Или качалось на «тарзанке», как какой-нибудь семилетний мальчик. А стоило ему только увидеть Регину, ее глубокие глаза и такой самостоятельный шрам на щеке, как все его внутренние органы сбивались в кучу и еще долго не хотели отлипать друг от друга.
Регина почти переселилась к нему, но о дальнейших отношениях не было сказано ни слова. Она первая наложила на это табу. После одного-единственного разговора в постели.
Это была их вторая ночь, как раз после обыска на квартире Литвиновой.
Самым нежным голосом, на который он только был способен, Леля потребовал ясности в будущем. Это требование плевать хотело и на работу Регины, и на ожидающий ее тихий Безансон. Но и здесь Бадер оказалась на высоте.
— Обещай мне, что никогда не попросишь от меня никаких жертв, милый, — сказала она. — Ни жертв, ни жертвоприношений.
Леля выразился в том плане, что никаких жертв ему не нужно, но…
— Если я с тобой, то я — с тобой, — Регина поцеловала его в грудь. — Мы вместе, как же ты можешь желать большего?
— Вместе, но не совсем…
— Люди либо рядом, либо нет. «Не совсем» не бывает. Все очень просто. И жизнь вообще очень простая штука.
— Если ты уйдешь…
— Я не уйду.
— Но ты… Ты ведь совсем другая… Твоя работа и все эти люди вокруг тебя, все эти мужики, — Леля вдруг скатился на подленькую ревность. — Ваша работа, она предполагает…
Она не дала ему закончить:
— Ничего она не предполагает. Если ты думаешь, что меня можно соблазнить мешком денег, упакованным в штаны от Версаче, то ты глубоко ошибаешься. У меня психология некрасивого человека.
— Что ты сказала? — Леля засмеялся и обнял девушку. — Некрасивого человека?
— Я же рассказывала тебе, какой я была… И если бы не Вета…
Выслушивать панегирики рыжей Виолетте Сергеевне Леля был уже не в состоянии. Но благоразумно промолчал: Регина относилась к Гатти, как относятся к открытой кровоточащей ране — с максимальным вниманием и максимальной осторожностью.
— А для некрасивых ничто не имеет значения, кроме человеческой души.
— Конечно, они довольствуются малым, — неудачно пошутил Леля.
— Ну что ты… Некрасивые заглядывают в самые глубокие колодцы и берут по максимуму.
— Я надеюсь…
Он так до сих пор и не мог понять, что же нашла такая блестящая небожительница, как Регина Бадер, в нем, Леле. Ведь не на внешность же она купилась, в самом деле, не на рутинную работу следователя! Или в самой глубине колодца Лелиной души она увидела то, что ей всегда не хватало? Надо бы и самому заглянуть на досуге…
А сейчас — Дарья Литвинова.
Регина рассказывала о ней со сдержанной грустью, Гатти — с горьким цинизмом, но все сводилось к одному и тому же: Литвинова обожала мужчин и с их помощью решала все свои проблемы. После обыска и муторного составления необходимых бумаг и отчетов они с Региной снова отправились в «Доктор Ватсон». Там Регина поведала Леле о двух девушках, которые с самого основания агентства стали визитной карточкой «Калипсо», — Ксении Никольской и Дарье Литвиновой. Чуть позже к ним присоединилась Регина Бадер, которую Ксюха Никольская сразу же прозвала Бадер-Бадер (по аналогии с Баден-Баденом): отчасти из-за созвучия слов, отчасти из-за терапевтического воздействия, которое оказывала Регина на более темпераментных подруг. «Ты, Бадер-Бадер, прямо бальнеологический курорт в горах Шварцвальда, да и только», — любила подшучивать образованная шлюха.
Впрочем, их близкой дружбы хватило только на два года.
Потом девочки повзрослели и предпочли пробиваться в одиночку. Все, за исключением Литвиновой. Она просто физически не могла долго находиться одна — сказывалось горькое апатитское сиротство.
— Она была слишком зависима от мужчин, — сказала Регина Леле. — Может быть, именно это ее и погубило.
— Разве это плохо?
