Из уст любого другого это прозвучало бы грубостью и оскорблением. Однако произнесенные А. Р. Батлером с невероятно сердечной улыбкой слова, казалось, звучали лишь добродушной дружеской шпилькой.
Сзади Элана кто-то злорадно хихикнул.
— Весьма простая суть дела, как я намерен продемонстрировать, милорд, — заявил А. Р. Батлер, — заключается в том, что клиент моего друга, мистер Дюваль, чья своеобразная проблема нам всем хорошо известна и, могу сказать, к которой министерство по делам иммиграции относится чрезвычайно сочувственно… Суть дела заключается в том, что этот Дюваль задержан отнюдь не противозаконно, но, напротив, совершенно законно, на основании ордера, выданного с соблюдением всех должных и надлежащих процессуальных норм в соответствии с действующим в Канаде законом об иммиграции. Более того, ваша честь, я утверждаю, что капитан судна “Вастервик”, подвергая этого Дюваля задержанию, о чем информировал нас здесь мой ученый коллега, действовал абсолютно законно. Дело в том, что если бы капитан судна не сумел обеспечить выполнения распоряжения иммиграционных властей о задержании…
И так далее, и так далее катились округлые искусно составленные и любовно отточенные фразы. Там, где Элан запинался в поисках нужных слов, А. Р. Батлер без труда находил и выстраивал их с изящной ритмичной точностью. Там, где Элан кружил окольными путями, продираясь к главной сути каждого довода, то и дело теряя нить мысли и возвращаясь к уже сказанному, А. Р. Батлер мастерски поочередно начинал и закруглял один тезис, затем переходил к следующему.
Его аргументы звучали убедительно: задержание совершенно законно, все требования закона соблюдены, ни капитан судна, ни министерство по делам иммиграции не допустили никаких промахов либо ошибок, в качестве зайца Анри Дюваль не имеет никаких юридических прав, и потому требовать специального расследования со стороны иммиграционной службы нет оснований. Довод же Элана относительно гипотетического канадского гражданина, лишенного доступа в свою страну, настолько хлипок, что просто смешон… И в этом месте А. Р. Батлер действительно расхохотался, конечно же, крайне добродушно и снисходительно.
“Это было, — Элан признался про себя, — по-настоящему великолепное представление”.
А. Р. Батлер завершал свое выступление:
— Милорд, на основании вышеизложенного я прошу отклонить ходатайство и аннулировать ордер ниси.
После изысканно-церемонного поклона А. Р. Батлер с победным видом опустился в свое кресло.
В зале все застыли — так бывает после ухода со сцены звезды, потрясшей аудиторию. Кроме произнесенных в самом начале слов “В чем там у вас дело?”, судья Уиллис за все это время не издал более ни звука. “Да, эмоциям здесь не место, — подумал Элан, — но все же можно было ожидать со стороны судьи хотя бы какой-нибудь заинтересованности. Судя же по его поведению, можно было предположить, что мы здесь ведем речь о кирпичах и цементе, а не о человеческом существе”. Судья пошевелился в кресле с высокой спинкой, просматривая свои записи, потянулся за стаканом воды со льдом, неторопливо отхлебнул из него… Репортеры заерзали в нетерпении, некоторые демонстративно поглядывали на часы, и Элан догадался, что многих из них подпирают сроки сдачи материалов в редакцию. Хотя уже перевалило за одиннадцать часов, в зале было по-прежнему необычно многолюдно. Всего лишь несколько адвокатов, очевидно, занятых неотложными делами, покинули зал, однако на их месте появилось гораздо больше народу, в чем Элан убедился, оглядев заполненные ряды кресел позади себя.
Только сейчас Элан начал слышать доносившиеся снаружи звуки: завывание ветра, шум уличного движения, вибрирующий свист, похожий на тот, что издает пневматическая дрель, далекий звон колокола, медный всхлип буксира — вероятно, отплывает какое-нибудь судно, как вскоре отчалит и “Вастервик” с Анри Дювалем на борту или без него… Ну, это-то как раз станет известно буквально через минуту.
