— спросил он. — Я мало знаю о ваших английских дворянах и не слышал о таком замке.
— Леди Драфилд, — тихо ответила она, и в памяти тут же возник образ тучной ворчливой дамы. Взглянув на Мериона, она заметила любопытство и в то же время сочувствие.
Он мягко произнес:
— Не та женщина, которую вы хотели бы рекомендовать святой церкви для причисления к лику святых? Элис даже поперхнулась.
— Сэр, вы не должны говорить такие вещи! — Она снова быстро огляделась, боясь, что не сможет подавить переполняющий ее смех. Когда она опять взглянула на него из-под опущенных ресниц, он вновь улыбался. — В самом деле, сэр, вы богохульствуете.
— Не особенно. Уверен, я говорю правду. Вы будете отрицать, что от всего сердца испытывали неприязнь к леди Драфилд?
— Не могу. Она именно такая женщина, которую, видимо, имел в виду ваш источник, когда рассказывал вам об английских обычаях, потому что она с радостью сделала бы меня своей рабыней. Что бы я ни делала, угодить ей оказалось невозможно. Если я садилась читать, она бранила меня за праздность или за небрежение к молитвам. Если я хотела прогуляться, она говорила, что я хочу уклониться от других моих обязанностей. Она часто говорила, что меня испортили в Миддлхэме и что она меня перевоспитает. Право, у меня осталось от нее впечатление во всех отношениях ужасной женщины.
— Жестокой?
Элис кивнула.
— Она говорила только розгами или пощечинами. Конечно, там воспитывались и другие девочки, которые страдали не меньше меня, но они не жили в других домах и не знали другого обращения. Видите ли, меня с колыбели никогда не унижали, так что за это взялась леди Драфилд, считая своим долгом научить меня рабской покорности. В марте я написала отцу, умоляя позволить мне вернуться домой. В конце концов, тогда мне почти исполнилось восемнадцать.
— А он отказал?
Она снова кивнула.
— На свою просьбу я получила только наказание. Отец написал его светлости, в ужасных словах расписав мою неблагодарность, заносчивость и дерзость моей попытки пожаловаться на свою участь. Он сказал, что я перешла все границы, и просил извинения у лорда Драфилда за мое поведение. Результатом его письма стал разговор, и болезненный и унизительный одновременно, как и последовавшие за ним месяцы.
— Так что вы обрадовались своему отъезду.
Элис не могла не согласиться. Она посмотрела на Мериона.
— Я бы предпочла иметь другую причину для моего отъезда, сэр. В любом случае я все равно скоро уехала бы.
— Вас должны были выдать замуж?
— Да, за сэра Лайонела Эверингема. Вы знаете что-нибудь о нем?
Он покачал головой.
— Йоркист?
— Конечно же, он йоркист! Мой брак устроил король Ричард примерно восемь месяцев назад, и сейчас я уже была бы замужем, если бы не презренный Тюдор. Теперь я даже не знаю, жив ли еще сэр Лайонел.
— Жив он или нет, не важно, — ответил он, — поскольку все такие помолвки, разумеется, будут отменены. В конце концов, вы будете под опекой короля, а его величество вряд ли захочет отдать вашу руку йоркисту. Ну вот и Вулвестон, — добавил он, показывая рукой.
Замок, стоявший на вершине невысокого холма, неясно вырисовывался в сером тумане, и Элис в молчании смотрела на место, где родилась. С девяти лет — полжизни — она не жила в Вулвестон-Хазарде, но все равно замок считался ее домом. Говоря по правде, она испытывала больше чувств к каменным стенам и башням, чем к людям, живущим в них. Ее родители, холодные и бездушные люди, не уделяли внимания детям. Отец больше интересовался книгами, мать же ничто не волновало. Если в детстве Элис и чувствовала что-то к ним, то только страх рассердить, поскольку наказание всегда следовало скорое и суровое.
Жизнь в Миддлхэмс протекала гораздо добрее, и Элис испытала неодолимое горе, узнав о смерти Анны. Она не чувствовала ничего по отношению к своей матери, совсем чуть-чуть к своему отцу, хотя и надеялась застать его живым, а еще надеялась, что ее язык не прилипнет к небу, когда она попытается заговорить с ним, как случалось в детстве. Теперь она будет сильнее. Есть вопросы, на которые она должна получить ответы.
