Профессор Покровский временно поручил Анне присматривать за его единственной обитательницей, полагая, что это будет нетрудно.
«Панина Елизавета Андреевна», — значилось на обложке истории. И рядом — три вопросительных знака. Далее — «год рождения — 1975». И снова — вопросительные знаки.
Достоверным было только одно: в 1998-м году Панина вышла замуж, но прожила в браке очень недолго. Точнее, недолго прожил ее муж. «Безумная Лиза» изрезала его бритвой — так, что окровавленные куски плоти валялись, разбросанные по всему супружескому ложу.
Она не сопротивлялась, когда ее привезли в институт и поместили в третий бокс. Она находилась в ступоре и не отвечала на вопросы.
Через четыре месяца лечащий врач решил, что Панину можно перевести в общую палату. Это было роковой ошибкой. Лиза набросилась на первую же попавшуюся женщину: выдавила пальцем глаз и вцепилась зубами в лицо.
Санитары били ее чем попало, пытаясь оттащить от жертвы, но сумели справиться лишь тогда, когда Панина выплюнула на пол изжеванное ухо.
Моментальный и совершенно непредсказуемый переход из полного покоя в состояние неконтролируемой агрессии напугал даже видавших всякие виды психиатров. На обложке истории болезни появился красный треугольник — условный знак, свидетельствующий о крайней опасности больной.
В настоящее время в институте имени Сербского содержалось восемь таких пациентов, и только одна из них была женщиной. Панина Елизавета Андреевна.
Она не шла на контакт и за последние шесть лет не произнесла ни слова. Она не поддавалась внушению, не реагировала на просьбы и уговоры. Если бы Вяземская сочла уместной аналогию с животным миром, то сравнила бы Панину с дикой кошкой, не пригодной к дрессировке.
На пантеру не действуют ни ласки, ни угрозы. Ее нельзя подчинить своей воле — можно только убить. «Безумная Лиза» была из этой редкой породы. И Анна ни на секунду не забывала, что Панина смертельно опасна.
Странные царапины не давали покоя. Вяземская решила, что после лекции обязательно осмотрит их повнимательнее. К тому времени Панина должна уснуть. Анна думала, что дозировка аминазина подобрана правильно, и ничего страшного не случится.
Во всяком случае, так ей казалось.
7
Рюмин знал только одну категорию людей, которым нравилось ходить в судебные морги. Это были сами судебные медики, да и то — далеко не все. По сути, вся судмедэкспертиза (как, наверное, и любое другое дело) держалась на энтузиастах, одержимых профессией.
Для оперативника из отдела по расследованию убийств регулярные визиты в морг были неотъемлемой частью работы: зачастую тело жертвы могло поведать о преступнике куда больше, нежели бестолковый или запуганный свидетель.
Рюмин прекрасно это понимал и никогда не пренебрегал сотрудничеством с экспертом, но привыкнуть к особой атмосфере патологоанатомического отделения так и не смог: не сумел достичь той степени отрешенности, когда труп воспринимается не как мертвый человек, а как объект исследования.
Тело девушки отправили в морг при Спасо-Перовском госпитале Мира и Милосердия, и капитан был этим доволен. В госпитале работала кафедра судебной медицины одного из московских медицинских институтов, и Рюмин по собственному опыту знал, что специалисты там подобрались самого высокого уровня.
Без пяти девять он подошел к стоявшему меж толстых старых лип двухэтажному зданию, облицованному голубой кафельной плиткой. Не торопясь, наслаждаясь утренней свежестью и чистым (насколько это возможно в Новогирееве) воздухом, капитан выкурил сигарету. Затем достал круглую красную коробочку с вьетнамским бальзамом «Звездочка», припасенным специально для подобных случаев, и помазал верхнюю губу. Под ноздрями защипало, зато теперь Рюмин не чувствовал ничего, кроме ядреного запаха ментола, холодившего и обжигавшего одновременно.
