— Ну что ж, девочки! — режиссер потер руки. — Вы уже знакомы. Все друг о друге знаете, поэтому ссориться из-за меня не стоит. Рассказывай, прелесть моя, зачем пожаловала?
Александр явно чувствовал себя неловко. При словах «прелесть моя» он беспокойно заерзал.
Вяземская сразу перешла к делу.
— Володя, ты можешь рассказать что-нибудь об Уржумцеве?
— Костик? — Зубриков состроил кислую мину. — Разве он еще кого-то интересует?
— Меня, например.
— Собираешься устроить культ погибшего кумира?
— Попытайся быть серьезным. Хотя бы ненадолго, — с укором сказала Анна.
— Хорошо, попробую.
Зубриков широко улыбнулся, потом заявил:
— Как актер он был полный ноль. Постоянно ломал кадр.
— Если ты не можешь грамотно выстроить кадр, это еще не значит, что виноват актер, — сварливо сказала блондинка и неторопливо закинула ногу на ногу.
Узкое короткое платье натянулось, угрожая лопнуть. Блондинка некоторое время безуспешно с ним боролась, потом — так же медленно — вернула ногу на пол.
— Если в кадре нет тебя, это еще не значит, что он выстроен неграмотно, — парировал Зубриков. — Моя прелесть! — добавил он и снова ущипнул блондинку.
— Идиот! — ласково прошипела обладательница аппетитных коленок.
— Мэрилин Монро! — тем же тоном ответил режиссер. Они громко поцеловались.
— Так что насчет Уржумцева? — напомнила Анна.
Зубриков и блондинка на время перестали изображать волнистых попугайчиков на ветке. «Мэрилин» достала платок и вытерла с лица режиссера следы алой помады.
— Он постоянно ломал кадр, — косясь на пассию, заявил режиссер. На этот раз блондинка промолчала, и он продолжил: — Маленький актер с большими амбициями. Типичный сын академика. От папы достались деньги. От мамы — мозги, повернутые набекрень. Отличное наследство!
— Константин Уржумцев был сыном академика?
— Ну да! Папа изобрел что-то гениальное… Вроде как метод прямой перегонки свинячьего дерьма в ракетное топливо. Ну, а поскольку ракет у нас хватает, а свиней — еще больше… — Зубриков развел руками, показывая, что комментарии излишни.
— А… мать? — осторожно спросила Вяземская.
— Полоумная особа! — воскликнул режиссер. — Была помешана на исключительности сына. А после того, как супруга-академика законопатили в Кремлевскую стену, окончательно слетела с катушек. «Константин Родионович, Константин Родионович!». Вы бы видели, какие скандалы она устраивала! — Зубриков восхищенно зацокал языком. — Ни один сценарист так не напишет. Шекспир! Вот у кого настоящее чувство драмы!
Анна бросила взгляд на порезанную щеку Северцева.
— С чувством драмы у нее все в порядке… А что произошло с самим Уржумцевым?
— Он вышел из павильона через ворота, — заявила блондинка.
— То есть? — не поняла Вяземская.
Зубриков вздохнул. Было видно, что он не хочет развивать эту тему, но настойчивый интерес Анны требовал ответа.
— Лет шесть назад, — сказал он. — Мы снимали очередную «Подводную лодку в степях Украины». Милая бредятинка, скромный бюджет, «бабло побеждает зло» как основная тема… Натуру уже отсняли, остались интерьеры. Я работал вторым режиссером. Однажды Уржумцев вышел из павильона не через калитку, как положено, а через ворота. А у нас есть такая примета — не ходи через ворота, так только покойников носят. Ну, и…
— Сорвался, — подхватила блондинка. — Говорили, что запил. Но я-то знала — он уже пару лет плотно сидел на игле.
— Костик, Костик… — перебил Зубриков. — Хватились, а парня-то и нет. Пропал. Продюсеры икру мечут — сроки поджимают! А найти его не могут!
— Через месяц появился, — сообщила блондинка. — Серьезный такой, присмиревший… Целеустремленный.
— Начинаем снимать, — вновь вступил режиссер, — а парень играет, как Лоуренс Оливье! Дубль за дублем, один другого лучше! У меня — волосы дыбом! Ни дать, ни взять, второй Янковский! А Уржумцев смеется — новая муза, говорит! Вернула к жизни!
