Все честно.
В этом Михаил был почти уверен. Несмотря на скверный характер, Рюмин был достаточно прямолинеен: такие, как он, не ищут окольных путей — действуют решительно и в лоб.
Рудаков отбросил сомнения и заявил:
— Я могу объяснить, откуда взялся мой отпечаток на зеркале.
Капитан удивленно поднял брови; выражение его лица говорило: «Так почему же вы молчали об этом раньше?».
Михаил занервничал:
— Выслушайте меня, только прошу — не перебивайте! Иначе…
— Да, конечно, я понимаю, — согласился Рюмин. — Итак…
Рудаков достал платок, вытер слезившиеся глаза и потный затылок.
— На прошлой неделе я ездил в Европу. Лондон, Париж… Рутина. Обычная командировка — хотел посмотреть новые ткани, модели, аксессуары и так далее.
Рюмин молча кивнул: действительно, что может быть банальнее, чем командировка в Лондон и Париж?
— Все знали, что я вернусь в субботу вечером. Но это не так. Уже в пятницу я был в Москве. А все — из-за нее… — Михаил с тоской уставился в пустоту и тяжело вздохнул. — Конечно, наш роман с Ингрид ни для кого не был секретом. Кроме моей жены, я надеюсь…
Рюмин состроил недоверчивую гримасу, но, верный данному обещанию, не сказал ни слова.
— Понимаете, я не могу с ней развестись, — пояснил Рудаков. — Основные фонды, имущество, даже моя машина, — все записано на жену. Если что-то случится, я уйду от нее голым… Ну, вы понимаете…
— Еще как понимаю, Михаил Наумович, — поддакнул капитан. — В свое время я был рад, что благоверная не стала претендовать на мои дырявые носки. Впрочем, это к делу не относится. Давайте перейдем к вечеру пятницы.
— Да… — Рудаков снова замер, будто прокручивал картину перед глазами. — В пятницу я прилетел в Москву и сразу же, из аэропорта, позвонил Ингрид. Ее мобильный был отключен. Это могло означать только одно — она была с другим мужчиной. В последний месяц у нас как-то не ладилось, но одно дело — подозревать и совсем другое — знать. Я схватил такси и помчался к ней на квартиру…
— Было это?.. — вставил капитан.
— Около… около восьми вечера. Да, пожалуй. Я приехал на Тимирязевскую и позвонил. Никто не ответил. Тогда я открыл дверь своим ключом и вошел. В квартире было пусто. Я подождал полчаса, а потом спустился вниз. Знаете, там есть такая забегаловка? «Брюссель»?
— Знаю.
— Так вот. Я решил, что перед серьезным разговором необходимо выпить. Ну, и…
— Увлеклись? — подсказал Рюмин.
— Увлекся — это мягко сказано. «Брюссель» закрывается в одиннадцать, к тому времени я был пьян, как свинья. Да к тому же… — Рудаков выразительно похлопал себя по груди, где обычно висел цилиндрик с порошком.
— Понимаю, — неодобрительно обронил капитан.
— Я проснулся в скверике перед ее подъездом. Была уже глубокая ночь. Я сидел в какой-то песочнице, совершенно разбитый и, простите за подробность, с заблеванными ботинками. Но я все равно хотел выяснить все до конца.
Рюмин развел руками — ну конечно! А как же иначе?
— Я поднялся в квартиру. Дверь была незаперта. Я вошел и увидел… — Михаил сделал глотательное движение и оглядел кабинет в поисках воды.
Рюмин достал из сейфа поллитровую бутылочку негазированной «Бонаквы» и протянул Рудакову.
— Спасибо! — поблагодарил Михаил. Сделал несколько торопливых глотков, утер губы ладонью. — Я увидел… ее. Она была еще теплой, и ее кровь, дымясь, остывала у меня на руках. Это было ужасно. Если бы у меня оставались силы, я бы кричал. Но сил не нашлось. Помню, я поплелся в ванную и хорошенько забил ноздри. Не знаю, почему, но я всегда это делаю перед зеркалом. Наверное, в этом есть элемент глупой бравады и… стыда, что ли? Я по привычке выдавил собственному отражению левый глаз и только тут заметил, что все руки у меня в крови. Я умылся. Сделал все тщательно, чтобы не оставлять следов, а про отпечаток на зеркале… — Рудаков пожал плечами. — Просто забыл. Вот и все.
— Больше ничего? — строго спросил Рюмин. Рудаков покачал головой.
