на часы. — Еще один вопрос, и я побежал строчить.
— Валяйте.
— Поймите меня правильно. Но почему в таком городе, как наш Ванкувер, из всех его юридических талантов с громкими именами вы единственный, кто решил помочь этому парнишке?
— По правде говоря, — ответил Элан, — я и сам удивляюсь.
Глава 3
Здание ванкуверской “Пост” представляло собой унылое нагромождение кирпича, во фронтальной части которого разместились офисы, а в задней — типографии. Над ними, подобно вывихнутому пальцу, нелепо торчала редакционная башня. Через десять минут после того, как он распрощался с Мэйтлэндом, Дан Орлифф остановил свой “форд-универсал” на служебной стоянке и поспешно вошел в здание редакции. Поднявшись лифтом в башню, он сел за свободный стол в сейчас уже вовсю бурлившем зале.
Начало давалось ему легко.
“Сердитый молодой ванкуверский адвокат готов, подобно Давиду, вступить в битву с Голиафом.
Это Элан Мэйтлэнд, 25 лет, уроженец Ванкувера и выпускник юридического факультета университета Британской Колумбии.
Голиаф, которому он бросает вызов, — это правительство Канады, в частности, министерство по делам гражданства и иммиграции.
Чиновники министерства отказываются удовлетворить просьбу “впустите меня”, с которой к ним обратился Анри Дюваль, молодой “человек без родины”, находящийся в настоящее время под арестом на борту судна в Ванкуверском порту.
Элан Мэйтлэнд выступает адвокатом Анри Дюваля. Одинокий скиталец почти потерял надежду получить юридическую помощь, но Мэйтлэнд добровольно предложил ему свои услуги. Это предложение с благодарностью принято”.
В этом месте Дан напечатал “продолжение следует” и крикнул: “Рукопись в печать!” Рассыльный выхватил у него из рук листок бумаги и бегом бросился в отдел городских новостей.
Уже автоматически Дан отметил время. Двенадцать семнадцать: шестнадцать минут до подписания континентального выпуска. Это был главный рубеж в работе редакции — местный выпуск распространялся наибольшим тиражом. То, что он сейчас пишет, сегодня же вечером будут читать в тысячах домов — в теплых, удобных квартирах, в уюте домашнего очага…
“Читатели “Пост” помнят, что наша газета первой поведала трагическую историю Анри Дюваля, у которого — волею судьбы — нет гражданства. Почти два года назад в отчаянии он тайком пробрался на судно. И с тех пор страна за страной отказывают ему в разрешении на въезд.
Британия бросила Дюваля за решетку на все время стоянки судна в порту. Америка заковала его в кандалы. Канада не сделала ни того, ни другого, прикинувшись, что его просто не существует”.
— Давай следующий кусок, Дан! — в голосе Чака Вулфендта звенело нетерпеливое волнение.
Рассыльный тут как тут. Лист с текстом вылетел из пишущей машинки, на его место стремительно вставлен чистый.
“Есть ли шанс, что молодого Анри Дюваля впустят в нашу страну? Смогут ли ему помочь легальные меры?
Более зрелые, более холодные головы сказали “нет”. Правительство и министр по делам гражданства и иммиграции, утверждают они, обладают властью, с которой бесполезно тягаться.
Элан Мэйтлэнд не согласен с ними. “Моему клиенту отказано в элементарном человеческом праве, — заявил он сегодня. — И я намерен за него бороться”.
Он напечатал еще три абзаца, цитируя Мэйтлэнда. Они были лаконичны и конкретны.
— Давай дальше, Дан! — крикнул Вулфендт, рядом с которым теперь возник также и выпускающий редактор. Материал о поисковых работах в горах принес одно разочарование: пропавшая дамочка нашлась живой и здоровой, ни тени злого умысла, муж ее полностью оправдан. А счастливый конец никогда не способен вызвать такого живого интереса, как трагедия.
Дан Орлифф, не отрываясь, продолжал стучать на машинке, складывая в мозгу предложения и фразы; пальцы лишь послушно следовали за мыслями.