— Ты шовинист. Женщине нужно быть независимой, чтобы по-настоящему почувствовать, что она женщина, — улыбнулась Регина.
— А какие отношения были между Никольской и Литвиновой в последнее время? — Леле все еще не давало покоя то, что Никольская отказалась опознать фотографии Дарьи. Он бы с удовольствием спросил об этом саму Ксению, но та улетела в Прагу.
— Что ты имеешь в виду?
— Остались ли они хотя бы приятельницами?
— Не знаю… Мы давно не собирались вместе. И толком не разговаривали. Не думаю, чтобы они часто встречались. Если судить по последним двум годам, характер у Дарьи резко испортился. Всех женщин она считала конкурентками в борьбе за самцов, и это стало своего рода манией.
Бедняжка.
— Послушай, Регина, — Леля взял девушку за руку. — Я встречался с Никольской…
— Ты делаешь мне признание?
— Да нет же, господи, ты не так поняла… Я встречался с Никольской и показывал ей фотографии Дарьи. Но она сделала вид, что не узнала Литвинову. Сказала, что никогда не видела этой девушки. Как ты думаешь, почему она солгала?
— Это та самая фотография, которую вы нашли у банкира?
— Да. Но откуда ты знаешь?
— Вета рассказала мне о ней. Ты хранишь ее в нагрудном кармане, правда?
— Уже нет, — рассмеялся Леля.
— Правда?
— И все же… Ты ведь знаешь Никольскую, Регина. Чем это можно объяснить?
— Возможно, ей была неприятна сама фотография. — Регина замялась, подбирая слова. — Потому что она тоже была близка с банкиром.
— Как ты думаешь, почему она обрезана? — неожиданно спросил Леля.
— Кто?
— Фотография… Обычно такие огрызки с групповых снимков не дарят возлюбленным. Бадер наморщила лоб и закусила губу.
— Я не знаю, милый… Я правда не знаю.
— А что за роман был у Никольской с Радзивиллом? — сменил тему Леля. — Который до сих пор заставляет ее… м-м… быть не совсем адекватной?
— Ну хорошо, я расскажу… Я была посвящена в эту историю с Германом. И застала самое ее начало, можешь себе представить. Они прилетели во Францию на несколько дней, и Ксюша приезжала ко мне в Безансон. Тогда она была в восторге от Германа. А спустя совсем короткое время позвонила мне и сказала, что он подонок. И что она ушла от него. В подробности особенно не вдавалась. А я не стала настаивать. Теперь я думаю, что это как-то связано с коллекцией плеток в этом его доме.
Лицо Регины вдруг исказилось, а ноздри затрепетали от ненависти. Леля притих, жадно разглядывая лицо девушки: ты прекрасна и в гневе, любовь моя!
— А что произошло между Никольской и Гатти? — вздохнув, спросил он. Будь проклята сыщицкая доля, которая отрывает его от созерцания любимой.
— Это не имеет никакого отношения к делу, и мне не хотелось бы… Я уже говорила тебе — я на стороне Веты. Хотя и Ксюшу я не осуждаю…
— Она выступила против порядков в «Калипсо»? Потребовала прибавки к жалованью? Подняла бунт на корабле?
Регина улыбнулась, протянула руку через стол и взъерошила ему волосы.
— Будем считать, что так, дорогой мой Шерлок Холмс. И давай закроем тему.
Тема была благополучно закрыта, но что-то все равно тревожило Лелю. Латынь Никольской — вот что не выходило у него из головы. И что было первично, а что вторично — ее беглое цитирование библейских изречений или надпись на кнуте в комнате Агнешки Радзи-вилл? И кому принадлежал этот кнут, и в честь кого была выгравирована эта надпись? От самой Агнешки ничего нельзя было добиться. Она перешла совсем уж на дремучий польско-украинский, бросала трубки и не желала никого видеть. Следующим шагом вполне может быть самоубийство на могиле банкира. Такое развитие событий Леля тоже допускал. А пока она не сделала этого, расследование движется по унылому кругу с массой улик и двумя трупами, которым остается только обвинять друг друга. От самой очевидной версии «она сама его убила, а героин убил ее» Леля отбрыкивался руками и ногами: цены бы этой версии не было, будь в альпинистской связке Литвиновой и Радзивилла кто-то еще. Но этот «кто-то» отсутствовал напрочь.
