Капитан прочитал имя — Гурвич Аркадий Львович. Оно ему ровным счетом ничего не говорило.
«Гурвич, Гурвич», — повторял Рюмин, пытаясь вспомнить, где он видел этого мужчину. Совсем недавно, может быть, даже сегодня. Где же?
Этот Гурвич отличался завидным постоянством: из всех девочек он предпочитал Этель. Аркадий Львович пользовался ее благосклонностью четыре раза с промежутками в два-три месяца. Довольно часто — принимая во внимание его отталкивающую и весьма болезненную внешность.
Такую внешность забыть невозможно. Рюмина осенило. Он достал свадебную фотографию Паниной и Уржумцева, позаимствованную у журналиста. Натренированная зрительная память не подвела капитана. Лицо Гурвича не зря показалось знакомым — именно Аркадий Львович стоял за плечом жениха.
Безусловно, он имел отношение ко всей этой истории, но какое?
Рюмин не ошибся в прогнозах — день действительно выдался напряженным. И продолжал удивлять.
33
— Если честно, я вас ждала, — Этель широко открыла дверь, приглашая капитана войти. — Очень ждала, — повторила она, и Рюмину стало неловко — оттого, зачем и с какой целью он пожаловал.
— Э-э-э… Видите ли, Нина…
Капитан пытался найти благовидное объяснение, всячески оттягивая начало неприятного разговора.
— Я…
— Не стойте на пороге. Проходите!
Рюмин рассеянно кивнул и долго вытирал ботинки о половик.
— У меня мало времени, — сказал он.
— У меня — еще меньше. Рейс через четыре часа.
Капитан вошел в квартиру и едва не упал, запнувшись о большой черный чемодан, стоявший в прихожей. Только теперь до него дошло, что происходит.
Вешалка была пуста, в стенах сиротливо торчали гвоздики — видимо, раньше на них висели картины или фотографии. Кровать, видневшаяся через открытую дверь спальни, стояла с голым незастеленным матрасом.
— Вы уезжаете? — спросил Рюмин.
— Да. — Девушка пожала плечами и поспешно отвернулась. Затем, после недолгой паузы, сказала. — Хотите соку?
— Да, пожалуйста, — сказал капитан.
Они прошли на кухню, сели на колченогие табуреты за маленьким обшарпанным столом. Девушка налила в два стакана яблочный сок, один подвинула Рюмину.
— Этот город — чужой, — внезапно сказала она. — У меня всегда было такое чувство, что я занимаюсь… не тем. Охочусь за миражами. А в это время что-то большое и настоящее проходит мимо.
— Простите за вчерашний разговор, — осторожно начал Рюмин. — Я не хотел вмешиваться в вашу жизнь.
Девушка отмахнулась.
— Оставьте! Неужели вы всерьез думаете, что смогли на меня повлиять? Нет, дело не в вас. Хотя… Вы назвали вещи своими именами. За это — большое спасибо. Этель была шлюхой — одной из самых лучших. Она останется здесь. Навсегда. Это имя — как шелест купюр в карманах мерзких стариков. Как шорох роскошных нарядов, спадающих быстро и без усилия. Домой улетит Нина — девушка, у которой стерлись из памяти несколько лет жизни.
— Я уважаю ваш выбор, — осторожно подбирая слова, сказал капитан. — На это нужны силы.
— Выбор не такой уж сложный, как мне раньше казалось. Или безвольно наблюдать, как тебя засасывает чавкающее болото или… попытаться вырваться.
— Я хочу, чтобы у вас все получилось, — кивнул Рюмин.
Девушка сделала несколько глотков.
— Ну, а теперь рассказывайте, зачем пришли. Ведь наверняка не за тем, чтобы проводить меня?
Капитан почувствовал себя свободнее. Если она сама все понимает, значит, будет проще сложить разговор.
— Я хочу задать несколько вопросов. Они… не очень приятные…
Девушка покачала головой.
— Этель расскажет обо всем без утайки. А Нина… не позволит ей соврать. Валяйте, капитан!
— Хорошо… Этель, — сказал Рюмин. — Вы знаете Аркадия Львовича Гурвича?
— Гурвича?! — по телу девушки пробежала короткая дрожь. — Да, к сожалению.
— Расскажите мне о нем, — попросил капитан.
