Слетелись в Москву отовсюду в поисках сладкой жизни и сказочных принцев… Вот только белые кони давно уже сдохли, но они пока об этом не знают. Этих девок надо держать, — он сжал кулак, — строго, иначе на шею сядут.
— Не буду оспаривать вашу точку зрения, — улыбнулся Рюмин. — Наверняка она основывается на богатом личном опыте. Но… Женщина все равно остается женщиной, и, по-моему, вы очень умело используете это обстоятельство.
Рудаков оторвался от репродукции. Взгляд его стал жестким.
— Здесь нет темы. Давай прекратим словоблудие.
— Будем считать, что я извинился? — спросил Рюмин.
— Будем считать, что мы квиты, — Рудаков выразительно посмотрел на лицо капитана.
— Отлично! Значит, я могу идти? — Рюмин сделал вид, будто собирается подняться с кресла.
— Постой! — осадил его Рудаков. — Ты ничего не хочешь рассказать мне об этом деле?
— Все, что знал, я уже рассказал полковнику Надточию. Поинтересуйтесь у него. Насколько я понимаю, эта услуга обходится вам бесплатно.
— Ты — оригинальный тип, Рюмин, — усмехнулся Рудаков. — Образец вымирающей фактуры! В наше время превыше всего ценится умение дружить, а ты постоянно нарываешься на конфликт. Зачем тебе это нужно?
— Сохраняю мировую гармонию. Кто-то торгует собой, кто-то устраивает балы, кто-то нарывается на конфликт. Таким образом поддерживается равновесие.
Рудаков подпер кулаком подбородок и некоторое время смотрел в пустоту. Потом глубоко вздохнул и перевел взгляд на капитана.
— Хочу, чтоб ты знал… Тот факт, что ты еще не работаешь постовым где-нибудь в Зажопинске, означает только одно: я надеюсь, что ты найдешь убийцу. Со своей стороны, обещаю тебе помочь. Сделать все, что в моих силах.
— Хорошо, — Рюмин отбросил ернический тон и стал серьезным. — Тогда ответьте мне, Михаил Наумович, почему вы дали Этель ключ от квартиры Оксаны Лапиной?
Лицо Рудакова налилось пунцовой краской. Он достал из кармана платок, вытер лоб и затылок.
— Что успела наболтать тебе эта мерза…
— Очаровательная девушка, — закончил за него Рюмин. — То, что ни для кого не является секретом, — вы состояли с убитой в близких отношениях..
— Я женат, Рюмин, — вздохнул Рудаков. — Понимаешь? Слухи — слухами, они крутятся всегда. Но жена не должна знать, что у меня есть ключ от квартиры Ингрид. Был ключ… — поправился он.
— Это равносильно признанию, — сощурился Рюмин. — Получается, вы знали наверняка, что, открыв дверь, обнаружите в квартире убитую девушку. Поднимется шум, и, как следствие, обо всем станет известно вашей жене.
Рудаков резко встал. Стул на колесиках откатился к окну и ударился о подоконник.
— Ищи убийцу! — сказал Рудаков.
— Найду, можете не сомневаться. Кстати, — Рюмин покрутил головой. — У вас нет ничего выпить?
— А мне говорили — ты в завязке, — удивился Рудаков.
— Ребра болят, — развел руками капитан. — Видимо, надо поменять матрас. Или — поменьше драться. Что-то одно, еще не решил, что выбрать.
— Хм…
Рудаков подошел к стеллажу со старинными фолиантами. Книги, как и предполагал капитан, оказались чистой бутафорией — одни корешки, за которыми скрывался бар.
— Коньяк?
— Капельку. Я за рулем.
Рудаков плеснул немного «Хеннеси» в пузатый бокал. Рюмин встал с кресла, пересек кабинет и протянул руку к рисунку Дега.
— Настоящая?
— Не трогай! — заволновался Рудаков. Он грубо отстранил капитана и сунул ему бокал. — На!
— Спасибо за гостеприимство, — Рюмин еще раз обвел взглядом кабинет. — Знаете, чего здесь не хватает? Ящика с кубинскими сигарами. Во всех фильмах злодеи курят кубинские сигары и предлагают их направо и налево.
