— Всем сердцем и душой, — ответил президент, — я бы желал сказать “нет”. Но могу сказать только “да”.
— И мы к нему не готовы, не так ли? — вступил в разговор Артур Лексингтон.
Президент подался всем телом вперед. Позади него ветерок колыхал занавеси и легонько шевелил флаги.
— Нет, джентльмены, — тихо проговорил он. — Мы не готовы и не будем готовы, если Соединенные Штаты и Канада, действуя во имя свободы и надежды на лучший мир, в котором мы живем, не станут плечом к плечу на защиту своей единой границы и нашей общей обороноспособности.
“Ну, вот, — мелькнула у Хаудена мысль, — как быстро мы подошли к главному”. Под испытующими взглядами собеседников он сообщил как само собой разумеющееся:
— Я много думал над вашим предложением относительно союзного акта, Тайлер.
По лицу президента скользнула тень улыбки.
— Могу себе представить, Джим.
— Есть много возражений, — сказал Хауден.
— Когда речь идет о делах такого масштаба, — спокойно согласился президент, — было бы удивительно, если бы их не было.
— С другой стороны, — объявил Хауден, — могу сообщить, что мои главные коллеги и я понимаем значительные преимущества, вытекающие из вашего предложения, но только при условии удовлетворения определенных требований и предоставления особых гарантий.
— Вот вы говорите о требованиях и гарантиях, — впервые нервно вытянув шею, подал голос, резкий и звенящий от напряжения, адмирал Рапопорт. — Вне всяких сомнений, вы и упомянутые вами коллеги учитываете, что любые гарантии, откуда бы они ни исходили, окажутся бессмысленными, если не будет обеспечено выживание.
— Да, — ответил Артур Лексингтон, — мы думали об этом.
Поспешно вмешался президент:
— Я хочу, чтобы мы помнили одно, Джим, и вы тоже, Артур, что время работает против нас. Поэтому-то я и призываю действовать очень быстро. По этой же причине мы должны говорить совершенно открыто, пусть даже при этом придется взъерошить чьи-то перышки.
— Разве что на вашем орле, — сурово усмехнулся Хауден. — Что вы предлагаете для начала?
— Давайте еще раз пройдемся по всем пунктам, Джим. Обсудим то, о чем мы с вами говорили на прошлой неделе по телефону. Удостоверимся, что мы понимаем друг друга. А там посмотрим, куда компас покажет.
Премьер-министр бросил быстрый взгляд на Лексингтона, который ответил едва уловимым кивком головы.
— Хорошо, я согласен, — произнес Хауден. — Вы будете начинать?
— Да. — Президент поудобнее устроил свое широкоплечее тело во вращающемся кресле, сев вполоборота к остальным и лицом к солнечному сиянию за окном. Повернувшись, он посмотрел Хаудену прямо в глаза.
— Я говорил о времени, — медленно начал президент. — О времени для подготовки к неотвратимому, как мы знаем, на нас нападению.
Артур Лексингтон спросил вполголоса:
— И сколько, по-вашему, нам отведено?
— Времени у нас нет, — твердо заявил президент. — По всем прикидкам и логике мы его исчерпали. И если у нас будет какое-то время на что-нибудь — оно будет нам даровано одной только Божьей милостью. Вы верите в милость Божью, Артур?
— Ну, — протянул с улыбкой Лексингтон, — это штука довольно туманная.
— Но она существует, поверьте мне, — широкопалая ладонь поднялась над столом, словно благословляя присутствующих. — Милость Божья однажды спасла британцев, когда они остались в одиночестве, может она спасти и нас. Я молю Бога об этом, молю даровать нам один только год. На большее рассчитывать нам не приходится.
— Я лично надеюсь на триста дней, — вставил Хауден. Президент кивнул, соглашаясь.
— И если мы их получим, то только от Бога. И сколько бы нам ни было отпущено, уже завтра будет днем меньше, а через час — часом меньше. Так что давайте обсудим ситуацию, какой мы, в Вашингтоне, сейчас ее видим.