— Гадкий тип. Об этом невозможно вспоминать без отвращения. Ну да ладно. Я обещала… — девушка достала из кухонного шкафа чистую пепельницу. — У вас найдется сигарета?
Рюмин вынул из кармана пачку, протянул Этель, потом поднес зажигалку.
— Я была у него, — хрипло сказала девушка, выпустив густую струю дыма. — Четыре раза. Не так уж мало, если учесть, как он выглядит.
— Да, выглядит он неважно, — подтвердил капитан.
Этель глубоко затянулась и продолжала.
— Все четыре раза были очень похожи. Он выдумал какой-то идиотский сценарий и повторялся во всем, даже в мелочах. Он давал мне одежду. Ее явно кто-то носил. Не знаю, кто, но размер идеально совпадал с моим. Знаете, была в ней одна странность…
— Какая? — Рюмин подался вперед.
— Эти вещи давно вышли из моды — лет пять или семь назад, но… Они были очень качественными. Не китайский ширпотреб. Дорогие вещи от известных фирм. «Ив-Сен Лоран», «Гуччи», «Живанши», «Версаче»… Он заставлял меня переодеваться полностью, включая белье. А потом… — она осеклась и вопросительно посмотрела на капитана.
— Нет, нет, подробности меня не интересуют, — поспешил сказать Рюмин. — Достаточно — в самых общих чертах.
— В самых общих? — Этель задумалась. — Еще он давал мне парик. Хотел, чтобы я была брюнеткой. Черное каре вот такой, — она коснулась плеча рукой, — длины.
— Этель… — осторожно спросил Рюмин. — Как вы думаете, почему он это делал? Может, он хотел, чтобы вы были на кого-нибудь похожи?
— Конечно! — усмехнулась девушка. — А я разве вам не сказала?
Рюмин энергично замотал головой.
— Он сходил с ума по Ингрид, но Миша ее не продавал. Предпочитал спать с ней сам. Комплекция у нас одинаковая, а парик и лицо — это можно сделать. Легко!
— Вы говорите — легко? — недоверчиво спросил Рюмин.
— Женское лицо — как мягкая глина, — заверила Этель. — Из него можно слепить что угодно.
Капитан вспомнил превращение худой скромной студентки в блестящую красавицу и согласился.
— Пожалуй, вы правы.
— Вот так и получалось: старикашка хотел Ингрид, но спал со мной. Идиот! Правда, знаете, что мне до сих пор непонятно?
— Что? — насторожился Рюмин.
— Если он хотел Ингрид, то почему называл меня Лизой?
— Вы говорите — Лизой? — опешил капитан.
— Да! На все лады! «Лизонька», «Лизавета», «Лиз», «Лизка», «Лизетт»… — девушка поморщилась. Наверное, воспоминания были не из приятных. — Старый козел! И все время — в одной и той же комнате! Нет, я ничего не хочу сказать — там было чисто, светло и уютно, но почему обязательно в подвале?
— Этель! — Рюмин не удержался и тоже закурил, хотя в горле уже саднило от табака. — А вы никогда не спрашивали его об этом?
— Нет! — девушка раздавила окурок в пепельнице и одним большим глотком допила сок. — Никогда!
Она встала, вымыла стакан и выразительно посмотрела на часы.
— Простите, капитан, мне пора собираться.
— Последний вопрос! — Рюмин два раза быстро затянулся и погасил сигарету. — Где мне его найти?
— Гурвича? — Этель выглядела удивленной. — Он довольно известный человек. У него своя клиника в Подмосковье. Он практически в ней живет; в город наведывается крайне редко.
— А поточнее?
Этель продиктовала адрес. Капитан записал.
— Регистрация начнется через полтора часа, — сказала девушка. — А мне еще ехать в Домодедово.
— Если не возражаете, я вас отвезу, — предложил Рюмин.
Этель пожала плечами.
— Ну, если вас не затруднит…
— Нисколько. Я только сделаю один звонок.
Капитан вышел из кухни и быстро поговорил по мобильному. Затем вернулся и сказал:
— Машина стоит внизу. Говорите, какие вещи берете с собой.
Девушка показала на чемодан и небольшой саквояж.
— Вот все, что мне удалось урвать у столицы.
— Это ерунда, — успокоил Рюмин. — Главное, чтобы ей не удалось урвать у вас слишком много, Эт… — он осекся, увидев, как девушка изменилась в лице. Огляделся, словно искал кого-то, и с деланным смехом сказал. — Что это со мной? Этель ведь больше нет?