Больше всего Лелю интересовала записная книжка покойной. Но, судя по всему, Литвинова уже давно ею не пользовалась. И к тому же была весьма неразборчива в связях. Во всяком случае — еще года два назад (именно к этому времени относилось большинство записей).
Он изучил книжку вдоль и поперек, и вся она была заполнена телефонами, именами и фамилиями мертвых, уехавших за рубеж или благополучно севших на длительные сроки мужчин. В большинстве случаев. Некоторые из этих фамилий были знакомы Леле. А с обладателем фамилии Кирсанов Леля в свое время столкнулся непосредственно.
Кирсанов был философичным хакером, продвинутому героину предпочитал марочку-другую старого доброго ЛСД и в свое время потряс Питер дерзким скачи-ванием денег со счетов нескольких коммерческих банков. На следствии, а потом и на суде Кирсанов умело разыграл сумасшедшего последователя синкретической секты «Вечный священный орден Херувимов и Серафимов». И под именем «баба-аладура» — «отца молящихся» — читал конвою и секретаршам суда проповеди и обещал божью благодать всем, кто примкнет к нему. Кирсанова отправили в психушку, из которой он вышел через полгода, чтобы покончить с собой в своей запущенной квартире на Пряжке. Его похоронили в прошлом ноябре.
У Кирсанова было много последователей — и среди употребляющих концептуальный ЛСД престарелых хиппи-"системников", и среди совсем молодой поросли хакеров-экстремистов, любителей «чистого искусства». Вот только в каком контексте кирсановский телефон мог появиться в записной книжке Литвиновой — Леля не знал. И где искать точки соприкосновения между покойной Литвиновой и покойным Кирсановым — тоже.
В записной книжке была и еще одна интересующая Лелю фамилия — «Машков».
О Всеволоде Машкове он впервые услышал от Регины и постарался собрать о нем всю имеющуюся информацию. Машков был управляющим банком средней руки, который оказался погребен под руинами финансового кризиса. После этого Машков выехал в Прагу, где у него была недвижимость, но затем его следы терялись. На запрос, посланный в Прагу, пришел ответ, что гражданин России Машков Всеволод Илларионович в настоящее время на территории Чехии не проживает. Но самым интересным оказалось то, что в середине девяностых Машков, перед тем как уйти на повышение, работал в одном из филиалов радзивилловского «Ирбиса».
В связи с этим была в очередной раз приглашена на беседу Эмма Александровна Радзивилл. Она-то и поведала Леле, что покойный муж на какое-то время приблизил к себе способного молодого клерка, он даже был вхож в их дом, но потом наступило внезапное охлаждение.
Еще бы не охлаждение, цинично подумал Леля, в упор разглядывая хищную физиономию вдовы. Должно быть, ты так щекотала парня своими усиками, что он бежал без оглядки. От тебя и от твоей поганой ящерицы.
Как бы то ни было, но найти Машкова не представлялось возможным, а возбуждать против него дело и совершать телодвижения в сторону Интерпола не было никаких оснований. Но в жиденькой колоде Лели оставалось еще две карты, значение которых ему предстояло определить. Не исключено, что они окажутся шестерками и Леля проиграет партию.
А если наоборот?
Еще во время обыска в заднем кармане джинсов Литвиновой, которые лежали на полке в шкафу, была найдена визитка: "Маркелов Денис Евгеньевич. Студия компьютерной графики «Автопилот».
Второй неожиданностью стала начинка компьютера покойной. Из нее выудили большое количество программ, которые с полным основанием можно было бы назвать хакерскими. Хорошенькая (что само по себе предполагает ограниченное число извилин) модель, которая балуется на досуге взломом серверов, — этого Леля и в страшном сне представить не мог. Но самое большое потрясение ждало его, когда ящик электронной почты покойной с соответствующей санкции был вскрыт. Его распечатка легла на стол Леле, и он даже присвистнул: судя по всему, в драме появляется новое действующее лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Регина почти переселилась к нему, но о дальнейших отношениях не было сказано ни слова. Она первая наложила на это табу. После одного-единственного разговора в постели.