Пункт за пунктом, с мастерским чувством последовательности и дополнением необходимых деталей — о сути. Сначала факторы, которые Хауден излагал своему комитету обороны: первостепенное значение защиты американских продовольственных зон — ключ к выживанию после ядерного налета; цепь ракетных баз вдоль американо-канадской границы; неизбежность ракетного перехвата над канадской территорией; Канада, превращенная в поле боя, беззащитная, уничтоженная взрывом и радиоактивными осадками, лишенная продовольственных зон, отравленных радиацией…
Затем альтернатива: передислокация ракетных баз на Север, превосходящая ударная мощь США, ранний перехват и снижение уровня радиоактивных осадков на территории обеих стран, предотвращение сражения непосредственно над обжитыми землями Канады, шанс на выживание… Но отчаянная необходимость молниеносных действий, возможность для Америки быстро взяться за дело, заключение, как и предлагалось, союзного акта, полная передача обороны Канады в ведение Соединенных Штатов, совместное проведение внешней политики, роспуск всех канадских вооруженных сил с немедленным их воссозданием и принятием общей присяги на верность, отмена всех пограничных ограничений, таможенный союз, двадцатипятилетний срок действия, гарантия суверенитета Канады во всех не упомянутых особо делах…
Закончил президент простым заявлением:
— Перед лицом общей опасности, которая не знает границ и не признает суверенитета, мы предлагаем союз в дружбе, уважении и чести.
Наступила пауза, во время которой небольшой, но крепко сбитый человек пытливо разглядывал через стол своих собеседников. Вновь поднялась широкопалая ладонь, отбросив со лба знакомый всем седеющий вихор. “В глазах президента светились ум и живость, — подумал Джеймс Хауден, — но и безошибочно угадывалась печаль — печаль, может быть, человека, который столь мало приблизился к осуществлению мечты всей своей жизни”.
Молчание нарушил Артур Лексингтон, сдержанно обронивший:
— Какими бы ни были мотивы, мистер президент, отказаться от независимости и изменить ход истории за одну ночь — дело нелегкое.
— Тем не менее, — заметил на это президент, — ход истории все равно изменится, будем мы его направлять или нет. Границы не есть вещь неизменная, да они таковыми никогда и не были за всю историю человечества. Все известные нам сейчас границы со временем либо изменятся, либо исчезнут вовсе — и наши собственные, и канадские не составляют исключения. И процесс этот не будет зависеть от того, попытаемся мы его ускорить или нет. Государства могут просуществовать столетие, ну, два, возможно, и дольше, но отнюдь не вечность.
— Я-то здесь с вами согласен, — Лексингтон чуть заметно усмехнулся. — А вот как все остальные?
— Ну, зачем же все, — покачал головой президент. — Патриоты — ярые патриоты по крайней мере — не умеют мыслить широко и наперед. Но вот остальные, если объяснить им все ясно и понятно, посмотрят, когда будут вынуждены, правде в глаза.
— Со временем, может быть, — возразил Джеймс Хауден. — Но как вы сами подчеркнули, Тайлер, и я с вами полностью согласен, время — единственное, чего нам не хватает.
— В таком случае, Джим, я бы хотел послушать, что вы предлагаете.
Пришел его час. “Настала пора, — подумал Хауден, — торговаться — открыто, жестко и упрямо. Наступил решающий момент, когда должно определиться будущее Канады — если у нее есть будущее. Спору нет, даже если сейчас они достигнут широкого соглашения, последуют дальнейшие переговоры, в ходе которых эксперты с обеих сторон станут разрабатывать детали — великое множество деталей. Но все это будет после. Серьезные широкомасштабные вопросы, крупные уступки, если их удастся вырвать, будут решены здесь и сейчас между президентом и им самим”.