Капитан нагнулся, перекинул ремень саквояжа через плечо, поднял тяжелый чемодан.
— Ну что? Пора домой? Нина…
Она бросилась ему на шею — Рюмин едва удержался на ногах, — покрыла лицо звонкими поцелуями и выбежала вон из квартиры.
— Пора! — восклицала она, смеясь. — Домой!***
На обратном пути из аэропорта в Москву Рюмин думал, как же люди безответственно относятся к своей жизни, если им потом приходится вычеркивать из нее сразу несколько лет.
Да и в его сумбурной судьбе, что греха таить, было немало такого, о чем хотелось бы забыть. И никогда не вспоминать. Но только… Так не бывает.
Когда пытаешься забыть о прошлом, оно начинает мстить. Жестоко. И беспощадно. Наглядный тому пример — стройная женщина с густыми черными волосами. «Безумная Лиза».
34
В три часа небо затянула легкая дымка, набежавшая с северо-запада. Она постоянно сгущалась, и за каких-то пятнадцать минут стала плотной, совсем закрыв солнце. В половине четвертого первые капли дождя упали на асфальт, но это нисколько не опечалило Вяземскую.
Сегодня был особенный день. У нее все получалось. Анна ощущала потребность поделиться с кем-нибудь своей маленькой клокочущей радостью, но в отделении преимущественно работали мужчины. Рассказывать им ничего не хотелось. Собственно говоря, если бы среди врачей преобладали женщины, она тем более не стала бы откровенничать, — Анна не верила в женскую дружбу.
Но, так или иначе, чувства бурлили в ее душе и рвались наружу. Вяземская догадывалась, что со стороны она выглядит немного наивно и смешно — словно школьница, обожженная первым неловким поцелуем. И тем не менее ничего не могла с собой поделать. К полудню коллеги стали подозрительно на нее коситься — чужая радость всегда вызывает в лучшем случае подозрение, — и Анна, не желая никого дразнить, закрылась в ординаторской проверять истории.
Она сама удивилась, как быстро и легко справилась с этой рутинной и обычно надоедливой работой, которую всегда старалась отложить на потом. До конца рабочего дня (а значит — до встречи с НИМ) оставалось еще достаточно времени, и Вяземская решила спуститься в боксовое отделение.
Анна пошла туда одна — она не собиралась входить в бокс. К тому же — все санитары были заняты приготовлениями к обеду.
Вяземская отперла тяжелый засов и открыла массивную решетку с толстыми прутьями. Петли надсадно заскрипели. Они скрипели давно, но никто из технического персонала не торопился их смазывать. Анна где-то читала, что двери в тюрьмах и психиатрических лечебницах просто обязаны скрипеть — заключенные должны помнить, что каждую минуту за ними следят. И даже если они не видят надзирателя, то пусть хотя бы слышат — это уже немало.
Вяземская перешагнула порог и стала считать шаги. До глухой стены, которой заканчивался общий коридор, их было ровно двадцать: Анна загадала, что если Панина встанет с кровати и подойдет к стеклу раньше, чем она насчитает десять, то… То… То, наверное, все будет хорошо. Просто так. «Все будет хорошо». Она не вкладывала в это понятие какой-то конкретный смысл.
Семь… Восемь… Девять… Анна остановилась и поглядела на третий бокс. Паниной не было видно. Вяземская громко прокашлялась. Десять. Пустота. Черный плексиглас.
Анна двинулась дальше, и тут… «Безумная Лиза» появилась из глубины бокса — как всегда, неожиданно.
Панина стояла, положив обе руки на стекло, и смотрела на Вяземскую пристальным немигающим взглядом. Но сегодня в ее глазах читалось что-то особенное… Или это просто показалось?
— Как вы себя чувствуете? — спросила Анна. — Как ваши… раны?
Лиза не отвечала, да Вяземская и не ждала ответа. Услышав голос врача, Панина блаженно зажмурилась и выгнула спину дугой, словно кошка в томительном ожидании мартовских утех.
— Ничего… — Анна неопределенно помахала рукой. — Не воспалилось?
В боксе была высокая влажность, поэтому даже небольшая ранка могла обернуться гнойным воспалением. Этого она и опасалась.