Капитан вошел в здание и поднялся на второй этаж, в ординаторскую. Здесь, как всегда, было оживленно. Невысокий пожилой толстячок с кудрявой прядью иссиня-черных, наверняка крашеных волос, не в силах сдержать бьющую через край энергию, бегал по кабинету и, размахивая руками, кричал:
— Вы только взгляните на этот препарат, коллеги! Какие замечательные петехиальные кровоизлияния! Я настоятельно рекомендую, чтобы его включили в учебные пособия! Более наглядного препарата я еще не встречал! А уж я-то, — он поднял короткий толстый палец, — видел в этой жизни всякое, и только…
— …природная скромность не позволяет вам утверждать, что вы видели в этой жизни все! — закончил за него Рюмин. — Здравствуйте, Вартан Гургенович!
Профессор Заселян застыл с предметным стеклышком в руке и некоторое время внимательно рассматривал капитана. Потом, придав голосу елейность, а лицу — благообразность, ответил:
— Здравствуйте, Сергей Петрович! Вы к нам — самотеком? На процедуру аутопсии, так сказать, или за какой другой надобностью?
— За другой, Вартан Гургенович.
— Простите, сразу не понял. Обычно тела, находящиеся в таком плачевном состоянии, к нам доставляют в горизонтальном положении.
— Не обращайте внимания, — отмахнулся Рюмин. — Это — маскировка. Оперативная хитрость. Потребовалось на время скрыть благородные черты лица и прикинуться избитым.
— Это в корне меняет дело, — согласился Заселян. — Тогда я, пожалуй, предложу вам кофе.
Рюмин задумался. Во-первых, профессор из рук вон плохо заваривал кофе, а, во-вторых, одна только мысль о том, чтобы влить в себя что-то горячее, вызывала отвращение.
— Если вы предложите мне кофе, тогда я, пожалуй, откажусь, — копируя интонации профессора, сказал капитан.
— Отлично! — обрадовался Заселян. — Тогда я, пожалуй, на правах радушного хозяина все-таки предложу вам кофе, но наливать не буду.
— Думаю, этот вариант устроит всех, — заверил Рюмин.
Профессор взял кружку с нарисованным сердечком, пронзенным стрелой, и налил в нее коричневую жидкость, по запаху напоминавшую жженую пробку. Щедрой рукой насыпал сахару из майонезной банки, размешал и с наслаждением отхлебнул.
— Ну-с! — сказал он, складывая руки на животе. — Рассказывайте, зачем пришли!
— Вартан Гургенович! Вчера к вам привезли девушку с Тимирязевской улицы. Я веду дело об убийстве…
— Что-нибудь нашли? — перебил Заселян.
— Пока ничего, кроме неприятностей.
— Понимаю, — кивнул профессор и посмотрел на лицо капитана.
— Мне бы хотелось получить максимально возможную информацию, — сказал Рюмин. — Дело, кажется, не совсем обычное.
— Интересный случай? — оживился Заселян.
— Да. Можно сказать и так.
Профессор протянул руку к пухлой амбарной тетради, лежавшей на столе.
— Как, говорите, ее фамилия?
— Лапина. Оксана Витальевна.
Заселян открыл тетрадь, перелистнул несколько страниц, нашел нужную строчку и подчеркнул ее толстым, как панцирь черепахи, ногтем.
— Да. Тело в холодильнике. Пока никто из экспертов не взял. Если не возражаете, Сергей Петрович, я займусь этим лично. Моей квалификации вы доверяете?
Рюмин поднял руки.
— Вполне.
— Хорошо. Я распоряжусь, чтобы тело подняли в секционную, и через пять минут буду готов. Не могу оторваться, — профессор показал на кружку с вонючей бурдой. — Божественный напиток!
— Как же, как же… — отозвался капитан. — Я помню.***
Секционная, в которой обычно работал профессор, была просторным светлым помещением. На окнах стояли цветы, на стенах, заключенные в аккуратные рамочки, висели плакаты с изображениями отдельных органов и систем человеческого тела.
Центральное место в секционной занимал широкий стол, сложенный из толстых мраморных плит. Плиты были белые, с голубоватым морозным узором. От одного взгляда на них становилось холодно.