— Ничего.
— Ладно.
Рюмин снова открыл сейф, и Михаил с замиранием ждал, что же он оттуда достанет на этот раз. Наручники? Кандалы?
Капитан достал вещи Рудакова и положил на стол.
— Вы свободны, Михаил Наумович. Можете идти.
Рудаков почувствовал, как стул под ним закачался, и все вокруг поплыло.
— Вы меня отпускаете?
— Да. Теперь, когда я получил объяснение, не вижу необходимости держать вас под стражей.
Рудаков был обескуражен. Он вскочил со стула, потом снова сел. Все разрешилось — так легко и просто, а он не знал, радоваться ему или возмущаться.
— Вот так? Все? — голос его стал постепенно обретать былую грозность.
— Да. — Рюмин помолчал и потом произнес, отчеканивая каждое слово. — Сегодня ночью была убита еще одна девушка. Точно так же, как Ингрид. Светлана Данилова, может, знаете?
Рудаков, потрясенный этим известием, ошарашенно помотал головой.
— Нет.
— Я так и думал, — сказал Рюмин. — У жертв нет ничего общего, кроме способа убийства. И, соответственно, — убийцы. Так что — я обеспечил вам железное алиби, заперев в камеру.
Лицо Рудакова покрылось красными пятнами. Он вскочил и, брызгая слюной, воскликнул:
— Вы хотите, чтобы я был вам за это благодарен?
— Почему бы и нет? — философски изрек Рюмин.
— Ваши наглость и тупость переходят все границы! — заявил Михаил. — Мне рекомендовали вас как настоящего профессионала, способного распутать самое сложное дело. Но если вы — самый лучший, что же тогда говорить об остальных?
Рудаков одернул пиджак и направился к выходу.
— У вас будут большие неприятности, капитан!
— Одну минуточку! — остановил его Рюмин. — Вы кое-что забыли!
Он достал из ящика стола компакт-диск и протянул Рудакову.
— Что это? — спросил Михаил.
— Да так, — беззаботно ответил Рюмин. — Нашел под юбками у «Голубых танцовщиц».
Рудаков опешил. Он застыл на пороге, не зная, что сказать.
— Возьмите, может, еще понадобится. У меня есть копия.
Михаил вернулся к столу и схватил диск.
— Вы понимаете, чем это вам грозит?
— Ничем, — спокойно ответил Рюмин. — А вот у вас, действительно, могут быть большие неприятности — если не перестанете меня пугать.
Рудаков в задумчивости пожевал губами.
— А я тебя недооценил, капитан, — сказал он, но уже без прежней злости. И даже неожиданный переход на «ты» свидетельствовал не о пренебрежении, а, скорее, о признании Рюмина равным.
— Ничего страшного. Я привык.
Рудаков почесал низкий бугристый лоб.
— Да, кстати… Может, тебе это пригодится… Не знаю. Перед тем, как подняться к Ингрид, я видел мужчину, выходившего из подъезда.
Рюмин сразу насторожился. От былого спокойствия и благодушия не осталось и следа.
— Какого мужчину? Вы можете его описать?
— Ну… Высокий такой. Мощный. Размер — XL.
— Это сколько?
— Пятьдесят второй, рост — сто восемьдесят пять.
— А лицо?
— Лицо? — Рудаков скривился. — Дело в том, что я их почти не запоминаю. Лицо можно сделать каким угодно — любой стилист подтвердит. Поэтому я не смотрел на лицо.
— Какие-нибудь особые приметы? — настаивал Рюмин.
— Естественно! Но я не уверен, что это поможет, — с сомнением произнес Рудаков.
— И все-таки?
— У него были английские коричневые ботинки. John Lobb, прошлогодняя коллекция.
— John Lobb? — переспросил Рюмин. — Вы что, видели этикетку?
Рудаков недовольно закатил глаза.
— Зачем мне этикетка? Я вижу контур. John Lobb — это одно, а, скажем, Gucci, J.M. Weston или Church's — совершенно другое.
Рюмин озадаченно почесал в затылке. Подобных названий он никогда не слышал и вообще разбирался в дорогой обуви примерно как монах в женском белье.
— А еще что-нибудь? — спросил он, надеясь услышать нечто вразумительное.
— Костюм! Итальянский свободный крой, шелк пополам с шерстью Super 180, «неаполитанское плечо»…
— Какое плечо? — перебил Рюмин.