“Вне зависимости от того, преуспеет ли Элан Мэйтлэнд в достижении своей цели или потерпит поражение, ему придется действовать наперегонки со временем. Судно с Дювалем на борту, океанский бродяга “Вастервик”, который может никогда больше не зайти в Канаду, должно отплыть через две недели, если не раньше. Судно уже ушло бы в море, но задержалось из-за ремонта”.
Так, теперь другие подробности. Дан вкратце изложил основные события. За его плечом появился заместитель редактора отдела городских новостей.
— Дан, добыл фотографию Мэйтлэнда?
— Не было времени, — бросил репортер, не поднимая глаз. — Он говорит, что играл в футбол за университет Британской Колумбии. Попробуй в спортивном отделе.
— Ладно!
Двенадцать двадцать три. Осталось десять минут. “Первое, чего мы добиваемся, это официального расследования по делу Дюваля, — сообщил Мэйтлэнд нашей газете. — Я обратился с просьбой о таком расследовании ради простой справедливости. Нам в этом было бесповоротно отказано, и, по моему мнению, министерство по делам иммиграции действует так, словно Канада превратилась в полицейское государство”.
Теперь подробности биографии Мэйтлэнда.
…Затем — у нас все по-честному — напомнить о позиции министерства по делам иммиграции, выраженной позавчера в заявлении Эдгара Крамера… Опять к Мэйтлэнду — цитата с оценкой такой позиции властей и, наконец, описать самого Мэйтлэнда.
Перед мысленным взором Дана Орлиффа, уставившегося в клавиатуру пишущей машинки, всплыло лицо молодого адвоката, нахмуренное в суровой неумолимости, каким репортер увидел его сегодня утром, когда адвокат выходил из кабинета Крамера.
“Он производит сильное впечатление, этот Элан Мэйтлэнд. Когда он говорит, глаза его горят, а волевой подбородок выступает вперед с неодолимой решимостью. У вас возникает ощущение, что это тот человек, которого вы хотели бы иметь на своей стороне.
Может быть, сегодня вечером Анри Дюваль, запертый на судне в своей одинокой каюте, испытывает именно это чувство”.
Двенадцать двадцать девять. Теперь уже время поджимало; еще несколько фактов, ввернуть цитату и хватит. Он подготовит расширенный вариант в последний выпуск, но большинство людей станет читать именно то, что написано сейчас.
— Годится! — одобрил выпускающий редактор. — Откроем полосу сообщением о том, что женщина найдена, только покороче, статью Орлиффа верстайте рядом в верхнем левом углу.
— В спортивном отделе есть кадр с Мэйтлэндом, — доложил заместитель редактора отдела городских новостей, — голова и плечи, одна колонка. Трехгодичной давности, но снимок неплохой. Послал вниз.
— Организуйте что-нибудь получше для последнего выпуска, — распорядился выпускающий редактор. — Направьте фотографа в контору Мэйтлэнда, и чтобы в кадре были видны своды законов.
— Уже, — коротко ответил заместитель, худощавый юноша, порой казавшийся даже оскорбительно понятливым и проворным. — И насчет фолиантов предупредил, вычислил, что вам их обязательно захочется.
— Боже! — фыркнул выпускающий редактор. — Нет, вы, негодяи-карьеристы, меня своими амбициями совсем доконаете. Кому здесь нужны мои приказы, если вы, желторотые, все уже знаете наперед!
Жалобно ворча, он скрылся в своем кабинете — континентальный выпуск был подписан в свет.
Через несколько минут, еще до того, как “Пост” появилась на улицах, изложение статьи Дана Орлиффа передавалось по каналам агентства Канэдиан Пресс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Я-то надеялся, что кто-нибудь важный решится ему помочь.
Рассыльный на бегу положил на стол пачку непросохших сигнальных экземпляров уже подписанных полос.
Вулфендт помолчал. За его высоким лбом шла напряженная работа: острый ум стремительно просчитывал все “за” и “против”.
— Вот что, — решительно сказал он. — Даю тебе еще двадцать четыре часа. То есть один-единственный день, чтобы отыскать такого доброго молодца на белом коне.