— Ты злоупотребляешь моим терпением, — с угрозой сказал Рудаков. — Это лишнее.
— Согласен.
— Держи меня в курсе. Если что-то найдешь, позвони, — Рудаков дал капитану визитку, которую тот принял с легким полупоклоном.
— Беседа была плодотворной, — констатировал Рюмин. — Провожать не обязательно.
Не дожидаясь ответа Рудакова, капитан повернулся и вышел из кабинета. Рюмин миновал коридор, выплеснул коньяк в кадку с раскидистой пальмой и стал спускаться по лестнице.
— Шеф останется доволен, — сказал капитан. — Я был утонченно вежлив.
Рюмин завернул бокал в носовой платок и положил в карман френча. Меньше всего он был склонен доверять человеку, который обменивает девушек на фишки и не стыдится напяливать на голову дурацкий парик.
12
Вяземская вернулась в ординаторскую и запустила компьютер. Она создала на рабочем столе папку с названием «Панина» и перекачала в нее цифровые фотографии. На увеличенных снимках тонкие белые шрамы были хорошо видны. Длина, направление и промежутки между ними в точности соответствовали свежим царапинам, и это наводило на мысль о наличии у Паниной опасного стереотипа, возникшего вследствие психической травмы.
Вяземская считала, что пациентка перенесла грубое насилие, и это явилось причиной отсроченной реакции, вылившейся в убийство. Раны успели зажить и стать шрамами еще до того, как Лиза взялась за бритву и разделалась с мужем.
Сотрудники милиции усомнились в ее вменяемости и направили Панину на экспертизу в институт имени Сербского. Врачи, осматривавшие ее в приемном покое, шрамов не заметили, а потом, когда она вышла из ступора, было не до осмотра.
На обложке ее истории болезни появился красный треугольник, а сама Панина превратилась в обитательницу третьего бокса — Анна полагала, что пожизненно. Во всяком случае, за эти шесть лет не было отмечено ни малейшей положительной динамики в ее психическом состоянии.
Вяземской не давал покоя вопрос: кто оставил на теле молодой девушки страшные отметины? Муж?
«В таком случае, он получил по заслугам», — тайком призналась себе Анна.
Между тем близилось время обеда. Маленькие цифры в правом нижнем углу монитора показывали без четверти два. Анна все чаще зевала, глаза стали сами собой слипаться: за время дежурства ей не удалось даже вздремнуть, и сейчас бессонная ночь сказывалась.
Вяземская решила отложить работу на завтра и поехать домой. Размышления о шрамах на теле Паниной уступили место мыслям о горячем душе, пушистом махровом халате, чашке шоколада и мягкой постели.
«Пожалуй, хватит», — подумала Анна и выключила компьютер. Она сняла халат и переоделась. Вяземская закрыла за собой ординаторскую, вышла из корпуса и наискосок пересекла тихий институтский дворик. Массивные железные ворота, отделявшие территорию института от Кропоткинского переулка, были закрыты. Анна вышла через узкую калитку и направилась к машине.
Темно-синий глазастый «Мицубиси-Лансер» приветливо подмигнул габаритными огнями. Под левым «дворником», прижатый к лобовому стеклу, торчал конверт из грубой коричневой бумаги.
«Что это может быть? Признание в любви от таинственного поклонника?» Последний раз ей подбрасывали любовные записки лет пятнадцать назад, когда она училась в восьмом классе.
Анна вытащила послание из-под стеклоочистителя, открыла дверцу и села за руль. Двигатель бодро застрекотал после первого поворота ключа. Вяземская отогнула клапан конверта и заглянула внутрь.
Увидев то, что лежало в конверте, Анна невольно вздрогнула. Это походило на какое-то наваждение, которое никак не хотело ее отпускать. Вяземская зажмурилась, отказываясь поверить в реальность происходящего. Нет, это невозможно! Таких совпадений не бывает!
Она открыла глаза — конверт не исчез. Он оставался в ее руках. В нем лежала плотная стопка фотографий. Все — цветные и отличного качества. На обороте одного из снимков — короткий текст.
«Анна Сергеевна! Я бы очень хотел проконсультироваться с вами по данному вопросу. Мне интересно ваше мнение как специалиста. Если сочтете возможным, пожалуйста, позвоните по номеру…» — далее следовал номер мобильного и подпись.
