Свои собственные сапоги. И надела пальто. Свое собственное пальто. Чужая красивая жизнь кончилась. И ее собственная, возможно, тоже. Во всяком случае, с сегодняшней ночи она не будет такой безмятежной.
Наталья присела на корточки перед вертящейся волчком Тумой и поцеловала ее в нос.
— Все, собака, — грустно сказала она. — Финита ля комедия. Пошла сдаваться. Не поминай лихом. Утром тебя кто-нибудь выведет. А может, даже ночью. Если повезет.
Она бесстрашно открыла дверь: будь что будет. Даже если в районе заколоченного чердака засело подразделение ОМОНа — это не имеет никакого значения.
Но за дверью никого не оказалось. Наталья побрела к лестнице и спустилась на пролет.
…И на площадке между шестым и пятым этажом столкнулась с Вороновым.
— Я к вам, — хмуро сказал Воронов и поскреб запущенный затылок. — Есть новости.
От неожиданности Наталья рассмеялась. Она смеялась так долго и так отчаянно, что Воронов не удержался и схватил ее за руку.
— Что с вами?
— Нет, ничего…
— Я вот что хотел сказать… Сюжет валится.
— Ну и черт с ним… — Скорее спуститься, добраться до «восьмерки» и оформить явку с повинной!
— Вы что, не понимаете? Сюжет валится. Нет одного важного компонента.
— Какого еще компонента?
— Нет источника, откуда героиня могла бы черпать информацию. Вы понимаете?
— Нет.
— Не здесь… Давайте спустимся ко мне или поднимемся к вам…
— Лучше к вам. Спустимся…
— Идемте.
Воронов почти втолкнул Наталью в квартиру и у самого порога пробубнил:
— Нужна параллельная линия.
— В смысле?
— Вы понимаете, эта ваша… наша героиня, она не обладает всей полнотой информации. Прочесть в газетах об убийстве банкира — это здорово. Но вы же понимаете, что одно дело — газеты и телевидение, и совсем другое — реальные улики. Улики, которые можно сопоставить с собственным видением ситуации, со знанием… о ком-то или о чем-то. Например, в багажнике, где найден труп, найдено и еще кое-что. Пуговица, например…
— Запонка, — убитым голосом произнесла Наталья.
— Отлично. Пусть будет запонка. Тогда другая запонка…
— Будет найдена героиней в той самой проклятой квартире, из которой она никак не может выбраться, черт бы ее подрал!.. Вместе с окровавленной рубахой.
— Замечательно, — Воронов растянул в подобии улыбки тугие губы. — Вы делаете успехи… Но героиня же не может знать о второй запонке, которую нашли в багажнике.
— Не может.
— Именно. Нужно вводить параллельную линию. Линию следователя или оперативника. Изящно познакомить их… Тем более что героиня уже показала себя отличницей на ниве половых утех.
— Уже…
— Что — «уже»? — не понял Воронов.
— Линия уже введена. Идемте, я покажу. Наталья двинулась было к ближайшему окну, но Воронов остановил ее:
— Сапоги! Снимите сапоги, пожалуйста!
— Как вы меня достали… — пробормотала Наталья. — Ну, хорошо.
Сняв сапоги, она прошла на темную кухню Воронова и остановилась у окна, заставленного крошечными кактусами.
— Не включайте свет, Владимир Владимирович.
— А что происходит?
— Видите припаркованную «восьмерку»? Возле подъезда?
— Да. Ну и?..
Воронов стоял у нее за спиной, и она ощущала его размеренное и безмятежное дыхание — чистое, как у ребенка.
— Это и есть ваша линия. Следователь или оперативник. Точно я не знаю.
— А с чего вы взяли? — В голосе Воронова не было никакого любопытства.
— Человек в машине следит за мной.
— За вами?
— Ну, не за мной конкретно… Он следит за квартирой.
— За чьей квартирой?
— За моей… То есть не за моей… Это не моя квартира.
— Не ваша? — Хоть какой-то намек на удивление. Слава богу! — А чья же тогда?
— У вас есть чего-нибудь выпить? — спросила Наталья.
— Боржоми.
— Думаю, это не тот случай…
— Подождите, — Воронов подошел к холодильнику и хлопнул дверцей. — Осталась водка. И как только ее Семен не допил?..
— Очень хорошо. Давайте водку. Воронов открыл навесной шкаф и достал оттуда крохотную рюмку.