— Я сожалею, — проговорил Мерион.
Она удивленно посмотрела на него, почувствовав с его стороны жалость к себе. Он, по-видимому, считал, что вид замка погрузил ее в скорбные мысли.
— Теперь я одна, — медленно произнесла она, — или почти одна. Неделю назад я имела семью и других защитников. Сегодня у меня нет никого.
— Вы в безопасности, mi geneth, — мягко успокоил он ее. — Никто не обидит вас, пока вы под моей охраной, и, что бы вы ни думали о Гарри Тюдоре, скоро вы узнаете, что он хороший человек.
Нахмурившись, она ответила:
— Я не знаю, каким именем вы назвали меня сейчас, сэр, да мне и все равно. Ваш Тюдор — настоящий узурпатор и к тому же убийца, который не имеет права на английский трон, что должен знать любой здравомыслящий человек, будь он даже и валлиец.
Она услышала тяжелое дыхание Джонет и тут же поняла, какой допустила промах, стоя лицом к лицу с врагом, в окружении его солдат. Тем не менее она гордо вскинула голову и заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.
К ее удивлению, он улыбнулся:
— Когда вы злитесь, в ваших глазах вспыхивают золотые искорки. — И прежде чем она могла опомниться, добавил:
— Mi geneth означает всего лишь «девушка» или «девочка», и ничего больше. И когда, интересно, вы пришли к убеждению, что у валлийцев нет здравого смысла?
Элис открыла рот, потом закрыла, смущенно глядя на него.
— Я не говорила, что у них его нет.
— Вы подразумевали.
Его слова еще звучали в ее голове, и она понимала, что он прав, но не знала, что ему ответить, и поэтому смотрела в сторону и молчала.
Они приблизились к палаткам. Через некоторое время, остановившись перед самой большой, она наконец повернулась к нему и тихо вымолвила:
— Я должна снова принести свои извинения, сэр, за мои слова.
— Вам будет очень жаль, если вам не позволят выйти замуж за сэра Лайонела Эверингема?
Ее глаза широко открылись, и она ответила не задумываясь:
— Я даже не знаю его. Ричард организовал нашу помолвку, и меня представили сэру Лайонелу на церемонии, но я не сказала с ним больше двух слов.
Он кивнул с явным удовлетворением, потом указал на палатку:
— Вы будете спать здесь, миледи, вместе с вашей служанкой. Здесь вы будете в совершенной безопасности. — Он спешился.
Глядя на него сверху вниз, Элис попросила:
— Я хочу увидеть отца, сэр Николас. Может оказаться, что он единственный мой живой родственник. Вы не должны препятствовать.
Мерион покачал головой.
— У вас все еще есть братья, и в любом случае я не могу позволить свидание. Опасность слишком велика. Именно поэтому я приказал вашему эскорту вернуться в Драфилд.
Не зная, что он отдал такой приказ, она обернулась и увидела, что Джорди и остальные действительно уехали. Прежде чем она могла возразить, сэр Николас продолжал:
— Почти все внутри замка мертвы, госпожа. Не осталось никого, кроме слуги, который ухаживает за вашим отцом, да старухи знахарки; и хотя холодная погода позволила нам отложить погребение до вашего приезда, мы должны уехать завтра. Мы останемся, только чтобы похоронить мертвых, не дольше.
— Но я…
— Нет. — Он не повысил голос, не сдвинул брови, но она поняла, что настаивать бесполезно. Даже в Миддлхэме она выучила трудный урок подчинения мужской власти.
Элис покорно склонила голову, но в то же время решила, что так или иначе, а найдет способ увидеть отца. Еще до их отъезда нужно заставить валлийца понять, что она не позволит отказать ей в возможности последнего прощания. А пока лучше будет усыпить его подозрения и, выжидая, хорошенько подумать.
Глава 2
Оказавшись внутри большой палатки, Элис стянула перчатки и молча огляделась. Даже мягкое золотое мерцание масляной лампы не могло улучшить спартанской обстановки и сделать ее уютной: На сыром земляном полу недалеко от левой тканевой стены находилась лежанка из мехов, рядом стоял табурет с грудой меховых одеял. Напротив расположились открытый сундук и деревянная скамеечка для молитв. Кроме нее, единственным предметом мебели оказался переносной умывальник. Масляная лампа висела на крюке центрального шеста.