— Спасибо, Чак, — расплывшись в довольной улыбке, Дан Орлифф направился к выходу. Обернувшись, через плечо окликнул:
— А знаешь, Чак, там, на горе, холод страшный.
Так ничего и не придумав, он пошел домой, позавтракал с женой Нэнси и отвез свою шестилетнюю дочь Патти в школу. К тому времени, когда он вернулся в деловую часть города и остановил машину у здания иммиграционной службы, было уже около десяти часов. Он и сам не знал, зачем приехал сюда — позавчера Дан уже интервьюировал Эдгара Крамера и не добился от него ничего, кроме скучного официального заявления. Но по логике начинать следовало все отсюда.
— Разыскиваю рыцаря на белом коне, — доверительно сообщил Дан молоденькой девушке, исполнявшей обязанности секретаря Эдгара Крамера.
— А он только что вон туда проскакал, — ответила она, показывая пальцем. — Прямо в палату для буйных.
— Меня всегда удивляло, — заметил Дан, — как это нынешним девочкам удается быть одновременно такими сексуальными и такими умненькими.
— У моих гормонов очень высокий коэффициент умственного развития, — проинформировала она его. — А муж научил меня ответам на все вопросы.
Дан горестно вздохнул.
— Итак, если вы закончили упражняться в остроумии, — не дала ему опомниться девушка, — я вам скажу еще кое-что. Вы репортер, вам нужен мистер Крамер, и он в данный момент очень занят. Все.
— Что-то не припомню, чтобы мы были знакомы.
— Никогда и не были, — дерзко парировала она. — Просто репортера сразу видно. Они все малость чокнутые.
— Для разнообразия вам попался один не чокнутый. Поэтому, если не возражаете, я подожду.
Девушка улыбнулась и кивнула в сторону закрытой двери кабинета Эдгара Крамера:
— Судя по звукам, долго вам ждать не придется. Дан расслышал резкие голоса, звучавшие на повышенных тонах. Его острый слух уловил слово “Дюваль”. Через несколько минут из кабинета вылетел Элан Мэйтлэнд с горевшими злым румянцем щеками.
Дан Орлифф догнал его у выхода из здания.
— Извините, — окликнул он Элана. — Сдается, у нас с вами найдутся общие интересы.
— Едва ли, — отрезал Элан. Он и не собирался останавливаться. Его всего трясло от злости — запоздалая реакция на вынужденную сдержанность.
— Спокойно, — поравнявшись с Эланом, Дан мотнул головой в сторону здания, из которого они только что вышли. — Я не из этих. Репортер.
Элан Мэйтлэнд остановился на краю тротуара.
— Тогда простите, — он перевел дыхание, смущенно улыбнулся. — Я просто готов был сорваться, а тут вы подвернулись под руку.
— Всегда к вашим услугам, — добродушно пошутил Дан. Мысленно он уже отметил портфель и галстук в цветах университета Британской Колумбии. — А вы часом не адвокат?
— Адвокат.
— Представляете некоего Анри Дюваля?
— Да.
— Не могли бы мы где-нибудь потолковать?
Элан Мэйтлэнд заколебался. Эдгар Крамер обвинил его в том, что он ищет шумихи, на что разозленный Элан пообещал, что теперь именно этого и будет добиваться. Однако ему трудно было так сразу отделаться от инстинктивного стремления всех адвокатов избегать заявлений для прессы.
— Не для печати, только между нами, — тихо спросил Дан Орлифф, — что, дела плохи?
Элан скривил лицо в кислую гримасу:
— Сугубо между нами, хуже некуда.
— В таком случае, что вам или Дювалю терять?
— Нечего, наверное, — задумчиво протянул Элан. А правда, подумалось ему, потерять они ничего не потеряют, а какая-то польза, может, и выйдет. — Ладно. Пойдемте, кофейку выпьем.
— Вот как чувствовал, что сегодня удачный день будет, — с блаженным видом констатировал Дан Орлифф. — Да, кстати, где коня-то привязали?
