Скорее всего, прикладом — дорогой «Benelli» с расщепленным ложем валялся на полу в гостиной.
Погибший Волков был крупным бизнесменом. Главной стала версия о мести конкурентов — тем более что страна переживала неспокойное время, и заказные убийства были не редкостью. Затем на первый план вышла версия ограбления: в доме не нашли ни денег, ни ценностей, а банковские счета Волкова как-то подозрительно быстро опустели — буквально через несколько часов после трагедии.
Потом кто-то из знакомых вспомнил, что в Англии учится сын Волковых — Кирилл. Оперативники пробовали с ним связаться. Из колледжа пришел ответ: «Студент Волков выбыл в неизвестном направлении». Основная же странность заключалась в том, что никто его не видел и не мог толком описать. Оперативники кинулись разыскивать школьные фотографии, любительские снимки, опрашивать соседей, но все впустую. Кирилл Волков исчез. Как в воду канул. Навсегда.
Следственным органам ничего не оставалось, кроме как задвинуть толстую папку подальше в угол пыльного сейфа. И постараться забыть о ней.
Так и случилось.
— Ему был… — прошептал Рюмин. — Всего двадцать один год.
От этой мысли становилось страшно.
Хладнокровно продумать ужасный план, жестоко разделаться с родителями и всеми возможными свидетелями, ловко замести следы и нигде — ни в единой мелочи! — не совершить ошибку или даже пустяковый просчет?! На это способен далеко не каждый. Один из миллиона. Или даже — из миллиарда. По крайней мере, подобных случаев на памяти капитана не было, и Рюмин на мгновение усомнился: а сумеет ли он взять этого зверя? Справится ли? Не переоценил ли он свои силы, когда сказал Северцеву: «Этот убийца — матерый хищник. Тут нужен кто-то, под стать ему»? Может, он уже слишком стар, чтобы тягаться с таким противником?
«Шансов мало», — прозвучал в голове голос тренера.
— Но они есть! — вслух сказал Рюмин. — Значит, надо пытаться!
Женщина, выдававшая папки с делами, с тревогой посмотрела на капитана. Рюмин улыбнулся ей, вернул дело и спустился в лабораторию.***
— Ну что? — спросил он с порога.
Стас сидел за столом и что-то писал: судя по форменному бланку, — заключение экспертизы. Увидев Рюмина, он отложил лист в сторону и тяжело поднялся.
— Проявил. Твой Пинкертон уже забрал пленку.
— Ты ее видел? — сердце капитана забилось, в ожидании дурных новостей.
— Разумеется.
— И что там?
— Тебе сразу? Или — по кадру?
— Как хочешь, только, если можно, побыстрее.
— В двух словах? — верный старой привычке, Петровский нарочно тянул время.
Рюмин провел языком по небу, постарался взять себя в руки.
— В двух словах. И не больше. Три — уже перебор.
— Хорошо! — Стас принял значительную позу: отставил одну ногу в сторону, упер кулак в правый бок, горделиво задрал подбородок. — Если в двух словах, то это звучит примерно так: она — пустая.
— Как пустая? — не понял Рюмин.
— А вот так. Совершенно пустая. Абсолютно. Настолько пустая, насколько может быть пустой пленка.
Криминалист показал на недописанное заключение.
— Пожалуйста! «Акт экспертизы пленки, извлеченной из фотоаппарата модели «Olympus», найденного в офисе модельного агентства «Моцарт», расположенного по адресу»…
Рюмин поморщился: Стас считал себя превосходным стилистом и всякий раз, составляя отчет, пытался намеренно нагрузить фразу огромным количеством причастных и деепричастных оборотов. Тем не менее, главное капитан уловил.
— Фотоаппарат нашли в агентстве? — спросил он.
— У меня что-то с дикцией? — удивился Петровский.
— Точно в агентстве, не в машине? Ты ничего не путаешь?
— У тебя что-то с головой? — еще больше изумился Стас.
— И пленка — совершенно пустая. Значит, шляпу пока можно оставить?
— А-а-а, теперь понятно, — кивнул Петровский. — Это у меня что-то со слухом.
— В какую больницу ты ложишься? — спросил Рюмин.
— В пятидесятую. Говорят, там режут пузыри по сто раз на дню. Привык доверять профессионалам.