— Палатка ваша? — спросила Элис сэра Николаса, откидывая капюшон и открывая свои влажные спутанные волосы.
— Теперь ваша, мадам. Один из моих ребят приютит меня. Том, мой оруженосец, перенесет мою одежду. Вы что-нибудь ели?
— Да, немного хлеба с маслом в полдень. Он нахмурился.
— Я прикажу приготовить нормальной еды. Уже пробило пять, но, несмотря на облака, еще несколько часов будет светло, так что вы, вероятно, захотите отдохнуть перед ужином.
— Может ли кто-нибудь принести мне воды?
— Чтобы пить? Есть фляжка…
— Чтобы смыть с себя дорожную пыль, — ядовито ответила Элис. Она показала свое запачканное грязью запястье. — Моя кожа обычно не такого цвета, уверяю вас, сэр. Он ухмыльнулся:
— Может, вы тогда примете ванну, госпожа? — Он махнул рукой в сторону маленького умывальника.
Она с сомнением посмотрела на него.
— А здесь нет нормальной ванны?
— Полагаю, ее можно принести из замка, но тогда вы смертельно простудитесь.
— Вряд ли можно быть мокрее или холоднее, чем я сейчас, — заметила она, — и я бы очень хотела…
— Я прикажу нагреть воды, — улыбнулся он, весело качая головой. — У меня нет ни полога, ни навеса, но, думаю, стены палатки защитят вас от сильных сквозняков. Тем не менее вы не должны мыть голову, леди Элис.
— Уж подобного она не сделает, — вставила Джонет, кисло глядя на свою госпожу, — потому что волосы не высохнут в такую погоду. Вот уж удумали! Вы можете сделать все, что вам нужно, и в раковине, миледи, так что нет надобности заставлять людей сэра Николаса целый час таскать воду, только чтобы удовлетворить глупый каприз.
Сэр Николас улыбнулся Джонет.
— У меня нет возражений. К тому времени как они найдут подходящую бадью, у нас уже будет горячая вода. Думаю, она согреет вашу госпожу, а это уже неплохо.
Элис благодарно кивнула, показав на свои волосы, которые уже и без того были давно мокрые.
— Мытье пойдет им только на пользу.
— Nage, mi geneth. — Его сильная рука легла на ее голову, ощупывая волосы. — Они всего лишь влажные, а не мокрые насквозь, как после мытья. Ваша служанка Права. Вытрите их досуха, а потом расчешите. Я бы, пожалуй, хотел увидеть их сухими, — добавил он. — Хотя они и не темные, какими, на мой взгляд, должны быть красивые женские волосы, они будут похожи на расплавленное золото и, может быть, станут даже красивее, чем у ее высочества, потому что у нее они гораздо светлее. Невзрачные, показалось мне, хотя и длинные и гладкие как шелк.
От его прикосновения по ее дрожащему телу пробежала горячая волна, и Элис, обескураженная новым ощущением, отступила на шаг и отвернулась, стараясь, чтобы он не мог понять, какое воздействие оказывает на нее.
— Благодарю вас за вашу доброту, сэр, — ровно произнесла она. — С нетерпением жду, когда смогу насладиться ванной. — Непроизвольно махнув рукой, как бы отпуская его, она повернулась к Джонет:
— Есть ли у нас травы, чтобы добавить в воду?
— Да, миледи, когда принесут сундуки с вьючных лошадей. А пока лучше вам снять мокрый плащ.
Элис кивнула, но прежде чем она успела снять алый плащ, сзади прозвучал голос сэра Николаса, испугавший ее:
— Оставайтесь в плаще. — И добавил для Джонет:
— Мокрый или нет, но в нем ей будет теплее, чем без него, если только у вас нет другого в багаже.
— Я думала, вы ушли, чтобы отдать приказания насчет моей ванны.
Он все так же ровно спросил:
— У вас есть другой плащ, миледи?