Это была их вторая ночь, как раз после обыска на квартире Литвиновой.
Самым нежным голосом, на который он только был способен, Леля потребовал ясности в будущем. Это требование плевать хотело и на работу Регины, и на ожидающий ее тихий Безансон. Но и здесь Бадер оказалась на высоте.
— Обещай мне, что никогда не попросишь от меня никаких жертв, милый, — сказала она. — Ни жертв, ни жертвоприношений.
Леля выразился в том плане, что никаких жертв ему не нужно, но…
— Если я с тобой, то я — с тобой, — Регина поцеловала его в грудь. — Мы вместе, как же ты можешь желать большего?
— Вместе, но не совсем…
— Люди либо рядом, либо нет. «Не совсем» не бывает. Все очень просто. И жизнь вообще очень простая штука.
— Если ты уйдешь…
— Я не уйду.
— Но ты… Ты ведь совсем другая… Твоя работа и все эти люди вокруг тебя, все эти мужики, — Леля вдруг скатился на подленькую ревность. — Ваша работа, она предполагает…
Она не дала ему закончить:
— Ничего она не предполагает. Если ты думаешь, что меня можно соблазнить мешком денег, упакованным в штаны от Версаче, то ты глубоко ошибаешься. У меня психология некрасивого человека.
— Что ты сказала? — Леля засмеялся и обнял девушку. — Некрасивого человека?
— Я же рассказывала тебе, какой я была… И если бы не Вета…
Выслушивать панегирики рыжей Виолетте Сергеевне Леля был уже не в состоянии. Но благоразумно промолчал: Регина относилась к Гатти, как относятся к открытой кровоточащей ране — с максимальным вниманием и максимальной осторожностью.
— А для некрасивых ничто не имеет значения, кроме человеческой души.
— Конечно, они довольствуются малым, — неудачно пошутил Леля.
— Ну что ты… Некрасивые заглядывают в самые глубокие колодцы и берут по максимуму.
— Я надеюсь…
Он так до сих пор и не мог понять, что же нашла такая блестящая небожительница, как Регина Бадер, в нем, Леле. Ведь не на внешность же она купилась, в самом деле, не на рутинную работу следователя! Или в самой глубине колодца Лелиной души она увидела то, что ей всегда не хватало? Надо бы и самому заглянуть на досуге…
А сейчас — Дарья Литвинова.
Регина рассказывала о ней со сдержанной грустью, Гатти — с горьким цинизмом, но все сводилось к одному и тому же: Литвинова обожала мужчин и с их помощью решала все свои проблемы. После обыска и муторного составления необходимых бумаг и отчетов они с Региной снова отправились в «Доктор Ватсон». Там Регина поведала Леле о двух девушках, которые с самого основания агентства стали визитной карточкой «Калипсо», — Ксении Никольской и Дарье Литвиновой. Чуть позже к ним присоединилась Регина Бадер, которую Ксюха Никольская сразу же прозвала Бадер-Бадер (по аналогии с Баден-Баденом): отчасти из-за созвучия слов, отчасти из-за терапевтического воздействия, которое оказывала Регина на более темпераментных подруг. «Ты, Бадер-Бадер, прямо бальнеологический курорт в горах Шварцвальда, да и только», — любила подшучивать образованная шлюха.
Впрочем, их близкой дружбы хватило только на два года.
Потом девочки повзрослели и предпочли пробиваться в одиночку. Все, за исключением Литвиновой. Она просто физически не могла долго находиться одна — сказывалось горькое апатитское сиротство.
— Она была слишком зависима от мужчин, — сказала Регина Леле. — Может быть, именно это ее и погубило.
— Разве это плохо?
— Ты шовинист. Женщине нужно быть независимой, чтобы по-настоящему почувствовать, что она женщина, — улыбнулась Регина.