— Правильно делаешь. Я загляну к тебе. Не могу сказать точно, когда, но обязательно загляну. Пока! — Рюмин пожал Стасу руку и вышел.
Дел на Петровке больше не было. Капитан покинул здание, сел в машину и подвел промежуточный итог сегодняшнего дня.
Первое. Ему известно имя преступника. Пока только имя, но это уже немало.
Второе. Пленка в фотоаппарате оказалась пустой. Это значит, что где-то есть отснятая, но Воронцов пока не может ее найти. Но Бог с ней, с пленкой! Это может потерпеть.
Сейчас главное — третье.
Рюмин взял мобильный, набрал номер Северцева.
— Через полчаса я буду в институте имени Сербского, — сказал он вместо приветствия. — Передай Анне Сергеевне — я должен ее увидеть! Немедленно!
39
— Наконец-то все стало на свои места… — Вяземская выглянула в окно. Легкий ветерок забавлялся упавшими листьями: гонял их по институтскому дворику, кружил в медленном танце, раскладывал по газонам среди пожухлой травы, словно игральные карты на зеленом сукне… — Теперь я знаю, в чем заключалась главная ошибка.
Рюмин и Северцев сидели за столом в ординаторской и внимательно прислушивались к каждому ее слову.
— Мы полагали, — сказала Анна, — что Панина… то есть, Волкова — первая жертва маньяка. Но эта гипотеза никак не объясняла ее странное поведение. Я не могла понять, что заставило Лизу нанести себе новые раны. Но еще более невероятным казалось то, что царапины доставляли ей наслаждение.
— Кровь, боль и секс, — тихо сказал Рюмин".
— Именно, — кивнула Вяземская. — Для нее эти вещи связаны неразрывно.
— А для него? — спросил Северцев. — Для убийцы?
Анна замолчала. Она подошла к столу и некоторое время смотрела на разложенные бумаги: распечатки снимков убитых девушек и свадебную фотографию Паниной и Уржумцева.
Рюмин подумал, что сегодня Вяземская выглядит еще привлекательнее; ему очень нравился этот белый халат, подчеркивающий стройную фигуру, строгая гладкая прическа с волосами, собранными в аккуратный узел на затылке, серьезное выражение лица… Этой женщиной невозможно было не любоваться.
— Помнишь, — сказала Анна, обращаясь к Северцеву, — когда мы сидели в кафе, ты спросил, верю ли я в точность психологического портрета преступника?
— Ты сказала, что веришь, — ответил Александр.
— Да. Психиатрия — это все-таки наука. Она может дать ответ — если не на все, то на очень многие вопросы. Надо только правильно их сформулировать.
— И… каким же будет портрет Кирилла Волкова? — спросил Рюмин.
— Судите сами. Нам известны причины, вызвавшие деформацию его личности. Инцест. Интимная связь с ближайшим родственником — это раз. Произошел слом одного из самых мощных биологических и социальных запретов. Такие вещи не проходят бесследно. Далее. Сексуальные отношения брата и сестры носили явный садо-мазохистский характер — это два.
Для юноши в пубертатном периоде это имеет огромное значение. Я бы сказала — определяющее.
— Хорошо, что я в свое время об этом не знал… — пошутил Северцев.
— Успокойся, — сказала Вяземская. — Тебе не о чем волноваться.
— Ты считаешь? — не унимался Александр.
— С тобой все в порядке.
Рюмин вдруг поймал себя на мысли, что ему неприятно слушать этот разговор — пусть даже и затеянный в шутливой форме.
— Давайте вернемся к Волкову, — сказал он. — Это важнее.
— Простите, капитан, — спохватилась Анна. — И третий фактор, который я бы хотела отметить, — насильное разлучение. В тот самый момент, когда их чувства были на пике. Возникла незавершенная ситуация, и она требует логической развязки. Поэтому преступник находится в состоянии поиска. Он ищет Лизу и не может ее найти.
— Вы думаете, он не остановится? — спросил Рюмин.
Вяземская покачала головой.
— Маловероятно. Он во власти навязчивой идеи, и эта идея настолько сильна, что он себя не контролирует. Обратите внимание, в действиях убийцы прослеживается определенный поведенческий стереотип. Он следует ему, повторяясь в малейших деталях. Порезы и кровавый вензель над кроватью — это символический ритуал, от которого он не может отступить. Да и выбор жертв говорит сам за себя — они очень похожи на его сестру.