Панина чуть-чуть отступила и медленно расстегнула пуговицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
«Гурвич, Гурвич», — повторял Рюмин, пытаясь вспомнить, где он видел этого мужчину. Совсем недавно, может быть, даже сегодня. Где же?
Этот Гурвич отличался завидным постоянством: из всех девочек он предпочитал Этель. Аркадий Львович пользовался ее благосклонностью четыре раза с промежутками в два-три месяца. Довольно часто — принимая во внимание его отталкивающую и весьма болезненную внешность.
Такую внешность забыть невозможно. Рюмина осенило. Он достал свадебную фотографию Паниной и Уржумцева, позаимствованную у журналиста. Натренированная зрительная память не подвела капитана. Лицо Гурвича не зря показалось знакомым — именно Аркадий Львович стоял за плечом жениха.
Безусловно, он имел отношение ко всей этой истории, но какое?
Рюмин не ошибся в прогнозах — день действительно выдался напряженным. И продолжал удивлять.
33
— Если честно, я вас ждала, — Этель широко открыла дверь, приглашая капитана войти. — Очень ждала, — повторила она, и Рюмину стало неловко — оттого, зачем и с какой целью он пожаловал.
— Э-э-э… Видите ли, Нина…
Капитан пытался найти благовидное объяснение, всячески оттягивая начало неприятного разговора.
— Я…
— Не стойте на пороге. Проходите!
Рюмин рассеянно кивнул и долго вытирал ботинки о половик.
— У меня мало времени, — сказал он.
— У меня — еще меньше. Рейс через четыре часа.
Капитан вошел в квартиру и едва не упал, запнувшись о большой черный чемодан, стоявший в прихожей. Только теперь до него дошло, что происходит.
Вешалка была пуста, в стенах сиротливо торчали гвоздики — видимо, раньше на них висели картины или фотографии. Кровать, видневшаяся через открытую дверь спальни, стояла с голым незастеленным матрасом.
— Вы уезжаете? — спросил Рюмин.
— Да. — Девушка пожала плечами и поспешно отвернулась. Затем, после недолгой паузы, сказала. — Хотите соку?
— Да, пожалуйста, — сказал капитан.
Они прошли на кухню, сели на колченогие табуреты за маленьким обшарпанным столом. Девушка налила в два стакана яблочный сок, один подвинула Рюмину.
— Этот город — чужой, — внезапно сказала она. — У меня всегда было такое чувство, что я занимаюсь… не тем. Охочусь за миражами. А в это время что-то большое и настоящее проходит мимо.
— Простите за вчерашний разговор, — осторожно начал Рюмин. — Я не хотел вмешиваться в вашу жизнь.
Девушка отмахнулась.
— Оставьте! Неужели вы всерьез думаете, что смогли на меня повлиять? Нет, дело не в вас. Хотя… Вы назвали вещи своими именами. За это — большое спасибо. Этель была шлюхой — одной из самых лучших. Она останется здесь. Навсегда. Это имя — как шелест купюр в карманах мерзких стариков. Как шорох роскошных нарядов, спадающих быстро и без усилия. Домой улетит Нина — девушка, у которой стерлись из памяти несколько лет жизни.
— Я уважаю ваш выбор, — осторожно подбирая слова, сказал капитан. — На это нужны силы.
— Выбор не такой уж сложный, как мне раньше казалось. Или безвольно наблюдать, как тебя засасывает чавкающее болото или… попытаться вырваться.
— Я хочу, чтобы у вас все получилось, — кивнул Рюмин.
Девушка сделала несколько глотков.
— Ну, а теперь рассказывайте, зачем пришли. Ведь наверняка не за тем, чтобы проводить меня?
Капитан почувствовал себя свободнее. Если она сама все понимает, значит, будет проще сложить разговор.
— Я хочу задать несколько вопросов. Они… не очень приятные…
Девушка покачала головой.
— Этель расскажет обо всем без утайки. А Нина… не позволит ей соврать. Валяйте, капитан!
— Хорошо… Этель, — сказал Рюмин. — Вы знаете Аркадия Львовича Гурвича?
— Гурвича?! — по телу девушки пробежала короткая дрожь. — Да, к сожалению.
— Расскажите мне о нем, — попросил капитан.
— Гадкий тип. Об этом невозможно вспоминать без отвращения. Ну да ладно. Я обещала… — девушка достала из кухонного шкафа чистую пепельницу. — У вас найдется сигарета?