В тишине неожиданно громко скрипнуло кресло. Это поднялся на ноги Голлэнд, адвокат судоходной компании. Голосом, особенно неприятно скрипучим по контрасту с только что отзвучавшим богатым сочным баритональным басом А. Р. Батлера, он было начал:
— Если позволит ваша честь… Судья Уиллис резко поднял голову, оторвавшись от своих записей, и взглянул в зал.
— Нет, мистер Голлэнд, — остановил он адвоката. — Мне нет нужды вас беспокоить.
Адвокат поклонился и сел.
Вот и все.
Короткая фраза судьи могла означать только одно. Дело Элана провалилось, и никаких дополнительных доводов, чтобы довершить его крах, уже не требовалось.
— Что ж, — прошептал Том Льюис, — во всяком случае, мы пытались.
Элан кивнул. Он сознавал, что с самого начала подспудно ожидал провала. В конце концов, он же понимал, что вся его стратегия представляет собой весьма рискованную и сомнительную попытку. Но теперь, когда поражение стало явью, его охватило горькое чувство. Он допытывал сам себя, сколько здесь его собственной вины — его неопытности, его ораторской неуклюжести, проявленной в судебном заседании. Если бы он был более уверен в себе, если бы выступил столь же убедительно, как, скажем, А. Р. Батлер, мог бы он выиграть дело?
Или если бы ему повезло с судьей — попался бы, скажем, какой-нибудь более сочувствующий, нежели этот малопривлекательный сухарь там, на помосте, — повернулось бы дело по-другому?
Как оказалось, нет.
Еще до выступлений Элана и Батлера судья Стэнли Уиллис знал, что решение, которое он сейчас собирался вынести, неизбежно. Беззащитную уязвимость доводов Элана — равно как и их очевидную оригинальность, — он обнаружил уже через несколько секунд после того, как адвокат начал их излагать во время их первой встречи два дня назад.
Однако в то время у судьи были достаточные причины выдать адвокату ордер ниси. Сегодня же — к острому сожалению Уиллиса — никаких оснований вынести распоряжение о представлении задержанного в суд он не нашел.
Судья Уиллис считал А. Р. Батлера самовлюбленным позером. Пышная риторика и гладкая речь, назойливая демонстрация приветливости и доброжелательности были давно затасканными трюками из актерского арсенала адвокатов, которые могли произвести и, надо сказать, производили впечатление на присяжных, однако судьи к ним оказывались не столь восприимчивы. Тем не менее в доскональном знании законов А. Р. Батлеру отказать было нельзя, а аргументы, которые он только что привел, были буквально неопровержимы.
Судья Уиллис обязан — и через минуту он об этом объявит — отказать Элану в удовлетворении его ходатайства. Но он страстно желал найти какой-либо способ помочь молодому адвокату Элану Мэйтлэнду, а тем самым и Анри Дювалю.
В основе этого желания лежали две причины. Во-первых, как заядлый читатель газет судья Уиллис был убежден, что бездомному парню просто необходимо разрешить обосноваться в Канаде. С самого первого прочитанного сообщения он считал, что министерство по делам иммиграции должно сделать исключение из своих правил, как оно уже поступало до этого бессчетное число раз.
Судью Уиллиса неприятно удивило и возмутило, когда он узнал, что правительство не только не собирается делать для Дюваля исключение, но и заняло в лице иммиграционных властей негибкую и своевольную, на его взгляд, позицию.
Вторая причина заключалась в том, что Элан Мэйтлэнд понравился судье Уиллису с первого взгляда. Его неуклюжесть, не слишком бойкий язык и даже частые запинания не имели для судьи никакого значения. Настоящему адвокату — что Уиллису было доподлинно известно — не обязательно быть Демосфеном.
Когда дело Дюваля разразилось газетной бурей, судья Уиллис предположил, что кто-нибудь из именитых членов коллегии адвокатов, движимый чувством сострадания к злосчастному скитальцу, предложит ему юридическую помощь. Поначалу судью опечалило, что никто из них не решился на такой благородный поступок. Когда же он узнал, что один-единственный молодой адвокат решил-таки лечь на амбразуру, он тайно возрадовался. Сейчас, когда он наблюдал Элана в деле, эта радость переросла в гордость.