В овальном помещении повисла тишина. Не слышны были более ни уличный шум, ни крики детей — наверное, переменился ветер, смолкла и пишущая машинка. Артур Лексингтон сменил позу; сидевший рядом с ним на софе адмирал Рапопорт оставался — как и с самого начала — недвижим, словно прикованный к своему месту. Скрипнуло кресло под шевельнувшимся президентом. Встревоженные его глаза вопрошающе изучали полное задумчивости ястребиное лицо премьер-министра. “Вот мы четверо, — подумал Хауден, — обычные смертные люди из плоти и крови, те, кто скоро умрет и будет забыт.., и все же решение, которое мы сейчас примем, будет воздействовать на весь мир на столетия вперед…”
В гнетущей тишине Джеймс Хауден терзался в нерешительности. Теперь, когда все стало явью, его, как и ранее, охватили сомнения. Ощущение истории боролось в нем с Трезвой оценкой общеизвестных фактов. Было ли одно его присутствие здесь — по самой своей природе — предательством собственной страны? Были ли практические соображения, которые привели его в Вашингтон, постыдными или добродетельными? Он ведь уже прогнал от себя мучившие его призраки и страхи. Но нет, они восстали в нем с новой силой, вновь — грозные и осязаемые.
Потом он стал убеждать себя, как бывало и в прежние дни, что ход истории давно разоблачил национальную гордость — несгибаемого сорта — как злейшего врага человечества. Платили же за нее дорогой ценой лишений и страданий простые люди. Государства приходили в упадок из-за кичливого тщеславия, а ведь умеренность могла бы способствовать развитию их цивилизации и спасти их от исчезновения. Он был преисполнен решимости не допустить упадка Канады.
— Если заключить союзный акт, — начал Джеймс Хауден, — мне потребуется мандат от наших избирателей. Это значит, что я должен бороться на выборах и победить.
— Чего-то в этом роде я и ждал, — констатировал президент. — И как скоро?
— В предварительном порядке, я бы сказал, в начале июня.
— Да, раньше у вас никак не получится, — согласился президент.
— Кампания будет весьма короткой, — подчеркнул Хауден, — а оппозиция — очень сильной. Поэтому мне надо предложить народу что-то особенное.
— Уверен, мистер президент, что политик с таким богатейшим практическим опытом, как у вас, поймет, как нам это необходимо, — вставил Артур Лексингтон.
Президент расплылся в широкой улыбке.
— Я не решаюсь выразить согласия из страха, что вы, ребята, тут же поймаете меня на слове. Давайте скажем так: да, я уверен, что вам придется повозиться с оппозицией, но это же в конце концов нам всем здесь не в новинку. Вы все равно победите, Джим, у меня нет сомнений. Что же касается второго пункта — да, я понимаю.
— Есть целый ряд пунктов, — заявил Хауден. Президент откинулся на спинку кресла.
— Выкладывайте!
— После заключения союзного акта должны быть обеспечены развитие канадской промышленности и занятость, — ровным четким голосом стал перечислять Хауден. Он был не просителем, но равным среди равных, пусть никто в этом не сомневается. — Американские капиталовложения и предприятия в Канаде должны не только сохраниться, но и расшириться. Мы не хотим, чтобы из-за таможенного союза “Дженерал моторе” свернула свою деятельность в нашей стране, объединяясь с Детройтом, или чтобы так же поступили “Форд” и “Дирборн”. То же самое относится и к более мелким промышленным предприятиям.
— Согласен, — бросил президент. Он поигрывал карандашом, постукивая им по столешнице. — Слабая промышленность невыгодна обеим сторонам. Думаю, здесь можно что-нибудь придумать, и я бы сказал, что у вас будет больше промышленных предприятий, отнюдь не меньше.
— Специальная гарантия?
Президент кивнул:
— Специальная гарантия. Наше министерство торговли и ваши люди из торговли и финансов могут выработать поощрительную формулу налогообложения.
Слушая их, адмирал Рапопорт и Артур Лексингтон делали пометки в своих блокнотах.
Хауден поднялся из своего кресла, прошелся по ковру.
— Сырье, — заявил он. — За Канадой остается контроль над разрешениями на добычу, мы также хотим гарантий против контрабандного вывоза. Нельзя допустить, чтобы американцы устроили себе золотое дно — тащили все сырье подряд для обработки где-нибудь за пределами Канады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76