Рюмин вынул из кармана пачку, протянул Этель, потом поднес зажигалку.
— Я была у него, — хрипло сказала девушка, выпустив густую струю дыма. — Четыре раза. Не так уж мало, если учесть, как он выглядит.
— Да, выглядит он неважно, — подтвердил капитан.
Этель глубоко затянулась и продолжала.
— Все четыре раза были очень похожи. Он выдумал какой-то идиотский сценарий и повторялся во всем, даже в мелочах. Он давал мне одежду. Ее явно кто-то носил. Не знаю, кто, но размер идеально совпадал с моим. Знаете, была в ней одна странность…
— Какая? — Рюмин подался вперед.
— Эти вещи давно вышли из моды — лет пять или семь назад, но… Они были очень качественными. Не китайский ширпотреб. Дорогие вещи от известных фирм. «Ив-Сен Лоран», «Гуччи», «Живанши», «Версаче»… Он заставлял меня переодеваться полностью, включая белье. А потом… — она осеклась и вопросительно посмотрела на капитана.
— Нет, нет, подробности меня не интересуют, — поспешил сказать Рюмин. — Достаточно — в самых общих чертах.
— В самых общих? — Этель задумалась. — Еще он давал мне парик. Хотел, чтобы я была брюнеткой. Черное каре вот такой, — она коснулась плеча рукой, — длины.
— Этель… — осторожно спросил Рюмин. — Как вы думаете, почему он это делал? Может, он хотел, чтобы вы были на кого-нибудь похожи?
— Конечно! — усмехнулась девушка. — А я разве вам не сказала?
Рюмин энергично замотал головой.
— Он сходил с ума по Ингрид, но Миша ее не продавал. Предпочитал спать с ней сам. Комплекция у нас одинаковая, а парик и лицо — это можно сделать. Легко!
— Вы говорите — легко? — недоверчиво спросил Рюмин.
— Женское лицо — как мягкая глина, — заверила Этель. — Из него можно слепить что угодно.
Капитан вспомнил превращение худой скромной студентки в блестящую красавицу и согласился.
— Пожалуй, вы правы.
— Вот так и получалось: старикашка хотел Ингрид, но спал со мной. Идиот! Правда, знаете, что мне до сих пор непонятно?
— Что? — насторожился Рюмин.
— Если он хотел Ингрид, то почему называл меня Лизой?
— Вы говорите — Лизой? — опешил капитан.
— Да! На все лады! «Лизонька», «Лизавета», «Лиз», «Лизка», «Лизетт»… — девушка поморщилась. Наверное, воспоминания были не из приятных. — Старый козел! И все время — в одной и той же комнате! Нет, я ничего не хочу сказать — там было чисто, светло и уютно, но почему обязательно в подвале?
— Этель! — Рюмин не удержался и тоже закурил, хотя в горле уже саднило от табака. — А вы никогда не спрашивали его об этом?
— Нет! — девушка раздавила окурок в пепельнице и одним большим глотком допила сок. — Никогда!
Она встала, вымыла стакан и выразительно посмотрела на часы.
— Простите, капитан, мне пора собираться.
— Последний вопрос! — Рюмин два раза быстро затянулся и погасил сигарету. — Где мне его найти?
— Гурвича? — Этель выглядела удивленной. — Он довольно известный человек. У него своя клиника в Подмосковье. Он практически в ней живет; в город наведывается крайне редко.
— А поточнее?
Этель продиктовала адрес. Капитан записал.
— Регистрация начнется через полтора часа, — сказала девушка. — А мне еще ехать в Домодедово.
— Если не возражаете, я вас отвезу, — предложил Рюмин.
Этель пожала плечами.
— Ну, если вас не затруднит…
— Нисколько. Я только сделаю один звонок.
Капитан вышел из кухни и быстро поговорил по мобильному. Затем вернулся и сказал:
— Машина стоит внизу. Говорите, какие вещи берете с собой.
Девушка показала на чемодан и небольшой саквояж.
— Вот все, что мне удалось урвать у столицы.
— Это ерунда, — успокоил Рюмин. — Главное, чтобы ей не удалось урвать у вас слишком много, Эт… — он осекся, увидев, как девушка изменилась в лице. Огляделся, словно искал кого-то, и с деланным смехом сказал. — Что это со мной? Этель ведь больше нет?