— Не пойдет, — осадила его Наталья. — У вас стакан найдется?
— Стакан?
— Обыкновенный, граненый.
— Найдется, но…
— Наливайте полный.
В глазах Воронова затеплился осуждающий огонек, но водку он все-таки налил.
— Вы алкоголичка? — участливо спросил он, когда Наталья молодецки залила спиртное себе в глотку.
По телу сразу же разлилось тепло, а реальность «восьмерки» у подъезда перестала пугать Наталью. Наоборот, она почувствовала неожиданный прилив сил. И рассмеялась.
— Алкоголичка? Возможно, что алкоголичка. А также воровка, похитительница собак и завравшаяся убийца.
— Что-то вы неважно выглядите. Идемте в комнату. Успокоитесь и все мне расскажете.
— Да. Мне нужно рассказать… Мне обязательно нужно кому-то рассказать.
Двухсотграммовый стакан водки, так по-гусарски выпитый, все-таки дал о себе знать: знаменитая вороновская ширма покачивалась — вместе с Лао Цзы, буйволом и Китаем, который он покидал. Покачивались и «Ундервуд», и крестовина окна, и вороновские скорбно поджатые губы.
— Мне обязательно нужно…
— Выкладывайте, Дарья.
— С этого и начнем. С имени. Меня зовут не Дарья. — До чего же дешево звучит, черт возьми! Теперь она похожа на кокетливую потаскушку, скрывающуюся за литературным псевдонимом «Манон Леско».
— Ну и?..
— По порядку. Широкова Наталья Ивановна. Это я. Я действительно нашла собаку. Я действительно приехала сюда, на Васильевский. Потому что этот адрес был написан на собачьем ошейнике. Действительно, этот… ДЕЙСТВИТЕЛЬНО! И я осталась в этой растреклятой квартире, потому что она мне понравилась. Потому что она была под завязку заполнена дорогими вещами и дорогой техникой, потому что у меня… той самой, которая Широкова Наталья Ивановна… у меня жалкая комнатенка в коммуналке на Петроградке. И соседи, которых я ненавижу. И которые ненавидят меня…. Все это время я врала себе… Я жду настоящую хозяйку, я слежу за ее собакой, как же!.. А я просто хотела отдохнуть, поваляться в чужой кровати, поваляться в чужой ванне. Элементарное желание, пусть низменное, но элементарное… А потом я нашла паспорта и просроченные билеты. Но даже это меня не насторожило… Я слушала все звонки в автоответчике, я залезла в чужую электронную почту — это казалось таким невинным, это казалось игрой. Я даже ездила на встречу с бывшим парнем хозяйки. И это тоже была игра… Своего рода. Ничего страшного, ничего угрожающего… Но сегодня… Сегодня я нашла рубаху с пятнами крови…
— Кровь тоже ненастоящая? Кетчуп или вишневый сок? — совсем не к месту спросил Воронов.
Наталья осеклась. Черт его дери, этого писателишку, он не верит ни одному ее слову, он — человек с мозгами и воображением. Тогда что уж говорить о страже закона, который протирает сейчас штаны в «восьмерке».
— Не думаю, — сказала она. — История, которую я вам рассказала несколько дней назад, — это все правда. Вы понимаете?
— С трудом. — Воронов сел в кресло напротив нее. — Значит, роман, который я сейчас пытаюсь написать…
— Это моя собственная история! Теперь вам понятно?
— А труп в багажнике?
— Труп в багажнике — самый настоящий. У меня газеты наверху… И по телевизору об этом говорили.
— Я не смотрю телевизор.
— Да. Я помню… Я потому и рассказала.
— И вы хотите, чтобы я поверил в этот сентиментальный бред? В эту конфетную историю, которая при столкновении с реадьной жизнью просто на куски развалится?
— Хочу, — отчаянно выдохнула она. — Очень хочу.
— Но такое количество случайностей… Так просто не бывает.
— Это в книге не бывает. — Ах, если бы здесь была Нинон с ее полузабытым театроведческим образованием и критическим складом ума!.. Наталья собралась с силами и закончила:
— Потому что в книге все нужно оправдывать. А в жизни… не перед кем оправдываться. Литературных критиков у нее нет.
— А жаль. Ну и куда вы шли на ночь глядя?
