Обычно Элеонор заранее предупреждала администрацию казино о своем приходе. А казино, в свою очередь, держало места для завсегдатаев или классных игроков. Порой их сводили вместе, вроде как турнир получался. В каком-то смысле моя бывшая была тайной достопримечательностью Вегаса: красивая женщина и отличный игрок в покер. Иных мужчин уже одно это сводило с ума. Кое-кто из хозяев казино, те, что поумнее, этим пользовался. В «Белладжио» Элеонор всегда принимали на высшем уровне. Если что нужно – от выпивки до изоляции грубияна, которому не место за игорным столом, – ни в чем отказа не было. И вопросов лишних никто не задавал. Поэтому Элеонор обычно играла именно здесь.
– Собиралась, – откликнулся Фредди. – Пока для нее партнеров нет, но кто-нибудь нарисуется.
Следующий вопрос я задал не сразу, тут требовался особый подход. Я оперся о перила, рассеянно глядя, как проводят последнюю сдачу. Карты ложились на сукно стола со звуком, напоминающим вкрадчивый шепот. Участвовали пятеро. За двумя я следил: любопытно было, как они отреагируют на последнюю карту. Но на лицах не дрогнул ни один мускул.
Элеонор объяснила мне, что хорошие игроки называют последнюю карту «рекой», ибо она означает либо жизнь, либо смерть. Если разыграл весь роббер до седьмой карты, все зависит от нее.
Трое из пятерых выбыли сразу же. Оставшиеся поднимали ставки, пока в конце концов не выиграл обладатель трех семерок.
– А когда ее ждать, не говорила? – спросил я Фредди.
– Сказала, как обычно. То есть около восьми.
Несмотря на небрежность моего тона, Фредди, похоже, насторожился, памятуя о том, что Элеонор он обязан большим, нежели ее бывшему мужу. Тем не менее я узнал то, что хотел, и, поблагодарив собеседника, двинулся к выходу. Стало быть, Элеонор уложит дочь, а уж потом возьмется за работу. Мэдди останется с няней-надомницей.
Выйдя из казино, я обнаружил пустую машину. Я огляделся: Бадди трепался с кем-то из служителей. Я окликнул его и помахал на прощание. Но он тут же кинулся ко мне.
– Уезжаете?
– Ну я же говорил вам, что не задержусь. Спасибо, что выполнили просьбу и последили за машиной.
Он не уловил сарказма.
– Не за что. Ну что, нашли его?
– Кого его?
– Ну, того, кого искали.
– А-а, да, нашел. Ладно, Бадди, увидимся...
– Да бросьте, приятель, еще раз прошу: давайте заниматься этим делом вместе! В конце концов, Террор был не только вашим другом, моим тоже.
Ну хорошо, попробуем иначе.
– Я все понимаю, Бадди. Но лучшее, что вы сейчас можете сделать для Терри, это вернуться домой, дождаться, пока придут люди из Бюро, и сказать им все, что вам известно. Все, до последней мелочи.
– Стало быть, и то, что это вы велели мне скачать файлы с фотографиями, распечатать их и унести с яхты?
Ну вот, теперь, убедившись, что надеяться не на что, он шантажировать меня вздумал.
– Да Бога ради, – кивнул я. – Говорю же вам, я теперь вместе с этой командой работаю. Но коль скоро вы так ставите вопрос, вынужден напомнить: я вовсе не велел вам тащить что-то с яхты. Меня наняла Грасиэла. Яхта со всей своей начинкой принадлежит ей. Стало быть, файлы и фотографии – тоже ее собственность. Ясно? – Я сильно ткнул его в грудь.
Он отступил на шаг.
– Ясно. Я просто...
– Ну и отлично.
Мы обменялись рукопожатием, хотя нельзя сказать, что особенно дружеским.
– Пока, Бадди, еще увидимся.
Он выпустил мою руку, я сел в «мерседес» и захлопнул дверцу. В зеркало я увидел, как он входит в казино через вращающуюся дверь. Не пройдет и нескольких часов, как Бадди спустит все, что выиграл накануне. А ведь он прав – никогда не следует упускать удачу!