— Не такой теплый, как этот, но у моей матери, кажется, есть меховой. Возможно, раз уж ваши люди идут в замок…
— Плащ вашей матери заражен, — сказал он. — Оставайтесь в своем, пока я не подыщу вам что-нибудь подходящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Леди Драфилд, — тихо ответила она, и в памяти тут же возник образ тучной ворчливой дамы. Взглянув на Мериона, она заметила любопытство и в то же время сочувствие.
Он мягко произнес:
— Не та женщина, которую вы хотели бы рекомендовать святой церкви для причисления к лику святых? Элис даже поперхнулась.
— Сэр, вы не должны говорить такие вещи! — Она снова быстро огляделась, боясь, что не сможет подавить переполняющий ее смех. Когда она опять взглянула на него из-под опущенных ресниц, он вновь улыбался. — В самом деле, сэр, вы богохульствуете.
— Не особенно. Уверен, я говорю правду. Вы будете отрицать, что от всего сердца испытывали неприязнь к леди Драфилд?
— Не могу. Она именно такая женщина, которую, видимо, имел в виду ваш источник, когда рассказывал вам об английских обычаях, потому что она с радостью сделала бы меня своей рабыней. Что бы я ни делала, угодить ей оказалось невозможно. Если я садилась читать, она бранила меня за праздность или за небрежение к молитвам. Если я хотела прогуляться, она говорила, что я хочу уклониться от других моих обязанностей. Она часто говорила, что меня испортили в Миддлхэме и что она меня перевоспитает. Право, у меня осталось от нее впечатление во всех отношениях ужасной женщины.
— Жестокой?
Элис кивнула.
— Она говорила только розгами или пощечинами. Конечно, там воспитывались и другие девочки, которые страдали не меньше меня, но они не жили в других домах и не знали другого обращения. Видите ли, меня с колыбели никогда не унижали, так что за это взялась леди Драфилд, считая своим долгом научить меня рабской покорности. В марте я написала отцу, умоляя позволить мне вернуться домой. В конце концов, тогда мне почти исполнилось восемнадцать.
— А он отказал?
Она снова кивнула.
— На свою просьбу я получила только наказание. Отец написал его светлости, в ужасных словах расписав мою неблагодарность, заносчивость и дерзость моей попытки пожаловаться на свою участь. Он сказал, что я перешла все границы, и просил извинения у лорда Драфилда за мое поведение. Результатом его письма стал разговор, и болезненный и унизительный одновременно, как и последовавшие за ним месяцы.
— Так что вы обрадовались своему отъезду.
Элис не могла не согласиться. Она посмотрела на Мериона.
— Я бы предпочла иметь другую причину для моего отъезда, сэр. В любом случае я все равно скоро уехала бы.
— Вас должны были выдать замуж?
— Да, за сэра Лайонела Эверингема. Вы знаете что-нибудь о нем?
Он покачал головой.
— Йоркист?
— Конечно же, он йоркист! Мой брак устроил король Ричард примерно восемь месяцев назад, и сейчас я уже была бы замужем, если бы не презренный Тюдор. Теперь я даже не знаю, жив ли еще сэр Лайонел.
— Жив он или нет, не важно, — ответил он, — поскольку все такие помолвки, разумеется, будут отменены. В конце концов, вы будете под опекой короля, а его величество вряд ли захочет отдать вашу руку йоркисту. Ну вот и Вулвестон, — добавил он, показывая рукой.
Замок, стоявший на вершине невысокого холма, неясно вырисовывался в сером тумане, и Элис в молчании смотрела на место, где родилась. С девяти лет — полжизни — она не жила в Вулвестон-Хазарде, но все равно замок считался ее домом. Говоря по правде, она испытывала больше чувств к каменным стенам и башням, чем к людям, живущим в них. Ее родители, холодные и бездушные люди, не уделяли внимания детям. Отец больше интересовался книгами, мать же ничто не волновало. Если в детстве Элис и чувствовала что-то к ним, то только страх рассердить, поскольку наказание всегда следовало скорое и суровое.
Жизнь в Миддлхэмс протекала гораздо добрее, и Элис испытала неодолимое горе, узнав о смерти Анны. Она не чувствовала ничего по отношению к своей матери, совсем чуть-чуть к своему отцу, хотя и надеялась застать его живым, а еще надеялась, что ее язык не прилипнет к небу, когда она попытается заговорить с ним, как случалось в детстве. Теперь она будет сильнее. Есть вопросы, на которые она должна получить ответы.