— Она-то его и убила, — мрачно заключила блондинка.
Вяземская и Северцев переглянулись.
— Кто? — спросила Анна.
— Лиза, — не сговариваясь, хором ответили Зубриков и блондинка.
Это было стопроцентным попаданием. Северцев подался вперед. Анна увидела, как его пальцы нервно стиснули сиденье стула.
Зубриков встал и подошел к шкафу, так тесно набитому различным барахлом, что грозил лопнуть, словно толстяк от обжорства. Режиссер открыл дверцу — посыпались неподшитые страницы сценариев, пожелтевшие от времени снимки, сложенные афиши, разорванные матерчатые отражатели для фотосъемки.
Зубриков безошибочно вытащил из груды хлама толстый альбом в обветшавшем дерматиновом переплете и бросил на стол.
— Где-то здесь… — он начал листать с конца и почти сразу наткнулся на то, что искал. — Вот! Странная парочка. Но они друг друга стоили…
На цветной фотографии были изображены два молодых человека в свадебных нарядах. Жених в черном костюме, с алой розой в петлице, бережно обнимал невесту за талию. Невеста, невысокая стройная брюнетка с густым роскошным каре, держала в руках букет калл. Пристальный взгляд зеленых глаз пронизывал и объектив, и пленку, и прошедшие с тех пор шесть лет… Вяземская невольно вздрогнула.
— А это кто? — спросил Северцев, показывая на худого лысого мужчину, стоявшего за плечом Уржумцева.
— Это? — Зубриков озадаченно почесал в затылке. — Черт его знает…
— Костик и Лиза называли его «наш счастливый случай»… — обронила блондинка. -Он-то их и познакомил.
— Точно, точно! — оживился режиссер. — Было такое.
— Вы позволите? — спросил Александр и, не дожидаясь ответа, вытащил снимок из фигурных прорезей.
Зубриков махнул рукой.
— Бери…
Северцев перевернул фотографию. Анна посмотрела на его лицо и поняла — что-то не так. Она бросила быстрый взгляд на оборот снимка…
На обороте стояла надпись: «Дружному коллективу съемочной группы от счастливых молодоженов». И — вместо автографа — большая буква «М». В точности такая же, как над кроватями убитых девушек.
— Что это? — голос Анны прозвучал глухо, и Зубриков насторожился.
— Что «это», прелесть моя? — спросил он, но уже не так беспечно, как прежде.
Встревоженная блондинка вскочила и нагнулась над столом. Юбка моментально закрыла колени, однако хитрая ткань, повинуясь закону сохранения материи, тут же обнажила великолепный бюст, при виде которого Памела Андерсон почернела бы от зависти.
Анна ткнула в букву.
— Вот эта «М»?
— Фу-у-у, — с облегчением вздохнул Зубриков. — Ты меня напугала, прелесть моя! Вся съежилась, ручки задрожали… Ну прямо Джульетта Мазинав финале «Ночей Кабирии»! Присмотрись повнимательнее. Это вовсе не «М». Это «Л» и «К». «Лиза» и «Константин». Они сами это выдумали.
Анна проследила взглядом переплетение линий. Все стало на свои места. Раньше четко срабатывал стереотип восприятия — за деревьями она не видела леса. Теперь же, при всем желании, не могла разглядеть в изящном вензеле букву «М». Действительно, как все просто! «Л» и «К». «Лиза» и… «Константин»?
Вяземская покосилась на Северцева. Тот еле заметно кивнул: мол, обсудим без лишних свидетелей и убрал фото во внутренний карман куртки.
— Спасибо, Володя! Мы пойдем, — сказала Анна.
Зубриков широко раскинул руки и завопил:
— Прощай, любовь моя! О, как ты быстротечна! — затем добавил громким шепотом — так, чтобы все слышали: — Жаркие поцелуи отложим на другой раз, а то наши будут ревновать. Зачем дразнить гусей?
Блондинка пропустила выпад мимо ушей, но Северцев несколько изменился в лице. Режиссер довольно ухмыльнулся.
— Пока, Отелло! — сказал он, пожимая Александру руку. — Ко мне ревнуют — значит, я чего-то стою! Как думаешь? — подмигнул он блондинке.
— Двадцать баксов — вместе с джинсами, — спокойно произнесла она, усаживаясь на место. — Если по частям, то дороже.