— А какие отношения были между Никольской и Литвиновой в последнее время? — Леле все еще не давало покоя то, что Никольская отказалась опознать фотографии Дарьи. Он бы с удовольствием спросил об этом саму Ксению, но та улетела в Прагу.
— Что ты имеешь в виду?
— Остались ли они хотя бы приятельницами?
— Не знаю… Мы давно не собирались вместе. И толком не разговаривали. Не думаю, чтобы они часто встречались. Если судить по последним двум годам, характер у Дарьи резко испортился. Всех женщин она считала конкурентками в борьбе за самцов, и это стало своего рода манией.
Бедняжка.
— Послушай, Регина, — Леля взял девушку за руку. — Я встречался с Никольской…
— Ты делаешь мне признание?
— Да нет же, господи, ты не так поняла… Я встречался с Никольской и показывал ей фотографии Дарьи. Но она сделала вид, что не узнала Литвинову. Сказала, что никогда не видела этой девушки. Как ты думаешь, почему она солгала?
— Это та самая фотография, которую вы нашли у банкира?
— Да. Но откуда ты знаешь?
— Вета рассказала мне о ней. Ты хранишь ее в нагрудном кармане, правда?
— Уже нет, — рассмеялся Леля.
— Правда?
— И все же… Ты ведь знаешь Никольскую, Регина. Чем это можно объяснить?
— Возможно, ей была неприятна сама фотография. — Регина замялась, подбирая слова. — Потому что она тоже была близка с банкиром.
— Как ты думаешь, почему она обрезана? — неожиданно спросил Леля.
— Кто?
— Фотография… Обычно такие огрызки с групповых снимков не дарят возлюбленным. Бадер наморщила лоб и закусила губу.
— Я не знаю, милый… Я правда не знаю.
— А что за роман был у Никольской с Радзивиллом? — сменил тему Леля. — Который до сих пор заставляет ее… м-м… быть не совсем адекватной?
— Ну хорошо, я расскажу… Я была посвящена в эту историю с Германом. И застала самое ее начало, можешь себе представить. Они прилетели во Францию на несколько дней, и Ксюша приезжала ко мне в Безансон. Тогда она была в восторге от Германа. А спустя совсем короткое время позвонила мне и сказала, что он подонок. И что она ушла от него. В подробности особенно не вдавалась. А я не стала настаивать. Теперь я думаю, что это как-то связано с коллекцией плеток в этом его доме.
Лицо Регины вдруг исказилось, а ноздри затрепетали от ненависти. Леля притих, жадно разглядывая лицо девушки: ты прекрасна и в гневе, любовь моя!
— А что произошло между Никольской и Гатти? — вздохнув, спросил он. Будь проклята сыщицкая доля, которая отрывает его от созерцания любимой.
— Это не имеет никакого отношения к делу, и мне не хотелось бы… Я уже говорила тебе — я на стороне Веты. Хотя и Ксюшу я не осуждаю…
— Она выступила против порядков в «Калипсо»? Потребовала прибавки к жалованью? Подняла бунт на корабле?
Регина улыбнулась, протянула руку через стол и взъерошила ему волосы.
— Будем считать, что так, дорогой мой Шерлок Холмс. И давай закроем тему.
Тема была благополучно закрыта, но что-то все равно тревожило Лелю. Латынь Никольской — вот что не выходило у него из головы. И что было первично, а что вторично — ее беглое цитирование библейских изречений или надпись на кнуте в комнате Агнешки Радзи-вилл? И кому принадлежал этот кнут, и в честь кого была выгравирована эта надпись? От самой Агнешки ничего нельзя было добиться. Она перешла совсем уж на дремучий польско-украинский, бросала трубки и не желала никого видеть. Следующим шагом вполне может быть самоубийство на могиле банкира. Такое развитие событий Леля тоже допускал. А пока она не сделала этого, расследование движется по унылому кругу с массой улик и двумя трупами, которым остается только обвинять друг друга. От самой очевидной версии «она сама его убила, а героин убил ее» Леля отбрыкивался руками и ногами: цены бы этой версии не было, будь в альпинистской связке Литвиновой и Радзивилла кто-то еще. Но этот «кто-то» отсутствовал напрочь.