— Господи, какой же ты темный! — возмутился Рудаков. — Мягкое неаполитанское плечо, оно слегка вздернуто в месте крепления рукава — это подчеркивает качество ручной работы.
— Так бы сразу и сказали.
— Высокая и узкая пройма, узкий рукав. Судя по линиям — Uomo collezioni. Да! — Михаил значительно воздел указательный палец. — И рубашка — от Brioni. Тоненькие полосочки, английский ворот, — ну, словом, понятно.
— Проще говоря, он был одет очень дорого? — перевел капитан на доступный язык.
— Примерно тысяч на пять долларов, — подтвердил Рудаков. — И машина у него соответствующая — черный американский джип.
— Номер, естественно… — с затаенной надеждой начал Рюмин.
— Ну конечно, нет! — возмутился Михаил. — От цифр у меня болит голова!
— Спасибо. Это все?
Рудаков на мгновение задумался.
— Осанка и походка. Он не просто шел. Движение исходило изнутри, от ягодиц. Такая очень уверенная, расслабленная и медленная походка. Я узнал бы его в толпе из тысячи. Очень колоритный тип!
— Как вы считаете? — осторожно спросил Рюмин. — Он мог бы понравиться Ингрид?
— Такие, как он, нравятся всем женщинам! — заявил Михаил.
— Дорогой одеждой?
— Разумеется, нет! Уверенностью. Спокойной уверенностью в себе — настолько непробиваемой, что она граничит с нахальством.
— В таком случае, — Рюмин помедлил, обдумывая каждое слово. — Вам крупно повезло. Думаю, вы встретились с убийцей. Поднимись вы на пять минут раньше, в квартире наверняка было бы два трупа.
24
Анна заработалась и не заметила, как пролетели два часа. Все это время мобильный в кармане халата молчал. Не удивительно, ведь архив размещался в подвале под толстым слоем железобетонных перекрытий.
Вяземская вернула архивариусу папку с документами Паниной и, прижимая к груди блокнот с мелко исписанными страницами, поднялась наверх. Уже через несколько секунд мобильный разразился громким требовательным звонком. На дисплее высветился номер Северцева. Как показалось Анне, он был чем-то взволнован, но обсуждать по телефону ничего не хотел. Александр просил о срочной встрече.
Самым удобным местом, по мнению Вяземской, была маленькая уютная кофейня неподалеку от работы, на что журналист с готовностью согласился.
Анна пошла в ординаторскую, сняла халат и распустила волосы. «Странно, — подумала она. — Деловая встреча, а я собираюсь, как на романтическое свидание». Эта мысль ее несколько насторожила, но ненадолго. Северцев был милым, и он, безусловно, заслуживал того, чтобы увидеть «блестящую и неотразимую госпожу Вяземскую», а не школьную учительницу с простецким пучком на затылке. Анна освежила макияж и карандашом слегка расширила контуры губ, придав им чувственную пухлость и сочность.
Журналист уже ждал ее за столиком. Увидев входящую Вяземскую, он встал, немного старомодно поклонился и отодвинул для Анны стул.
— «Айриш»? Или «Бейлиз»? — спросил Северцев, открывая меню.
Анна покачала головой.
— Я же — за рулем. Нет, кофе с алкоголем исключается. Наверное, я возьму «капучино» и… кусочек «чизкейка». Ма-а-аленький такой кусочек, — сказала она, глядя на официанта.
— А я, слава богу, не за рулем. И вообще не умею водить машину. Принесите мне, пожалуйста, «айриш».
Официант кивнул и удалился на кухню.
— Ну? — Вяземская хотела поскорее перейти к делу. — Узнали что-нибудь новенькое?
— Узнал… — мрачно усмехнулся Северцев. — Но, боюсь, вам это не понравится.
— Да рассказывайте же, не тяните!
Официант принес заказ. Северцев снял ложечкой верхний слой взбитых сливок с жареными кофейными зернами, отхлебнул через соломинку едва теплый «эспрессо», смешанный с ирландским виски.
— Видите ли, Анна Сергеевна… — сказал он.
— Можно просто — Анна.
— Хорошо. Анна. — Он положил ложечку на блюдце. — Этой ночью была убита еще одна девушка. Почерк совершенно идентичен. У меня есть фотографии, — Северцев показал на кофр, — правда, я не успел их пока проявить. Но, поверьте на слово, — все совпадает в мельчайших подробностях. Способ, орудие убийства, положение тела…
— А порезы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
В этом Михаил был почти уверен. Несмотря на скверный характер, Рюмин был достаточно прямолинеен: такие, как он, не ищут окольных путей — действуют решительно и в лоб.