К торцу основного стола примыкал столик поменьше, сделанный из нержавейки. На нем стояли прецизионные весы и мерные сосуды для точного определения объема. Рядом, в специальной подставке, выстроилась целая батарея пробирок с резиновыми пробками, перед ней — череда пластиковых контейнеров для образцов тканей.
Заселян сменил парадный халат на рабочий, надел длинный фартук из оранжевой клеенки и две пары резиновых перчаток: первые — тонкие, туго обтягивающие руку, и вторые — прочные, грубые. Затем водрузил на лицо глухую маску из прозрачного пластика.
— Я готов! Где же санитары?
Двери открылись, и двое санитаров в темно-синих халатах и черных фартуках ввезли каталку, на которой лежал черный пластиковый мешок с застежкой-«молнией». Они поставили каталку рядом с мраморным столом и расстегнули «молнию». Вынули тело из мешка и перенесли на холодные плиты.
— Это все? — спросил Заселян, заглядывая в мешок. — А где одежда? На складе?
— Ее нашли именно так, — пояснил Рюмин.
— Ну что ж, учтем.
Профессор принялся за работу. Он нажал на педаль под столом, и цифровой диктофон, микрофон которого свисал с потолка на длинном черном шнуре, начал запись.
— Протокол вскрытия, — Заселян заглянул в карту с данными, — Лапиной Оксаны Витальевны за номером восемнадцать дробь сто пятьдесят шесть. Вскрытие проводит профессор Заселян Вартан Гургенович.
Он несколько раз обошел стол, цепким взглядом осматривая тело. Жестом приказал санитару перевернуть труп и оглядел спину, после чего быстро надиктовал перечень видимых повреждений.
— Теперь можно обмыть, — сказал профессор и отозвал Рюмина в сторонку.
— Ее убили в постели, — тихо, чтобы не включился чувствительный микрофон, сказал капитан.
— Да, я уже понял, — кивнул Заселян. — Странные порезы. Вы это имели в виду, когда говорили, что дело необычное?
— Да. И это тоже.
Санитары закончили обмывать тело, и профессор вернулся к столу. Прежде всего он исследовал окоченевшие мышцы, измерил наружную температуру и определил приблизительное время наступления смерти. Затем тщательно описал смертельную рану, взял мерную ленту и узнал расстояние между кровоподтеками на шее, оставшимися от пальцев убийцы. Потом переключился на порезы, тянувшиеся поперек живота и продольно — между грудей.
— Все повреждения носят прижизненный характер и нанесены острым режущим предметом с узким лезвием в пределах основного слоя дермы.
Заселян отметил несколько сломанных ногтей на руках — свидетельство того, что девушка сопротивлялась. Затем он раздвинул ноги убитой и исследовал наружные половые органы. Взял несколько мазков из влагалища, поместил один образец в пробирку, другой — на предметное стекло.
— В момент, непосредственно предшествовавший наступлению смерти, убитая имела половой акт. Ссадин, кровоизлияний и других следов насилия на наружных половых органах не обнаружено. Во влагалище — физиологическая смазка и следы спермы.
Профессор сделал выразительный жест, смысл которого был понятен только санитару. Тот кивнул и взял со столика длинный прозекторский нож. Рюмин отвернулся и отошел к окну.
— Я так понимаю, — сказал Заселян, подходя к капитану, — вас больше интересует картинка, чем сухой язык протокола.
— Да, если можно, — сказал Рюмин. — В акте судебно-медицинской экспертизы все слишком научно и в предположительной форме. Лучше опишите мне то, что видите.
— Извольте! Убийца — скорее всего, высокий. С крупными кистями и длинными сильными пальцами. Это видно по кровоподтекам на шее. Половой акт был ненасильственным. Девушка была согласна и даже хотела этого — стенки влагалища обильно увлажнены. Из того, что раны расположены на передней поверхности тела, я заключаю, что девушка лежала на спине. Итак, убийца вошел в нее, но дальше произошло то, чего она совсем не ожидала. Он схватил ее за горло и сдавил дыхательные пути. Возможно, даже вызвал серьезную асфиксию — это будет видно, когда получим образцы альвеолярной ткани. А потом — самое интересное. Порезы!