— Коня? Какого коня? — растерялся Элан. — Я пешком пришел…
— Не обращайте внимания, — извиняющимся тоном попросил Дан, — что-то я расшалился сегодня. У меня здесь машина.
Через час, за четвертой чашкой кофе, Элан Мэйтлэнд заметил:
— Вы все выспрашиваете обо мне да обо мне, хотя Дюваль-то куда важнее…
Дан Орлифф энергично затряс головой:
— Ну нет. Только не сегодня. Сегодня как раз вы гвоздь программы. — Он взглянул на часы. — Еще один вопрос, и я побежал строчить.
— Валяйте.
— Поймите меня правильно. Но почему в таком городе, как наш Ванкувер, из всех его юридических талантов с громкими именами вы единственный, кто решил помочь этому парнишке?
— По правде говоря, — ответил Элан, — я и сам удивляюсь.
Глава 3
Здание ванкуверской “Пост” представляло собой унылое нагромождение кирпича, во фронтальной части которого разместились офисы, а в задней — типографии. Над ними, подобно вывихнутому пальцу, нелепо торчала редакционная башня. Через десять минут после того, как он распрощался с Мэйтлэндом, Дан Орлифф остановил свой “форд-универсал” на служебной стоянке и поспешно вошел в здание редакции. Поднявшись лифтом в башню, он сел за свободный стол в сейчас уже вовсю бурлившем зале.
Начало давалось ему легко.
“Сердитый молодой ванкуверский адвокат готов, подобно Давиду, вступить в битву с Голиафом.
Это Элан Мэйтлэнд, 25 лет, уроженец Ванкувера и выпускник юридического факультета университета Британской Колумбии.
Голиаф, которому он бросает вызов, — это правительство Канады, в частности, министерство по делам гражданства и иммиграции.
Чиновники министерства отказываются удовлетворить просьбу “впустите меня”, с которой к ним обратился Анри Дюваль, молодой “человек без родины”, находящийся в настоящее время под арестом на борту судна в Ванкуверском порту.
Элан Мэйтлэнд выступает адвокатом Анри Дюваля. Одинокий скиталец почти потерял надежду получить юридическую помощь, но Мэйтлэнд добровольно предложил ему свои услуги. Это предложение с благодарностью принято”.
В этом месте Дан напечатал “продолжение следует” и крикнул: “Рукопись в печать!” Рассыльный выхватил у него из рук листок бумаги и бегом бросился в отдел городских новостей.
Уже автоматически Дан отметил время. Двенадцать семнадцать: шестнадцать минут до подписания континентального выпуска. Это был главный рубеж в работе редакции — местный выпуск распространялся наибольшим тиражом. То, что он сейчас пишет, сегодня же вечером будут читать в тысячах домов — в теплых, удобных квартирах, в уюте домашнего очага…
“Читатели “Пост” помнят, что наша газета первой поведала трагическую историю Анри Дюваля, у которого — волею судьбы — нет гражданства. Почти два года назад в отчаянии он тайком пробрался на судно. И с тех пор страна за страной отказывают ему в разрешении на въезд.
Британия бросила Дюваля за решетку на все время стоянки судна в порту. Америка заковала его в кандалы. Канада не сделала ни того, ни другого, прикинувшись, что его просто не существует”.
— Давай следующий кусок, Дан! — в голосе Чака Вулфендта звенело нетерпеливое волнение.
Рассыльный тут как тут. Лист с текстом вылетел из пишущей машинки, на его место стремительно вставлен чистый.
“Есть ли шанс, что молодого Анри Дюваля впустят в нашу страну? Смогут ли ему помочь легальные меры?
Более зрелые, более холодные головы сказали “нет”. Правительство и министр по делам гражданства и иммиграции, утверждают они, обладают властью, с которой бесполезно тягаться.
Элан Мэйтлэнд не согласен с ними. “Моему клиенту отказано в элементарном человеческом праве, — заявил он сегодня. — И я намерен за него бороться”.
Он напечатал еще три абзаца, цитируя Мэйтлэнда. Они были лаконичны и конкретны.