Рудаков отбросил сомнения и заявил:
— Я могу объяснить, откуда взялся мой отпечаток на зеркале.
Капитан удивленно поднял брови; выражение его лица говорило: «Так почему же вы молчали об этом раньше?».
Михаил занервничал:
— Выслушайте меня, только прошу — не перебивайте! Иначе…
— Да, конечно, я понимаю, — согласился Рюмин. — Итак…
Рудаков достал платок, вытер слезившиеся глаза и потный затылок.
— На прошлой неделе я ездил в Европу. Лондон, Париж… Рутина. Обычная командировка — хотел посмотреть новые ткани, модели, аксессуары и так далее.
Рюмин молча кивнул: действительно, что может быть банальнее, чем командировка в Лондон и Париж?
— Все знали, что я вернусь в субботу вечером. Но это не так. Уже в пятницу я был в Москве. А все — из-за нее… — Михаил с тоской уставился в пустоту и тяжело вздохнул. — Конечно, наш роман с Ингрид ни для кого не был секретом. Кроме моей жены, я надеюсь…
Рюмин состроил недоверчивую гримасу, но, верный данному обещанию, не сказал ни слова.
— Понимаете, я не могу с ней развестись, — пояснил Рудаков. — Основные фонды, имущество, даже моя машина, — все записано на жену. Если что-то случится, я уйду от нее голым… Ну, вы понимаете…
— Еще как понимаю, Михаил Наумович, — поддакнул капитан. — В свое время я был рад, что благоверная не стала претендовать на мои дырявые носки. Впрочем, это к делу не относится. Давайте перейдем к вечеру пятницы.
— Да… — Рудаков снова замер, будто прокручивал картину перед глазами. — В пятницу я прилетел в Москву и сразу же, из аэропорта, позвонил Ингрид. Ее мобильный был отключен. Это могло означать только одно — она была с другим мужчиной. В последний месяц у нас как-то не ладилось, но одно дело — подозревать и совсем другое — знать. Я схватил такси и помчался к ней на квартиру…
— Было это?.. — вставил капитан.
— Около… около восьми вечера. Да, пожалуй. Я приехал на Тимирязевскую и позвонил. Никто не ответил. Тогда я открыл дверь своим ключом и вошел. В квартире было пусто. Я подождал полчаса, а потом спустился вниз. Знаете, там есть такая забегаловка? «Брюссель»?
— Знаю.
— Так вот. Я решил, что перед серьезным разговором необходимо выпить. Ну, и…
— Увлеклись? — подсказал Рюмин.
— Увлекся — это мягко сказано. «Брюссель» закрывается в одиннадцать, к тому времени я был пьян, как свинья. Да к тому же… — Рудаков выразительно похлопал себя по груди, где обычно висел цилиндрик с порошком.
— Понимаю, — неодобрительно обронил капитан.
— Я проснулся в скверике перед ее подъездом. Была уже глубокая ночь. Я сидел в какой-то песочнице, совершенно разбитый и, простите за подробность, с заблеванными ботинками. Но я все равно хотел выяснить все до конца.
Рюмин развел руками — ну конечно! А как же иначе?
— Я поднялся в квартиру. Дверь была незаперта. Я вошел и увидел… — Михаил сделал глотательное движение и оглядел кабинет в поисках воды.
Рюмин достал из сейфа поллитровую бутылочку негазированной «Бонаквы» и протянул Рудакову.
— Спасибо! — поблагодарил Михаил. Сделал несколько торопливых глотков, утер губы ладонью. — Я увидел… ее. Она была еще теплой, и ее кровь, дымясь, остывала у меня на руках. Это было ужасно. Если бы у меня оставались силы, я бы кричал. Но сил не нашлось. Помню, я поплелся в ванную и хорошенько забил ноздри. Не знаю, почему, но я всегда это делаю перед зеркалом. Наверное, в этом есть элемент глупой бравады и… стыда, что ли? Я по привычке выдавил собственному отражению левый глаз и только тут заметил, что все руки у меня в крови. Я умылся. Сделал все тщательно, чтобы не оставлять следов, а про отпечаток на зеркале… — Рудаков пожал плечами. — Просто забыл. Вот и все.
— Больше ничего? — строго спросил Рюмин. Рудаков покачал головой.