«Александр».
Вяземская осторожно положила конверт на пассажирское сиденье. Она не знала, что и подумать. Как это расценить? Игра? Чья-то глупая неуместная шутка?
Анна сразу отмела эту мысль. Во-первых, ни один нормальный человек не стал бы шутить подобными вещами, а во-вторых…
— Да нет же, это просто невозможно, — вслух сказала Анна.
Конечно, узнать ее имя, отчество и номер машины — пара пустяков, но все остальное-Вяземская поставила селектор коробки передач в положение «задний ход» и стала медленно выезжать со стоянки, поглядывая то в одно, то в другое зеркало.
Уголок верхней фотографии выглядывал из конверта. Он манил, притягивая к себе взгляд. Анна не удержалась и повернула голову…
Внезапно раздался оглушительный визг тормозов, и потом — возмущенный рев клаксона. Через несколько секунд звук оборвался, и к машине Вяземской подбежал лысый мужчина с лицом, усыпанным темными веснушками. Он что-то кричал и размахивал руками.
Анна опустила стекло, выслушала его сумбурные, но в целом — заслуженные — упреки и, согласно кивнув, сказала:
— Извините!
— Что «извините»? Что «извините»? — наседал мужчина, и его нос смешно морщился. — Что мне толку от твоих извинений? Лучше смотри, куда едешь!
Вяземская закрыла окно и тронула машину с места. Если этому истерику нравится орать — пусть! С какой стати она должна его слушать?
Она доехала до пересечения Кропоткинского переулка с Пречистенкой. Светофор горел красным запрещающим сигналом. Анна остановилась в правом ряду и смотрела прямо перед собой, на обрез капота. Пальцы выбивали на руле нервную дробь.
«Успокойся! — твердила она себе. — Сейчас главное — доехать до дома. Все это — результат бессонной ночи. Видение наяву. На самом же деле — ничего нет. И чего ты так разволновалась? Разве у тебя есть причина?»
Она осторожно повернула голову и убедилась, что причина все-таки есть. И довольно веская.
Верхняя фотография, выскользнув из конверта, лежала на сиденье. И Вяземская хорошо видела, что на ней изображено.
Обнаженное тело девушки. На животе — три поперечных пореза. Три таких же, но продольных, — на груди. Все в точности, как у Паниной, за исключением одного: девушка на фотографии была мертва. На ее тонкой изящной шее зияла страшная кровавая рана.
Анна зябко поежилась и отвела глаза. Красный свет сменился зеленым, Вяземская нажала на газ и повернула направо, на Пречистенку.
Еще до того, как она подъехала к Смоленскому бульвару, Анна поняла, что обязательно позвонит по указанному номеру и поговорит с неизвестным Александром. И, может быть, даже встретится с ним.
13
Рюмин вернулся на Петровку около двух часов. Капитан быстро прошел в левое крыло здания и поднялся на второй этаж, где размещались вспомогательные службы.
Рюмин не хотел попадаться на глаза полковнику Надточию — иначе пришлось бы долго объяснять, почему, вместо того, чтобы отрабатывать новые версии, он упорно продолжает прощупывать Рудакова.
«Потому что я уверен — он темнит, — подумал Рюмин. — И я не успокоюсь, пока не выясню, в чем тут дело».
Дактилоскопическая лаборатория занимала три маленькие смежные комнаты в конце коридора, напротив пожарной лестницы, заставленной старыми сейфами, стульями и шкафами. Рюмин открыл дверь и вошел. Сизые клочья табачного дыма окутали его густым туманом. На шатком столике стояла дешевая китайская магнитола. Из динамика доносилась «Summer in the city» Джо Коккера. Пыльные тяжелые шторы были плотно задернуты, помещение освещалось бледным мерцанием компьютерного монитора и четырьмя негатоскопами. На их экранах не оставалось свободного места — повсюду висели прозрачные пленки с отпечатками пальцев. Рюмин в который раз поймал себя на мысли, что нормальному человеку разобраться в этом хаосе никак невозможно. Тем не менее, криминалист Стае Петровский свободно в нем ориентировался и даже называл это «идеальным порядком».
— Экспертиза по Яузскому бульвару будет готова ближе к вечеру!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44