Часы свидетельствовали, что ночная смена Элеонор в казино начнется только через девяносто минут. Можно, конечно, ехать к ней домой прямо сейчас, но лучше все-таки выждать. Мне ведь не с бывшей женой хочется повидаться – с дочерью. К чести Элеонор следует признать, сна никогда не отказывала мне в свиданиях с Мэдди, если сама занята на работе. Так что тут препятствий не предвидится. И не важно, если девочка уже спит. Мне бы просто посмотреть на нее, послушать дыхание, погладить по головке. Но беда в том, что мы с Элеонор всякий раз находим повод поцапаться, и тогда уж становится ни до чего другого. Так что лучше всего дождаться, пока она уйдет из дома.
Можно, конечно, вернуться в «Два икса» и потратить час на изучение досье Поэта, но я предпочел остаться в городе. Движение на Парадайз-роуд было куда менее оживленным, чем на главной дороге. Как обычно, впрочем. Я миновал Хэрмон, затем свернул на север и почти сразу же оказался возле «Эмбасси сьютс». Не захочет ли Рейчел Уоллинг выпить со мною чашечку кофе? Заодно посвящу ее в подробности завтрашней экскурсии. Я неторопливо пересек стоянку, высматривая служебную машину ФБР, их всегда легко узнать по дешевым колпакам на колесах и правительственным номерам. Странно, ничего похожего. Я вытащил из кармана мобильник, позвонил в справочное бюро и узнал телефон отеля. Вскоре меня соединили с номером Рейчел Уоллинг. Никто не брал трубку. Я перезвонил ей на мобильный. Тут ответ не заставил себя ждать.
– Привет, это Босх, чем заняты? – спросил я как можно небрежнее.
– Да так, ничем особенным.
– А вы где, в отеле?
– Ну да, а в чем дело? Случилось что-нибудь?
– Ничего не случилось, просто подумал: не выпить ли нам кофе или чего еще? Я сейчас в городе, и мне нужно убить время. Могу подъехать к вам через пару минут.
– Да нет, спасибо, не стоит. Не хочется выходить сегодня.
Конечно, не хочется. Да и откуда выходить? По крайней мере не из отеля.
– По правде говоря, никак не приду в себя после полета. Как всегда, особенно паршиво себя чувствую на второй день. К тому же завтра рано вставать.
– Ясно.
– Не подумайте, будто я не хочу с вами встретиться. До завтра?
– Почему бы нет? Договоренность насчет восьми утра в силе?
– Буду ждать у выхода.
Мы попрощались, и я почувствовал, что внутри у меня зашевелился червячок сомнения. Что она задумала, какую игру со мной затевает?
Но я постарался отогнать это чувство. Ей поручено присматривать за мной, об этом она сказала прямо. А все остальное – скорее всего домыслы.
Я еще раз пересек стоянку, высматривая «викторию» либо «линкольн», но так ничего и не обнаружил. Тогда я быстро выехал на Парадайз-роуд, у «Фламинго» повернул на запад, пересек главную дорогу и вскоре притормозил у одного из баров неподалеку от «Пальмы» – казино, весьма популярного среди местной публики благодаря уединенному местоположению и тому, что сюда захаживали знаменитости. В последний раз, когда нам с Элеонор удалось мирно поговорить, она поделилась планами сменить «Белладжио» на «Пальму». В «Белладжио» по-прежнему крутились большие деньги, но играли там по преимуществу в баккара, пай-гоу и кости. А покер – дело другое, это единственная игра, в которой тебе противостоит не казино, а партнеры. От местных кумушек Элеонор слышала, что все богемные штучки, что приезжают сюда из Лос-Анджелеса, ломятся в «Пальму» и просаживают большие деньги, обучаясь покеру.
В баре я заказал бифштекс по-ньюйоркски с вареным картофелем. Официантка пыталась отговорить меня от хорошо прожаренного куска мяса, но я остался неколебим. В краях, где я вырос, никогда не подавали мяса с кровью, а сейчас уж поздно менять привычки. Пока девица оформляла заказ, я вспомнил армейскую кухню, куда забрел как-то в Форт-Беннинге. В гигантских чанах вываривали громадные куски мяса. Какой-то малый, орудуя лопатой, вычерпывал жир и сливал его в ведро. Такие ароматы мне доведется вдохнуть несколько месяцев спустя – когда я окажусь под землей, там, куда вьетконговцы сваливали трупы убитых, скрывая их от армейских статистиков.
Я открыл досье Поэта и погрузился было в чтение, когда в кармане у меня зазвонил мобильник. Я ответил, не глядя на дисплей:
– Да?
– Гарри, это Рейчел. Как там насчет кофе? Я передумала. Скорее всего примчалась откуда-то в «Эмбасси сьютс», чтобы не быть уличенной во лжи.