Больше всего Лелю интересовала записная книжка покойной. Но, судя по всему, Литвинова уже давно ею не пользовалась. И к тому же была весьма неразборчива в связях. Во всяком случае — еще года два назад (именно к этому времени относилось большинство записей).
Он изучил книжку вдоль и поперек, и вся она была заполнена телефонами, именами и фамилиями мертвых, уехавших за рубеж или благополучно севших на длительные сроки мужчин. В большинстве случаев. Некоторые из этих фамилий были знакомы Леле. А с обладателем фамилии Кирсанов Леля в свое время столкнулся непосредственно.
Кирсанов был философичным хакером, продвинутому героину предпочитал марочку-другую старого доброго ЛСД и в свое время потряс Питер дерзким скачи-ванием денег со счетов нескольких коммерческих банков. На следствии, а потом и на суде Кирсанов умело разыграл сумасшедшего последователя синкретической секты «Вечный священный орден Херувимов и Серафимов». И под именем «баба-аладура» — «отца молящихся» — читал конвою и секретаршам суда проповеди и обещал божью благодать всем, кто примкнет к нему. Кирсанова отправили в психушку, из которой он вышел через полгода, чтобы покончить с собой в своей запущенной квартире на Пряжке. Его похоронили в прошлом ноябре.
У Кирсанова было много последователей — и среди употребляющих концептуальный ЛСД престарелых хиппи-"системников", и среди совсем молодой поросли хакеров-экстремистов, любителей «чистого искусства». Вот только в каком контексте кирсановский телефон мог появиться в записной книжке Литвиновой — Леля не знал. И где искать точки соприкосновения между покойной Литвиновой и покойным Кирсановым — тоже.
В записной книжке была и еще одна интересующая Лелю фамилия — «Машков».
О Всеволоде Машкове он впервые услышал от Регины и постарался собрать о нем всю имеющуюся информацию. Машков был управляющим банком средней руки, который оказался погребен под руинами финансового кризиса. После этого Машков выехал в Прагу, где у него была недвижимость, но затем его следы терялись. На запрос, посланный в Прагу, пришел ответ, что гражданин России Машков Всеволод Илларионович в настоящее время на территории Чехии не проживает. Но самым интересным оказалось то, что в середине девяностых Машков, перед тем как уйти на повышение, работал в одном из филиалов радзивилловского «Ирбиса».
В связи с этим была в очередной раз приглашена на беседу Эмма Александровна Радзивилл. Она-то и поведала Леле, что покойный муж на какое-то время приблизил к себе способного молодого клерка, он даже был вхож в их дом, но потом наступило внезапное охлаждение.
Еще бы не охлаждение, цинично подумал Леля, в упор разглядывая хищную физиономию вдовы. Должно быть, ты так щекотала парня своими усиками, что он бежал без оглядки. От тебя и от твоей поганой ящерицы.
Как бы то ни было, но найти Машкова не представлялось возможным, а возбуждать против него дело и совершать телодвижения в сторону Интерпола не было никаких оснований. Но в жиденькой колоде Лели оставалось еще две карты, значение которых ему предстояло определить. Не исключено, что они окажутся шестерками и Леля проиграет партию.
А если наоборот?
Еще во время обыска в заднем кармане джинсов Литвиновой, которые лежали на полке в шкафу, была найдена визитка: "Маркелов Денис Евгеньевич. Студия компьютерной графики «Автопилот».
Второй неожиданностью стала начинка компьютера покойной. Из нее выудили большое количество программ, которые с полным основанием можно было бы назвать хакерскими. Хорошенькая (что само по себе предполагает ограниченное число извилин) модель, которая балуется на досуге взломом серверов, — этого Леля и в страшном сне представить не мог. Но самое большое потрясение ждало его, когда ящик электронной почты покойной с соответствующей санкции был вскрыт. Его распечатка легла на стол Леле, и он даже присвистнул: судя по всему, в драме появляется новое действующее лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61