— Ничего.
— Ладно.
Рюмин снова открыл сейф, и Михаил с замиранием ждал, что же он оттуда достанет на этот раз. Наручники? Кандалы?
Капитан достал вещи Рудакова и положил на стол.
— Вы свободны, Михаил Наумович. Можете идти.
Рудаков почувствовал, как стул под ним закачался, и все вокруг поплыло.
— Вы меня отпускаете?
— Да. Теперь, когда я получил объяснение, не вижу необходимости держать вас под стражей.
Рудаков был обескуражен. Он вскочил со стула, потом снова сел. Все разрешилось — так легко и просто, а он не знал, радоваться ему или возмущаться.
— Вот так? Все? — голос его стал постепенно обретать былую грозность.
— Да. — Рюмин помолчал и потом произнес, отчеканивая каждое слово. — Сегодня ночью была убита еще одна девушка. Точно так же, как Ингрид. Светлана Данилова, может, знаете?
Рудаков, потрясенный этим известием, ошарашенно помотал головой.
— Нет.
— Я так и думал, — сказал Рюмин. — У жертв нет ничего общего, кроме способа убийства. И, соответственно, — убийцы. Так что — я обеспечил вам железное алиби, заперев в камеру.
Лицо Рудакова покрылось красными пятнами. Он вскочил и, брызгая слюной, воскликнул:
— Вы хотите, чтобы я был вам за это благодарен?
— Почему бы и нет? — философски изрек Рюмин.
— Ваши наглость и тупость переходят все границы! — заявил Михаил. — Мне рекомендовали вас как настоящего профессионала, способного распутать самое сложное дело. Но если вы — самый лучший, что же тогда говорить об остальных?
Рудаков одернул пиджак и направился к выходу.
— У вас будут большие неприятности, капитан!
— Одну минуточку! — остановил его Рюмин. — Вы кое-что забыли!
Он достал из ящика стола компакт-диск и протянул Рудакову.
— Что это? — спросил Михаил.
— Да так, — беззаботно ответил Рюмин. — Нашел под юбками у «Голубых танцовщиц».
Рудаков опешил. Он застыл на пороге, не зная, что сказать.
— Возьмите, может, еще понадобится. У меня есть копия.
Михаил вернулся к столу и схватил диск.
— Вы понимаете, чем это вам грозит?
— Ничем, — спокойно ответил Рюмин. — А вот у вас, действительно, могут быть большие неприятности — если не перестанете меня пугать.
Рудаков в задумчивости пожевал губами.
— А я тебя недооценил, капитан, — сказал он, но уже без прежней злости. И даже неожиданный переход на «ты» свидетельствовал не о пренебрежении, а, скорее, о признании Рюмина равным.
— Ничего страшного. Я привык.
Рудаков почесал низкий бугристый лоб.
— Да, кстати… Может, тебе это пригодится… Не знаю. Перед тем, как подняться к Ингрид, я видел мужчину, выходившего из подъезда.
Рюмин сразу насторожился. От былого спокойствия и благодушия не осталось и следа.
— Какого мужчину? Вы можете его описать?
— Ну… Высокий такой. Мощный. Размер — XL.
— Это сколько?
— Пятьдесят второй, рост — сто восемьдесят пять.
— А лицо?
— Лицо? — Рудаков скривился. — Дело в том, что я их почти не запоминаю. Лицо можно сделать каким угодно — любой стилист подтвердит. Поэтому я не смотрел на лицо.
— Какие-нибудь особые приметы? — настаивал Рюмин.
— Естественно! Но я не уверен, что это поможет, — с сомнением произнес Рудаков.
— И все-таки?
— У него были английские коричневые ботинки. John Lobb, прошлогодняя коллекция.
— John Lobb? — переспросил Рюмин. — Вы что, видели этикетку?
Рудаков недовольно закатил глаза.
— Зачем мне этикетка? Я вижу контур. John Lobb — это одно, а, скажем, Gucci, J.M. Weston или Church's — совершенно другое.
Рюмин озадаченно почесал в затылке. Подобных названий он никогда не слышал и вообще разбирался в дорогой обуви примерно как монах в женском белье.
— А еще что-нибудь? — спросил он, надеясь услышать нечто вразумительное.
— Костюм! Итальянский свободный крой, шелк пополам с шерстью Super 180, «неаполитанское плечо»…
— Какое плечо? — перебил Рюмин.