– Понимаете ли, я сейчас в другом конце города. И к тому же только что заказал ужин.
– Вот черт, обидно. Что ж, так мне и надо. Вы там один?
– Ага, мне еще поработать надо.
– Ну что ж, уж я-то знаю, каково это. Сама почти каждый вечер в одиночку ужинаю.
– Я тоже. Если вообще удается перекусить.
– Правда? Как там ваша девочка?
Тут мне сделалось как-то не по себе, да и доверие к этой женщине улетучилось. Непонятно, чем она сейчас занята. И уж точно у меня не было никакого желания обсуждать свои семейные дела и отцовские чувства.
– Слушайте, на меня уже кто-то смотрит. К тому же тут говорить по мобильному вроде как не по правилам.
– Что ж, не будем нарушать правил. До завтра. В восемь.
– До завтра, Элеонор, пока.
Я уже складывал мобильник, когда донесся ее голос:
– Гарри?
– Да?
– Меня зовут не Элеонор.
– Что-что?
– Вы только что назвали меня Элеонор.
– Ой, извините, оговорился.
– А я на нее похожа?
– Как бы вам сказать... Есть что-то общее. То есть сейчас мне так не кажется, но вот некоторое время назад...
– Надеюсь, речь идет не о слишком давних временах?
Рейчел явно намекала на историю, случившуюся с Элеонор в Бюро. Историю, после которой немыслимым было даже назначение в захолустье вроде Минота.
– До завтра, Рейчел.
– Спокойной ночи.
Я вернул мобильник на место и задумался о допущенной ошибке. Неприятная мысль выскочила откуда-то из подсознания, но теперь, вырвавшись на свободу, предстала во всей своей бесспорности. Я гнал ее от себя. Мне хотелось вернуться к досье, лежащему на столе. Я чувствовал, что заниматься такими материями, как кровь и безумие, легче, когда они относятся к другим лицам и временам.
27
В половине девятого я постучал в дверь дома, где жила Элеонор Уиш. Открыла мне уроженка Сальвадора, совмещавшая обязанности домработницы и няни. Лицо у Марисоль было доброе, но изможденное. В свои пятьдесят с небольшим она выглядела сущей старухой. История ее жизни, представлявшая собой бесконечную борьбу за выживание, была настолько мрачной, что на этом фоне я сам, со всеми своими передрягами, казался себе настоящим везунчиком. С первого дня, когда я неожиданно появился на пороге этого дома и узнал, что у меня есть дочь, Марисоль относилась ко мне очень тепло. Ни капли подозрительности, неизменные сердечность и уважение к нелегкому положению отца и в то же время постороннего мужчины. Марисоль отступила на шаг, пропуская меня в дом.
– Она спит.
– Не страшно. – Я помахал папкой, которую прихватил из машины. – Мне есть чем заняться. Просто хотел посидеть с ней немного. Как дела, Марисоль?
– Спасибо, все хорошо.
– Элеонор ушла в казино?
– Ну да.
– А как нынче Мэдди?
– О, Мэдди, она хорошая девочка. Она играть.
Свои сообщения Марисоль всегда сводила к минимуму. Раньше, думая, что дело тут в ее сложных взаимоотношениях с английским, я пытался говорить по-испански, но и на родном языке она ограничивалась буквально несколькими словами.
– Ну что ж, спасибо, – сказал я. – Если хотите лечь, пожалуйста, я сам запру дверь, когда буду уходить.
Ключа от дома у меня не было, но замок защелкивался сам собой.
– Хорошо.
Я кивнул и, свернув по коридору налево, вошел в детскую и закрыл за собой дверь. Горел встроенный в дальнюю стену ночник, отбрасывавший бледно-голубой свет. Я подошел к кровати и включил настольную лампу. Мэдди она не побеспокоит, это я знал по опыту. Сон пятилетнего ребенка так глубок, что его ничем не разбудишь, даже ревом трибун на матче «Лейкерс» или землетрясением силой в пять баллов по шкале Рихтера.
Стали видны разметанные по подушке темные волосы. Мэдди спала, отвернувшись к стене. Я отвел локоны, упавшие на лоб, наклонился, поцеловал ее в щеку и почти вплотную прижался ухом к губам. Наградой мне стало ее ровное дыхание.
Я подошел к столу и выключил монитор, соединенный либо с телевизором в гостиной, либо с комнатой, где спала Марисоль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47