— По частям? Это мысль! — воскликнул Зубриков и, придав лицу зверское выражение, набросился на «Мэрилин».
Завершение сцены Анна и Северцев уже не увидели. Они вышли из кабинета и закрыли за собой дверь. В кино это называется — «открытый финал».***
Вяземская и Александр вышли на улицу. Анна вдруг почувствовала, как сильные пальцы Северцева стиснули ее локоть.
— Что случилось?
— Откуда вы его знаете? Этого… Зубрикова?
— А-а-а… Старая история! — отмахнулась Вяземская.
— Может, расскажете? — настаивал Александр.
Анна обернулась, посмотрела ему в глаза и… все поняла. Ей стало смешно.
— В чем дело? Вы ревнуете?
— Я?! С какой стати? — возразил Северцев. Помолчал и добавил. — Если честно, то — да.
— Володя помог мне купить машину, — желая поддразнить его, кокетливо сказала Анна.
Она сделала несколько шагов. Северцев, понурый и молчаливый, остался стоять на месте.
— Господи! Не понимаю, почему я должна перед вами отчитываться? — притворно возмутилась Вяземская. Однако в глубине души она почувствовала радостное ликование — ведь ревность не возникает сама по себе, она всегда является признаком чего-то большего. — Два года назад я поставила перед собой цель: купить хорошую машину. И после работы ездила по вызовам — кодировала алкоголиков. Зубриков был моим постоянным клиентом — поскольку не умеет вовремя остановиться. Вот и все. А вы что подумали?
— Я? — на лице Северцева расцвела широкая улыбка. — Я подумал…
Он вдруг решился — подошел и крепко обнял Анну.
— Я подумал, что вы мне очень дороги, — Александр нагнулся, и Вяземская не стала вырываться и прятать лицо.
Она ждала этого поцелуя.
29
— Мизерная зацепка, короткая пробежка и — новый тупик! Фирменный рюминский стиль?
Капитан тоскливо посмотрел в окно кабинета. В общем-то, в словах полковника Надточия была доля правды. И немалая.
— Два убийства — за три дня! А у тебя — ни одной убедительной версии! «Мне кажется… Я думаю…». Где результаты?
Результатов не было. Рюмин молча пожал плечами.
— Прокуратура уже приняла постановление об объединении этих дел в единое производство! От нас ждут конкретных действий! Что ты можешь предложить?
Ничего. Но произносить это вслух не следовало. Нельзя прерывать начальника, особенно если он в гневе.
Надточий сел за стол, сцепил руки и положил их перед собой.
— Ну? Теперь твоя очередь. Я слушаю.
— Товарищ полковник, — начал Рюмин. — Серийные убийства — самое сложное, что может быть в розыске…
— Спасибо, что просветил, — ядовито отозвался Надточий.
— Этот убийца не оставляет следов. И не совершает ошибок.
— В отличие от тебя, — сказал начальник. Краска бросилась капитану в лицо.
— Если вы имеете в виду Рудакова, то я не вижу здесь своей вины. Улики указывали на него, любое алиби, предоставленное его адвокатами, развалилось бы при тщательной проверке, мотивация — предельно ясна…
— Все хорошо и гладко, за исключением одного — он не убивал. Ты хоть представляешь, что тут началось бы, если бы ты его не отпустил? Шум, гам, пресса, правозащитники в дырявых свитерах… Ужас! — Надточий расстегнул пиджак и с опаской оглядел кабинет, словно ожидал увидеть в каждом углу по правозащитнику.
— Господин Рудаков больше не будет вас беспокоить. За это я ручаюсь.
Полковник с удивлением уставился на подчиненного.
— Рюмин! — сказал он. — А ты — идеалист. При чем здесь Рудаков? Ему достаточно было один раз позвонить, и все. Машина завертелась. Дело находится на личном контроле прокурора Москвы. В курсе, что это означает?
— Ничего хорошего, — пробурчал капитан.
— Сдержанная оценка. Я, пожалуй, уточню. Через семьдесят два часа начальник городского управления внутренних дел ждет меня с подробным докладом. А доложить пока нечего — потому что мой сотрудник никак не может вытащить палец из задницы и начать работать!
Сказано было грубо. Рюмин этого не заслуживал.
— Я работаю! — процедил он сквозь зубы.
— Но почему я этого не вижу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44