— Сдаваться. Человек, который сидит в «Жигулях», он пасет эту квартиру, понимаете? Он уже звонил в дверь, сказал, что из милиции.
— А вы поверили?
— Я до сих пор не могу поверить. Ни во что.
— Ну ладно, — Воронов встал и прошелся по комнате. — Подвожу итог. Значит, по вашим словам, вся эта псевдодетективная история, которую вы мне навязали, произошла на самом деле.
— Происходит, — поправила Наталья. — Она не закончилась. Она закончится тем, что меня упекут. Никто не будет слушать детский лепет о собаке. Если человек не использует ни одного повода, чтобы уйти, значит, у него есть масса поводов, чтобы остаться. Этого мне не простят. Вы знаете, чем я занималась последние несколько часов? Стирала свои собственные отпечатки по всей квартире.
— Зачем?
— Чтобы меня не нашли, черт возьми!!!
— А вы что, имели приводы?
— При чем здесь это?
— Если не имели — тогда все это мартышкин труд. Ваших пальчиков нет в картотеке. Это и ребенку понятно. На вашем месте я бы не стал так драматизировать ситуацию.
— Драматизировать?! — Наталья нервно рассмеялась. — Убит человек, а в моем доме лежит его паспорт, билет на самолет и рубаха… Вся в крови…
— В вашем доме? — Воронов поймал ее на слове и хихикнул.
— Не в моем, не в моем… Черт… Давайте поднимемся, и вы сами все увидите…
— Отличная идея.
Воронов двинулся к выходу. И у самой двери обернулся:
— Ну?!
В его голосе вдруг появились такая сила и такая спокойная властность, что Наталья вздрогнула. Еще неизвестно, кого нужно опасаться больше — ублюдка из «восьмерки» или этого одержимого писателя. А если он стал писателем, как все они становятся — отставные капитаны, майоры и полковники? Если у него в любом милицейском отделении брат и сват, а в спальне сидят автоматчики? Но выстрелов в спину не последовало, и Наталья двинулась в коридор.
Уже надев сапоги (и зачем только снимала?), она жалобно попросила у Воронова:
— Выгляните, пожалуйста, на лестницу. Мало ли что…
Воронов хмыкнул, но все же подчинился. Через несколько мгновений пришли утешительные новости.
— Все в порядке. Никого. Можем идти.
Трусливыми перебежками они добрались до шестого этажа, и Наталья вставила ключ в замок. За дверью было слышно тихое поскуливание. Тума все еще не теряла надежды размять лапы на улице. Наталья вздохнула: и не надейся, душа моя.
Когда ключ в замке повернулся, Воронов неожиданно заартачился.
— Я же совсем забыл… У вас собака.
— Ну и что. Она кроткая, как овца, сама всех боится.
— У вас собака, а у меня аллергия! Кстати, на овец у меня тоже аллергия….
— Владимир Владимирович! Сейчас я закрою ее в ванной, и вы смело можете входить.
Воронов задумался. А потом ухватился цепкой рукой за ручку двери.
— Послушайте, Наталья… или как вас там… Если уж вы утверждаете, что все это произошло с вами на самом деле и вы только использовали меня, подбрасывали мелкие детали, чтобы я мог связать их воедино…
— Утверждаю.
— И вы ездили на встречу с бывшим парнем хозяйки. В то время, как я добросовестно пытался описать все это… Вы что, с ним спали?
Наталья опешила. Святоша в шлепанцах, заблудший францисканец, аббат-гипертоник в исповедальне — тоже, нашел время для глупых вопросов!
— Вы с ума сошли. Нет, конечно, — жалко соврала она. — Это ваш поэтический вымысел.
Наталья почти втолкнула Воронова в прихожую, протиснулась сама и тут же захлопнула за собой дверь. Тума тяжело запрыгала вокруг нее, а лицо Воронова покраснело, и из глаз крупным горохом покатились слезы.
— Вы обещали, — тяжело дыша, просипел он. — Уймите собаку… Уведите ее куда-нибудь…
— Да-да, конечно, — ухватив доберманиху за ошейник, Наталья бросилась в ванную.
Воронову сразу стало легче. Он вытер лицо огромным носовым платком и бодро скомандовал:
— Пойдемте. Покажете ваши кошмарные реальные улики.
— Они в спальне… Но там нет света. Я специально его не включаю, чтобы не вызвать ненужных подозрений… Подождите, я сейчас принесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61