— Что с ними?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
«Панина Елизавета Андреевна», — значилось на обложке истории. И рядом — три вопросительных знака. Далее — «год рождения — 1975». И снова — вопросительные знаки.
Достоверным было только одно: в 1998-м году Панина вышла замуж, но прожила в браке очень недолго. Точнее, недолго прожил ее муж. «Безумная Лиза» изрезала его бритвой — так, что окровавленные куски плоти валялись, разбросанные по всему супружескому ложу.
Она не сопротивлялась, когда ее привезли в институт и поместили в третий бокс. Она находилась в ступоре и не отвечала на вопросы.
Через четыре месяца лечащий врач решил, что Панину можно перевести в общую палату. Это было роковой ошибкой. Лиза набросилась на первую же попавшуюся женщину: выдавила пальцем глаз и вцепилась зубами в лицо.
Санитары били ее чем попало, пытаясь оттащить от жертвы, но сумели справиться лишь тогда, когда Панина выплюнула на пол изжеванное ухо.
Моментальный и совершенно непредсказуемый переход из полного покоя в состояние неконтролируемой агрессии напугал даже видавших всякие виды психиатров. На обложке истории болезни появился красный треугольник — условный знак, свидетельствующий о крайней опасности больной.
В настоящее время в институте имени Сербского содержалось восемь таких пациентов, и только одна из них была женщиной. Панина Елизавета Андреевна.
Она не шла на контакт и за последние шесть лет не произнесла ни слова. Она не поддавалась внушению, не реагировала на просьбы и уговоры. Если бы Вяземская сочла уместной аналогию с животным миром, то сравнила бы Панину с дикой кошкой, не пригодной к дрессировке.
На пантеру не действуют ни ласки, ни угрозы. Ее нельзя подчинить своей воле — можно только убить. «Безумная Лиза» была из этой редкой породы. И Анна ни на секунду не забывала, что Панина смертельно опасна.
Странные царапины не давали покоя. Вяземская решила, что после лекции обязательно осмотрит их повнимательнее. К тому времени Панина должна уснуть. Анна думала, что дозировка аминазина подобрана правильно, и ничего страшного не случится.
Во всяком случае, так ей казалось.
7
Рюмин знал только одну категорию людей, которым нравилось ходить в судебные морги. Это были сами судебные медики, да и то — далеко не все. По сути, вся судмедэкспертиза (как, наверное, и любое другое дело) держалась на энтузиастах, одержимых профессией.
Для оперативника из отдела по расследованию убийств регулярные визиты в морг были неотъемлемой частью работы: зачастую тело жертвы могло поведать о преступнике куда больше, нежели бестолковый или запуганный свидетель.
Рюмин прекрасно это понимал и никогда не пренебрегал сотрудничеством с экспертом, но привыкнуть к особой атмосфере патологоанатомического отделения так и не смог: не сумел достичь той степени отрешенности, когда труп воспринимается не как мертвый человек, а как объект исследования.
Тело девушки отправили в морг при Спасо-Перовском госпитале Мира и Милосердия, и капитан был этим доволен. В госпитале работала кафедра судебной медицины одного из московских медицинских институтов, и Рюмин по собственному опыту знал, что специалисты там подобрались самого высокого уровня.
Без пяти девять он подошел к стоявшему меж толстых старых лип двухэтажному зданию, облицованному голубой кафельной плиткой. Не торопясь, наслаждаясь утренней свежестью и чистым (насколько это возможно в Новогирееве) воздухом, капитан выкурил сигарету. Затем достал круглую красную коробочку с вьетнамским бальзамом «Звездочка», припасенным специально для подобных случаев, и помазал верхнюю губу. Под ноздрями защипало, зато теперь Рюмин не чувствовал ничего, кроме ядреного запаха ментола, холодившего и обжигавшего одновременно.