— Давай дальше, Дан! — крикнул Вулфендт, рядом с которым теперь возник также и выпускающий редактор. Материал о поисковых работах в горах принес одно разочарование: пропавшая дамочка нашлась живой и здоровой, ни тени злого умысла, муж ее полностью оправдан. А счастливый конец никогда не способен вызвать такого живого интереса, как трагедия.
Дан Орлифф, не отрываясь, продолжал стучать на машинке, складывая в мозгу предложения и фразы; пальцы лишь послушно следовали за мыслями.
“Вне зависимости от того, преуспеет ли Элан Мэйтлэнд в достижении своей цели или потерпит поражение, ему придется действовать наперегонки со временем. Судно с Дювалем на борту, океанский бродяга “Вастервик”, который может никогда больше не зайти в Канаду, должно отплыть через две недели, если не раньше. Судно уже ушло бы в море, но задержалось из-за ремонта”.
Так, теперь другие подробности. Дан вкратце изложил основные события. За его плечом появился заместитель редактора отдела городских новостей.
— Дан, добыл фотографию Мэйтлэнда?
— Не было времени, — бросил репортер, не поднимая глаз. — Он говорит, что играл в футбол за университет Британской Колумбии. Попробуй в спортивном отделе.
— Ладно!
Двенадцать двадцать три. Осталось десять минут. “Первое, чего мы добиваемся, это официального расследования по делу Дюваля, — сообщил Мэйтлэнд нашей газете. — Я обратился с просьбой о таком расследовании ради простой справедливости. Нам в этом было бесповоротно отказано, и, по моему мнению, министерство по делам иммиграции действует так, словно Канада превратилась в полицейское государство”.
Теперь подробности биографии Мэйтлэнда.
…Затем — у нас все по-честному — напомнить о позиции министерства по делам иммиграции, выраженной позавчера в заявлении Эдгара Крамера… Опять к Мэйтлэнду — цитата с оценкой такой позиции властей и, наконец, описать самого Мэйтлэнда.
Перед мысленным взором Дана Орлиффа, уставившегося в клавиатуру пишущей машинки, всплыло лицо молодого адвоката, нахмуренное в суровой неумолимости, каким репортер увидел его сегодня утром, когда адвокат выходил из кабинета Крамера.
“Он производит сильное впечатление, этот Элан Мэйтлэнд. Когда он говорит, глаза его горят, а волевой подбородок выступает вперед с неодолимой решимостью. У вас возникает ощущение, что это тот человек, которого вы хотели бы иметь на своей стороне.
Может быть, сегодня вечером Анри Дюваль, запертый на судне в своей одинокой каюте, испытывает именно это чувство”.
Двенадцать двадцать девять. Теперь уже время поджимало; еще несколько фактов, ввернуть цитату и хватит. Он подготовит расширенный вариант в последний выпуск, но большинство людей станет читать именно то, что написано сейчас.
— Годится! — одобрил выпускающий редактор. — Откроем полосу сообщением о том, что женщина найдена, только покороче, статью Орлиффа верстайте рядом в верхнем левом углу.
— В спортивном отделе есть кадр с Мэйтлэндом, — доложил заместитель редактора отдела городских новостей, — голова и плечи, одна колонка. Трехгодичной давности, но снимок неплохой. Послал вниз.
— Организуйте что-нибудь получше для последнего выпуска, — распорядился выпускающий редактор. — Направьте фотографа в контору Мэйтлэнда, и чтобы в кадре были видны своды законов.
— Уже, — коротко ответил заместитель, худощавый юноша, порой казавшийся даже оскорбительно понятливым и проворным. — И насчет фолиантов предупредил, вычислил, что вам их обязательно захочется.
— Боже! — фыркнул выпускающий редактор. — Нет, вы, негодяи-карьеристы, меня своими амбициями совсем доконаете. Кому здесь нужны мои приказы, если вы, желторотые, все уже знаете наперед!
Жалобно ворча, он скрылся в своем кабинете — континентальный выпуск был подписан в свет.
Через несколько минут, еще до того, как “Пост” появилась на улицах, изложение статьи Дана Орлиффа передавалось по каналам агентства Канэдиан Пресс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76