— Я сожалею, — проговорил Мерион.
Она удивленно посмотрела на него, почувствовав с его стороны жалость к себе. Он, по-видимому, считал, что вид замка погрузил ее в скорбные мысли.
— Теперь я одна, — медленно произнесла она, — или почти одна. Неделю назад я имела семью и других защитников. Сегодня у меня нет никого.
— Вы в безопасности, mi geneth, — мягко успокоил он ее. — Никто не обидит вас, пока вы под моей охраной, и, что бы вы ни думали о Гарри Тюдоре, скоро вы узнаете, что он хороший человек.
Нахмурившись, она ответила:
— Я не знаю, каким именем вы назвали меня сейчас, сэр, да мне и все равно. Ваш Тюдор — настоящий узурпатор и к тому же убийца, который не имеет права на английский трон, что должен знать любой здравомыслящий человек, будь он даже и валлиец.
Она услышала тяжелое дыхание Джонет и тут же поняла, какой допустила промах, стоя лицом к лицу с врагом, в окружении его солдат. Тем не менее она гордо вскинула голову и заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.
К ее удивлению, он улыбнулся:
— Когда вы злитесь, в ваших глазах вспыхивают золотые искорки. — И прежде чем она могла опомниться, добавил:
— Mi geneth означает всего лишь «девушка» или «девочка», и ничего больше. И когда, интересно, вы пришли к убеждению, что у валлийцев нет здравого смысла?
Элис открыла рот, потом закрыла, смущенно глядя на него.
— Я не говорила, что у них его нет.
— Вы подразумевали.
Его слова еще звучали в ее голове, и она понимала, что он прав, но не знала, что ему ответить, и поэтому смотрела в сторону и молчала.
Они приблизились к палаткам. Через некоторое время, остановившись перед самой большой, она наконец повернулась к нему и тихо вымолвила:
— Я должна снова принести свои извинения, сэр, за мои слова.
— Вам будет очень жаль, если вам не позволят выйти замуж за сэра Лайонела Эверингема?
Ее глаза широко открылись, и она ответила не задумываясь:
— Я даже не знаю его. Ричард организовал нашу помолвку, и меня представили сэру Лайонелу на церемонии, но я не сказала с ним больше двух слов.
Он кивнул с явным удовлетворением, потом указал на палатку:
— Вы будете спать здесь, миледи, вместе с вашей служанкой. Здесь вы будете в совершенной безопасности. — Он спешился.
Глядя на него сверху вниз, Элис попросила:
— Я хочу увидеть отца, сэр Николас. Может оказаться, что он единственный мой живой родственник. Вы не должны препятствовать.
Мерион покачал головой.
— У вас все еще есть братья, и в любом случае я не могу позволить свидание. Опасность слишком велика. Именно поэтому я приказал вашему эскорту вернуться в Драфилд.
Не зная, что он отдал такой приказ, она обернулась и увидела, что Джорди и остальные действительно уехали. Прежде чем она могла возразить, сэр Николас продолжал:
— Почти все внутри замка мертвы, госпожа. Не осталось никого, кроме слуги, который ухаживает за вашим отцом, да старухи знахарки; и хотя холодная погода позволила нам отложить погребение до вашего приезда, мы должны уехать завтра. Мы останемся, только чтобы похоронить мертвых, не дольше.
— Но я…
— Нет. — Он не повысил голос, не сдвинул брови, но она поняла, что настаивать бесполезно. Даже в Миддлхэме она выучила трудный урок подчинения мужской власти.
Элис покорно склонила голову, но в то же время решила, что так или иначе, а найдет способ увидеть отца. Еще до их отъезда нужно заставить валлийца понять, что она не позволит отказать ей в возможности последнего прощания. А пока лучше будет усыпить его подозрения и, выжидая, хорошенько подумать.
Глава 2
Оказавшись внутри большой палатки, Элис стянула перчатки и молча огляделась. Даже мягкое золотое мерцание масляной лампы не могло улучшить спартанской обстановки и сделать ее уютной: На сыром земляном полу недалеко от левой тканевой стены находилась лежанка из мехов, рядом стоял табурет с грудой меховых одеял. Напротив расположились открытый сундук и деревянная скамеечка для молитв. Кроме нее, единственным предметом мебели оказался переносной умывальник. Масляная лампа висела на крюке центрального шеста.