Капитан вошел в здание и поднялся на второй этаж, в ординаторскую. Здесь, как всегда, было оживленно. Невысокий пожилой толстячок с кудрявой прядью иссиня-черных, наверняка крашеных волос, не в силах сдержать бьющую через край энергию, бегал по кабинету и, размахивая руками, кричал:
— Вы только взгляните на этот препарат, коллеги! Какие замечательные петехиальные кровоизлияния! Я настоятельно рекомендую, чтобы его включили в учебные пособия! Более наглядного препарата я еще не встречал! А уж я-то, — он поднял короткий толстый палец, — видел в этой жизни всякое, и только…
— …природная скромность не позволяет вам утверждать, что вы видели в этой жизни все! — закончил за него Рюмин. — Здравствуйте, Вартан Гургенович!
Профессор Заселян застыл с предметным стеклышком в руке и некоторое время внимательно рассматривал капитана. Потом, придав голосу елейность, а лицу — благообразность, ответил:
— Здравствуйте, Сергей Петрович! Вы к нам — самотеком? На процедуру аутопсии, так сказать, или за какой другой надобностью?
— За другой, Вартан Гургенович.
— Простите, сразу не понял. Обычно тела, находящиеся в таком плачевном состоянии, к нам доставляют в горизонтальном положении.
— Не обращайте внимания, — отмахнулся Рюмин. — Это — маскировка. Оперативная хитрость. Потребовалось на время скрыть благородные черты лица и прикинуться избитым.
— Это в корне меняет дело, — согласился Заселян. — Тогда я, пожалуй, предложу вам кофе.
Рюмин задумался. Во-первых, профессор из рук вон плохо заваривал кофе, а, во-вторых, одна только мысль о том, чтобы влить в себя что-то горячее, вызывала отвращение.
— Если вы предложите мне кофе, тогда я, пожалуй, откажусь, — копируя интонации профессора, сказал капитан.
— Отлично! — обрадовался Заселян. — Тогда я, пожалуй, на правах радушного хозяина все-таки предложу вам кофе, но наливать не буду.
— Думаю, этот вариант устроит всех, — заверил Рюмин.
Профессор взял кружку с нарисованным сердечком, пронзенным стрелой, и налил в нее коричневую жидкость, по запаху напоминавшую жженую пробку. Щедрой рукой насыпал сахару из майонезной банки, размешал и с наслаждением отхлебнул.
— Ну-с! — сказал он, складывая руки на животе. — Рассказывайте, зачем пришли!
— Вартан Гургенович! Вчера к вам привезли девушку с Тимирязевской улицы. Я веду дело об убийстве…
— Что-нибудь нашли? — перебил Заселян.
— Пока ничего, кроме неприятностей.
— Понимаю, — кивнул профессор и посмотрел на лицо капитана.
— Мне бы хотелось получить максимально возможную информацию, — сказал Рюмин. — Дело, кажется, не совсем обычное.
— Интересный случай? — оживился Заселян.
— Да. Можно сказать и так.
Профессор протянул руку к пухлой амбарной тетради, лежавшей на столе.
— Как, говорите, ее фамилия?
— Лапина. Оксана Витальевна.
Заселян открыл тетрадь, перелистнул несколько страниц, нашел нужную строчку и подчеркнул ее толстым, как панцирь черепахи, ногтем.
— Да. Тело в холодильнике. Пока никто из экспертов не взял. Если не возражаете, Сергей Петрович, я займусь этим лично. Моей квалификации вы доверяете?
Рюмин поднял руки.
— Вполне.
— Хорошо. Я распоряжусь, чтобы тело подняли в секционную, и через пять минут буду готов. Не могу оторваться, — профессор показал на кружку с вонючей бурдой. — Божественный напиток!
— Как же, как же… — отозвался капитан. — Я помню.***
Секционная, в которой обычно работал профессор, была просторным светлым помещением. На окнах стояли цветы, на стенах, заключенные в аккуратные рамочки, висели плакаты с изображениями отдельных органов и систем человеческого тела.
Центральное место в секционной занимал широкий стол, сложенный из толстых мраморных плит. Плиты были белые, с голубоватым морозным узором. От одного взгляда на них становилось холодно.