Его собственное участие в деле Анри Дюваля оказалось, конечно, чистой случайностью. И естественно, никакие личные пристрастия не повлияют на отправление Стэнли Уиллисом правосудия. В то же время иногда и судья может кое-что сделать…
“Все будет зависеть, — подумал судья Уиллис, — от того, насколько сообразительным окажется этот молодой адвокат Анри Дюваля”.
Кратко судья обосновал свое согласие с доводами А. Р. Батлера. Задержание Анри Дюваля капитаном полностью соответствовало ордеру, выданному министерством по делам иммиграции на совершенно законных основаниях, постановил судья. Поэтому в данном случае не имеет места незаконное задержание, в связи с которым могло бы быть вынесено распоряжение о представлении задержанного в суд.
— Ходатайство отвергнуто! — суховато заключил судья Уиллис.
Собираясь уходить, Элан мрачно складывал бумаги в портфель. И тут тот же суховатый голос отчетливо произнес:
— Мистер Мэйтлэнд!
Элан вскочил.
— Слушаю, милорд.
Кустистые брови сдвинулись как никогда устрашающе. Элан с трепетом гадал, что его ожидает. Резкая нотация скорее всего. Публика, двинувшаяся было к выходу, поспешно возвращалась на свои места.
— Вы заявили, излагая свои доводы, — твердо чеканил каждое слово судья, не сводя пристального взгляда с Элана, — что ваш клиент имеет право на рассмотрение его дела иммиграционными властями. Было бы, по-моему, логично ходатайствовать перед министерством по делам гражданства и иммиграции о проведении такого слушания, в чем его представители, — судья Уиллис посмотрел на группу во главе с Эдгаром Крамером, — несомненно, вам не откажут.
— Но, милорд… — нетерпеливо начал было Элан и смолк, охваченный чувством бессилия. Никакими юридическими иносказаниями не выразить того, что он хотел выкрикнуть судье: “Все, что вы сейчас говорите, полная бессмыслица. Вы что, не слышали? Министерство по делам иммиграции отказывается проводить расследование, что и стало причиной сегодняшнего судебного разбирательства. Похоже, вы и не слушали, что здесь говорилось. Или не поняли. А может, просто все проспали?”
“Паршиво, когда попадается такой вот твердокаменный бесчувственный судья”, — подумал Элан.
— Кстати, — обронил судья Уиллис, — если министерство проявит неуступчивость, вы ведь можете ходатайствовать перед судом вынести мандамус.
Крепкие словечки так и вертелись у Элана на кончике языка. Нет, это уж слишком. Почему он должен терпеливо сносить все это? Разве недостаточно того, что он проиграл дело, чтобы теперь судья еще…
Внезапно пришедшая в голову мысль вовремя остановила Элана. Боковым зрением он видел на лице Тома Льюиса смешанное выражение нетерпения и раздражения. Партнер явно разделял его чувства по поводу нелепого предложения судьи.
И все же…
Мысли Элана Мэйтлэнда понеслись вскачь.., какие-то обрывки лекций на юридическом факультете.., пыльные своды законов, пролистанные и забытые… Но память не подвела его, и все стало на свои места.
Элан облизал пересохшие губы. Нерешительно проговорил:
— Если ваша честь соизволит…
Колючие глаза судьи вонзились в Элана:
— Да, мистер Мэйтлэнд?
Элан только что слышал, как кто-то осторожно пробирался к выходу. Теперь шаги поспешно возвращались. Под неловко севшим человеком громко скрипнуло кресло. Публика в зале замерла в ожидании.
А. Р. Батлер бросил взгляд на Элана. Потом на судью. Опять на Элана.
Эдгар Крамер был откровенно растерян и озадачен. Элан заметил к тому же, что тот как-то странно неспокоен. Он все время суетливо ерзал в кресле, будто ему больно или неудобно сидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76