— Палатка ваша? — спросила Элис сэра Николаса, откидывая капюшон и открывая свои влажные спутанные волосы.
— Теперь ваша, мадам. Один из моих ребят приютит меня. Том, мой оруженосец, перенесет мою одежду. Вы что-нибудь ели?
— Да, немного хлеба с маслом в полдень. Он нахмурился.
— Я прикажу приготовить нормальной еды. Уже пробило пять, но, несмотря на облака, еще несколько часов будет светло, так что вы, вероятно, захотите отдохнуть перед ужином.
— Может ли кто-нибудь принести мне воды?
— Чтобы пить? Есть фляжка…
— Чтобы смыть с себя дорожную пыль, — ядовито ответила Элис. Она показала свое запачканное грязью запястье. — Моя кожа обычно не такого цвета, уверяю вас, сэр. Он ухмыльнулся:
— Может, вы тогда примете ванну, госпожа? — Он махнул рукой в сторону маленького умывальника.
Она с сомнением посмотрела на него.
— А здесь нет нормальной ванны?
— Полагаю, ее можно принести из замка, но тогда вы смертельно простудитесь.
— Вряд ли можно быть мокрее или холоднее, чем я сейчас, — заметила она, — и я бы очень хотела…
— Я прикажу нагреть воды, — улыбнулся он, весело качая головой. — У меня нет ни полога, ни навеса, но, думаю, стены палатки защитят вас от сильных сквозняков. Тем не менее вы не должны мыть голову, леди Элис.
— Уж подобного она не сделает, — вставила Джонет, кисло глядя на свою госпожу, — потому что волосы не высохнут в такую погоду. Вот уж удумали! Вы можете сделать все, что вам нужно, и в раковине, миледи, так что нет надобности заставлять людей сэра Николаса целый час таскать воду, только чтобы удовлетворить глупый каприз.
Сэр Николас улыбнулся Джонет.
— У меня нет возражений. К тому времени как они найдут подходящую бадью, у нас уже будет горячая вода. Думаю, она согреет вашу госпожу, а это уже неплохо.
Элис благодарно кивнула, показав на свои волосы, которые уже и без того были давно мокрые.
— Мытье пойдет им только на пользу.
— Nage, mi geneth. — Его сильная рука легла на ее голову, ощупывая волосы. — Они всего лишь влажные, а не мокрые насквозь, как после мытья. Ваша служанка Права. Вытрите их досуха, а потом расчешите. Я бы, пожалуй, хотел увидеть их сухими, — добавил он. — Хотя они и не темные, какими, на мой взгляд, должны быть красивые женские волосы, они будут похожи на расплавленное золото и, может быть, станут даже красивее, чем у ее высочества, потому что у нее они гораздо светлее. Невзрачные, показалось мне, хотя и длинные и гладкие как шелк.
От его прикосновения по ее дрожащему телу пробежала горячая волна, и Элис, обескураженная новым ощущением, отступила на шаг и отвернулась, стараясь, чтобы он не мог понять, какое воздействие оказывает на нее.
— Благодарю вас за вашу доброту, сэр, — ровно произнесла она. — С нетерпением жду, когда смогу насладиться ванной. — Непроизвольно махнув рукой, как бы отпуская его, она повернулась к Джонет:
— Есть ли у нас травы, чтобы добавить в воду?
— Да, миледи, когда принесут сундуки с вьючных лошадей. А пока лучше вам снять мокрый плащ.
Элис кивнула, но прежде чем она успела снять алый плащ, сзади прозвучал голос сэра Николаса, испугавший ее:
— Оставайтесь в плаще. — И добавил для Джонет:
— Мокрый или нет, но в нем ей будет теплее, чем без него, если только у вас нет другого в багаже.
— Я думала, вы ушли, чтобы отдать приказания насчет моей ванны.
Он все так же ровно спросил:
— У вас есть другой плащ, миледи?
— Не такой теплый, как этот, но у моей матери, кажется, есть меховой. Возможно, раз уж ваши люди идут в замок…
— Плащ вашей матери заражен, — сказал он. — Оставайтесь в своем, пока я не подыщу вам что-нибудь подходящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57