К торцу основного стола примыкал столик поменьше, сделанный из нержавейки. На нем стояли прецизионные весы и мерные сосуды для точного определения объема. Рядом, в специальной подставке, выстроилась целая батарея пробирок с резиновыми пробками, перед ней — череда пластиковых контейнеров для образцов тканей.
Заселян сменил парадный халат на рабочий, надел длинный фартук из оранжевой клеенки и две пары резиновых перчаток: первые — тонкие, туго обтягивающие руку, и вторые — прочные, грубые. Затем водрузил на лицо глухую маску из прозрачного пластика.
— Я готов! Где же санитары?
Двери открылись, и двое санитаров в темно-синих халатах и черных фартуках ввезли каталку, на которой лежал черный пластиковый мешок с застежкой-«молнией». Они поставили каталку рядом с мраморным столом и расстегнули «молнию». Вынули тело из мешка и перенесли на холодные плиты.
— Это все? — спросил Заселян, заглядывая в мешок. — А где одежда? На складе?
— Ее нашли именно так, — пояснил Рюмин.
— Ну что ж, учтем.
Профессор принялся за работу. Он нажал на педаль под столом, и цифровой диктофон, микрофон которого свисал с потолка на длинном черном шнуре, начал запись.
— Протокол вскрытия, — Заселян заглянул в карту с данными, — Лапиной Оксаны Витальевны за номером восемнадцать дробь сто пятьдесят шесть. Вскрытие проводит профессор Заселян Вартан Гургенович.
Он несколько раз обошел стол, цепким взглядом осматривая тело. Жестом приказал санитару перевернуть труп и оглядел спину, после чего быстро надиктовал перечень видимых повреждений.
— Теперь можно обмыть, — сказал профессор и отозвал Рюмина в сторонку.
— Ее убили в постели, — тихо, чтобы не включился чувствительный микрофон, сказал капитан.
— Да, я уже понял, — кивнул Заселян. — Странные порезы. Вы это имели в виду, когда говорили, что дело необычное?
— Да. И это тоже.
Санитары закончили обмывать тело, и профессор вернулся к столу. Прежде всего он исследовал окоченевшие мышцы, измерил наружную температуру и определил приблизительное время наступления смерти. Затем тщательно описал смертельную рану, взял мерную ленту и узнал расстояние между кровоподтеками на шее, оставшимися от пальцев убийцы. Потом переключился на порезы, тянувшиеся поперек живота и продольно — между грудей.
— Все повреждения носят прижизненный характер и нанесены острым режущим предметом с узким лезвием в пределах основного слоя дермы.
Заселян отметил несколько сломанных ногтей на руках — свидетельство того, что девушка сопротивлялась. Затем он раздвинул ноги убитой и исследовал наружные половые органы. Взял несколько мазков из влагалища, поместил один образец в пробирку, другой — на предметное стекло.
— В момент, непосредственно предшествовавший наступлению смерти, убитая имела половой акт. Ссадин, кровоизлияний и других следов насилия на наружных половых органах не обнаружено. Во влагалище — физиологическая смазка и следы спермы.
Профессор сделал выразительный жест, смысл которого был понятен только санитару. Тот кивнул и взял со столика длинный прозекторский нож. Рюмин отвернулся и отошел к окну.
— Я так понимаю, — сказал Заселян, подходя к капитану, — вас больше интересует картинка, чем сухой язык протокола.
— Да, если можно, — сказал Рюмин. — В акте судебно-медицинской экспертизы все слишком научно и в предположительной форме. Лучше опишите мне то, что видите.
— Извольте! Убийца — скорее всего, высокий. С крупными кистями и длинными сильными пальцами. Это видно по кровоподтекам на шее. Половой акт был ненасильственным. Девушка была согласна и даже хотела этого — стенки влагалища обильно увлажнены. Из того, что раны расположены на передней поверхности тела, я заключаю, что девушка лежала на спине. Итак, убийца вошел в нее, но дальше произошло то, чего она совсем не ожидала. Он схватил ее за горло и сдавил дыхательные пути. Возможно, даже вызвал серьезную асфиксию — это будет видно, когда получим образцы альвеолярной ткани. А потом — самое интересное. Порезы!
— Что с ними?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44