— Господи, какой же ты темный! — возмутился Рудаков. — Мягкое неаполитанское плечо, оно слегка вздернуто в месте крепления рукава — это подчеркивает качество ручной работы.
— Так бы сразу и сказали.
— Высокая и узкая пройма, узкий рукав. Судя по линиям — Uomo collezioni. Да! — Михаил значительно воздел указательный палец. — И рубашка — от Brioni. Тоненькие полосочки, английский ворот, — ну, словом, понятно.
— Проще говоря, он был одет очень дорого? — перевел капитан на доступный язык.
— Примерно тысяч на пять долларов, — подтвердил Рудаков. — И машина у него соответствующая — черный американский джип.
— Номер, естественно… — с затаенной надеждой начал Рюмин.
— Ну конечно, нет! — возмутился Михаил. — От цифр у меня болит голова!
— Спасибо. Это все?
Рудаков на мгновение задумался.
— Осанка и походка. Он не просто шел. Движение исходило изнутри, от ягодиц. Такая очень уверенная, расслабленная и медленная походка. Я узнал бы его в толпе из тысячи. Очень колоритный тип!
— Как вы считаете? — осторожно спросил Рюмин. — Он мог бы понравиться Ингрид?
— Такие, как он, нравятся всем женщинам! — заявил Михаил.
— Дорогой одеждой?
— Разумеется, нет! Уверенностью. Спокойной уверенностью в себе — настолько непробиваемой, что она граничит с нахальством.
— В таком случае, — Рюмин помедлил, обдумывая каждое слово. — Вам крупно повезло. Думаю, вы встретились с убийцей. Поднимись вы на пять минут раньше, в квартире наверняка было бы два трупа.
24
Анна заработалась и не заметила, как пролетели два часа. Все это время мобильный в кармане халата молчал. Не удивительно, ведь архив размещался в подвале под толстым слоем железобетонных перекрытий.
Вяземская вернула архивариусу папку с документами Паниной и, прижимая к груди блокнот с мелко исписанными страницами, поднялась наверх. Уже через несколько секунд мобильный разразился громким требовательным звонком. На дисплее высветился номер Северцева. Как показалось Анне, он был чем-то взволнован, но обсуждать по телефону ничего не хотел. Александр просил о срочной встрече.
Самым удобным местом, по мнению Вяземской, была маленькая уютная кофейня неподалеку от работы, на что журналист с готовностью согласился.
Анна пошла в ординаторскую, сняла халат и распустила волосы. «Странно, — подумала она. — Деловая встреча, а я собираюсь, как на романтическое свидание». Эта мысль ее несколько насторожила, но ненадолго. Северцев был милым, и он, безусловно, заслуживал того, чтобы увидеть «блестящую и неотразимую госпожу Вяземскую», а не школьную учительницу с простецким пучком на затылке. Анна освежила макияж и карандашом слегка расширила контуры губ, придав им чувственную пухлость и сочность.
Журналист уже ждал ее за столиком. Увидев входящую Вяземскую, он встал, немного старомодно поклонился и отодвинул для Анны стул.
— «Айриш»? Или «Бейлиз»? — спросил Северцев, открывая меню.
Анна покачала головой.
— Я же — за рулем. Нет, кофе с алкоголем исключается. Наверное, я возьму «капучино» и… кусочек «чизкейка». Ма-а-аленький такой кусочек, — сказала она, глядя на официанта.
— А я, слава богу, не за рулем. И вообще не умею водить машину. Принесите мне, пожалуйста, «айриш».
Официант кивнул и удалился на кухню.
— Ну? — Вяземская хотела поскорее перейти к делу. — Узнали что-нибудь новенькое?
— Узнал… — мрачно усмехнулся Северцев. — Но, боюсь, вам это не понравится.
— Да рассказывайте же, не тяните!
Официант принес заказ. Северцев снял ложечкой верхний слой взбитых сливок с жареными кофейными зернами, отхлебнул через соломинку едва теплый «эспрессо», смешанный с ирландским виски.
— Видите ли, Анна Сергеевна… — сказал он.
— Можно просто — Анна.
— Хорошо. Анна. — Он положил ложечку на блюдце. — Этой ночью была убита еще одна девушка. Почерк совершенно идентичен. У меня есть фотографии, — Северцев показал на кофр, — правда, я не успел их пока проявить. Но, поверьте на слово, — все совпадает в мельчайших подробностях. Способ, орудие убийства, положение тела…
— А порезы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44