— Дело за малым, — сказал Северцев. — Надо найти на сайтах знакомств всех девушек, похожих на Лизу, и предупредить их об опасности.
Александр посмотрел на Рюмина, ожидая, что тот оценит его предложение по достоинству.
— Кажется, у меня есть идея получше, — сказал капитан. — Он ищет Лизу? Он ее получит.***
Ключ, проскрежетав, сделал в замке четыре оборота.
— Позвольте, Анна Сергеевна! — Рюмин отстранил Вяземскую и навалился на тяжелую решетку.
Петли отчаянно заскрипели; капитан оказался в узком коридоре с низким потолком.
— Она там, в третьем боксе… — почему-то шепотом сказала Вяземская. — Самом дальнем.
Рюмин остановился перед третьим боксом. По ту сторону толстого плексигласа стояла невысокая худая женщина. Длинные черные волосы свисали густыми спутанными прядями.
— Неужели это все — из-за нее? — пробормотал капитан.
Рюмин подошел к стеклу.
— Здравствуйте, Елизавета! — сказал он. — Панина, или, может быть, лучше… Волкова?
Женщина откинула голову назад; волосы разошлись, открывая лицо — будто лоток, разбившийся о камень. Зеленые глаза, казавшиеся неправдоподобно огромными на фоне тонких черт, ярко блеснули.
— Вы меня слышите?
Женщина стояла, не шелохнувшись.
— Она все слышит, — тихо сказала из-за плеча капитана Анна. — Она не глухая.
— Мы ищем вашего брата, — продолжал Рюмин. — Вы можете нам помочь?
Лиза опустила голову на грудь. В наступившей тишине послышался негромкий хруст. Женщина снова подняла голову, и капитан отшатнулся, пораженный увиденным. Вяземская вскрикнула, Александр крепко стиснул ее локоть, она замолчала.
Лиза растянула губы в зловещей улыбке; из уголков рта, пузырясь, потекла кровь. Женщина глубоко вдохнула и вдруг… плюнула на стекло. Алое пятно расплылось по плексигласу. Лиза подошла к нему вплотную и медленно прочертила пальцем знакомый вензель. «М».
— Хороший ответ… — тихо сказал Рюмин.
— А на что вы рассчитывали? — набросилась на него Анна. — Что она согласится? И скажет: «Да, конечно»? Капитан, она уже шесть лет взаперти! И я не уверена, что она отдает отчет в своих поступках!
— Подождите! — Северцев поднял руку, призывая всех замолчать. — Тихо!
Он подошел к стеклянной стене, положил на нее ладонь.
Узница резко отпрянула, в глазах ее появился страх.
— Лиза! — ласково сказал Александр. — Вы давно не видели брата?
Безумная по-прежнему молчала, однако страх сменился любопытством. Она шагнула к Северцеву…
— Саша! — воскликнула Анна.
Он, не оборачиваясь, покачал головой и продолжал.
— Мы не станем причинять вам зла. Мы просто… сделаем снимок и отправим фотографию вашему брату. Вы ведь этого хотите, правда?
Женщина утерла кровь рукавом и вдруг… Она еле заметно кивнула. Вяземская готова была поклясться, что она сделала это вполне осознанно.
Северцев вел себя как настоящий профессионал. Он говорил плавно, слегка нараспев, не допуская резких движений, словно заклинатель змей, и еще… он улыбался. Нежно и ласково. И на Лизу это подействовало.
— Вы хотите быть красивой, Лиза? — спросил Александр.
Произошло немыслимое. Анна отказывалась поверить, но это все же произошло.
— Я хочу быть красивой… — сказала Лиза.
Ее голос напоминал механический голос робота: безжизненная интонация, неверные акценты, металлический тембр, — и, тем не менее, в нем было нечто завораживающее. Потустороннее.
Лиза опустилась на колени и заплакала. Ее пальцы потянулись к ладони Северцева; Александр осторожно убрал руку.
— Я хочу быть красивой… — повторила она.
Силы оставили женщину: она упала на бетонный пол, свернулась калачиком, тело сотрясали рыдания.
Северцев попятился к выходу, увлекая за собой Рюмина и Анну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44