Капитан нагнулся, перекинул ремень саквояжа через плечо, поднял тяжелый чемодан.
— Ну что? Пора домой? Нина…
Она бросилась ему на шею — Рюмин едва удержался на ногах, — покрыла лицо звонкими поцелуями и выбежала вон из квартиры.
— Пора! — восклицала она, смеясь. — Домой!***
На обратном пути из аэропорта в Москву Рюмин думал, как же люди безответственно относятся к своей жизни, если им потом приходится вычеркивать из нее сразу несколько лет.
Да и в его сумбурной судьбе, что греха таить, было немало такого, о чем хотелось бы забыть. И никогда не вспоминать. Но только… Так не бывает.
Когда пытаешься забыть о прошлом, оно начинает мстить. Жестоко. И беспощадно. Наглядный тому пример — стройная женщина с густыми черными волосами. «Безумная Лиза».
34
В три часа небо затянула легкая дымка, набежавшая с северо-запада. Она постоянно сгущалась, и за каких-то пятнадцать минут стала плотной, совсем закрыв солнце. В половине четвертого первые капли дождя упали на асфальт, но это нисколько не опечалило Вяземскую.
Сегодня был особенный день. У нее все получалось. Анна ощущала потребность поделиться с кем-нибудь своей маленькой клокочущей радостью, но в отделении преимущественно работали мужчины. Рассказывать им ничего не хотелось. Собственно говоря, если бы среди врачей преобладали женщины, она тем более не стала бы откровенничать, — Анна не верила в женскую дружбу.
Но, так или иначе, чувства бурлили в ее душе и рвались наружу. Вяземская догадывалась, что со стороны она выглядит немного наивно и смешно — словно школьница, обожженная первым неловким поцелуем. И тем не менее ничего не могла с собой поделать. К полудню коллеги стали подозрительно на нее коситься — чужая радость всегда вызывает в лучшем случае подозрение, — и Анна, не желая никого дразнить, закрылась в ординаторской проверять истории.
Она сама удивилась, как быстро и легко справилась с этой рутинной и обычно надоедливой работой, которую всегда старалась отложить на потом. До конца рабочего дня (а значит — до встречи с НИМ) оставалось еще достаточно времени, и Вяземская решила спуститься в боксовое отделение.
Анна пошла туда одна — она не собиралась входить в бокс. К тому же — все санитары были заняты приготовлениями к обеду.
Вяземская отперла тяжелый засов и открыла массивную решетку с толстыми прутьями. Петли надсадно заскрипели. Они скрипели давно, но никто из технического персонала не торопился их смазывать. Анна где-то читала, что двери в тюрьмах и психиатрических лечебницах просто обязаны скрипеть — заключенные должны помнить, что каждую минуту за ними следят. И даже если они не видят надзирателя, то пусть хотя бы слышат — это уже немало.
Вяземская перешагнула порог и стала считать шаги. До глухой стены, которой заканчивался общий коридор, их было ровно двадцать: Анна загадала, что если Панина встанет с кровати и подойдет к стеклу раньше, чем она насчитает десять, то… То… То, наверное, все будет хорошо. Просто так. «Все будет хорошо». Она не вкладывала в это понятие какой-то конкретный смысл.
Семь… Восемь… Девять… Анна остановилась и поглядела на третий бокс. Паниной не было видно. Вяземская громко прокашлялась. Десять. Пустота. Черный плексиглас.
Анна двинулась дальше, и тут… «Безумная Лиза» появилась из глубины бокса — как всегда, неожиданно.
Панина стояла, положив обе руки на стекло, и смотрела на Вяземскую пристальным немигающим взглядом. Но сегодня в ее глазах читалось что-то особенное… Или это просто показалось?
— Как вы себя чувствуете? — спросила Анна. — Как ваши… раны?
Лиза не отвечала, да Вяземская и не ждала ответа. Услышав голос врача, Панина блаженно зажмурилась и выгнула спину дугой, словно кошка в томительном ожидании мартовских утех.
— Ничего… — Анна неопределенно помахала рукой. — Не воспалилось?
В боксе была высокая влажность, поэтому даже небольшая ранка могла обернуться гнойным воспалением. Этого она и опасалась.
Панина чуть-чуть отступила и медленно расстегнула пуговицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44